СОДЕРЖАНИЕ - Easyschool

Анализ образа Сократа в "Пире" Платона и Ксенофонта.
СОДЕРЖАНИЕ
Введение ................................................................................................................... 3
1 Жизнь и творчество Платона, Ксенофонта и Сократа ................................. 5
1.1 Краткий обзор биографический сведений о Платоне ........................... 5
1.2 Краткий обзор биографический сведений о Ксенофонте ................... 10
1.3 Сократ: его жизнеописание, труды и основы философии ................. 13
2 Характеристика диалогов «Пир» Платона и Ксенофонта ......................... 17
2.1 Специфика произведения «Пир» Платона .......................................... 17
2.2 Особенности произведения «Пир» Ксенофонта ................................. 24
3 Анализ образа Сократа в диалогах «Пир» Платона и Ксенофонта .......... 29
3.1 Образ Сократа в произведении «Пир» Платона ................................ 29
3.2 Образ Сократа в произведении «Пир» Ксенофонта ........................... 48
Заключение ............................................................................................................ 58
Список использованных источников .................................................................. 61
3
ВВЕДЕНИЕ
В диалоге «Пир» Ксенофонт развертывает большой сценарий,
дающий любопытную картину афинского быта. В таком оформлении
диалога Ксенофонт следует, вероятно, по пути Платона, у которого
имеется диалог с таким же названием и на ту же тему — о любви1.
Слово «пир» (dais) в древнегреческом языке образовано от глагола
daiomai («разделять, распределять, выдавать долю»), означающего правило
равного распределения пищи (мяса ритуальной жертвы) на общей трапезе
–
древнейшего
уравнительного
обычая.
Иносказание
в
названии
произведения Платона может быть связано с определенным балансом
смыслов и воздаянием почестей лучшему, что было принято на пиру.
Победитель в каком-то состязании получал награду в виде мяса. В данном
случае победитель соревнования в искусстве риторики получает в награду
признание его позиции истинной. При равных возможностях изложить
свою позицию этот «приз» достается Сократу. Каждый получает свою
долю признания в силу своих способностей.
Важно отметить, что в произведениях как Платона, так и
Ксенофонта, поднимаются проблемы, актуальные для обсуждения и в
наши дни. В том числе и поэтому, представляется интересным, полезным и
актуальным изучение наследия Сократа, его последователей и учеников.
С учетом вышеизложенного, данное исследование представляет
большой интерес и является весьма важным и актуальным.
Объектом исследования являются произведения «Пир» Платона и
Ксенофонта.
Предметом исследования выступает образ Сократа в диалогах
Ксенофонта и Платона.
1
Тронский И.М. История античной литературы. Учебник для студентов филологических специальностей
университетов. 5-е изд. — М.: Высшая школа, 1988. – С. 238.
4
Целью курсовой работы является анализ образа Сократа в диалогах
«Пир» Платона и Ксенофонта.
Исходя из поставленной цели, в работе решены следующие задачи:
- изучены произведения «Пир» Платона и Ксенофонта;
- приведены биографические данные о Платоне, Ксенофонте и их учителе
Сократе;
- показаны специфика и особенности диалогов «Пир» Платона и
Ксенофонта;
- проведён анализ образа Сократа в произведениях «Пир» Ксенофонта и
Платона.
Объект, предмет, цель и задачи курсового проекта обусловили
структуру работы и логику исследования поднятой проблемы.
Курсовая работа состоит из введения, трех глав, разбитых на
параграфы, а также заключения и списка использованных источников.
5
1 Жизнь и творчество Платона, Ксенофонта и Сократа.
1.1 Краткий обзор биографический сведений о Платоне.
Плато́н (др.-греч. Πλάτων, 428 или 427 до н.э., Афины — 348 или 347
до н.э., там же) — древнегреческий философ, ученик Сократа, учитель
Аристотеля.
Точная дата рождения Платона неизвестна. Следуя античным
источникам, большинство исследователей полагает, что Платон родился в
428—427 годах до н.э. в Афинах или Эгине в разгар Пелопоннесской
войны между Афинами и Спартой. По античной традиции днём его
рождения считается 7 таргелиона (21 мая), праздничный день, в который,
по мифологическому преданию, на острове Делос родился бог Аполлон.
Платон
родился
в
семье,
имевшей
аристократическое
происхождение, род его отца, Аристона (465—-424), восходил, согласно
легендам, к последнему царю Аттики Кодру, а предком Периктионы,
матери Платона, был афинский реформатор Солон. Также, согласно
Диогену Лаэртскому, Платон был зачат непорочно.
Перектиона была сестрой Хармида и Крития, двух известных фигур
из числа Тридцати тиранов недолговечного олигархического режима,
последовавшего за развалом Афин в конце Пелопоннесской войны.
Помимо Платона у Аристона и Периктионы было ещё трое детей: два
сына — Адимант и Главкон, и дочь Потона, мать Спевсиппа. Согласно
тексту Государства, Адамант и Главкон были старше Платона. Однако
Ксенофонт в своих Меморабилиях сообщает, что Главкон был младше
Платона2.
Первым учителем Платона был Кратил. Около 407 года, Платон
познакомился с Сократом и стал одним из его учеников. Характерно, что
Сократ является неизменным участником практически всех сочинений
2
Xenophon, Memorabilia, 3.6.1.
6
Платона, написанных в форме диалогов между историческими и иногда
вымышленными персонажами.
После смерти Сократа в 399 г. до н.э. уехал в Мегару. По преданию,
посетил Кирену и Египет в течение 399—389 годов. В 389 году отправился
в Южную Италию и Сицилию, где общался с пифагорейцами. «Платон
отправлялся впоследствии в Сицилию, чтобы с помощью Дионисия
Сиракузского основать там идеальное государство, в котором философы
вместо чаши с ядом получали бы бразды правления»3. В 387 году Платон
возвращается
в
Афины,
где
основывает
собственную
школу —
Платоновскую Академию. По древним преданиям, Платон умер в день
своего рождения в 347 году.
Согласно Диогену Лаэртскому, настоящее имя Платона — Аристокл
(др.-греч.
Αριστοκλής;
буквально,
«наилучшая
слава»).
Платон —
прозвище, означающее «широкий, широкоплечий». Напротив, существуют
исследования, показывающие, что легенда о его имени «Аристокл»
возникла в период эллинизма4.
Платоновский корпус (Corpus Platonicum) — то есть исторически
сложившаяся совокупность сочинений, которые со времён античности
связываются
с
именем
Платона
и
значительная
часть
которых
представляет собой диалоги, — формировался на протяжении долгого
времени. Вероятно, на протяжении долгого процесса формирования
классического «собрания сочинений» философа случались как потери, так
и приобретения, определявшиеся в известные моменты не только
состоянием рукописной традиции, но и уровнем и направлением
современной ему филологической критики.
Первой важной вехой на пути формирования корпуса можно считать
собрание платоновских сочинений, составленное в III веке до нашей эры
выдающимся филологом античности Аристофаном Византийским. Уже к
этому времени под именем Платона ходили сочинения разного объёма и
3
Соловьев В. С. Оправдание добра, 3,11,VI.
4
W. K. C. Guthrie, A History of Greek Philosophy, IV, 10 (L. Tarán, Plato’s Alleged Epitaph, 61).
7
качества, часть которых была отклонена Аристофаном, тогда как ещё
некоторая часть была помещена в собрании, правда, в качестве
сомнительных или, при всех достоинствах, недостоверно платоновских
произведений. Основу издания составили те сочинения, которые и сегодня
определяют лицо Платоновского корпуса.
Тот же Аристофан Византийский положил, вероятно, начало
систематизации сочинений Платоновского корпуса, поскольку в его
издании
они
располагались
трилогиями.
