Киали: мертвый сон в пустыне - здесь
advertisement
Юкако Кабеи Киели Мертвый сон в пустыне Одинокая девочка. Бессмертный солдат. Необыкновенная романтика. Киели - замкнутая девочка, отличающаяся своей способностью видеть призраков. Её единственный друг - её «соседка» Бекка, дух недавно умершей студентки, всё ещё обитающий в спальне Киели. В один миг привычная жизнь Киели переворачивается в ног на голову, когда она встречает красивого, но холодного Харви, который также видит призраков. Оказывается, он один из легендарных Бессмертных - солдат, созданных для войны и теперь преследуемых Церковью. Киели присоединяется к Харви, который путешествует с целью упокоить живущий в радио дух капрала. Как ни странно, именно в этом путешествии она чувствует, что, возможно, наконец нашла свое место в мире. А Харви, возможно, находит в Киели причину жить дальше. Манга-адаптация «Киели» была включена в список Great Graphic Novels for Teens 2009 ассоциацией YALSA (Young Adult Library Services Association)! Язык оригинала: японский Язык лицензии: английский Перевод с английского и редактура: Im-Bloom Сайт перевода: http://ib-page.96.lt/ Почему Бога нет? На этой планете есть Церковь, но нет Бога. Киели поняла это, когда ей было около четырёх-пяти лет. Она всегда думала, как это странно: в мире существует такая известная церковь, даже если очевидно, что Бога не существует. Когда девочке было семь, она наткнулась на удовлетворительный ответ на свой вопрос. - Бабушка, после сегодняшней службы я, наконец, поняла, – в своем восторге Киели подпрыгивала и крутилась волчком, высказывая бабушке свое блестящее открытие по пути домой из церкви. В тот день главный священник посвятил проповедь истории Церкви. Очевидно, космический корабль, перевозящий легендарных «Одиннадцать Святых и Пять Семей» приземлился на этой богом забытой планете сотни лет назад, и они построили здесь церковь. Но корабль покинул родную планету за сотни лет до этого, а очень терпеливые Святые перед прибытием в течение многих поколений бороздили вселенную. Так что теперь никто не помнит название той планеты. - Бог не очень-то терпелив, да? Я думаю, наша планета была настолько далеко от Него, что Он устал добираться и вернулся домой, так и не доехав. И почему люди Церкви не могут этого понять? Это же элементарно! Они думают, что Бог останется с ними навсегда? - Киели, - тихо произнесла идущая рядом с ней бабушка. Она произносила имя внучки так всякий раз, когда та делала то, что не должна была делать. Она никогда не кричала и не отчитывала. Не меняя тона или взгляда, она всего лишь говорила "Киели" грустным, тихим голосом. Киели обещала, что вне дома никогда не будет даже упоминать об отсутствии Бога. Если она так говорила, ей отвечали, что "Солдаты Церкви вырвут ей сердце". История, что именно это случилось с плохими детьми, не придерживавшимися заповедей Божьих, использовалась взрослыми для воспитания своих детей. Она возникла из легенды о Бессмертных - солдатах-демонах, убивших множество людей давным-давно в годы Войны; уничтожить их можно было лишь вырвав сердце. - Прости, бабушка. Я больше не буду так говорить. Удручённая, она замолчала, перестала прыгать и повернулась вперед. Но извинилась Киели только за то, что увлеклась и нарушила своё обещание - эта детская угроза её ничуть не пугала. На улицах царила сдержанная суета прихожан, идущих домой этим воскресным утром. Для церковной службы они надели различных форм шляпы и облачились в пальто тёмных цветов. Приближались Дни Колонизации, и в воздухе появилось предчувствие зимы. Для Киели запах зимы был запахом горящего ископаемого топлива. Трубы гнездились на крышах выстроившихся по обеим сторонам улицы домов и выпускали в небо плотный серый дым. Киели вновь развернулась и сделала несколько шагов спиной вперед. Сдвинув поля своей шляпы и подняв взгляд, она увидела великий и внушительный купол располагавшегося в центре города собора, выглядывавшего из-за других строений. Внезапно за её спиной возникло волнение. Звучавшие вдали насмешки и крики стали ближе, и, как только она обернулась узнать, что происходит, мужчина оттеснил идущего рядом с ней прохожего и выскочил прямо перед ней. - Ах! Киели инстинктивно отпрянула, а затем... Бабах! Если бы ей пришлось описать звук этого взрыва, она бы сказала, что это было, как если бы густой воздух плотно сжали и резко выпустили. Звук проревел по утренней улице. На её глазах в груди мужчины образовалась дыра. Через эту зияющую круглую дыру она могла видеть мужчину с головы до ног облаченного в странную белую броню. Струйки дыма поднимались от дул ружей, нацеленных в её сторону. Откуда-то послышался женский вздох, но Киели замерла, не способная вздохнуть или закричать. Наконец, ей удалось отступить назад и упасть на мостовую. Словно в ответ, мужчина упал на колени, а затем рухнул возле ног Киели. Его шея изогнулась под неестественным углом, и его лицо повернулось к ней. Его несфокусированный взгляд замер в направлении Киели. Когда кто-то подбежал к ней, Киели пришла в себя, и шум толпы надвинулся на неё, словно она только что вспомнила как слышать. - Киели, ты не ранена? - спросила её бабушка, опустившись рядом с Киели на колени и обняв внучку. Её старые, высохшие руки мелко дрожали. Киели взяла её руку и ровно ответила, что она в порядке. Полная шепотов ужаса и благоговения, толпа двинулась в стороны, пропуская одетых в броню мужчин, чьи шаги отдавались металлическим эхом. Всё ещё сидящая на земле Киели смотрела на них, а когда где-то на краю её сознания мелькнула мысль "Ой, они идут сюда", она вновь перевела взгляд на упавшего человека. Что-то выкатилось из дыры в его груди. Это был чёрный камень размером примерно с кулак взрослого человека. Он был похож на странную деталь машины. Из него свисали несколько разорванных узких трубочек похожих на кабели и кровеносные сосуды, а запачкавшая вокруг него землю густая жидкость походила на отработанное масло. Внутри камня ритмично, подобно сердцебиению, мерцал тусклый янтарный свет. Бессознательно девочка потянулась к нему, но его схватила другая рука. Эта рука была беспощадная, одетая в белую перчатку из специального металлического волокна. Когда Киели подняла голову, солдат пробормотал что-то из-под маски. "Мы только что казнили грешного человека. Не о чем беспокоиться. Вы ничего не видели." Она подумала, что он сказал что-то вроде этого, но ничего из сказанного не отложилось в её памяти. После этого, как бы она не старалась, она не могла вспомнить лица умершего прямо перед ней человека. Только таинственный черный камень и его открытые, пустые глаза, навсегда оставшиеся в её памяти. Глава 1. Соседка Мисс Ханни была учителем тел тридцати, связывавшей свои волосы в пучок и носившей угловатые очки без оправы. Помимо своей склонности к драматизму и любви к неожиданным контрольным работам, она была добродетельной и набожной верующей. Но для Киели "набожная верующая" было совсем не комплиментом. - О, Боже мой, Киели! Честно, в чём дело? "Честно, в чём дело? Боже! Ох, что же нам с тобой делать?" Прямо сейчас мисс Ханни убивалась над сложившейся ситуацией, повторяя свой ограниченный набор фраз, и, глядя в потолок и приподняв очки, прикасалась к глазам платочком. - Ты не только опоздала, но ещё и оделась, как вздумается! Только не говори мне, что ты не знала о сегодняшней службе. - Мне очень жаль, мисс Ханни, - извинилась Киели, подавив желание сказать "Я не знала". Она не желала