Об удивительных совпадениях, необычных историях и всякой

Об удивительных совпадениях, необычных историях и
всякой другой чертовщине в нашей жизни.
Каждый человек может вспомнить о случаях каких-то невероятных совпадений, об удивительных историях, случившихся в его жизни. Когда я однажды задумался об этом, то неожиданно сообразил, что в моей жизни
случилось так много удивительных совпадений, невероятных и необъяснимых историй и вообще всякой чертовщины, что захотелось вспомнить о них
и самому разобраться во всем этом.
Но вначале маленькое предисловие. Дело в том, что когда мы встречаем в литературе какую-то необычную историю, то очень часто появляется
мысль, что автор что-то додумывает, досказывает, приукрашивает, что такого на самом деле не может быть. Так вот я хочу сказать, что во всем, что я
буду рассказывать, нет ни одного слова выдумки, я ничего не додумывал,
не приукрашивал. Правда – есть одно исключение: некоторые имена могут
быть изменены по разным причинам: то ли по забывчивости (все-таки
очень много лет прошло, и некоторые имена стерлись из памяти) или по
разным другим причинам.
Начну сразу с самой удивительной истории в моей жизни. Некоторые
моменты этой истории совершенно необъяснимы и где-то за пределами
реальности, во всяком случае - мне так кажется. Однако начну по порядку.
Звонит мне одна знакомая, Оля, и говорит, что вот накануне, в общей компании я рассказывал об экстрасенсе, тоже Ольге, которая на расстоянии, по
представлению, может диагностировать человека. Я поясню, о чем речь: я
думаю о каком-то человеке или представляю его себе, а она «видит» этого
человека и диагностирует все его отклонения от нормы. Так вот не может
ли Ольга посмотреть ее дочку, у которой в локте, на сгибе правой руки, появилась какая-то подозрительная припухлость, шарик, уже много дней не
исчезающий. Я пообещал, но как то не придал значения, забыл об этом.
Через несколько дней Оля опять звонит и в волнении говорит, что у дочки в разных местах: подмышками, в паху, появились какие-то припухлости,
которые ее, Олю, очень беспокоят. Я опять пообещал и опять забыл. Если
точнее, то не забыл, а хотя я и сам был не раз при этих экспериментах, но
все равно мне это казалось чем-то невозможным, несерьезным, фантастическим и поэтому я как-то не предавал значения этим просьбам.
Через какое-то время третий звонок. Оля в панике: к самым серьезным
опасениям относительно дочери прибавилось еще одно, с внуком. Мальчику три годика, что-то с головкой, лежит в больнице. Мне стало страшно неудобно, и я пообещал завтра обязательно поехать к Ольге.
…..Я позвонил дежурному в отряд чтобы узнать – свободен ли я завтра и
узнаю, что завтра у меня вылет в Петропавловск Камчатский в 14.00. Ничего
себе: это значит надо из дома выезжать не позже десяти: два часа до Домодедово и полтора-два часа на подготовку к полету!
…..Рано утром, часов в восемь приезжаю к Ольге, дом на улице Чкалова,
прямо напротив Курского вокзала, извиняюсь за ранний визит и рассказываю ей о девочке и ребенке. Оля как-то очень нервно отнеслась к вопросу о
мальчике: нет, нет, ребенок, с головкой, в больнице, может быть потом…., а
потом замерла, закрыла глаза, черты лица, мне показалось, как-то обострились. Это продолжалось наверно около минуты, а потом она открыла глаза
и говорит, что у девочки ничего серьезного, это совершенно безобидная
опухоль (Оля назвала ее, но я забыл), а появились просто лимфатические
узелки. Но у нее другая проблема – придатки. Потом задумалась на несколько секунд и уточнила: правый придаток. Ей надо делать и пить настой
из таких-то травок……. А потом опять замерла на секунду: и у матери проблемы с придатками. Потом опять: с мальчиком потом, потом, не могу сейчас….. И вдруг опять закрыла глаза и говорит: у него задето правое полушарие и мозжечок, все, все, все….!! Я записал все это на бумажку, и перед
уходом спросил ее: Оля, как Вы на все это вышли: Олю я видел несколько
раз, а дочку и внука я вообще никогда не видел!? Она засмеялась - очень
просто: я вышла на Олю, о которой Вы невольно в это время думали, а через нее и на дочку и внука. Во как это оказывается просто!!!!!