Так,
в
одной
трилогии
объединялись «Государство», «Тимей» и «Критий», в другой — «Законы»,
«Минос» и «Послезаконие», в третьей — «Критон», «Федон» и «Письма»,
что свидетельствует о тематическом принципе классификации сочинений,
весьма далёких друг от друга по объёму, структуре и по художественному
уровню. Сочинения, которым не находилось тематических аналогов, в
трилогии не включались и располагались беспорядочно.
Следующий важный этап истории Платоновского корпуса связан с
деятельностью Трасилла5 (I в. н. э.), чьим собранием, по существу,
пользуется и современная наука. У Трасилла платоновские сочинения
были объединены в тетралогии.
Современное
состояние
Платоновского
корпуса
определяется
изданием англ. Стефана, выдающегося французского филолога-эллиниста
XVI века. В научной литературе цитирование платоновских текстов
производится с указанием пагинации этого стефановского издания,
которая сохраняется на полях любого новейшего издания сочинений
Платона, как по-гречески, так и в переводах, независимо от принятого в
том или ином издании порядка их расположения.
Принято считать, что Платон является одним из основателей
идеалистического направления в мировой философии. Во многих
сочинениях философа проводится мысль о том, что бытием в подлинном
смысле слова можно назвать только абсолютные сущности, сохраняющие
5
Также иногда упоминается как Фрасилл.
8
своё бытие безотносительно пространства и времени. Такие абсолютные
сущности называются в сочинениях Платона идеями, или эйдосами. В
диалоге Платона «Тимей» главный рассказчик приходит к положению,
согласно которому решение онтологического вопроса всецело зависит от
того, как мы решаем вопросы теории познания. Если мы соглашаемся с
тем, что истинное познание касается только вечного и неизменного бытия,
а касательно изменяющегося и временного не может быть истинного
знания, но только лишь мнение, то следует признать автономное
существование идей.
В философии Платона легко обнаружить признаки дуализма. Платон
часто противопоставляет душу и тело как две разнородные сущности.
Тело — разложимо и смертно, а душа — вечна. Согласно учению,
изложенному в диалоге «Государство», в отличие от тела, которое можно
погубить, душе ничто не может помешать существовать вечно. Если мы
согласимся, что вред душе наносит порок и нечестие, то даже и в этом
случае остаётся признать, что порок не приводит душу к смерти, а просто
извращает её и делает её нечестивой. То, что неспособно погибнуть ни от
какого зла, можно считать бессмертным: «раз что-то не гибнет ни от
одного из этих зол — ни от собственного, ни от постороннего, то ясно, что
это непременно должно быть чем-то вечно существующим, а раз оно вечно
существует, оно бессмертно»6.
Главным методом познания Платон называет диалектику, которую
он определяет как познание самих сущностей вещей. В диалоге
«Государство»
собеседники
приходят
к
выводу,
что
занимается
диалектикой лишь тот, кто, «делает попытку рассуждать, он, минуя
ощущения, посредством одного лишь разума, устремляется к сущности
любого предмета и не отступает, пока при помощи самого мышления не
постигнет сущности блага. Так он оказывается на самой вершине
умопостигаемого, подобно тому как другой взошел на вершину зримого»7.
6
7
Платон. «Государство». Книга X.
Платон. «Государство». Книга IV.
9
В обыденном понимании диалектика — это лишь искусство
рассуждать в общении, особенно во время спора. Для Платона в
обыденном
значении
слова
важно
было
подчеркнуть
момент
всеобъемлющего рассмотрения вещи.
Советский философ и филолог А.Ф.Лосев в 1930 году давал
следующую характеристику Платону: «Апологет монахов и философ
полиции, защитник рабства и мистического коммунизма, профессор
догматического богословия, гонитель искусств и наук, заклятый враг
семьи и брака, душитель любви и женской эмансипации, мистик-экстатик
и блестящий художник, проповедник казармы, абортов, детоубийства,
музыкального воспитания души, педераст, моралист, строжайший аскет и
диалектик — вот что такое Платон»8.
8
Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии — М.: Наука, 1993. — С. 904.
10
1.2 Краткий обзор биографический сведений о Ксенофонте.
Ксенофо́нт (греч. Ξενοφῶν) (не позже 444 до н.э.9 - не ранее 356 до
н.э.) — древнегреческий писатель, историк, афинский полководец и
политический деятель, главное сочинение которого — «Анабасис Кира» —
высоко ценилось античными риторами и оказало огромное влияние на
латинскую прозу.
Родился он в Афинах около 444 до н. э., в состоятельной семье,
возможно принадлежавшей к сословию всадников. Его детские и
юношеские годы протекали в обстановке Пелопоннесской войны что не
помешало ему получить не только военное, но и широкое общее
образование. С молодых лет сделался последователем Сократа.
Крушение
могущества
демократических
Афин
вследствие
проигранной Спарте Пелопонесской войне в 404 г. до н. э. Ксенофонт
пережил уже в сознательном возрасте, и во время последующих за тем
политических
событий
он,
видимо,
поддерживал
реакцию.
Антидемократические настроения, вероятно, и заставили его покинуть
родину в 401 г. до н. э. и присоединиться в качестве частного лица к
экспедиции Кира. После смерти Кира и вероломного избиения греческих
военачальников персами, Ксенофонт с большой смелостью и уменьем
руководил отступлением десяти тысяч греков через вражескую землю.
Вместе с греческими наемниками он проделал весь поход: наступление на
Вавилон, битву при Кунаксе и отступление через Армению к Трапезунту и
далее на Запад в Византий, Фракию и Пергам. В Пергаме Ксенофонт,
который еще в Месопотамии был избран одним из стратегов греческого
войска,
а
впоследствии
во
Фракии
фактически
состоял
его
Точные годы рождения и смерти неизвестны и определяются на основании различных
отрывочных сведений. Приведенные годы жизни указаны на основании выводов
С. И. Соболевского. Смотри статью С. И. Соболевского «Ксенофонт. Его жизнь и сочинения» //
Ксенофонт. Сократические сочинения. Киропедия. М.: ООО «Издательство АСТ»: «Ладомир»,
2003, с.8. В то же время энциклопедия Britannica указывает следующие годы жизни
Ксенофонта: около 430 до н.э. — вскоре после 350 до н.э.
9
11
главнокомандующим, передал уцелевших солдат (около 5000 человек) в
распоряжение Фиброна — спартанского военачальника, собиравшего
войско для ведения войны с сатрапом Фарнабазом. Сам Ксенофонт вместе
со спартанским царём Агесилаем отправился в Грецию.
Осуждённый
в
Афинах
за
государственную
измену,
как
примкнувший к врагам народа, он подвёргся конфискации имущества. Это
определило его дальнейшую судьбу. В Малой Азии Ксенофонт сблизился
со спартанским царем Агесилаем, вместе с ним переправился в Грецию и
служил под его начальством, принимая участие в битвах и походах против
врагов Спарты, в том числе и против Афин. Был вознаграждён
спартанцами, подарившими ему имение близ элидского города Скиллунта.
Там он жил в уединении, занимаясь литературными трудами, пока
спокойствие его не было нарушено борьбою фиванцев со Спартой. После
битвы при Левктрах он, в 370 г. до н. э., бежал из Скиллунта и с трудом
спасся в Коринфе. Отсюда он снова вступил в сношения со своею родиной,
тогда соединившейся с лакедемонянами против Фив. Приговор о его
изгнании был отменён, но вскоре Ксенофонт умер.