давать слабые отговорки и бессмысленные аргументы учителю. В конце концов, было бы глупо заявить, что никто просто не удосужился её предупредить (даже если это и правда). Несколько её одноклассниц хихикали в трёх скамьях позади мисс Ханни. Все они были одеты в красиво расшитую белую униформу; Киели же одна была в обычном чёрном болеро с большим воротником. Простая черная униформа, когда её носили все, выглядела благородно, но прямо сейчас, одетая в дешёвое платье, Киели казалась грязной ведьмой, затесавшейся в хор ангелов. В первый день Дней Колонизации приходской священник должен был прочесть поздравительную речь, поэтому служба проводилась не в школьной аудитории, а в соборе посреди города. Киели и другие девятиклассники школы-интерната пели гимны, так что они должны были одеть белую хоровую униформу и прийти в назначенное время на репетицию. Объявление было сделано на собрании на прошлой неделе, но она под домашним арестом писала доклад и потому отсутствовала. Комнаты в школьном общежитии были рассчитаны на двоих, так что, по сути, отсутствие одной из соседок на собрании не было проблемой. К несчастью, у Киели соседки не было, а ни её одноклассницы, ни соседки не посчитали нужным предупредить её. Девочка привыкла к подобному обращению и не чувствовала желания жаловаться учителю по любому поводу. - Что ж, сейчас мы ничего не сможем сделать. Раз уж ты извиняешься, то в этот раз я закрою на это глаза. Постарайся, чтобы впредь ничего подобного не было. Возможно, она сделала верный выбор - не искать оправданий, поскольку мисс Ханни оставила всё как есть и так неожиданно легко отпустила Киели с крючка. - А теперь хватит бездельничать! Становись в строй. Служба вот-вот начнётся. Становись назад, где ты не будешь выделяться настолько, насколько это возможно. - Да, мадам, - Киели быстро поклонилась и заняла своё место в самом последнем ряду хора. Стоящая справа от неё, веснушчатая, с вьющимися волосами и курносым носом, Зилла издала короткий смешок. Без сомнения, она была одной из тех, кто смеялся ранее. Белокурая Бекка внезапно возникла слева от Киели. Она бросила взгляд на девочку, приподняла свою собственную чёрную юбку и подмигнула ей, словно говоря "Ты не одна такая". Киели замерла на секунду, затем посмотрела на Бекку и слегка усмехнулась. Не то чтобы то, что Бекка надела черную униформу, могло ей помочь, просто это немного её ободрило. Ощущая, как справа Зилла с подозрением бросает на неё взгляды, она скрыла улыбку, стерла с лица всякое выражение и повернулась вперёд. Хор стоял на подмостках у стены, поэтому даже с последнего ряда она могла рассмотреть в величественном соборе всё. Высокие арочные потолки накрывали белые бетонные стены. Киели слышала, что впечатляющие витражи, покрывающие стены справа и слева, и электрические светильники, имитирующие свечи, были подарены столичной Церковью. Спереди аккуратными рядами с обеих сторон кафедры стояли облачённые в чёрное священники, а за ними на скамьях плотно сидели прихожане. Их разнообразные шляпы смешивались в безыскусный неоднородный узор, разительно отличавшийся от однородности священников. Это озадачивало Киели столь же сильно, сколь озадачивало число людей, собиравшихся почтить родную планету, имя которой они даже не помнили, и Бога, чьё имя они давнымдавно забыли, но она не могла бездумно разбрасываться своими мыслями. Сколько она себя помнила, она была единственной, кто осознавал, что в церкви нет Бога, а престиж Церкви был непоколебим по сей день. Шелестящий шум из голосов прихожан, наполняющий пространство, резко затих. Облачённый в белое высший священник вышел из-за занавеса и неторопливо прошествовал к кафедре. Киели спрятала гримасу, возникшую в ответ на благоговейные вздохи, вырывавшиеся у молчаливой толпы тут и там. Она ещё с детства не раз видела высшего священника, но не могла понять, что же в нём было такого святого, что вызывало у людей такое уважение к нему. Это был престарелый мужчина с редкими волосами, а его крепкое строение придавало ему благородный вид. Любой человек, встретив его на улице, вероятно, даже не подумал бы о нём больше, чем как о богатом человеке в возрасте. Во-первых, если бы у него было хоть какое-то священное, божественное прозрение, то как он мог не заметить это? Не нужно было лучшего доказательства того, что Церковь обладает не большими святыми силами, чем это, парящее в часовне во время молитвы так, словно это у себя дома. Скосив глаза, Киели могла увидеть образ мужчины с веревкой на шее, парившего над головой высшего священника. Раздувшееся лицо окрашивалось темно-красным, когда он с большим интересом вглядывался в рукопись, с которой читал священнослужитель. Призрак повешенного поднял лицо, словно почувствовал её взгляд. Его глаза встретились с глазами девочки, и его красные, налитые кровью губы скривились в серповидной ухмылке. Киели бесстрастно посмотрела сквозь призрака и переключила внимание на высшего священника. Даже его ах-какая-замечательная проповедь, так грандиозно рассказывающая о смерти и перерождении, не впечатлила её; для неё она лишь звучала фальшью. Киели. Она услышала голос, зовущий её по имени. Киели, мы уже начали. - А? Придя в себя, Киели посмотрела в направлении голоса и увидела голубые, словно стеклянные глаза куклы, глаза Бекки, подмигивающей ей с конца хорового ряда. Краем взгляда она увидела, как мисс Ханни сердито сверлит её взглядом через свои очки без оправы, как будто говоря "Мне нужно ещё раз с тобой поговорить, чтобы ты всё поняла?" В следующий момент она поняла, что заиграл орган и хор начал петь "Песня о Наших Первых Благодеяниях". Киели запаниковала и стала выуживать из памяти слова, фактически просто раскрывая рот вместе с остальным хором и поглядывая стоящую рядом Бекку. Бекка стояла так прямо, как только могла, смотря прямо перед собой, а её красивый голос счастливо звучал сопрано. Ряд Киели не пел сопрано, слова песни Бекки немного отличались от распеваемых, но никто кроме Киели не обращал на это внимания. После завершения службы должны были начаться Дни Колонизации, которых с нетерпением ждал весь класс. Для Киели это были всего лишь десять скучных, унылых дней. *** Бекка сегодня была в хорошем настроении. По-видимому, эти каникулы она решила посвятить достопримечательностям Вестербери. Её родители и старший брат уже выехали туда раньше и теперь ждали, когда смогут с ней встретиться. В данный момент она болтала о том, что Вестербери - город, в котором развиты кабельная сеть и аудиовизуальные технологии, и что там на закате экраны, установленные на домах, проецируют сверкающие цвета, которые перемещаются с сумасшедшей скоростью по улице. Что-то об удивительном мороженом, обсыпанном кусочками звёзд разных размеров. О каких-то только что открывшихся эмпирических театрах и о том, что она собирается в конце поездки посмотреть здесь с семьёй представление. Киели, по большей части, игнорировала Бекку, когда та расписывала свои далеко идущие планы, лишь время от времени говорила "Хмм" или "Ого". Она не могла представить, что кто-то будет участвовать в эмпирическом театре и что это из себя представляет, поэтому Киели понятия не имела, действительно ли это стоит её внимания. Тема мороженого была единственным, что немного её заинтересовало, но Бекка уже болтала о чём-то другом. - Киели, я могу привезти тебе сувенир. Пока Киели использовала всё своё воображение, чтобы представить, как выглядит обсыпанное кусочками звёзд мороженое, Бекка