Constructing an Ossetian ethnic religion: ethics of ethnicity

Жанна Кормина
Риторика и практика мученичества в современном российском православии
В своей знаменитой монографии «Культ святых. Его становление и роль в латинском
христианстве» (Chicago, 1981, русский перевод – 2004 г.) британский историк П. Браун
рассказывает о появлении и процессе институализации в раннем христианстве такой
важной его составляющей, как почитание живыми особого рода умерших, которым
приписывается обладание, посмертно, харизмой святости. Работа Брауна отчасти
породила, а отчасти стимулировала академическую традицию изучения христианских
святых методами социальной истории и антропологии. Отвечая на вопросы кто (какие
социальные группы), почему, каким образом почитал или же почитает того или иного
святого, изучая семантику и прагматику религиозных практик, связанных с культом
святых, эти исследователи в действительности пишут о распределении власти в обществе,
о трансформации социальных и политических институтов, гендерных режимах
религиозности и прочих социальных проблемах.
Зачем Церкви святые? Теологический ответ на этот вопрос был дан блаженным
Августином, когда он полемизировал с манихеями, обвинявшими чтивших память
мучеников христиан, в поклонении идолам: «Это правда, что христиане чтут память своих
мучеников, и воодушевляясь на подражание им, и для стяжания их добродетели, и для
помощи в молитве» (Против Фавста-манихея, XX, 21). Иными словами, для
христианского верующего святой – это одновременно и образец для подражания, и
медиатор-помощник.
Зачем Церкви новые святые? Вероятно, в новых святых заново артикулируются и
редактируются (иногда незаметно для самих творцов новых святых) образы и концепции
святости, а также утверждается актуальность и неизменность древних догматических и
этических установок. Чтобы удовлетворить этим функциям, святые должны быть (1)
актуальными, их христианская миссия – понятной верующим, дабы их христианский
подвиг можно было бы повторить в современных условиях; (2) к тому же они должны
быть легко узнаваемы с точки зрения их социальной идентичности и иметь общий с их
почитателями жизненный опыт. Первое свойство современного святого делает его или ее
идеальным примером для подражания, второй – идеальным помощником, тем, кто может
понять горести и беды своих почитателей. Иногда эти два аспекта модели святого
совпадают в одном лице, в некоторых же случаях святой или святая становится прежде
всего моделью для подражания или, наоборот, помощником. Примером святого-примера
1
для подражания является не канонизированный, но весьма известный и почитаемый в
православной среде «мученик воин» Евгений Родионов, солдат срочной службы,
погибший в Чечне в 1996 году. Яркие примеры святого-помощника – св. Ксения
Петербургская, прославленная РПЦ в 1988 году, и св. Матрона Московская,
канонизированная к всецерковному почитанию в 2004 году.
В настоящем докладе будут представлены результаты исследования, посвященного
изучению культа святых в современном российском православии, точнее, процессу
создания новых современных святых. Святость понимается здесь как результат
социального взаимодействия, т.е. отношений конкуренции, доминирования и
сопротивления разных участников этих переговоров. Она возникает в результате споров,
переговоров и компромиссов, и ее легитимность (и/или ее основания) зачастую вызывает
сомнения как у части религиозных функционеров, так и простых верующих и в любой
момент может быть оспорена. В православной практике существуют разные типы святых,
предлагающие верующим различные модели поведения, образцы, которым нужно
следовать или хотя бы стремиться. В докладе речь пойдет о таком специфическом типе
святости, как мученичество. Будут рассмотрены разные, конкурирующие, варианты
мученичества, сосуществующие в рамках современных православных и
околоправославных дискурсов. Полярные фигуры в семантическом поле православного
мученичества – это новомученики, официально именуемые «новомучениками и
исповедниками, в земле Российской просиявшими», c одной стороны, и
неканонизированные современные православные герои, мученики, такие как Евгений
Родионов, - с другой. В отличие от собственно мучеников, погибавших за свою веру от
рук преследователей христианства в первые века его существования, новые мученики,
понимаемые как отдельный агиологический тип, пострадали в новое или новейшее время.
В обоих случаях гонителями были проводники официальной политики государства –
языческого в Римской империи, исламского – в Османской Турции, атеистических
коммунистических режимов в XX веке. При этом зачастую образы новомучеников и
инициативы по их канонизации имеют национально-патриотические коннотации, т.е.
прямо связаны с попытками той или иной национальной автокефальной церкви осмыслить
специфичность своего исторического пути и миссии.