……….Вышел я на улицу. Время в обрез, но почему-то вместо того, чтобы
спуститься в метро и за пару минут доехать до «Таганской», где у меня пересадка на мою линию, я пошел пешком, а это довольно большое расстояние. И пока я шел, меня мучала одна мысль: Мне надо во что бы то не стало
увидеть и успокоить Олю, а сделать это невозможно: она на работе в школе
(преподаватель физики), в какой школе – не знаю, выходить на нее через
общих знакомых – у меня нет ни минуты лишней! Караул!!! Но ведь мне
надо ее увидеть, ведь меня не будет четыре дня, а она с ума сходит от волнения!!! У меня в жизни не было случая, чтобы вот так необходимо было
немедленно увидеть конкретного человека. Когда я рассказывал комунибудь эту историю, меня обычно на этом месте спрашивали: и тут она идет
тебе навстречу? Не, я ее не встретил. Спустился в метро, зашел в вагон, сел,
открыл как обычно журнальчик или книгу, поезд тронулся. И тут меня кто-то
трогает за плечо. ЭТО БЫЛА ОНА!!!!! Стоит передо мной Оля, в руке авоська,
в авоське сверток в промокшей газетной бумаге, на пол капает вода. Мы
оба растерялись до предела, а она бормочет: я три часа ходила здесь, в
районе Таганки, искала тетю, и не нашла… Какая тетя, почему не нашла?
Моя тетя, но она уже четыре года живет здесь, но я адреса ее не знаю, вот
искала. … А что в авоське? А это я рыбу для нее из морозилки достала… Ой,
у меня же консультация сейчас перед экзаменами, меня же с работы выгонят!! Можете себе все это представить??? Ни с того, ни с сего вскочила рано
утром, схватила кусок рыбы из морозилки и рванула в район Таганки искать
тетю, которую не видела четыре года и адреса которой не знает!!?? И все
это вместо того, чтобы идти в школу?! Я вскочил, посадил ее на свое место,
в голове помутнение какое-то. Но это только начало.
Вспомнив где я был, я говорю: я был сейчас у Ольги….. и вдруг она меня перебивает: да, да вчера вечером дочка была на обследовании, у нее
ничего страшного нет, а по телу пошли какие-то лимфатические узелки. А
рано утром, перед моим уходом позвонил из больницы сын, он всю ночь
был с ребенком. Поздно вечером беседовал а профессором, нач. отделения. Тот сказал, что у мальчика задето правое полушарие и мозжечок!!!!!! Я
был в совершеннейшем ошеломлении, в шоке!! Вышли из вагона, идем к
выходу, и тут я спрашиваю: а как у дочки с придатками. Оля смотрит на меня: ну и вопросы Вы задаете! Оля, ну пожалуйста!......Да, говорит, у нее есть
проблема с одним придатком. А почему Вы спрашиваете? ОЛЯ, извините
меня, а у Вас есть эти проблемы? Ну, Марк…., у меня вообще катастрофа. А
почему такие вопросы? И тут я останавливаюсь, поворачиваюсь к ней лицом, достаю из нагрудного кармашка бумагу и подаю ей. Она читает: Ничего страшного..лимфатические узелки, …..придатки – правый, травки…у матери придатки…..правое полушарие…..мозжечок….. Надо было видеть ее
лицо! Я ничего подобного ни до, ни после этого не видел. Откуда она знает???? Не знаю. Мы молча вышли из метро, сели в троллейбус. Через не-
сколько остановок она вышла и я видел как она шла как деревянный человечек, как Буратинка, с болтающимися руками.