на минуту прекратила хвастаться и обернулась. Её пальто всколыхнулось в такт её движению. - Чего бы ты хотела? - Мне ничего не надо, - рассеяно отказалась Киели. Бекка надула губы. - У-у-у, ты могла бы что-нибудь попросить. Она отвернулась и продолжила беспечно идти по улице. Бекка была девочкой симпатичной. Сегодня вместо школьной одежды для путешествий на ней было красное пальто, а руках она несла, и этого следовало ожидать, не школьный чемодан, а коричневую сумку Бостон. Киели же была в своём чёрном школьном дафлкоте и с неудобной сумкой через плечо (большинство студентов предпочитало её не использовать, потому как она походила на сумку почтальона). Упругие светлые волосы Бекки ниспадали волнами до талии и на фоне красного пальто выглядели просто потрясающе. Волосы Киели были чёрными и длинными и лишь безыскусно свисали по спине. Бекка была высокой и привлекательной. В противовес её, Киели, если бы её класс встал в линию по росту, была бы лишь немного выше девочек в центре. Если бы кто-нибудь из прохожих бросил взгляд на идущих девочек, он, несомненно, подумал бы, что Киели выглядит простушкой рядом девочкой, очаровательной, словно модная кукла. Но, вероятно, Киели была единственной, кто думал о таких незначительных вещах. Прохожие не уделяли особого внимания двум девочкам и быстро проходили мимо, подняв воротники своих пальто. Был первый день каникул в честь Дней Колонизации, и закутанные в зимнюю одежду люди, сгорбившись, ходили по улицам Истербери. Тем не менее, ото всюду веяло праздником. Те, кто мог взять отпуск, отправлялись семьями путешествовать, другие же планировали вернуться домой пораньше, чтобы провести размеренный вечер. Дни Колонизации наступали каждый год, когда осень постепенно начинала сменять зима. Планета встретила сотни зим с тех пор, как корабль Святых совершил посадку осенью. Рассказывали, что из-за своих богатых залежей ископаемого топлива планета раньше была высокоразвитой. Но вскоре вспыхнула война за эти ресурсы и исчерпала их практически полностью. Это произошло задолго до рождения Киели. Единственно, что сейчас можно было добыть - это остатки неэффективного топлива. Расположенные на крышах выхлопные трубы выбрасывали плотный желтовато-серый смог, словно стараясь раскрасить этим цветом небо. Зажатая домами справа и слева часовая башня ЖД станции появилась в поле зрения в конце улицы. Люди с большими сумками толпились под сводчатой крышей; похоже, они собирались провести выходные в других городах. Здание станции было реконструировано пару лет назад, когда была открыта новая ЖД линия; величественная куполообразная крыша, соответствующая дизайну центрального собора, стремилась в высь. Киели это величие казалось бесполезным. Она чувствовала, что ей было бы куда более комфортно на расположенной в стороне от города старой заброшенной станции с её простотой и неприветливыми бетонными стенами. Она шла, поглядывая на трёхколесные такси (они тоже работали на ископаемом топливе, хранившемся на их крышах в цилиндрических топливных баках, напоминая неразорвавшиеся бомбы), ожидающие богатых пассажиров. Когда рядом нарисовался вход на станцию, внимание Киели привлёк мужской силуэт. Он сидел на скамье у входа, свесив голову. На секунду Киели остановилась. - Что-то не так? Ты же знаешь, я уезжаю. Стоящая немного впереди Бекка с любопытством смотрела на неё. - Да… Он мёртв… - пробормотала Киели и продолжила путь. В это время года любой, если бы он потрудился посмотреть, мог бы найти замёрзший труп по крайней мере одного из бездомных скитающихся по городку каждое утро. По большей части это были люди пожилые, но мертвец на скамье выглядел довольно молодо. Он мог бы быть семинаристом. В конце концов, семинаристы из столичного университета отправлялись в паломничество для подготовки к сдаче экзаменов. Но семинарист никогда бы не умер на улице, а учитывая то, что парень был одет в повседневный наряд из нейлонового полупальто и грубых рабочих брюк, и у него были волосы цвета медно-красной ржавчины, девочка не могла с уверенностью заявить, что он был настоящим семинаристом. Несмотря на это, девушки её школы-интерната воспринимали всех мужчин его возраста семинаристами, так что, за неимением других версий, Киели решила думать о нём, как о семинаристе. Семинарист умер, где сидел; его спина тяжело опиралась о скамью, а голова упала. У него не должно было быть незавершённых дел, потому что она не видела поблизости его духа. Со смешанными чувствами Киели поймала себя на том, что отмечает подобные вещи мимоходом. Большинство людей не заметили бы мертвеца и уж тем более не стали бы искать его призрак. - Ну же, Киели! - подгоняла её Бекка. Киели увеличила шаг и прошла перед скамьёй. Позже она собиралась сообщить о нём дежурному по станции. Затем они должны будут связаться со священниками, отвечающими за устранение тел, и они его уберут. Киели сделала от скамьи всего пару шагов и вновь остановилась. Краем глаза ей показалось, что труп сдвинулся. Она подумала, что это, должно быть, её воображение. Я уверена, что здесь не должно быть ошибки. Он мёртв. Она медленно повернула голову назад и уставилась на тело на скамье. К изумлению девочки, семинарист на скамье медленно открыл глаза. Он покрутил шеей, словно оглядываясь. Наконец он остановился и повернулся лицом к замершей Киели. Его глаза, такие же медно-красные, как и волосы, встретились с её. - А-а-а! - непроизвольно закричала Киели. Секунду спустя она уже вопила, что мертвец ожил; её голос был слышен на всю округу. Семинарист вскочил со скамьи и, оправившись от оцепенения, кинулся зажимать Киели рот. - Мне правда очень жаль, сэр. Она просто немного странная. Бекка не имела права назвать её странной. Вынужденная стоять рядом с Беккой, пока та с видом взрослого пыталась «сгладить ситуацию», Киели угрюмо смотрела на свою обувь. Когда Бекка велела: «Давай же Киели, извинись» - ей ничего не оставалось, кроме как склонить голову и сказать: «Мне очень жаль». Всё ещё с опущенной головой она подняла глаза на семинариста. Засунув одну руку в карман своего пальто и взъерошив свои волосы другой, семинарист со вздохом произнёс: «Ну, теперь всё в порядке». После столь резкого подъёма голосящей возле станции девочкой к нему обратился дежурный, прибежавший ей на помощь и практически арестовавший его, приняв за преступника. Так что, испытав подобные неприятности, он имел довольно хмурое лицо для того, кто говорит «всё в порядке». Бекка представилась как Ребекка (она использовала полное имя лишь в том случае, когда у неё имелись скрытые мотивы), и почти машинально представила Киели как свою соседку. В ответ девочки узнали, что семинариста зовут Харви. Семинаристы были кандидатами в руководители в столице, и для девушек школыинтерната знакомство с одним из них было символом статуса. Как-то раз группа практикантов приехала из столичного университета для участия в богослужении в Истербери, и одноклассницы Киели провели всю службу в перешёптываниях типа «Вон тот высокий, второй справа! Как он прекрасен!» Они даже проводили провели голосование, кто самый популярный. Разумеется, позже они выслушали длинную лекцию мисс Ханни о том, что весь оставшийся день они проведут в своих комнатах, и что весь класс должен был написать сочинение с размышлениями об их поступке. (Не принимавшей участие во всём этом Киели пришлось отдуваться вместе со всеми.) Так что, разумеется, Бекка была в приподнятом настроении из-за этой счастливой