Философские идеи того времени, в том числе и учение Сократа,
оказали на него лишь небольшое влияние. Это особенно ярко сказалось в
его
религиозных
взглядах,
для
которых
характерна
вера
в
непосредственное вмешательство богов в людские дела, вера во
всевозможные знамения, посредством которых боги сообщают смертным
свою волю. Этические взгляды Ксенофонта не возвышаются над
прописной моралью, а политические его симпатии всецело на стороне
спартанского аристократического государственного устройства.
Сочинения его, перечисляемые его биографом Диогеном, все дошли
до нас.

Лучшее из них — «Анабасис Кира» (или «Поход Кира» — Κύρου
ἀνάβασις), где рассказывается о неудачной экспедиции Кира
Младшего и отступлении 10 000 греков. Рассказ ведётся от третьего
лица,
одним
из
персонажей
является
сам
Ксенофонт.
По
12
литературным достоинствам и правдивости «Анабазис» соперничает
с комментариями Цезаря о галльской войне. В «Греческой истории»
(кн. III, гл. 1, 2), называет автором его Фемистогена Сиракузского:
очевидно, он издал это сочинение под псевдонимом.

«Греческая история» охватывает период с 411 года до битвы при
Мантинее в 362 году, период становления и расцвета греческой
государственности.

Дидактический характер носит «Киропедия» (Κύρου παιδεία, «О
воспитании Кира»), род тенденциозного исторического романа,
выставляющего Кира Старшего образцом хорошего правителя; с
исторической точки зрения в нем много фактов передано неверно.
Кроме исторических книг, написал также ряд философских. Будучи
учеником Сократа, стремился в популярной форме дать представление о
его личности и учении.

После
него
(Ἀπομηονεύματα
остались
также
Σωκράτους),
«Воспоминания
«Апология
о
Сократе»
Сократа»
(Ἀπολογία
Σωκράτους πρός τούς δικαστάς), «Пир» в которых учение Сократа
излагается в плане применения его к обыденной жизни. В этих
произведениях Сократу как человеку уделяется значительно больше
места, чем его философии.

В число этих т. н. «Сократических сочинений» входит и весьма
интересный трактат «Домострой» (другой перевод — «Экономика»).
Он написан в форме диалога между Сократом и богатым
афинянином Критобулом и посвящен изложению идей Сократа о
правильном управлении домашним хозяйством. Фактически, это
первое в истории сочинение по экономике. Отдельные места
«Домостроя» способны и по сей день вызвать интерес экономиста.
Произведения Ксенофонта, из перечисленных Диогеном Лаэртским
сохранились практически полностью. Их обычно делят на несколько
типов: исторические, философские и эссе.
13
1.3 Сократ: его жизнеописание, труды и основы философии.
Сокра́т (др.-греч. Σωκράτης, ок. 469 г. до н.э., Афины — 399 г. до н.э.,
там же) — древнегреческий философ, учение которого знаменует поворот
в философии — от рассмотрения природы и мира к рассмотрению
человека. Его деятельность — поворотный момент античной философии.
Своим
методом
анализа
понятий
(майевтика,
диалектика)
и
отождествлением положительных качеств человека с его знаниями, он
направил внимание философов на важное значение человеческой
личности. Сократа называют первым философом в собственном смысле
этого слова. В лице Сократа философствующее мышление впервые
обращается к себе самому, исследуя собственные принципы и приемы.
Представители греческой ветви патристики проводили прямые аналогии
между Сократом и Христом.
Сократ был сыном каменотёса (скульптора) Софрониска10 и
повитухи Фенареты, у него был брат по матери Патрокл. Был женат на
женщине по имени Ксантиппа. "Собеседники Сократа искали его общества
не с тем, чтобы сделаться ораторами..., но чтобы стать благородными
людьми и хорошо исполнять свои обязанности по отношению к семье,
слугам (слугами были рабы), родным, друзьям, Отечеству, согражданам"
(Ксенофонт, "Воспоминания о Сократе"). Хотя считал, что благородные
люди смогут управлять государством без участия философов, но, защищая
истину, часто вынужден был принимать активное участие в общественной
жизни Афин. Участвовал в Пелопоннесской войне — сражался под
Потидеей, при Делии, при Амфиполе. Был наставником воспитанника
своего друга Перикла афинского политика и полководца Алкивиада, спас
его жизнь в бою, но отказался принять в благодарность любовь Алкивиада,
по мнению обвинителей, при этом публично развратив юношей, объявляя
10
Платон. Евтидем 297e // Диалоги / Общ. ред. А.Ф. Лосева, В.Ф. Асмуса, А.А. Тахо-Годи. — М.:
«Мысль», 1998.
"благословенную
богами"
мужскую
любовь
"свинством".
14
После
установления в результате деятельности Алкивиада диктатуры Сократ
осуждал тиранов и саботировал мероприятия диктатуры. После свержения
диктатуры граждане, обозлённые тем, что, когда афинское войско бросило
раненого главнокомандующего и разбежалось, Сократ спас жизнь
Алкивиада (если бы Алкивиад погиб, он не смог бы вредить Афинам), в
399 г. до н. э. предъявили Сократу обвинение в том, что «он не чтит богов,
которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что
развращает юношество». Как свободный афинский гражданин, Сократ не
был подвергнут казни палачом, а сам принял яд11 (по распространённой
легенде, настой цикуты, но — если судить по симптомам — болиголова
пятнистого).
Сократ излагал свои мысли в устной форме, в разговорах с разными
лицами; до нас дошли сведения о содержании этих разговоров в
сочинениях его учеников, Платона и Ксенофонта (Воспоминания о
Сократе, Защита Сократа на суде, Пир, Домострой), и лишь в ничтожной
доле в сочинениях Аристотеля. Ввиду большого числа и объёма сочинений
Платона и Ксенофонта может казаться, что философия Сократа нам
известна с полной точностью. Но тут есть препятствие: Платон и
Ксенофонт во многих отношениях представляют учение Сократа различно.
Например, у Ксенофонта Сократ разделяет общее мнение, что врагам надо
делать больше зла, чем они могли бы сделать; а у Платона Сократ, вопреки
общему мнению, говорит, что не следует платить обидой и злом никому на
свете, какое бы зло ни сделали люди. Отсюда в науке возник вопрос: кто из
них представляет учение Сократа в более чистом виде. Вопрос этот
породил глубокие споры в философской литературе и решается
совершенно различно: одни учёные видят в Ксенофонте самый чистый
источник сведений о Сократовой философии; другие, напротив, считают
Ксенофонта никуда не годным или мало годным свидетелем и отдают
предпочтение Платону. Впрочем, естественно, что знаменитые воины
11
Нерсесянц В. C. Сократ. М., Наука, 1977.
15
Сократ и полководец Ксенофонт, в первую очередь, обсуждали проблемы
отношения к врагам на войне, с Платоном, наоборот, речь шла о врагах, с
которыми люди имеют дело в мирное время. Некоторые утверждают, что
единственным достоверным источником для характеристики Сократа
являются комедии Каллия, Телеклида, Эвполида и особенно комедии
Аристофана «Облака», Лягушки, Птицы, где Сократ представлен софистом
и безбожником, идейным лидером реформаторов всех мастей, даже
вдохновителем трагедий Еврипида, и где отражены все пункты будущего
обвинения
на
суде.
Но
многие
другие
драматурги-современники
изображали Сократа сочувственно - бескорыстным и добродушным
чудаком и оригиналом, стойко переносящим невзгоды. Так, Амейпсий в
трагедии "Кони" даёт такую характеристику философа: "Мой Сократ, ты лучший в узком кругу, но непригодный к массовым действиям, страдалец
и герой, среди нас?" Наконец, некоторые признают важными показания о
Сократе всех трёх основных свидетелей: Платона, Ксенофонта и
Аристофана, хотя спонсором Аристофана был главный враг Сократа богач
и коррупционер Анит12.