Вот, собственно вся история. И я хочу еще раз подчеркнуть, что тут нет
ни одного выдуманного слова. Я прекрасно понимаю, насколько все это
выглядит неправдоподобно. Но и это еще не конец. После окончания летной работы я устроился во Дворец пионером зав. тиром. И вот зашла ко
мне Зав. Спортивным отделом дворца Нина Андреевна. Так, посидеть, поболтать, что часто у нас бывало. Кстати: имя Нина минимум у половины всех
моих родных и знакомых дам, начиная с моей первой любви, жены и
невестки, и их тетушек. Да, так вот сидим мы с ней и разговариваем. Зашла
речь об экстрасенсах, тогда об этом много говорили, и я рассказал ей всю
эту историю. Я и сейчас–то, по прошествии многих лет, совсем спокойно
вспоминать о ней не могу, а уж тогда! Короче говоря, если верить знатокам,
что существует такая штука – аура, то она была кипящей тогда. И вот закончил я рассказ, налил воду в тяжелую толстую фаянсовую кружку воду, сунул
туда кипятильник чтобы попить кофе. Вода закипела, я вынимаю кипятильник, беру за ручку эту кружку, наливаю кипяток в стакан, и вдруг т-р-р-ы-к! –
кружка с кипятком летит на пол, а ручка у меня в руке! Мы оба вздрагиваем,
я бормочу что-то вроде того, что даже у металла бывает усталость, но хорошо, что вторая такая кружка есть, наливаю в другую кружку воду, включаю
кипятильник, наливаю в стакан и вы уже наверно догадываетесь: правильно
– вторая кружка с кипятком летит на пол и вторая ручка у меня в руке. Финальная сцена из «Ревизора»!!!!! Вот теперь все.
В этой истории меня больше всего потрясла наша встреча. Ведь я еще
спал, когда Оля вместо работы, схватив зачем-то из морозилки кусок рыбы,
рванулась на Таганку к тете, которой не видела четыре года и не знала ее
адреса, и три часа ходила по району, чтобы встретиться нам в метро на
станции «Таганская»!! Можно это объяснить только одним невероятным
совпадением, или тут какие-то другие силы действовали, нам неведомые?!
Мистика какая-то!!!
А теперь, как говорится - для разминки, две истории, связанные со
славным городом Торонто.
….Полетели мы с Ниной в Америку, первая неделя в Канаде, в Торонто, там
у меня племянник, Борис. Первый или второй вечер, сидим мы у Бори в
комнате, разговариваем. И тут Нина вспомнила, что у нее письмо от нашей
соседки своей подруге в Торонто. Миша спрашивает: \А телефон ее есть?
\Да, вот он на конверте. Боря набирает номер, разговаривает на английском, улыбается. Кладет трубку: \пошли, она этажом выше живет. Вот, собственно, вся история. Остается только добавить, что в Торонто на то время
(это было в 99-м году) было четыре миллиона жителей.
Вторая история еще более любопытная. После армии Илья, наш старший
внук, улетел в Канаду на полгода (это он так думал тогда). Дело в том, что
израильская молодежь после армии, прежде чем начинать серьезную
жизнь, т.е. работать, учиться, любит, как говориться, оттянуться по полной,
т.е. попутешествовать несколько месяцев по миру. Чаще всего их привлекает юго-восточная Азия. По этому пути пошел через несколько лет наш
младший, Йонатан, он три месяца пропутешествовал по Непалу, Лаосу,
Камбодже, Вьетнаму. А Илья решил в Канаде пожить несколько месяцев,
поработать. Прилетел в Торонто, снял комнату, живет.. Где то через месяц
заходит к нему хозяйка квартиры: Илья, я только что поинтересовалась у
мужа твоей фамилией, и ты из Москвы оказывается. А где ты жил Москве?
В районе Хорошевки. Ну подожди, говорит, я сейчас приду. Через пару
минут заходит, в руках небольшой альбом. Илья увидел: Ой! У меня дома
такой же! Это наш выпускной альбом! А это кто? Это Я! А это кто? А это
Оля Черняховская, мы с ней десять лет в одном классе учились. А Оля, хозяйка говорит, это наша дочка.
Еще одна история, оставшаяся для меня во многом необъяснимой
до сих пор: как я избежал исключения из училища. ареста, ГУЛАГа. а может
и смерти в нем. Вначале небольшое пояснение чтобы было понятно, о чем
пойдет речь.
1948-й год, наш учебный полк на аэродроме Ново-Щербиновка, летаем
на самолете Ут-2, это маленький двухместный самолет, наша летающая
парта. В каждой летной группе пять курсантов. Инструктор – лейтенант
Шебашов Иван Васильевич, ИВ, как мы его между собой называли, так я и
буду его, для простоты, называть. Я и сейчас, спустя почти семьдесят лет,
не могу о нем вспоминать равнодушно, а тогда мы его просто почти боготворили. Ну как же: это был наш непосредственный командир, наш инструктор, он учил нас летать! Мало того, что он был прекрасный человек,
он был еще и одним из лучших инструкторов полка. О последнем сужу вот
по чему: из ста тридцати курсантов – тридцать шесть не дошли до самостоятельного вылета, были отчислены «по летной неуспеваемости». И только
наша группа дошла без потерь. Я немного уточню: вначале у нас было
шесть человек, но потом одного, Женьку Тихомирова, моего лучшего друга, перевели к другому инструктору из-за отсева там. И Женька там недошел до самостоятельного вылета и был отчислен и направлен дослуживать
в караульную роту. ИВ очень жалел, говорил, что у Жени все получалось
неплохо, и что он довел бы его до конца.