случайности и только и делала, что, как могла, сокрушалась из-за своего скорого отъезда из Истербери. - Ты будешь в Истербери до конца Дней Колонизации? Было бы замечательно, если бы мы смогли поболтать ещё раз, после моего возвращения. - Ох, я завтра уезжаю. В противоположном направлении от Вестербери, - без малейшего колебания ответил семинарист, с лёгкостью руша надежды Бекки. В то время, пока на платформе суетились люди, Бекка стояла замерев. - Понятно, - она разочарованно поникла; своими действиями она невероятно походила на героиню любовного романа, которая решила бросить возлюбленного, чтобы уехать в большой город. Киели было немного некомфортно стоять и наблюдать эту сцену. Едущие в Вестербери пассажиры занесли свои большие сумки в вагон, сели на поезд и стали с раздражением смотреть на Киели, стоявшую у них на пути к вагону, пока та разговаривала со своими спутниками. Издав грохочущий выхлоп, поезд возвестил о своём скором отъезде. - Вы садитесь? - с раздражением спросил мужчина в униформе кондуктора, по пояс высовываясь из соседнего вагона. Семинарист ответил: «Нет» - и прибавил: «Удачного пути», и кондуктор повернулся к Киели. - А вы, мисс? Вы садитесь? Когда Киели покачала головой, кондуктор кивнул и зазвонил в звонок, оповещая об отправлении поезда. - Эй! Подождите-подождите! Я сажусь, - с тревогой закричала Бекка. Она схватила свою сумку-бостон обеими руками и поспешила стать на ступеньки. Как только звонок, по звуку походивший на будильник, зазвенел над платформой, она с неохотой повернулась, чтобы проститься с Киели и семинаристом: - Увидимся, Киели! Ты же справишься без меня, верно? Ответ Киели «Я буду в порядке» утонул в звуке звонка и шуме людей. Её слова даже не достигли ушей девочки, поэтому вместо того, чтобы повторить, Киели просто кивнула. Бекка понимающе кивнула в ответ и повернулась к семинаристу: - Харви, надеюсь, мы ещё увидимся. Семинарист сказал ей пару слов ответ, но Киели не расслышала их. По-видимому, Бекка его, однако, услышала. Киели не знала, что он ей сказал, но её красивое лицо резко утратило выражение, в то время, как она стояла на ступеньках и смотрела на него. Наконец, звук звонка стих. Странный момент тишины воцарился на платформе, а затем поезд медленно начал двигаться. Даже после того, как поезд поехал, Бекка оставалась на месте, паря в том месте, где были ступеньки. Стенки вагонов беспрепятственно проносились сквозь тело Бекки одна за другой, словно какая-то иллюзия. Если быть точным, то именно её тело и было иллюзией. Её лучшее красное пальто и её сумка-бостон, её планы встретиться с родителями и братом, новый театр, мороженное, сувенир, который она думала привезти Киели - всё, что касалось поездки Бекки, было не более, чем игрой, которую она придумала для того, чтобы развлечь себя. Её тело, носившее пальто, и её руки, державшие багаж, на самом деле уже покоились в могиле, и Бекка навсегда утратила способность проводить каникулы с её семьёй и набивать щёки мороженым. Со своего места в последнем вагоне кондуктор с сомнением смотрел на стоявших Киели и семинариста до тех пор, пока, наконец, он тоже не прошёл сквозь тело Бекки. - Ты дурак, - всё ещё без выражения сказала Бекка. - Я всего лишь хотела притвориться, будто я еду в поездку. И не похоже, что ты на самом деле семинарист, дурак! Оскорбления, которые Бекка буквально выплюнула своими хорошенькими губками, воспринимались лишь как обида, и девочка, спустившись с того места, где был поезд, внезапно побежала на своих спутников. Киели на автомате отпрянула, но прежде чем Бекка с ней столкнулась, её изображение исчезло, и её бесформенное существо порывом ветра пронеслось сквозь турникеты. На платформе остались лишь Киели, семинарист и тихо разговаривающие провожающие, направляющиеся домой. - Я никогда не говорил, что я семинарист… - раздражённо пробормотал себе под нос парень. Затем он заметил, что стоящая рядом Киели вглядывается в него, и искоса взглянул на неё. Девочка подняла взгляд на своего высокого спутника и спросила: - Что ты сказал Бекке? - Всё, что я сделал, так это спросил, сколько я ещё должен играть в этом спектакле, - с раздражённым вздохом ответил он, поднимая свой багаж - необычно маленький для путешественника рюкзак и, почему-то, маленькое старое радио. - Я не люблю лезть в чужие дела, но… лучше не беспокоиться о подобных призраках; игнорируй их. Иначе они увлекутся и никогда от тебя не отстанут. - Тебе бы следовало сказать мне это до прошедшей весны. На ответ Киели парень усмехнулся: «Не говори ерунды» - и собрался уйти, присоединившись к небольшому потоку людей, покидавших станцию. Киели потрусила за ним, её наплечная сумка отскакивала от её спины. - Ты не удивлён насчёт Бекки? - По-моему, ты вызываешь куда большее удивление. У тебя сильное духовное ощущение? Киели кивнула. - Но моя бабушка говорила, не позволять людям знать об этом. Хотя она уже умерла. - Да. Так будет меньше проблем. - Эй, а ты и других умерших видишь? Откуда ты так много знаешь? Естественно, она была куда более разговорчивая, нежели обычно, параллельно стараясь не отставать от спортивного шага парня. Это был первый раз, когда она встречала кого-то, кто, как и она, мог видеть духов. Кроме того, памятуя о словах бабушки, она понимала, что подобных ей очень мало, и чувствовала нечто вроде родства с этим Харви. Харви же, должно быть, чувствовал иначе, поскольку немедленно остановился и вздохнул с очевидным раздражением. - …Эй. Ну, я не могу сказать, что не понимаю, что бы чувствуешь, но извини. У меня нет ни малейшего желания связываться с «духочувствительной» малявкой. А теперь иди домой, делай своё домашнее задание шестиклассницы, и удачного дня! Прощай. - не церемонясь заявил он, будучи совершенно не похожим на того, кто «понимает, что она чувствует». Киели невольно остановилась; он оставил её стоять на месте и широким шагом двинулся дальше. Ни разу не обернувшись, он растворился среди стоящих у квадратного выхода провожающих. - Ах… - эта тирада в одночасье с треском уничтожила её душевный подъём, и она одиноко стояла под сводами станционного потолка. Постояв в оцепенении некоторое время, она медленно начала закипать. Он не должен был так говорить. Он действительно совсем не похож на семинариста. Семинаристы дружелюбные и более воспитанные. И кого это он назвал шестиклассницей? Я знаю, у меня фигура шестиклассницы, но всё же. Ходили слухи, что изменившая прошлой весной её рост мисс Ханни сомневалась, действительно ли девочке четырнадцать лет, и проверяла её документы. Если это правда, то это было крайне грубо, да и даже, если нет, это грубо - перешёптываться об этом так, словно это было. Постепенно Киели забыла, с чего начала злиться, и уныло отправилась домой. Бекка не вернулась (она часто обижалась и исчезала, но, как правило, сразу же появлялась, улыбаясь, рядом с ней) к тому времени, когда Киели одна дошла до школыинтерната. Киели осознала, что она н разу не гуляла по городу совершенно одна с тех пор, как призрак Бекки начал преследовать её прошлой весной. Где-то на краю сознания всплыла мысль, как неожиданно одиноко и скучно не слышать голос болтающей рядом соседки. *** С тех пор, как шесть лет назад умерла бабушка, у Киели не было ни одного приятного воспоминания, связанного с Днями Колонизации, но этот год начался на редкость погано, словно предвещая самые ужасные каникулы из всех, что были до этого. Первым делом, утренняя лекция мисс Ханни, затем