Используя
метод
диалектических
споров,
Сократ
пытался
восстановить через свою философию авторитет знания, поколебленный
софистами. Софисты пренебрегали истиной, а Сократ сделал её своей
возлюбленной. «…Сократ исследовал нравственные добродетели и первый
пытался давать их общие определения (ведь из рассуждавших о природе
только Демокрит немного касался этого и некоторым образом дал
определения теплого и холодного; а пифагорейцы — раньше его — делали
это для немногого, определения чего они сводили к числам, указывая,
например,
что
такое
удобный
случай,
или
справедливость,
или
супружество). …Две вещи можно по справедливости приписывать
Сократу — доказательства через наведение и общие определения: и то и
12
Введение С. И. Соболевского. Ксенофонт Сократические сочинения. Киропедия/ Ксенофонт. М.: ООО
«Издательство АСТ»: «Ладомир», 2003.
16
другое касается начала знания», — писал Аристотель («Метафизика», XIII,
4).
Грань между присущими человеку духовными процессами и
материальным миром, уже намеченная предшествующим развитием
греческой философии (в учении Пифагора, софистов и др.), была более
отчетливо обозначена именно Сократом: он акцентировал своеобразие
сознания сравнительно с материальным бытием и одним из первых
глубоко раскрыл сферу духовного как самостоятельную реальность,
провозгласив
её
как
нечто
не
менее
достоверное,
чем
бытие
воспринимаемого мира (монизм)13.
В вопросах этики Сократ развивал принципы рационализма,
утверждая, что добродетель проистекает из знания, и человек, знающий,
что такое добро, не станет поступать дурно. Ведь добро есть тоже знание,
поэтому культура интеллекта может сделать людей добрыми.
Сократу приписывают также такие слова в отношении знания: «Я
знаю только то, что ничего не знаю».
Свои приёмы исследования Сократ сравнивал с «искусством
повивальной бабки» (майевтика); его метод вопросов, предполагающих
критическое отношение к догматическим утверждениям, получил название
«сократовской иронии». Свои мысли Сократ не записывал, полагая, что это
ослабляет память. А своих учеников приводил к истинному суждению
через диалог, где задавал общий вопрос, получив ответ, задавал
следующий уточняющий вопрос и так далее до окончательного ответа.
13
Спиркин А. Г. Философия: учебник / А. Г. Спиркин. — 2-е изд. М.: Гардарики, 2010. — C. 52.
17
2 ХАРАКТЕРИСТИКА ДИАЛОГОВ «ПИР»
ПЛАТОНА И КСЕНОФОНТА.
2.1 Специфика произведения «Пир» Платона.
Разгадка «Пира»
Хронологические данные о жизни участников пира говорят, что
Платон лукавил: пир как событие мог состояться только накануне
пересказа. Но политическая обстановка вовсе не способствовала тому,
чтобы передавать рассказ о пире как новость. Если так, то события, скорее
всего, вовсе не было, потому что в нем не мог участвовать Агафон. Значит,
мы имеем дело вовсе не с пересказом, а с литературной реконструкцией.
Причем не самого пира (которого могло и не быть), а некоей идеи, которая
скрыта за множеством бытовых деталей и отвлекающих рассуждений. Для
непосвященного «Пир» - это рассказ о не совсем трезвых рассуждениях в
духе текущей эпохи: лицемерного благочестия, славящего богов, в
которых уже никто не верит, попыток поверить культ богов наукой
(медициной), гомосексуальными шутками и прочим, в чем мы легко
угадаем и свою собственную эпоху.
Не случайно для разговора о любви была взята не богиня Афродита,
относительно которой в предании сохранилось множество сюжетов, а
полузабытый Эрот. Это освободило автора «Пира» от необходимости
соотносить идеи Сократа с мифологическими сюжетами, которые были
защищены от толкований священными ритуалами. Все мифологические
сюжеты на всякий случай все-таки были обсуждены. Но они не помешали
изложению концепции, фактически замещающей Эрота философской
теорией, носителем которой (гением) является Сократ.
Отдельного внимания достоин гомосексуальный фон «Пира»,
который при здравом рассмотрении почти полностью рассеивается. В
«увлечении мальчиками» видится только эстетический компонент. Причем
духовная красота ставится выше телесной. Гомосексуальная шутливость
18
Алкивиада – лишь прием Платона, использованный для затенения ядра его
произведения.
Надо сказать, что красота для эллинов важна сама по себе и не
связана с сексуальным мотивом. Так, боги похищают Ганимеда для Зевса
«ради его красоты и того, чтобы он был среди бессмертных». Но точно
такой же оборот речи применяется, когда Эос похищает Клита. Формула
является атрибутом события - похищения. Что касается телесной красоты,
то греки прекрасно знали разницу между эстетическим наслаждением и
оскверняющим вожделением. Миф об охотнике Актеоне, узревшего наготу
Атремиды, имеет весьма печальный конец: богиня превратила охотника в
оленя, и он был растерзан собственными собаками.
Фигура Эрота не случайно отделена от Афродиты. Это отражает
древнюю
практику
мужских
союзов,
где
юноши
проходили
инициатические ритуалы, и для этого им требовался патронаж взрослых
мужчин.
Этот
тип
отношений,
очень
слабо
представленный
в
современности, и при определенном настрое читатель может перепутать
эти отношения с гомосексуальными. Как и отношения в военном лагере,
где мужчины имеют общий стол и общий ночлег. Инициатический
патронаж
с
течением
времени
трансформировался
в
Афинах
в
аристократический обычай: у взрослого неженатого мужчины должен быть
«возлюбленный», у юноши – патрон, который является для него
наставником и образцом высокой духовности.
Так что же хотел донести до читателя Платон? Очевидно, что все
произведение связано с тем, чтобы упрятать речь Сократа в разнородные и
занятные для публики рассуждения и бытовые зарисовки. В самой речи
Сократа главное – отрицание богов, замещение их героями-посредниками.
Ведь все, что сказано об Эроте, легко переносится на других богов. Место
богов должны занять понятия, а их носители – гении, вроде Сократа. В
данном случае речь идет о фундаментальном понятии прекрасного,
которое освобождается от какой-либо привязке к богам. Воспринять это
прекрасное можно только философским воззрением, которое дает
19
возможность видеть недоступное большинству – некий «светомир»
(термин Шпенглера) в сознании человека, замещающий действительность
световым изображением красоты: прекрасное – свет, безобразное – тьма,
остальное – «оттенки серого». Продуктивность жизни человека заключена
в глубине видения этого «светомира», которое и реализуется его жажду
бессмертия.
Совпадение портрета Эрота и портрета Сократа завершают разгадку.
Не случайно подробности «Пира» представляют собой «житие» самого
Сократа, за которым записывают каждый его шаг, каждое слово. Сократ
описывает Эрот как самого себя, а фигуру бога просто отбрасывает, когда
речь идет о понятии прекрасного.
Таким образом, мы имеем скрытое изложение учения Сократа или
тайной секты, в которую он входил как «жрец» и гений – носитель знания.
Учение «упаковано» в легковесный текст, где гомосексуальные мотивы
отвлекают от ключевой идеи. При этом «Пир» обнародован спустя
несколько десятков лет после смерти Сократа, оставаясь достоянием
секты. При этом Платон мог быть либо хранителем учения, либо просто
ответственным за публикацию.
Тайна авторства
«Пир» Платона – произведение загадочное. Прежде всего, тем, что
оно маскируется под легкий литературный жанр и скрывает автора за
несколькими пересказами. Да и сам смысл «Пира», который должен
концентрироваться в речи Сократа, скрыт множеством деталей, введенных
в повествование на потребу публике.