Окончились полеты, летные экзамены. Меня проверял командир боевого полка ЛА-5-ых. Показал я ему в пилотажной зоне все, чему учили: три
витка штопора, глубокий вираж, переворот, бочку, боевой разворот, а от
него ни слова. Что ему еще, думаю, взял, и комплекс крутанул: переворотпетля-боевой. Он повернулся ко мне и рукой вниз показа: поехали домой!
Это хотя и не имеет отношения к основной теме, но – приятно вспомнить.
Нашил я второй шеврон на рукав и собираюсь в отпуск, в Москву. Накануне отъезда встречаю Женьку в столовой, он пришел с ведрами получать
обед для караула. Поговорили мы с ним о том, о сем, а перед расставанием он неожиданно сказал: Бывай, Марк, в Москве встретимся. Я как-то не
придал этому значения, ну сказал и сказал.
Да, рассекаю я, семнадцатилетний пацан по Москве, клеши, как говорили, шириной с Черное море, на ленточке бескозырки «Военно-Морское
авиа-училище», два шеврона на рукаве (второй курс, не салага), девчонки
вслед оглядываются. Как вспомнишь, так вздрогнешь.
В один прекрасный день у меня дома появляется Женя Тихомиров. В
гражданской одежде, в кепочке, в руке авоська с небольшим сверточком.
Рассказал, что неожиданно демобилизовали, дали об этом справку, паспорт по этой справке выдадут дома, в Кашине. Мы с ним несколько часов
пробродили по Москве и я проводил его на вокзал.
Первое, что я узнал по приезде в училище, что Тихомиров дезертировал,
уехал в неизвестном направлении. У меня, конечно, хватило ума не рассказывать о том, что было в Москве. А потом одного за другим начали дергатьребят на «беседы». Сначала всех из нашей летной группы, потом почти
всю эскадрилью, потом с некоторыми офицерами беседовали. Допрашивали все его окружение, всех приятелей, всех офицеров. Не вызывали
только одного - меня, его самого близкого друга. СМейчас нам все кажется
понятным, а тогда…. ну не вызывали, так не вызывали.
А через некоторое время я получаю очень странное письмо от мамы:на
конверте мой адрес написан черными чернилами, а обратный, мамин,
красными. Открываю конверт, а там письмо от Женьки!! Он спрашивает –
как дела, много ли он шухера наделал?А заканчивается письмо загадочной
фразой: ты пиши ответ на мамин адрес, а я в дороге письмо перехвачу.
Можете считать меня молодым дурачком, недоумком, идиотом, мне нечего возразить, но ответ я написал на последнем часе занятий и перед обедом хотел отправить его. Тут маленькое объяснение. Написанные письма
мы клали на определенную тумбочку в кубрике, с которой их забирал почтальон, наш курсант, и относил на почту. Сюда же клал и полученную почту. Таким образом все было под контролем: и отправка писем, и их получение. После конца занятий, еще в учебном корпусе, я зашел в туалет и
там встретил своего бывшего инструктора, моего любимого Ива, рассказал
ему о письме. Он прямо на глазах побледнел: - ты отправил письмо???
.Нет, вот оно в кармане. =Иди запрись в кабинке, порви его на мелкие кусочки, спусти, смой, еще раз смой. И никому!!! Ты понял??? Никому ни
слова!!!! Вот, собственно, вся история. Но вопросов осталось много.
Тогшда я об этом не ду3мал, но с годами меня стали мучать эти вопросы.
Ведь понятно, что меня, самого близкого его друга, не случайно не допрашивали, я был под плотным контролем. Если бы я отпраквил письмо, то
мне бы при первом же допросе ткнули его в морду и»раскололи через три
минуты.Знгание о преступлении и недоносительство о нем, это то же престувление, а дезертирство из армии, это очень серьезное преступление. Да
и без письма, просто по подозрению много ли со мной надо было возиться, чтобы заставить говорить что надо? Вобщем – одни загадки – почему
меня не тронули.