неприятный опыт быть одетой иначе, чем остальные; Бекка всё ещё дулась и не показывалась; а в довершение всего, за обедом с ней рядом сидела веснушчатая Зилла и её балованная соседка – две девочки, которых Киели больше всех ненавидела в этой школе-интернате (и, без сомнения, эти чувства были взаимны). Обычно она старалась садиться подальше от них, но на время длинных каникул девяносто процентов студентов уезжали домой к семье, а оставшиеся десять собирались за одним столом в углу пустующего кафетерия, перешёптываясь между едой о том и сём. В основном, студенты, остававшиеся в интернате, не имели семей и дома, куда могли бы поехать. У этих детей не было родственников, и Церковь оказывала им финансовую поддержку для того, чтобы они могли обучаться в школе-интернате. Насколько Киели знала, эти дети, по большей части, обладали мятежным духом. Вместо того, чтобы сплотиться с себе подобными, они скорее начнут задирать одного из них, лишь так показывая, что они немного лучше, чем та девочка. При таком раскладе, не важно, насколько сильно все старались, невозможно было заставить студентов мирно наслаждаться едой, и, выдержав напряжённую атмосферу, Киели покинула кафетерий. Остальные студенты всё ещё вяло опустошали свои тарелки, оскорбляя отсутствующих. Она быстро вернулась в комнату, и, как только она открыла дверь, Бекка завалилась на верхнюю койку двухъярусной кровати, занимавшей половину и без того маленькой комнаты. - Добро пожаловать! – сказала она своим обычным бодрым голосом, словно ничего не случилось. Замершая на секунду в изумлении Киели, неискренне пожаловалась: «…У-у-у, а было так тихо и хорошо» - и закрыла дверь. Ей не хотелось этого признавать, но она немного волновалась за Бекку после того, как та испарилась на станции, и почему-то чувствовала себя немного огорчённой. Бекка пролетела сквозь верхний матрас и села на нижней койке. На нижней койке спала Киели и, будучи человеком не сильно неряшливым и не сильно аккуратным, она застелила свою кровать с семидесятипроцентной тщательностью (иногда это число доходило до девяноста, а иногда, когда она спала дольше обычного, составляло всего пятьдесят). Верхняя койка была пуста, а на пожелтевшем матрасе лежал толстый слой пыли. Когда Киели перешла в девятый класс и поселилась здесь, не прошло и недели, как её соседка со слезами упросила учителей переехать в другую комнату. По её словам, она слышала посреди ночи странный девичий голос. Однако, как бы тщательно учителя не прислушивались, никаких подозрительных голосов они не услышали. Не способная доказать свою правоту, соседка в итоге перевелась в школу в другом городе. С тех пор для посторонних Киели была единственным студентом школы-интерната, обладающим роскошью жить одной в комнате. Киели поступила позже, чем бывшая на два года старше студентка, погибшая в ЖД аварии год назад, и вот уже год с тех пор, как заехали Киели с соседкой, никто не спал на верхней койке. Именно тогда Киели, наконец, поняла, кто эта красивая блондинка в чёрной школьной униформе – та самая девочка, которая уже жила здесь; когда Киели приехала сюда, она вела себя так, словно она живёт здесь и эта комната принадлежит ей. И, конечно же, именно Бекка была тем, кто испугал соседку Киели, получившей верхнюю койку через игру камень-ножницы-бумага. А всё из-за очень простой (и, по словам Бекки, законной) причине – эта койка принадлежала девочке-призраку. После этого Бекка была столь счастлива, что Киели может её видеть, что стала относиться к девочке, как к соседке, сопровождая её на уроках, службах и прогулках. У Киели не было соседки, которая рассказывала бы ей содержание собраний; одноклассницы же избегали жуткой девочки, которая без проблем жила в комнате с голосами призраков, если подумать, по простой причине – из-за эгоцентризма Бекки. Если бы кто-нибудь поинтересовался, много ли было у Киели друзей до девятого класса, ответом было бы решительное «нет», но в девятом классе Киели стала настоящим волкомодиночкой. Хотя, по иронии судьбы, благодаря присутствию Бекки (причины всего этого), она не чувствовала себя сильно одинокой. - Что было, когда я ушла, Киели? Ты говорила о чём-нибудь с этим грубияном? – спросила Бекка, проплыв к ней поближе и подперев голову руками на киелиной подушке. Разумеется, подушка от этого ничуть не изменила свою форму. - Да нет. Он куда-то ушёл, - рассеяно ответила Киели, выдвигая из-за стола стул и садясь на него. Это был обычный стальной стул, мало подходящий для учёбы, но некоторый комфорт обеспечивала закреплённая на его сидении старая подушка. Этот путешественник, Харви или как его там, который был так груб с Беккой, был довольно-таки груб и с Киели, так что она не хотела о нём больше думать. Он сказал, что завтра едет в противоположную от Вестербери сторону, поэтому, вероятно, он сегодня днём садился на едущий на восток поезд. Он уже уехал. - Серьёзно, это была всего лишь маленькая игра. Почему он не мог подыграть? И он не мог сильно расстроиться от возможности почувствовать, каково это – быть избалованным семинаристом. Бекка продолжала обиженно жаловаться с кровати, но Киели больше не желала об этом говорить. Она повернулась к столу и вытащила из ящика свою тетрадь по истории Церкви. Она взглянула на вставленную между листами распечатку и вздохнула. К слову о птичках, этот парень напомнил ей о том, что у неё есть домашнее задание. У неё действительно было задание на каникулы, но было раз в десять сложнее того, что задают шестиклассникам. Необходимо было за выходные написать доклад об истории Церкви за пределами Истербери. Студенты, поехавшие в путешествие или домой, могли просто посещать службы в месте, где они находились, и записывать свои мысли, но для Киели, в чьи планы не входило покидать Истербери, задание было подобно личному оскорблению. Оскорбление или нет, ей не светило ничего хорошего, если она его не сделает. Она отвлеклась от распечатки и вытащила старый учебник по истории Церкви из стопки лежащих на столе книг. Давным-давно выпустившийся студент оставил её здесь; в книге было несколько деталей истории, которых не было в новых учебниках. На многое она не рассчитывала, но начала листать страницы, размышляя, можно ли что-нибудь из этого использовать. Но в этот момент: - Эй, он так меня бесит! Давай его немного разыграем. Лицо Бекки возникло прямо из лежавшего перед ней учебника. - Разыграем? – переспросила Киели, отпрыгнув от такого внезапного появления. Бекка прошла сквозь стол и опустилась на колени перед Киели (сидела она, разумеется, на столе). - Ты ведь видела его радио? Старое и обшарпанное. Оно одержимо кое-чем – злым радио-духом. Довольно странно держать такую вещь при себе, - произнесла Бекка, сдвигая своё эфемерное существо в сторону, и уверенно приступила к изложению своего блестящего плана. - Мы заберём радио и заманим его в школу. Когда придёт сюда, мы сбросим на него с крыши камень или что-нибудь ещё, и он его расплющит. Покажем ему! - …Погоди секунду, Бекка. Подумай. – Киели со вздохом подняла руку, прерывая монолог подругу. Бекка умолкла, но выражение её лица говорило о том, что у неё нет ни малейшего сомнения, что Киели согласится на её план. Киели чувствовала покалывание в висках. Как ни крути, поступать так было в корне не правильно. Во-первых, девочка совершенно не горела желанием это делать. Такие важные моменты как: откуда они возьмут этот самый камень и кто его сбросит – её совершенно не интересовали. Вовторых, с