Культ новомучеников с большим трудом приживается в православной практике; вместо
не имеющих тел и могил полутора тысяч канонизированных клириков и иерархов церкви
верующие выдвигают новые канонизационные проекты – мучеников, вроде
упоминавшегося Евгения Родионова.
2
Особняком в ряду святых, терпящих физические мучения, стоят такие новые святые, как
старицы, в портретах которых также исключительно важна тема мученичества.
Мученичество предполагает физические страдания за веру и всех перечисленных выше
героев объединяет их страдание. Однако что их отличает, так это те враги, через которых
он или она эти страдания получает: для новомучеников это советское государство; в
случае с Родионовым и подобными – мусульмане или другие «враги русского народа».
Для стариц же мучение сосредоточено прямо в их телах – они слепы, парализованы и т.п.
Если мученики и новомученики погибают и именно так становятся святыми, то для
стариц смерть является частью повседневного существования, проявляясь в
инвалидности, недвижимости, слепоте, запахе. Телесные деформации делают их, в
терминологии Мэри Дуглас, аномалиями и при жизни выдвигают за пределы обыденного
социального мира, обеспечивая ореол святости.
Основываясь на собственных полевых материалах и привлекая иные источники
(агиографические материалы, воспоминания, публицистику, документальные фильмы), я
буду анализировать «дискурсивные войны», ведущиеся вокруг «формулы» святости
мученичества.
Следует отметить, что агиография и практика почитания святого оказываются в сложных
отношениях взаимосвязи как функциональной, так и логической. Вообще, православная
практика канонизации предполагает следующую логику: чтобы быть прославленным
Церковью, святой должен уже являться объектом почитания, чему должны быть
свидетельства. Поэтому именно практика обращения к еще живому или уже почившему
подвижнику приводит к появлению тех свидетельств о чудесах, которые будут отражены
в его житии или материалах для составления жития, представляемых в специальные
комиссии по канонизации. Именно эти свидетельства будут способствовать его
причислению к лику святых. Но порой можно смело утверждать, что агиографические
сочинения не только отражают сложившийся культ святого, но и активно участвуют в его
становлении, популяризируя, а то и инициируя его, и превращая из узколокального в
общецерковный. Именно такой была «духовная карьера» Матроны Московской: в 1993
году издательством подмосковного Ново-Голутвина монастыря было опубликовано ее
«протожитие» – собранные воспоминания нескольких знавших ее людей; в конце 1990-х
годов будущая святая попала в поле внимания влиятельных церковных деятелей,
состоялось перенесение ее мощей с Даниловского кладбища в восстанавливавшийся тогда
Покровский женский монастырь, затем проведена канонизация и на основании
3
упомянутых воспоминаний, приведенных в соответствие с требованиями
агиографического литературного этикета и агиологическими нормами, написано ее
«официальное» житие.
Для прославления святого может быть использован не только административный, как
было в случае со св. Матроной, но и иной властный ресурс. Порой за канонизационным
проектом стоит агиографическое творчество и инициатива одного человека, имеющего
навык создания письменных текстов и доступ к издательской индустрии. Такими людьми
становятся православные краеведы и журналисты, профессионалы или любители,
работающие в провинциальных СМИ. Впрочем, не только провинциальных – первая
книга, собравшая истории о нескольких современных старицах «Матушки земли
русской», была написана сотрудницей московского журнала «Литературная учеба» и
опубликована в издательстве этого журнала, а автор сочинений о старице схимонахине
Макарии и энергичный популяризатор ее почитания Генадий Дурасов начинал как
специалист по народной культуре Северной России и писал когда-то вполне
академические, хотя и не лишенные налета патриотической сентиментальности,
сочинения о каргопольской глиняной игрушке, деревенской частушке и т.п.
Можем ли мы считать, что современные святые порождены исключительно творческим
воображением авторов житийной литературы? В определенном смысле это так и есть.
Существенным доказательством может служить отказ канонизационной комиссии
Русской православной церкви в прославлении Евгения Родионова. После проверки
предоставленных комиссии свидетельств святости воина Евгения, составленных в
значительной степени его матерью, комиссия пришла к выводу о неубедительности и
недостаточности доказательств его святости, прямо заявив, что они строятся на
ненадежных источниках. И все-таки любая такая инциатива предполагает наличие по
крайней мере двух «надежных источников», делающих ее убедительной. Во-первых, это
определенная внетекстовая реальность, связанная с фигурой святого – подтверждения
существования такого человека. Во-вторых, это определенная нарративная традиция,
успешное следование которой повышает шансы агиографов на то, чтобы сделать этого
человека святым. Использование типических житийных сюжетов, литературных приемов,
в общем, и создает образ святого.
4