Прошло больше половины века, и я как то рассказал эту историю приятелю. А он на другой день приходит ко мне и говорит: = Марк, а я знаю что
у тебя тогда произошло ???? Ты помнишь эту старую хасидскую притчу?
Я расскажу ее. =Наводнение, вода поднимается к крыше дома. На крыше
сидит старый еврей, молится. Подходит лодка, лодочник говорит: спускайся, старик, в лодку, погибнешь. Старик отвечает – Бог не допустит! Вода
выше поднимается, к крыше подходит. Снижается над ним вертолет, лестницу спускает: поднимайся, старик, погибнешь, а в ответ опять: Бог не до-
пустит! Ну, вода еще поднялась и погиб старый еврей. И возопил он там:
Боже, я так верил тебе, как же ты допустил?!?! А в ответ услышал: А кто посылал к тебе первого ангела, лодочника? А кто посылал к тебе второго ангела в вертолете?? Но если ты сам захотел смерти, то что я мог сделать?
Да, вспомнили мы с ним эту притчу, а он говорит: Вот смотри, нашелся там
у них кто то, который пожалел тебя, дурачка, решил спасти и послал то
письмо: обрати внимание на красный цвет адреса! Красный цвет – цвет
тревоги!!! Это был твой первый ангел. А ты, дурачок, письмо пишешь, в
капкан лезешь. И тогда, в последнюю минуту он посылает тебе второго ангела, инструктора твоего. И молиться за него ты должен до конца жизни.
Вот и думайте тут, что хотите. Кстати: пока я был в училище , Женьку не
нашли . Я уверенно так говорю потому, что суда над ним не было, а по закону дезертиров судят в части, откуда он дезертировал. Ну а я вот как-то
по лезвию проскочил.
……….Раз я взялся рассказывать о всякой «чертовщине», то без экстрасен
сов нам не обойтись. Когда речь заходит об экстрасенсах, то, прежде всего
говорят о том: могут они лечить или нет. А я всегда думаю о том: существует ли само это явление, можно ли этому верить? Меня все это очень
интересовало. А потом получилось так, что у меня появились знакомые
экстрасенсы, больше того: даже среди очень близких людей. Я присутствовал при многих опытах, экспериментах, как хотите это называйте, причем –
это не на сцене, а в домашних условиях, в своей компании. Все это казалось мне настолько фантастичным, нереальным, что я пытался объяснить
это чем угодно: догадкой, невольной подсказкой, психологией, имеющейся информацией. Чем угодно, но только не тем, что он (она) действительно
это видит, чувствует… Но среди многих виденных мной историй есть такие,
которые я, про себя, называю «с абсолютной проверкой», то есть такие,
где на сто процентов исключена всякая возможность что-то знать, предвидеть, догадываться, иметь какую-то информацию. Вот несколько таких историй я расскажу. Но еще раз повторю: ни одного слова выдуманного в
них не будет.
Я вернулся домой из рейса в два часа ночи. Нина спала, я ее будить
не стал, она вечером вернулась из подмосковного дома отдыха, каталась
на лыжах. А когда я утром проснулся, она уже ушла на работу, так что я ее
не видел. Это очень важно, запомните. А вечером я поехал к Леночке, в
очень близкую мне семью. Леночку я знал «с младых ногтей», она стала
потом могучим экстрасенсом, Джуна, как говорится, рядом не сидела. Но
тогда она еще сама всех своих возможностей не знала. Я уж не помню: по
какому поводу в тот день гости собирались. Потом и Нина туда прямо с
работы приехала. Она что-то плохо себя чувствовала и неважно выглядела.
После общего застолья народ собрался у телевизора, а мы с Леночкой
сидим болтаем. И тут я вспомнил, что известный в Москве сенс Иванов
делал совершенно необычный опыт: ставил перед человеком стул и предлагал мысленно посадить на него хорошо знакомого человека, ну – представить себе, что сидит на стуле человек, а он подходил, руками находил
ауру этого человека и рассказывал о всех его прошлых и настоящих более
или менее серьезных болезнях. И тут я говорю: а давай попробуем! =Дядя
Марк, а разве так можно? =А давай попробуем!= Я сел, передо мной пустой стул. Я не долго думал: ну кого я лучше знаю, чем собственную жену?