«Пир» начинается с рассказа о последнем источнике: Аполлодор по
прозвищу «бесноватый» рассказывает о своей встрече с Главконом,
который интересуется о бывшем когда-то пире у Агафона, на котором свои
«речи о любви» держали Сократ, Алкивиад и другие. Причем информация
к Аполлодору попала как-то уж очень кружным путем – от «одного
человека, который ссылался на Феникса, сына Филиппа».
20
То есть, инициатива описания пира исходит от Главкона, а сам
рассказ передается от лица Аполлодора. Причем не по его инициативе, а
по «наводке» некоего неназванного лица. О чем и вовсе можно было бы не
поминать. Такой подход призван сказать: автор текста (Платон) тут не
причем, и даже не он проявил интерес к рассказу. Но кто такой Главкон?
Скорее всего, это брат Платона, который под одной версии старше
Платона, по другой – младше. Скорее всего, именно от него Платон
получил сведения о пире. Главкон рассказал брату то, что услышал от
Аполлодора.
Кроме того, оказалось, что пир состоялся давным-давно. То есть,
собственно, уже и не актуален вовсе. И даже сам хозяин, организатор пира
Агафон давно уже покинул места, где произошла эта история. Причем в то
время сами приятели – Аполлодор и любопытный Главкон были еще
детьми. «Во времена нашего детства» - вот когда состоялся пир, который
вызывает непонятно откуда взявшийся интерес. Агафон тогда тоже был
молод – только что получил награду за свою первую трагедию и отмечал
это событие. Об Агафоне (ок. 448-397 г. до н.э.) нам известно только то,
что он был сторонником отказа от изображения классических мифов в
трагедии и использовал выступления хора как обособленные от сюжета
номера. Аполлодор как последователь Сократа (469-399 г. до н. э.) должен
принадлежать примерно к тому же поколению, что и Агафон, а Главкон
моложе Аполлодора лет на 20. Получается, что молодой Главкон
интересуется в Аполлодора о давно минувшем событии его детства, а
молодой Платон записывает это событие. Но в реальности «Пир» создан не
двадцатилетним (или около того) Платоном, а Платоном зрелых лет.
Сократ не раз беседует с Главконом в «Государстве» Платона. Также
Ксенофонт приводит эпизод, в котором Сократ и Платон отговаривают
юного Главкона (которому не было и 20 лет) от попыток выступать в
Народном собрании и претендовать на управление государством. Сократ,
чтобы отвратить Главкона от честолюбивых замыслов, начинает задавать
ему прагматичные вопросы о дополнительных доходах и расходах
21
государства (увеличении первых и сокращении вторых), а также о
соотношении сил с потенциальными противниками государства, у которых
Главкон намеревался поживиться чем-то. Главкон оказывается полностью
обескураженным: он не обдумывал эти вопросы. Он не знает ничего ни о
бюджете государства, ни о его военном состоянии, ни о состоянии стражи,
которая охраняет поля от воровства, ни о производстве в серебряных
рудниках, ни о запасах хлеба и урожае. Поэтому его стремление к пользе
государства оказывается совершенно необоснованным. Сократ советует
незадачливому юнцу попробовать улучшить хозяйство его дяди, прежде
чем претендовать на улучшение 10.000 хозяйств, за что он справедливо
был подвергнут насмешкам. Но оказывается, что Главкон и дядю не может
уговорить слушаться своих советов! Куда же ему уговорить всех афинян
слушаться!
Но оставим эту тему, заметив, что Главкон совсем юн, но уже знаком
с Сократом. А его беседа с Аполлодором произошла ранее, чем диалог,
отраженный в «Государстве». Сколько же лет Главкону? 15? Тогда и
Платону (428-347 гг. до н.э.) примерно столько же.
Учитывая годы жизни Платона и тот факт, что с Сократом они
познакомились лишь около 407 г., понятно, что беседа об управлении
государством состоялась в последние годы жизни Сократа, а разговор
Главкона
с
Аполлодором
–
еще
ранее.
Сюжеты,
описанные
в
«Государстве» и в «Пире», - это события рубежа веков. А произведения, их
описывающие, датируются 370-360 гг. до н.э. То есть, по прошествии 3040 лет! Нет сомнений, что множество деталей пира были либо придуманы
Платоном, либо взяты из письменного источника. Первое характеризовало
бы его дурно, и такое Платон вряд ли допустил бы. Первое говорит о тайне
записей бесед Сократа и каком-то обязательстве не разглашать их в
течение длительного срока и предоставить право разглашения именно
Платону. Вполне возможно, что это обязательство связано с принципами
пифагорейской секты, к которой могли быть причастны и Сократ, и
Платон.
22
Но самое интересное, что в «Пире» упоминается сын Главкона,
пытавшийся понравиться Сократу. Значит, он уже находился в возрасте
юноши или молодого человека, а сам Главкон был уже зрелым мужем. Нам
придется признать, что это «разные Главконы» или что Платон перепутал
Главкона и сына Главкона. Но в «Пире» на этот счет не дается никаких
разъяснений. Единственная историческая личность, подходящая на роль
отца поклонника Сократа – стратег Афин Главкон, занимавший в 441-440
гг. эту должность, наряду с Периклом. Но по возрасту это мог быть разве
что дедушка поклонника Сократа. Если, конечно, в своей речи в «Пире»
Алкивиад не поминает очень отдаленные времена, когда сын стратега
Главкона и он сам были очень молодыми людьми. Но, судя по контексту,
этого не могло быть. Можно сказать, что Главконы нас запутали, а Платон
не потрудился разъяснить, о ком шла речь. Хотя это одна из ключевых
фигур при определении источника информации о пире, которая так
тщательно передается в начальной части текста. «Пир» вообще очень
подробный текст, в котором автор пытается не упустить ни одной детали.
В «Пире» указывается, что организатор пира Агафон на момент
пересказа отдаленного события еще жив, хотя и уехал из этих мест. Судя
по датировке смерти Сократа и Агафона, Сократ тоже должен быть еще
жив (он умер два года спустя после Агафона). Причем Платон знаком с
Сократом достаточно давно! Почему бы не дать пересказ в интерпретации
самого Сократа? Ведь он никуда, судя по всему, не уехал, иначе об этом
было бы сказано, как и в случае с Агафоном. Значит, Платон мог общаться
с Сократом. Но либо не захотел, либо этому воспротивился сам Сократ.
Либо консультация с Сократом просто скрыта от читателя. Например, по
той причине, что Сократу к тому времени власти запретили смущать
людей своими речами, и всякое его произведение попадало в список
экстремистской литературы. Поэтому Платону и нужно отнести событие к
временам давно минувшим, когда Главкон и он сам были еще мальчиками.
И запутать все, что только можно.
23
При выяснении первоисточника информации о пире оказывается, что
Сократ к этой истории не причастен. Это не он рассказал своему ученику
Аполлодору, что там творилось. Вся ответственность за исходный пересказ
лежит на некоем Аристодеме – «маленький такой, всегда босоногий», а
Сократ только кое в чем подтвердил его рассказ.
Итак, Платон пересказывает рассказ Аполлодора, который сам
пересказывает Аристодема. Причем это рассказ не для Платона, а для
Главкона, который, вероятно, именно Главкон и поведал автору «Пира».
Кроме того, когда в «Пире» дело доходит до пересказа речи Сократа, то
оказывается, что он передает не собственные мысли, а то, что ему поведала
некая чужестранка – мантинеянка Диотима. В общем-то, от Афин до
Мантинеи в Аркадии не такой уж долгий путь. Тем не менее, звание
«чужестранка» означает, что речь идет о представительнице другого
народа, далекого от аттических ионийцев. Так и вовсе снимается
ответственность за то, что передается читателю от лица Сократа, – это
пересказ пересказа, пересказанный еще трижды. При этом Аполлодор –
«бесноватый», он поносит весь мир и самого себя, но только Сократ для
него - вне критики. Что возьмешь с «бесноватого», постоянно выходящего
из себя, поскольку всех считает достойными жалости, раз они не
занимаются философией.