какой стороны ни посмотри, эта выходка была ничуть не похожа на «розыгрыш». - Если мы это сделаем, он умрёт, - Киели чувствовала, что должна дать куда более просторное объяснение, но прямо сейчас она указала на основную проблему. Это должно было быть крайне разумным объяснением. Но Бекка решительно посмотрела на неё и заявила так, словно это было очевидно: - От такой мелочи он не умрёт. - Это невозможно. Смотри. Настоящий живой человек… - продолжила объяснять Киели, подумав, что Бекка, возможно, не понимает её из-за того, что она уже мертва. Однако, как только она это произнесла, Бекка стукнула кулаком и добавила: - Я хочу сказать, что он Бессмертный. От подобного заявления Киели потеряла дар речи и уставилась в полные решимости голубые глаза Бекки, так же глядящей прямо на неё. - …Бессмертный?.. – наконец промолвила она. Бекка с серьёзностью кивнула и сказала: - А ты не знала? Я думала, если кто и сможет это понять, то это ты, Киели. Я имею в виду, что у него нет души; это всего лишь камень, передвигающий труп… Эй, Киели, ты слушаешь? Что за испуганное лицо? - Оу… - где-то на краю сознания Киели промелькнула одна мысль, но когда Бекка всмотрелась с подозрением в её лицо, она отогнала эту мысль прочь. – Извини. Всё в порядке, - неразборчиво пробормотала она. Бекка наклонила голову и прищурилась. - Киели, может ли быть, что ты не знаешь о Бессмертных? Неужели в детстве тебе никто не говорил, «солдаты Церкви вырвут твоё сердце»? - Да знаю я о них; я слышала это постоянно. Но быть не может, чтобы он был Бессмертным… - немедленно ответила Киели и умолкла. Если, учитывая все доводы, тот парень действительно был Бессмертным, то это объясняет, почему она приняла его за мертвеца. Любой на этой планете, ребёнок ли он или взрослый, знал, что Бессмертные или «Демоны Войны» были монстрами. Её бабушка особо не распространялась на эту тему, но много лет назад молодой начинающий писатель, живший с ней в одном жилом комплексе, между делом рассказывал эти истории, пока они ей не надоели. Ходячие трупы с вечным двигателем вместо сердца. Поговаривали, что в конце Войны, когда сражение пришло в тупик настолько, что уже не было надежды на спасение и человечество стало терять свою человечность, из тел погибших солдат массово создавались Бессмертные. Они не умирали и не старели, и, сколько бы раз их не убивали, они вставали и продолжали биться до полного уничтожения противника. Она даже слышала, что они ели гниющую плоть тех, кого они убили, и делали её своей собственной плотью. (В любом случае, всё это она слышала от начинающего писателя, так что она не знала, что было правдой, а что он приукрасил.) Спустя восемь лет после своего начала Война, вызвавшая массовые разрушения по всей планете, пришла к своему естественному концу. После этого Церковь устроила широкомасштабную охоту на Бессмертных, что, как говорят, вызвало их исчезновение. - Даже если кто-нибудь из них ещё остался, они бы не стали бродить по городу среди бела дня. В смысле, они же ходячие трупы. Ты же знаешь – демоны войны? – в этот раз твёрдо объявила Киели, больше стараясь убедить себя, нежели Бекку. В итоге она прекратила безжалостное отрицание точки зрения Бекки, и та надулась оскоблённая в своих чувствах. - Так давай проверим, умрёт он или нет. Если он Бессмертный, то не умрёт, что бы мы не сделали. - А если он обычный человек? - Если умрёт – будем знать, что обычный. - … - Киели нахмурила брови, ощущая, что в их диалоге что-то не так. Поразмыслив мгновение, что же именно не так, она издала громкий вздох. Она посмотрела с глаза подруги, сквозь которые слабо виднелась противоположная стена, и попыталась её вразумить. – Эй, ты хоть поняла, что сказала? Живые люди так не думают. - Ты так думаешь? Она произнесла это настолько беззаботно, что тяжело было сказать, косит она под дурочку или действительно не понимает. Непреднамеренно взяв суровый тон, Киели сказала: - Бекка, прекрати! Ты уже мертва. Живой человек никогда бы не подумал о чём-то столь ужасном. - Что? Но и ты совсем не похожа она других девочек, Киели. У тебя даже нет друзей среди живых. Киели, я твой единственный друг. - Кто тебе сказал, что мы друзья? Ты сама решила таскаться за мной, Бекка. По мне, так ты просто помеха! – она думала, что Бекка после этих слов немедленно исчезнет, но Бекка не имела права говорить, что она не может завести друзей среди живых. У них уже бывали стычки по этому поводу. Обычно они не заходили так далеко, заканчиваясь перемирием. Но в этот раз на лице Бекки немедленно проступило что-то похожее на отчаяние. - Я никогда не думала, что услышу от тебя такое, Киели… - соответствуя её затухающему голосу, формы Бекки медленно растворились в воздухе. - Бек… - на секунду её сердце замерло, но было не похоже, что сущность Бекки покинула комнату. Похоже, она, как обычно, обиделась. Киели была уверена, что вскоре она вновь неожиданно возникнет. Коротко вздохнув, Киели вернулась к своему учебнику. Слепо переворачивая страницу, она начала снова задумалась о другом – о событии её детства, воспоминания о котором она задвинула на дно своей памяти. То, что Бессмертные уничтожены, было ложью – по крайней мере так было семь лет назад. Она чувствовала, что, когда ей было семь, умерший прямо перед ней человек был Бессмертным. Бронированные солдаты Церкви преследовали его и убили. Этот выкатившийся камень был его сердцем. Но после того случая, сколько бы она ни спрашивала бабушку, она никогда не могла у неё выпытать, правда это или нет. Та отвечала лишь, что они больше не существуют, а эта тема превратилась в одну из запретных, которых нельзя было касаться ни дома ни вне него. А следующей весной бабушка умерла, и Киели, у которой не осталось родственников, была отправлена в школу-интернат. Было ещё так много вещей, о которых она хотела бы спросить у бабушки, будь та жива. Она не спрашивала об этом, когда была маленькой, но почему она может видеть духов умерших? Была ли у её папы и мамы, которых она не помнит, подобная способность, и могло ли быть так, что её бросили именно из-за это этой жуткой силы? Единственное, о чём она знала, даже не спрашивая об этом прямо, это то, что её бабушка была не её настоящей бабушкой. Хозяйка их комнат, полная женщина, любившая сплетни, разболтала это всем соседям. «Только между нами, но пожилая женщина с третьего этажа подобрала эту девочку на улице.» И абсолютно все в доме прекрасно знали, что это только между ними. - …Ух, я могу сделать это и завтра. – в конце концов Киели утратила желание учиться и уткнулась лбом в лежащую перед ней книгу. Маленькая фотография на открытой странице привлекла её внимание. Это было изображение заброшенной со времён Войны шахты; учебник истории Церкви описывал её как исторические руины Войны. Большое число древних полей боя конца Войны оставалось в пустыне на востоке Истербери. «Он сказал, что едет на восток.» - смутно подумала она, вспоминая встреченного днём парня. Первый человек, кроме неё, который тоже может видеть призраков. Возможно, что он мог бы дать ответы на некоторые мучившие её вопросы. *** Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он был в этом городе в последний раз. В то время старая станция была новой, но, как и сегодня, городок был полон суеты прибывающих и уезжающих путешественников. Нет, в тот раз, наконец, был восстановлен Истербери (ранее это было место финального сражения Войны), так что, возможно, поэтому лица людей были на несколько градусов