И вот я напрягся и представил себе, сидящую на стуле Нину. Леночка подошла, к стулу сзади, повела руками как бы вокруг сидящего на стуле тела
и вдруг с испугом сказала: = Дядя Марк, сидит человек!!! Повела руками
вдоль «тела» и вдруг говорит: =Правая нога, ниже колена, что-то ужасное!
Я сразу хотел закончить эту историю: я же знаю, что у Нины с ногами все в
порядке. А Лена говорит, что на шее что-то есть. Ну вот, думаю, она же понимает, что я «посадил» не ребенка, а у кого же из взрослых людей не
было ангины, операции с гландами. Надо кончать. А потом вдруг вспомнил: у Нины в детстве была страшная болезнь – общее заражение крови,
чудом осталась жива, остался шрам на шее и деформирован левый локоть.
Да, чуть не забыл: она сказала, что я могу не напрягаться, могу вообще отвернуться от стула, вот он, человек, никуда уже не денется. И про левый
локоть она мне тоже сказала! И еще рассказала про следы нескольких болезней, о которых никто не знал кроме меня и ее мамы. А потом опять о
левой ноге! А это же явная глупость!
Тут произошел эпизод для меня совершенно непонятный. Перед тем,
как убрать стул, Лена пытается руками «убрать» как она говорит, с него сидящего человека, у нее ничего не получается, она нервничает: =Сидит человек, никак не могу его снять. Дядя Марк, ну помогите же мне, пожалуйста!!. Я в недоумении: как я могу помочь, а потом я вдруг представил себе,
что вот Нина встала со стула и пошла к сидящим у телевизора людям. И в
этот момент Леночка сказала: Спасибо, дядя Марк! А потом она говорит:
Этот человек очень плохо себя чувствует, сейчас я его приведу в норму.
Через минуту я взглянул на Нину: она веселая, разрумянившаяся, что-то
весело рассказывала.
Пошли мы с Леночкой в ванную, закрылись там, и она меня спрашивает: Ну
как??? =А ты знаешь кто это был? =Откуда я знаю, а кто? =Нина. =Ой, как
хорошо! Значит Вы точно можете сказать – что совпало! =Знаешь, ты все
очень точно сказала, кроме левой ноги. С ногой то я точно знаю, что все в
порядке. =Дядя Марк, в районе левой ноги, ниже колена, я руку опускала в
страшную боль! Ну ладно. Все гости начинают расходиться. И мы с Ниной
одеваемся. А Леночка все вокруг Нины крутится, и вдруг спрашивает: Тетя
Нина, у Вас нога не болит? Нина выпрямилась, она в это время сапожки
одевала: Ты знаешь, Леночка, я даже Марку еще об этом не сказала: в
предпоследний день я упала и очень сильно ушибла правую ногу, но все
равно продолжала на лыжах кататься. Девочки лечили меня, йодом сеточку
нарисовали на месте ушиба, это боль вроде снимает. Да вот посмотри. Она
приподнимает правую брючину, а там, на щиколотке, эта самая сеточка, а
под ней большая сизо-красная опухоль. У нас с Леной челюсти отвисли!!!
Больше мне прибавить к этой истории нечего.
Вот еще несколько небольших историй.
Лена разговаривает по телефону с Олей, женой Нининого брата, она больна, плохо себя чувствует. НЕ помню о чем был разговор, но дело и не в
этом. Вдруг Лена спрашивает: Оля, что такое, что у тебя с затылком? А та
отвечает, что она лежит на диване на спине, головой не на подушке, а затылком на вертикальной доске в головах, по-видимому передавила какойто сосуд и вдруг почувствовала сильную и резкую боль.
Мой друг, Алексей Новобытов (в таких случаях говорят Царствие ему
небесное, это был самый большой, самый близкий мой друг) лежит в
больнице, в онкологии. Звонит в панике Нина, его жена (я уже говорил,
что меня почти одни Нины окружали). Говорит, что у Леши вдруг поднялась температура до сорока, врачи не поймут – в чем дело. Я был в этот
вечер в том же доме, и там была Ленина подруга Таня. Эта чудо-девочка
видела человека как на рентгене. Я рассказал ей о Леше, спросил, что может быть причиной такого скачка температуры. Она отошла в прихожую,
села, закрыла глаза и пару минут сидела окаменевшая, с совершенно замершим лицом. А потом как бы очнулась, пришла в себя и сказала, что у
Леши очаг воспаления в левом легком, внизу. На другой день рентген по-
казал скопление жидкости на дне левого легкого. Откачали жидкость,
температура спала.