После
всех
этих
путаных
объяснений,
снимающих
всякую
ответственность за достоверность пересказа, Платон переходит к рассказу
Аристодема (то есть, пересказу его рассказа Аполлодором, который
пересказан Платону его братом Главконом). При этом в рассказе
множество мельчайших деталей, которые уподобляют его хронике, а
записи речей – стенограммам.
24
2.2 Особенности произведения «Пир» Ксенофонта.
Пир
(Симпосий)
древнегреческого
писателя,
(др.-греч.
историка,
Συμπόσιον) —
афинского
произведение
полководца
и
политического деятеля Ксенофонта. Описывает обед устроенный одним из
богатейших людей Древней Греции Каллием по случаю победы Автолика
в гимнастическом состязании на празднике Великих Панафиней 422 года
до н. э.
На этом пире присутствовали Сократ, его друзья и знакомые, в том
числе и сам Ксенофонт. Сократ нашёл, что для гостей полезнее проводить
время в беседах, чем в развлечениях. И вот каждый из гостей рассказывает,
чем он более всего гордится. Наиболее важную роль этого сочинения
представляют речи Сократа.
Является важным источником жизнеописания Сократа.
Сам автор говорит в начале произведения, что он желает предать
памяти потомства дела добродетельных людей даже во время их забав. Для
этого он описывает пир, устроенный богачом Каллием.
«Пир» противополагается «Воспоминаниям о Сократе» и дополняет
их в том отношении, что в «Воспоминаниях» Ксенофонт воспроизводит
серьёзные беседы Сократа, в «Пире» — шутливые.
Действующие лица в «Пире»: Сократ, Каллий, Никерат, Автолик,
Ликон, Антисфен, Хармид, Критобул, Гермоген, Филипп, сиракузянин и
Ксенофонт.
Каллий — один из членов знатного афинского рода, после смерти
отца наследовал огромное (по тем временам) состояние, так что считался
самым богатым человеком во всей Греции. В описываемое Ксенофонтом
время (422 год до н. э.) ему было более 30 лет. В это время он не имел
никаких личных заслуг, а был известен только своим богатством. Сократ
упоминает лишь о том, что он был жрецом Эрехфеевых богов, но этот сан
был наследственным в роде к которому он принадлежал. Равным образом
25
от предков он унаследовал почётное положение проксена спартанцев. В
общем он вёл жизнь праздную и распутную и промотал состояние, так что
умер в бедности. В дни богатства ради тщеславия он любил принимать у
себя знаменитых софистов и тратил на них много денег, желая
позаимствовать от них мудрость и прослыть учёным. Ксенофонт в
«Греческой истории» говорит о нём, что он испытывал не меньше
удовольствия хваля себя, чем когда его хвалили другие.
Никерат — сын знаменитого полководца Никия, приятель Каллия,
лет 24-х, также очень богатый человек, любитель Гомера, знавший его
поэмы наизусть. В общественной жизни он никакой роли не играл. В числе
близких к Сократу людей он также не был. Казнён в «правление тридцати
тиранов» в 404 году до н. э.
Автолик — любимец Каллия, сын Ликона. Мальчик в честь которого
Каллий устроил пир по случаю его победы на гимнастическом состязании.
По своему возрасту и скромности он не принимает участия в беседе. Он
также был казнён в «правление тридцати тиранов» в 404 году до н. э.
Ликон — отец Автолика, человек бедный, но знатный. Оратордемагог, впоследствии с Мелетом и Анитом бывший обвинителем Сократа
в его процессе.
Антисфен — ученик и горячий приверженец Сократа, лет 26-ти,
человек очень бедный, суровый, более склонный к порицанию, чем к
восхвалению,
остроумный,
впоследствии
ставший
основателем
кинической школы.
Хармид — молодой человек, лет 26-27-ми, аристократ, родственник
Крития, одного из «тридцати тиранов». Первоначально он был богат, но в
описываемое время (422 год до н. э.) в результате опустошения Аттики
спартанцами в начале Пелопоннесской войны потерял состояние. Он был
близким человеком Сократу, который уговорил его принимать участие в
государственных делах. В «правление тридцати тиранов» он был на их
стороне и занимал важную должность одного из архонтов Пирея. Был убит
в сражении с демократами в 403 году до н.э.
26
Критобул — сын Критона, Сократова друга, и сам близкий к нему
человек, богатый, но небрежно относившийся к своему состоянию.
Гордился своей красотой.
Гермоген — брат Каллия, но почему-то лишённый отцом наследства
или обедневший. Он был также близок к Сократу. Ксенофонт с его слов
рассказывает о том, что думал Сократ о защите и о конце жизни (см.
«Защита Сократа на суде»), когда его призвали к суду.
Произведение состоит из 9 глав.
В первых двух главах описывается обстановка, развлечения гостей,
ведутся полушутливые разговоры. В частности в них приводятся слова
Сократа о своей жене Ксантиппе, имя которой стало нарицательным для
дурных и сварливых жён:
Тут Антисфен сказал:
— Если таково твоё мнение, Сократ, то как же ты не воспитываешь
Ксантиппу, а живёшь с женщиной, сварливее которой ни одной нет
на свете, да, думаю, не было и не будет?
— Потому что, — отвечал Сократ, — и люди, желающие стать
хорошими наездниками, как я вижу, берут себе лошадей не самых
смирных, а горячих: они думают, что если сумеют укрощать таких,
то легко справятся со всеми. Вот и я, желая быть в общении с
людьми, взял её себе в том убеждении, что если буду переносить её,
то мне легко будет иметь дело со всеми людьми14.
В начале третьей главы Сократ говорит, что для гостей полезнее
проводить время в беседах, чем в развлечениях и предлагает каждому
рассказать о том чем он более всего гордится. После этого он ведёт
разговор с каждым из гостей и либо отвергает и высмеивает предмет их
гордости, либо соглашается с ним.
В завершении беседы Сократ произносит монолог о превосходстве
любви духовной перед любовью плотской.
14
Ксенофонт. «Пир», Глава 2.
27
Никерат гордится тем, что знает наизусть «Илиаду» и «Одиссею»
Гомера. На это Сократ ему оппонирует, что эти произведения знают
наизусть любой из рапсодов — «самый глупый род людей». При этом он
указывает, что одно дело знать произведение наизусть, а другое —
проникнуть в его «сокровенный смысл», чего по мнению Сократа
Никерату не удалось.
Критобул гордится своей красотой. На это Сократ полушутливо
замечает, что «его глаза прекраснее, так как они видят вкось, будучи
навыкате», «его ноздри открыты не вниз, а вверх и соответственно
воспринимает запах со всех сторон» и в то же время «его приплюснутый
нос не служит препятствием глазам».
Каллий считает, что делает людей справедливыми:
«В то время как вы спорите о том, что такое справедливость, я делаю
людей справедливее.
— Как же мой дорогой? — спросил Сократ.
— Я даю деньги, клянусь Зевсом.
Тут встал Антисфен и изобличающе спросил его:
— Как по-твоему, Каллий, люди носят справедливость в душе или в
кошельке?
— В душе, — отвечал Каллий.
— И ты, давая деньги в кошелёк, делаешь душу справедливее?
— Конечно.
— Как же?
— Люди, зная, что у них есть на что купить всё необходимое для
жизни, не хотят совершать преступлений и тем подвергать себя
опасности.