счастливее и выражали больше надежды в будущее. Старое здание не было таким детализированным, как эта новая, выглядящая безвкусно, станция – всего лишь серое строение из бетона и железа – но, видимо, она соответствовала бессмысленной помпезности сегодняшней архитектуры и количеству энергии, вложенной в неё людьми. Когда он прислонился к идущему вдоль железнодорожных путей ограждению и закурил сигарету, его взгляд обратился к квадратной крыше старой станции, едва видной во тьме. Нахлынули воспоминания. - Хёрби… - Харви, - в сотый раз поправил он и посмотрел на маленькое радио, которое он оставил на земле рядом с рюкзаком. Без сомнения, обитавший в радио парень умер, никогда в жизни не произнеся сочетание «харв», и, как результат, он так ловко произносил его как «хёрб», что Харви задумывался, не нарочно ли он это делает. - Эй. Есть такое понятие, как «такт». - И о чём ты сейчас говоришь? - Чёрт побери, послушай! Сегодня днём. Та девочка, которую ты оставил, - ты же видел её лицо? Как будто её родители бросили. Не надо было быть таким резким. «Ах, вот оно, что!» - подумал Харви, выдыхая дым в серо-синее ночное небо. - Но это так больно – иметь дело с живыми людьми, - пробурчал он в полголоса. - Никто не спрашивает тебя, больно тебе или нет. Чёрт возьми, парень, такое ощущение, что ты где-то растерял слова «терпение» и «участие»! - Ну, я живу уже долго. - Раз уж ты так долго живёшь, то мог бы отточить свою чёртову человечность. Короткий неприятный гремящий звук резонировал из динамика, когда радио выплёвывало слова, и Харви опустил голову и отвёл глаза, словно желая убежать. Почему он должен выслушивать лекции про человечность от радио? Переведя взгляд, он заметил чью-то тень и легонько пнул радио, чтобы оно замолчало. На другой стороне улицы под тусклым светом нервно мигающего фонаря сидела старушка, такая худая и хрупкая, что он не мог разглядеть её среди тряпья, в которое она была одета. Была глубокая ночь, и, даже если бы был день, было не так много людей, которые могли бы находиться на располагавшихся рядом с путями запустелых улицах. Скорее всего, она была бродягой, живущей в этих местах. Старушка изучила его своими маленькими оливково-коричневыми глазами и приоткрыла губы, казавшиеся одной из испещривших её морщин. Голос её был настолько слаб, что он не сразу его услышал, но, секунду спустя, он понял, что она обращается к нему. - Ты ведь Бессмертный, не так ли? Её слова на мгновение заставили его испугаться, но он немедленно ослабил свою бдительность и, криво улыбаясь, вздохнул. - Как же я ненавижу, что старики так легко это понимают. Похоже, когда у тебя остаётся не так много времени, шестое чувство обостряется. - Ты пришёл забрать эту дряхлую старуху? Ночи становятся всё суровее и суровее. Я была бы счастлива уйти до того, как наступит зима. - Я не мрачный жнец, знаешь ли. - О, конечно же. Я знаю… - рассмеялась своим сухим голосом старушка; её подобные сухим прутьям пальцы слабо дрожали. Приподняв эти пальцы совсем чуть-чуть, так, словно даже эта простая задача требовала огромных усилий, она сказала: - Возьми меня за руку… Харви заколебался, но радио тихо подгоняло его «Иди к ней», так что он с неохотой оставил его и пошёл к пожилой женщине. Он опустился перед ней на колени, взял старческую дряблую руку и легонько сжал. Рука была усохшей и маленькой, и казалось, что она обратится в пепел, стоит ему только чуть сильнее сжать. - За эти восемьдесят лет мои руки стали совершенно безобразны и бесполезны, но твои ни капли не изменились, верно? Такие красивые руки… - старушка закрыла глаза, словно желая убедиться в своих ощущениях, и удовлетворённо выдохнула. - Тогда я была всего лишь маленьким ребёнком, но всё ещё ясно всё помню. Наблюдавшие видеотрансляцию шумного парада в честь триумфального возвращения вашего люди размахивали флагами, восхваляя и словно приветствуя вас. Тогда люди ещё называли вас спасителями. - Это было давным-давно. Я не думал, что об этом ещё кто-то помнит. - Да, наше поколение вот-вот исчезнет. Теперь ты единственный, кто может рассказать миру, как бессмысленна была эта Война. На этом старушка замолчала, и в тишине странно усилился скрип обдуваемого ветром ржавого ограждения, изолировавшего железнодорожные пути. Немного погодя Харви осознал, что это были последние слова пожилой женщины. Маленькое, истощенное тело превратилось в пустую оболочку, не более чем в кожу да кости. - Эй, не надо делать преподавание истории моей работой. Его голос, вероятно, уже не мог достичь ушей женщины, но, в любом случае, он чувствовал что-то вроде боли в животе и тихо её проклинал. Он встретил слишком много людей, которые болтали о всякой чертовщине, завещая ему свою предсмертную волю, а затем брали и умирали. «Ты должна быть довольна, что для тебя всё кончено, но пытаешься думать, каково мне. Пытаешься заставить меня делать какую-то чертову вещь.» Всё ещё в душе ворча, он подхватил падающую вторую руку женщины и, так осторожно, как только мог, сложил обе руки на её коленях, одна на другую. - Не преследуй меня, - велел он прежде чем закрыть глаза и вознести молчаливую молитву. И в этот момент: - Хёрби! – с тяжелым треском гаркнуло радио. - !.. Он резко поднял лицо и рефлексивно обернулся, готовясь защищаться. В следующее мгновение он замер, всё ещё до конца не встав. У ограждения, где он оставил рюкзак, стояла девочка. В чёрном болеро с широким воротником и в такой же чёрной юбке, её тёмная фигура, подобно тени, растворялась во мраке, но это лишь сильнее подчёркивало тот факт, что эта девочка не должна была находиться в таком месте посреди ночи. Она была той самой девочкой из школы-интерната, которую он встретил днём на новой станции. Девочка, которая могла видеть духов. За секунду до того, как он решил, что делать, она наклонилась и вскользь подхватила радио за его ремешок. - Не трогай меня! Услышав протест радио, он слишком поздно понял её замысел. Девочка повернулась и побежала, повесив радио на руку. - Подожди!!! В следующую секунду Харви поспешил за девочкой. Она была достаточно близко, чтобы он мог попытаться поймать её без лишних проблем, но она использовала своё преимущество – худощавое телосложение – чтобы проскользнуть сквозь небольшой пролом в ограждении, и побежала в сторону путей. - Эй, ты о чём думаешь?! – прокричал он ей вслед, стараясь стать как можно меньше и пролезть следом. Такое ощущение, что эта дыра была сделана для кого-то вроде кота. Конечно же, не было ни единого шанса, что человек его комплекции сможет через неё пролезть. Бегущая вдоль путей девочка обернулась посмотреть на него. Увидев её лицо, Харви вздрогнул и против воли замер. Поверх тела черноволосой девочки он мог видеть лицо другой девочки, блондинки. Это был призрак, который преследовал черноволосую девочку. Парень не мог назвать его опасным, но, бесспорно, призрак кое-чем отличался от прежнего себя: у неё была ужасная внешность с наполовину запавшей головой, сквозь которую был виден разбитый череп. Девочки вместе хихикнули. Это была странная, сдвоенная улыбка. Вместе со слабой вибрацией вдалеке на путях появились два круглых огня. Только товарный поезд мог ехать в это время ночи. Чёрная униформа девочки вычерчивала чёткий силуэт в центре света, словно тень на белой стене. Девочка остановилась и, взяв радио обеими руками, закричала во весь голос, достаточный, чтобы быть услышанной в грохоте приближавшегося поезда. - Эй, Бессмертные ведь не умирают? Даже если