Еще одна совсем коротенькая история, вернее – эпизод. На столе
лежит обычная маленькая длинная круглая батарейка, полтора вольта.
Лена кладет на нее лист бумаги и предлагает каждому положить на нее
руку на пару секунд. Все проделали это, батарейка – ноль внимания и
фунт презрения. Лена сама кладет свою ладошку. Поднимает бумагу,
смотрим: батарейка потекла!
Сидим в гостинице, в Хабаровске, разговариваем. На столе стакан с водой, в стакане кипятильник. Когда вода закипела я, вынимая кипятильник, опрокинул стакан с кипятком на свою руку. Мгновенно, не подумав, схватил жесткое вафельное полотенце и провел по обожженному
месту, сорвав с него кожу. Открытая рана, клочки кожи по краям, сильная
боль. Что-то сделали, перевязали и все решили, что мне теперь недели
две ходить с повязкой пока рана заживет.
В день прилета, вечером, я был у Лены. Она обратила внимание на
мою руку, я рассказал что произошло. Она попросила снять повязку, я
положил руку на стол, и Лена стала водить своей ладонью над ней, продолжая о чем то разговаривать. Через пару минут я почувствовал, что
боль утихла, а еще минут через пять-шесть с изумлением увидел, что ранка подсохла, мокрые лоскутки кожи стали жесткими и осыпались при
прикосновении. А самое невероятное, что на месте раны появилась тонкая красная новая кожица!!
На другой день мы опять улетели в Хабаровск или Петропавловск, не
помню. После нескольких часов полета кто-то из ребят вспомнил: Марк,
как рука? Я показываю: на месте раны – красная молодая кожица, на ней
даже уже появились попилярные линии (кажется так это называется) как
и на всей коже. Ребята смотрели, гладили, щупали, не веря своим глазам.
Я много еще подобных историй могу рассказать, но это уже может и
надоесть. Закончу историей о таком совпадении, какое, как я однажды
сказал, может быть с одним из миллиона и то один раз в сто лет. Может –
преувеличиваю, судите сами.
В первых числах января 1952-го года я прибыл в свой первый минноторпедный полк на аэродром Романовка, около Владивостока. А двадцать четвертого февраля, на другой день после празднования Дня Красной Армии, был снят на месяц с летной работы за пьянство и отправлен
командиром взвода от нашей дивизии на ВВС-овсеие лесозаготовки в
сопки на Шкотовском плато. На лесоповал, стало быть. Немного проясню:
я был самым молодым летчиком в полку, в дивизии, на всем ВВС ТОФ,
самым наверно напьющим (или малопьющим) офицером в полку, единственным человеком с неславянской фамилией. Нет, был еще один - командир полка подполковник Любарский, последняя сволочь. Я немного
отступаю от темы, но не могу этого не вспомнить. Он был в отпуске в это
время, а когда я через месяц вернулся, то он не подумал вызвать меня
чтобы познакомиться с молодым офицером, узнать от меня, что же произошло на самом деле. Но дешевую популярность получить за счет меня,
это хорошо. На офицерском собрании полка он вдруг закричал: Алкоголики, встать! Все сидят. Он второй раз: Алкоголики, встать! Все сидят. Лейтенант Эдельштейн, Вы не слышите, я к Вам обращаюсь! Я встаю под общий хохот. С этого дня за мной укрепилась кличка – алкаш. Я все-таки отвел душу, высказал ему все, что я о нем думал: мы встретились с ним ночью в поезде, в одном купе. Правда я был уже тогда в другой дивизии. Ну
ладно, вернемся к нашим баранам.
Все матросы моего взвода, или почти все, старше меня, я в своей
жизни не срубил ни одного прутика, но руковожу лесоповалом. Считалось, что мы каждую неделю проводим политзанятия со своими взводами. Само собой разумеется, что клали мы не это все, что полагается, но
правом готовится к политзанятиям один день в неделю вместо лесосеки
естественно не пренебрегали. И вот в один такой день сидим мы в нашем
рубленном домике со стариком капитаном , попиваем спиртик, он побольше, а я поменьше, и болтаем на разные темы. Готовимся, стало быть
к занятиям. Я сказал – со стариком капитаном. Это мне так казалось тогда:
ему было тогда наверно лет сорок, но мне-то был двадцать один год! Он
мне говорит: Ты знаешь, Марк, за время войны я видел море крови, горы
трупов, но когда умирать буду, буду, наверно, не это вспоминать, а глаза
человека, на моих глазах сходящего с ума. И начинает рассказ, который я
запомнил почти дословно, хотя и прошло уже более полувека.