— Отдают ли они тебе, что получат? — спросил Антисфен.
— Клянусь Зевсом, — отвечал Каллий, — конечно, нет.
— Что же? Вместо денег платят благодарностью?
— Клянусь Зевсом, — отвечал он, — даже и этого нет, напротив
некоторые становятся даже неприязненнее, чем до получения.
28
— Удивительно, сказал Антисфен, — ты можешь их делать
справедливыми ко всем, а к себе самому не можешь»15.
Хармид,
который
потерял
своё
состояние
вследствие
Пелопоннесской войны, говорит, что гордится своей бедностью. При этом
он сравнивает свою жизнь, когда был богатым и когда стал бедным. Если
раньше ему приходилось бояться всех и отовсюду — грабежа, пожара,
сикофантов, то сейчас ему ничего не грозит, он может распоряжаться
своим временем как сам захочет и вообще чувствует себя намного лучше.
Антисфен, будучи бедняком, гордится своим богатством. При этом
богатством он называет то состояние, которое достаточно для человека, а
бедностью, соответственно, то которое недостаточно. При этом он
приводит в пример многих «богатейших» людей, у которых имеется
«очень тяжёлая болезнь». С ними происходит что-то похожее на то, «как
если бы человек много имел, много ел, но никогда не был бы сыт». В
противоположность им Антисфен рад своему положению, так как у него
есть всё, что ему необходимо.
Гермоген гордится добродетелью и своими друзьями.
Ликон гордится своим сыном Автоликом. На вопрос Автолику «не
гордится ли он своей победой», тот отвечает, что более всего гордится
своим отцом. При этом сам Ликон признаёт, что он «богаче всех на свете».
Сам Сократ гордится своим искусством обучать людей тому, чтобы
они начинали нравиться другим, в шутку называя его «сводничеством». В
завершение беседы Сократ произносит монолог о превосходстве любви
духовной над любовью плотской.
15
Ксенофонт. «Пир», Глава 4.
29
3 АНАЛИЗ ОБРАЗА СОКРАТА В ДИАЛОГАХ «ПИР»
ПЛАТОНА И КСЕНОФОНТА.
3.1 Образ Сократа в произведении «Пир» Платона.
«Пир» Платона – описание уже совсем другой вечеринки симпосиума, происходил, в отличие от «Пира» Ксенофонта, совсем в
другое время и совсем в другом составе.
Повествование о пире и беседе на нем начинается с достаточно
длиной истории того, как Сократ и Аристодем появились в доме Агафона,
отмечавшего свой недавний успех у публики. При этом множество
деталей делают ситуацию комичной, фигуру Сократа – фигурой чудака.
Все это как бы готовит читателя к тому, что ко всем последующим речам
Сократа надо отнестись без особой серьезности.
Начинается все с того, что Аристодем случайно встречает Сократа
«вырядившимся». Что это значит? Оказывается, Сократ умыт и в
сандалиях. Вот если бы он был неумыт и бос – тогда это не вызвало бы
вопроса, куда это он вырядился. Имеем характеристику Сократа как
босяка, который, лишь будучи приглашенным на пиршество, приводит
себя в порядок.
Обсуждение
вопроса,
под
каким
предлогом
Аристодему
присоединиться к приглашенному Сократу, также весьма любопытно.
Сократ приводит в пример поговорку, которую, как он считает, Гомер
исказил: «к людям достойным на пир достойный без зова приходит».
Гомер предполагает, что недостойный приходить без зова не должен.
Сократ полагает, что все как раз наоборот, приводя в пример явление
слабого Менелая на пир к доблестному Агамемнону. Это было в порядке
вещей, значит, Гомер ошибался. Ну что взять с человека, который
критикует самого Гомера!
Авторитета Сократа явно не хватает, чтобы развеять сомнения
Аристодема. Аристодем самоуничижается: нет, так будет скорее по
30
Гомеру, если он без приглашения пойдет на пир к мудрецу. Сократ
высказывается в том смысле, что пока дойдем, придумаем, как
выкрутиться. При этом по дороге начинает все больше задумываться и
отстает, а при входе в дом Агафона и вовсе куда-то исчезает. Аристодем
так и является незваным гостем, как и предполагал – без всякой
поддержки от Сократа и без всяких оправданий своей вольности. И тут
выходит, что Сократ-то был прав. Агафон радостно приветствует
Аристодема и даже сообщает, что искал его вчера, чтобы пригласить на
пир. И спрашивает, почему же тот не привел Сократа?
Слуге приказано отыскать спрятавшегося где-то задумчивого
мыслителя. Аристодем же принимает от раба омовение ног и
располагается среди пирующих. При этом становится известным, что
Сократа лучше пока не трогать – он стоит у соседнего дома и о чем-то
размышляет, отказываясь куда-либо идти. Чудачество Сократа делает
ситуация совершенно комической.
Ужин начинается без Сократа, который появляется только к
середине трапезы, простояв в задумчивости немало времени. Агафон
зовет его на почетное место рядом с собой. И шутливо предполагает, что
часть мудрости, которая завладела Сократом, перетечет и в него. Сократ
же совсем недружелюбно отвечает, что такого свойства мудрость не
имеет, чтобы перетекать в пустое место как вода. Но тут же поправляется:
если все же подобное свойство у мудрости есть, то он скорее ожидает
получить ее от Агафона. Потому что мудрость Агафона сопряжена с
успехом, а сократовская – «плохонькая», «похожая на сон». Тридцать
тысяч греков, оказывается, внимали трагедии Агафона! А Сократ… К
нему можно отнестись более сдержанно, без восторгов – как и он сам
рекомендует.
Агафон понимает, что Сократ его все-таки высмеивает. И
примирительно
предлагает
отужинать,
после
чего
разобраться
мудростью посредством Диониса. То есть, хорошенько напиться.
с
31
Как показывает речь Павсания, последовавшая после ритуального
обмена любезностями и шутками, напиваться в этой компании – дело
обычное. Павсаний предлагает не напиваться на этот раз допьяна. И даже
молит о передышке «после вчерашнего». Это оказывается общим
мнением: упиваться никто не хочет, ибо голова, надо полагать, побаливает
у каждого. И только Сократа собравшиеся оценили выше всех остальных.
Одни могут пить «по капле», другие – много. И только Сократ способен и
пить, и не пить. Поэтому он в любом случае будет доволен. Порешили
пить «просто для удовольствия» и каждый – сколько захочет. В общем,
речь идет о пьянке, и читатель должен убедиться в этом. В финале пира
оказывается, что все перепились как обычно. А в начале все
прикидываются, что будут вести философские беседы между чашами
вина.
Врач Эриксимах, у которого тоже болела голова с похмелья,
предложил заняться беседой. И сам назвал тему. При этом сославшись,
что вовсе не сам ее придумал, а присутствующий здесь же Федр, который
сокрушался, что гимны и пеаны и даже похвальные слова не посвящаются
Эроту – такому могущественному и великому богу. Эрота не воспевают –
это не порядок! Опять ситуация сводится к анекдоту: обсуждать
намереваются уже почти позабытого и потерявшегося в тени Афродиты
бога. Это можно расценить разве что как затею праздных людей, которые
уже не знают, о чем им поговорить.
Сократ с его обычной иронией тут же заявил, что он не смыслит ни в
чем, кроме любви. И по кругу собравшиеся стали выступать с
похвальными речами к Эроту.
Правда,
пересказчик
Аполлодор
тут
же
оговаривается,
что
Аристодем не запомнил всего, да и сам он не все запомнил из пересказа
очевидца. Поэтому и передает только «наиболее достойное памяти». Как
удалось ему упомнить такие обширные и витиеватые тексты – остается
загадкой. Как и то, почему достойное памяти настолько детально
32
воспроизводится, не игнорируя даже, казалось бы, совершенно случайные
обмены репликами.