их собьёт поезд? – она говорила голосом черноволосой девочки, но, по всей видимости, это был призрак. – Я умерла. Знаешь? Меня сбил поезд, и я умерла! «Какого я должен это знать?» - мысленно ругнулся Харви и, прокричав: «Твою мать, да уйди же с дороги!» - рванулся сквозь ограждение. Кусок торчащей проволоки рассёк его ладонь, но беспокоиться об этом не было времени. Огни и оглушительный рокот поезда приближались. Девочка подняла радио над головой и махнула им в сторону путей. В этот миг из радио, которое она собиралась бросить, словно дым выросла человеческая тень и схватила призрачную девочку за руку, как будто пытаясь утащить её за собой. - А-а-а, что это?! – закричала девочка-призрак, сопротивляясь. Пока она отвлеклась, радио соскользнуло с руки и со стуком упало на рельсы. Покинутая призраком, живая девочка стала оседать и упала на рельсы. - Г-р-р, Капрал, что вы творите? – разругался Харви, наконец избавившись от ограждения и со всей возможной скоростью летя к ним. Первым делом он подхватил тело девочки и, далеко не бережно, отбросил её в сторону от путей. Затем он немедленно обернулся и бросился за радио. Его нога зацепилась за щебень, но, прежде чем окончательно упасть, ему каким-то образом удалось ухватить рукой ремешок радио, а потом: Туууу! Гудок пронзил его уши резким шумом, похожим на взрыв, и два огня, мчащиеся на него, заполонили его зрение. Белые огни несли с собой шоковую волну, которая создавала у него ощущение, что они пройдут его тело насквозь. Прежде чем он понял, которая из девочек закричала, его способность слышать куда-то делась. *** «Что я делала?» У Киели было угрюмое выражение, такое, словно она была чересчур озадачена; она беспокойно гоняла во рту хлопья для завтрака. Да, по правде говоря, она совершала порой глупости, но девочке хотелось бы думать, что это происходило не так часто, чтобы она могла лечь спать, перепутав униформу с пижамой. Вчера ночью она обиженная легла спать, а когда проснулась, обнаружила, что лежит в кровати в своей школьной форме. Естественно, она вся помялась, и, пока она меняла одежду, Киели пришло осознание, что день не задался с самого начала. Хотя этого и не было видно на чёрной ткани, униформа была покрыта грязью и насквозь пропиталась чем-то тёмным и смахивающим на кровь. Вздрогнув, она подняла свою юбку, чтобы увидеть, что оба её колена исцарапаны, и мгновенно ощутила, как они жгут – но это были лишь царапины, и, по-видимому, пятна на форме были не её кровью. Бекка так и не появилась с момента своего исчезновения. «Что я делала?» Она бессознательно тихо простонала и склонила голову. Делая это, она спиной почувствовала удар об угол чьего-то подноса, который в этот момент проносили позади неё. - Ауч… Это произошло так неожиданно, что Киели больше удивилась, чем разозлилась, повернувшись и увидев веснушчатое лицо Зиллы, которая присела со своим подносом чуть поодаль и начала болтать со своей соседкой. Быть такого не могло, чтобы она не заметила столкновения с Киели, но с другой стороны это было бы довольно жутко, если бы она извинилась. Киели промолчала и сосредоточилась на своём завтраке. Её не интересовала скучная болтовня Зиллы и её соседки, но их голоса достигали её ушей, несмотря на отсутствие заинтересованности. Первым делом они разбирали по косточкам что-то невероятно банальное, как, например, сколько различных очков у мисс Ханни. Затем они подняли вопрос об инциденте, случившемся на старой железнодорожной станции рано-рано утром. В этот момент Киели впервые узнала об этом происшествии. - Похоже, какое-то животное прыгнуло под грузовой поезд и было им сбито. Говорят, это была кошка. - В смысле «говорят»? В ответ на этот наивный вопрос Зилла задрала нос, словно подчеркивая, что она знает ответы на все вопросы: - Тело сбитого животного так и не нашли, и, в итоге, железнодорожный отдел заявил, что это была кошка, и возобновил движение поездов. Но тебе не кажется всё это странным? То, что тела не осталось? – дойдя до этого места, она вдруг понизила голос и придвинулась нос к носу к соседке. – Как будто кто-то подобрал мертвого кота и забрал его домой, чтобы использовать в демоническом обряде. Киели почувствовала взгляд ужаса, брошенный в её направлении, но проигнорировала его, позволив подружкам обсуждать себя. Основываясь на всём том, что ей в последнее время случилось услышать, можно было сделать вывод - вокруг случившегося с голосом Бекки (тем самым голосом, что заставил уехать соседку Киели) прошёл слух, что девочка распевает демонические заклинания. Она быстро, не почувствовав вкуса, дожевала свои хлопья и встала. Позади неё всё ещё смеялись Зилла и её соседка, но Киели ни разу, пока относила посуду, не обернулась и покинула кафетерий. Оказавшись снаружи, она сделала глубокий вздох и резко бросилась бежать. После череды действий, состоящей из бега до комнаты, открытия двери, захода внутрь и закрытия двери, она выкрикнула «Бекка!» так громко, как только можно было крикнуть, чтобы звук не просочился за дверь. Бекка не проявила себя сразу же, но когда Киели решительным голосом заявила, «Я знаю, ты здесь», она мало-помалу появилась на своём обыкновенном месте – верхней койке. Киели впилась в неё взглядом с того места, где стояла сама – от двери. - Ты была на железной дороге вчера ночью? Что ты делала? Это была кровь кота? – было очевидно, что Бекка без спроса воспользовалась телом Киели, пока та спала, так что девочка даже не стала об этом заговаривать. - Кота? – переспросила Бекка, выглядя удивлённой. По её реакции, казалось, что она совершенно не понимала, о каком коте идёт речь, так что Киели решила надавить: - Тогда чья это была кровь? Буквально мгновение лицо Бекки выглядело так, словно она сейчас скажет «Упс!», а затем она внезапно на полном серьёзе ответила: - Точно. Это был кот. Киели вновь пристально вгляделась в соседку и повторила: - Чья это была кровь? - … - на мгновение умолкла Бекка, но, уступив перед решительной позицией соседки, наконец, медленно призналась: - Я проверяла его. Чтобы увидеть, умрёт ли он. Потому что ты мне не поверила, Киели. Не то, чтобы Киели не предполагала подобное, но от услышанного у неё на мгновение потемнело в глазах. Значит это не кот был сбит товарным поездом; это был кто-то куда больший – взрослый человек? - Тогда что… что после этого случилось? Он выжил? - Я не знаю. - Ты не знаешь? Ты не проверила? - Я испугалась и убежала домой. В смысле, когда на него наехал поезд… это был «хлюп»… Звук «хлюп». Он правда звучал, как хлюпанье. - Ну конечно же, это оно и было! Её голос усиливался чем больше, чем больше она сердилась. Бекка на верху кровати отшатнулась и произнесла: - Ну… ну, я не знала, что это так страшно. Это то, что случилось со мной? Я тоже была так раздавлена? Неужели я так выгляжу? Какой ты меня видишь, Киели? На глазах у Киели красивое лицо, стекая подобно слезам, начало постепенно исчезать. Девочка видела, как растаяла кожа, выставляя напоказ плоть и кость. - Бекка… - Киели больше не могла её ругать. Похоже, сбитая поездом и умершая два года назад девушка, увидев, как кто-то повторил её участь, наконец, осознала, какой ужасной была её смерть. - Всё нормально. Я понимаю. Оставайся здесь и ни во что не ввязывайся. Я пойду его поищу, - бросила из-за плеча Киели. Тем не менее, это не оправдывало действий Бекки, и, в довершение всего, если вглядеться в произошедшее, Киели могла быть виновна в убийстве. Оставив Бекку, Киели выбежала из комнаты.