Я уже отслужил в армии был в запасе, но в начале войны меня сразу
забрали и назначили командиром роты ополченцев. Моя рота, это около
трехсот человек, размещалась на третьем этаже школьного здания в Замоскваречьи. Ты же москвич, знаешь район Замоскваречья? =Знаю, товарищ капитан. Ну вот. И вот 28-го августа пошел я вечером к своей бабе на
Калужскую площадь. Знаешь Калужскую площадь? =Знаю, товарищ капитан. Ну вот. А рано утром, еще только рассветало, старшина мой ломится в
дверь: Командир, разбомбили, вся рота погибла!!! Прибегаем к школе, а
на месте четырехэтажной школы – куча дымящихся развалин! В здание
попала тонная бомба. Начался гигантский пожар: парты, столы, кругом
дерево.А ведь это центр Москвы: рядом центральные мосты, Могэс,
Кремль! Съехались десятки пожарных машин. А внизу, в бомбоубежище,
около четырехсот женщин, детей! Когда мы прибежали, уже отбой тревоги был, пожар затушили, идут раскопки завалов, спасательные работы. На
узкой улочке около развалин две кучи: которая побольше – тела погибших, которая поменьше узелочки с вещами, которые у женщин с собой
были. Вокруг – оцепление, посторонних не пускают. И вижу – один мужик
прорывается через оцепление. Его не пускают, а он рвется: сын у меня
там, сын!!! Как сейчас помню его: в полупальто из желтого рыбьего меха,
шапка такая же, усики. И он еще прихрамывал. И вдруг он увидел у кого
то на руках своего убитого сына с разбитой головой. Схватил его: сынок,
сынок!! А глаза…., ты был Марк, в Третьяковке? =Б-был, товарищ капитан.
=Помнишь глаза Ивана Грозного? =П-п-омню, товарищ капитан. Вот и у
него такие: вылезшие из орбит, желтые! С ума человек сходит!! А потом
он вдруг дернулся: Это ж не он, не он!!! Передал кому-то мальчика и рванулся в развалины. Марк, что с тобой?? Трясет меня, ты что, что с тобой?
А у меня глотку сжало, звук произнести не могу. Он трясет меня, сам перепугался. Наконец я смог говорить: Товарищ капитан, Вы же про меня и
про моего отца рассказываете!! Как так?? =А так! Вы все точно рассказали, только это было не 28-го, а 26-го августа. Земский переулок дом пять,
638-я школа. =Правильно, Земский, 638-я, откуда ты знаешь? =А я в этой
школе учился, а жил в доме номер десять, напротив школы. Мы с мамой
были внизу, в бомбоубежище, нас на третьи сутки вытащили. Это был самый большой очаг поражения в Москве за всю войну: Около семисот человек погибло в одном здании: женщин, детей, ополченцев. А живых
осталось, как говорили, примерно человек двадцать. А не раненых восемь или десять. Мы с мамой в том числе. Ау папы была куртка из нерпы
и шапка такая, и усы. Он дежурил на крыше нашего двухэтажного дома со
щипцами – зажигалки сбрасывать. Его снесло волной, но как то удачно: он
упал на сарайчик, проломив его крышу, и только ногу повредил, только
хромал. Эту историю, как он мертвого ребенка принял за меня, я слышал
сто раз и от него, и от мамы, от брата и сестры., от соседей.
Он обнял меня: Ну, Марк, Ну, Марк! Стоим обнявшись, и у обоих слезы. Потом наливает пол солдатской кружки спирта: Пей, Марк! Да Вы что,
я сдохну от такого! =Выпей, ничего! Я выпил, запил, что-то он дал закусить, и почти сразу свалился, а он, пока я засыпал, все гладил меня и поаторял: Ну, Марк…, ну, Марк….
Кончился наш лесоповал, и пока я был в этом полку он приезжал в
воскресенье на своем «Урале» я садился в коляску и мы ехали к нему в
Шкотово, это наш райцентр, там меня встречала у накрытого стола его
жена, которая называла меня - сынок.