Алкивиад: хитрый панегирик Сократу
Стоило Сократу закончить речь, как к пирующим присоединяется
пьяный Алкивиад с ватагой спутников. Выглядит он легкомысленно – на
голове венок из плюща и фиалок и множество лент, поддерживает его
нетвердые движения флейтистка. Алкивиад требует «продолжения
банкета». Он настолько нетрезв, что не замечает Сократа и садится рядом с
Агафоном, увенчивая его своими лентами. Наконец, увидев Сократа, он
вскакивает и вопит о том что тот устроил ему засаду «и здесь».
Претензии к Сократу абсурдны: мол, ему стоило бы делить ложе с
комедиантом Аристофаном, а не с прекрасным Агафоном. Сократ тут же
жалуется Агафону, что Алкивиад его одолевает своей ревностью и прохода
не дает: ни взгляни на юношу, ни побеседуй с каким-нибудь красавцем.
Сократ
даже
притворно
опасается
насилия
со
стороны
безумно
влюбчивого пьяницы. Причем, Сократ употребляет странный оборот: «с
тех пор, как я полюбил его». Исходя из того понимания любви, которое
содержится в «Пире», странность рассеивается: речь идет о близком
приятельстве, дружбе.
Алкивиад, внешне не смиряясь, тут же переходит на другой тон и
просит Агафона вернуть ему часть лент, чтобы украсить и голову Сократа,
чтобы тот не считал, что его – победителя во всех спорах – чем-то
предпочли лишь позавчера прославившемуся Агафону. Внимание его
переключается на остальных присутствующих, которых он считает
слишком трезвыми, а потому берет на себя руководство всеобщим
пьянством. В руки ему попадает громадная чаша, и он начинает всех
потчевать. Замечая между делом, что Сократу это нипочем: «он выпьет,
сколько ему ни прикажешь, и не опьянеет ни чуточки».
Остановить тотальную пьянку попытался Эриксимах, сообщивший
Алкивиаду замысел с речами в честь Эрота. И потребовал, чтобы тот
33
продолжил задуманное, а за ним следующие сотрапезники. Алкивиад
сначала пытается задеть Сократа: мол, что бы ни сказал мыслитель, все
обстоит в любом случае как раз наоборот. А стоит при нем похвалить когото другого (хоть бога), он «сразу же дает волю рукам». Что поделать: не
любит Сократ, когда при нем хвалят богов, не понимая в их сущности
ровным счетом ничего. Он только что как раз продемонстрировал,
насколько пустыми были похвалы Эроту со стороны Агафона.
- Тогда, - соглашается Эриксимах, - воздай хвалу Сократу.
Алкивиад продолжает скоморошество, притворно пугаясь Сократа,
который не спустит ему насмешек. Сократ соглашается только с одним:
Алкивиад будет говорить только правду. И тот принимается за дело,
обещая ни в коем случае не поднимать Сократа на смех, но именно этим он
и начинает свою речь.
Повторимся, что по Алкивиаду, Сократ «похож на тех силенов,
какие бывают в мастерских ваятелей и которых художники изображают
с какой-нибудь дудкой или флейтой в руках. Если раскрыть такого силена,
то внутри у него оказываются изваяния богов. Так вот, Сократ похож,
по-моему, на сатира Марсия» (Платон, Пир).
Действительно, внешность Сократа очень сходна с образами, о
которых говорит Адкивиад. Тут он не отступил от правды, но эта правда в
сложившихся
обстоятельствах
оборачивается
насмешкой.
Алкивиад
развивает тему: Сократ дерзок, Сократ завораживает своими речами не
хуже, чем Марсий своей флейтой. Причем эти речи увлекают даже в
плохом пересказе! Алкивиад говорит, что у слушателей Сократа сердце
начинает биться сильнее, а из глаз текут слезы, чего не происходит даже
когда выступают блестящие ораторы, подобные Периклу. Дело доходит до
того, что Алкивиад уже боится слушать Сократа и бросается от него
наутек (что явное преувеличение, обусловленное игривым настроением
Алкивиада и глубоким опьянением).
Еще одна черта, о которой говорит Алкивиад: Сократ «морочит
людей притворным самоуничижением», хотя ему совершенно неважно,
34
красив человек или нет, богат ли, обладает ли какими-то чертами, которые
превозносит толпа. Все это для Сократа ничего не стоит. Может быть,
Сократ, действительно видел в людях ту самую высшую красоту, которая
незаметна большинству, падкому на внешние черты красоты и успеха.
Затем Алкивиад делится своими гомосексуальными переживаниями:
о том, как он, поразившись «таящимися изваяниями», которые Сократ
раскрыл перед ним, решил (по предположению самого Алкивиада), что тот
«позарится на красоту» своего приятеля. И стал искать повода, чтобы
остаться с Сократом с глазу на глаз. Он тщетно ждал, что тот будет
говорить с ним «как говорят без свидетелей влюбленные». Но этого не
произошло: после обычных бесед Сократ удалился. Тогда Алкивиад решил
предложить Сократу совместные занятия гимнастикой и борьбой. Но опять
ничего не вышло. Третья попытка – нечто вроде «ужина при свечах». Но
Сократ после ужина пожелал уйти. В другой раз Сократ согласился
переночевать. И прямо объявил, что Сократ – единственный, достойный
его поклонник, и что он не намерен ему отказывать.
В
шутливых
заигрываниях
пьяного
Алкивиада
вновь
подчеркивается, что имеет Сократ в виду, когда говорит о любви. И в этом
эпизоде содержится ответ тем, кто непременно должен был заподозрить в
учении Сократа нечто гомосексуальное. Поведение Сократа подчеркивает,
что ничего такого в его учении нет и быть не может.
Сократ выходит из этого эпизода (по рассказу Алкивиада) в
соответствии со своими представлениями о красоте, полученными от
Диотимы. Он ответил Алкивиаду, что тот хочет обменять одну красоту на
другую: предложить красоту миловидности и получить красоту мудрости,
приобрести красоту настоящую в обмен на красоту кажущуюся, «выменять
медь на золото». Алкивиад это понял по-своему и решил прилечь с
Сократом под его потертый плащ и обнять его. Сократ же просто заснул.
Алкивиад был возмущен таким пренебрежением. Но и сердиться на него
не мог, восхищаясь характером, благоразумием и мужеством Сократа.
35
Алкивиад почувствовал себя одновременно и уязвленным, и полностью
покоренным.
Смягчает досаду Алкивиада тот факт, что Сократ точно так же
обошелся не только с ним, но и с Хармидом, сыном Главкона, и с
Эвтидемом, сыном Дикола, и со многими другими. Они полагали, что
поведения Сократа – это поведение поклонника, но потом выходило, что
он сам становился предметом любви.
Откровенность свою Алкивиад объяснил не только выпитым вином,
но и тем, что все присутствующие «укушены философией», которая
терзает душу наподобие того, как тело терзает укус гадюки. Оказывается,
правда, что этот «укус» дезинфицирует душу, удаляя из нее все
гомосексуальные поползновения.
После свой фантазии Алкивиад рассказывает о невероятной
выносливости Сократа во время похода на Потидею. Сократ отличался
выдержкой во время голода. Не будучи охотником до выпивки и никогда
не пьянея, Сократ при случае оставлял всех позади в этом развлечении
воюющих или отдыхающих мужчин. Когда все невероятно страдали от
холода и нанизывали на себя все, что возможно, Сократ ограничивался
обычным плащом и легко шагал по льду босиком.
В
том
же
походе
Сократ
продемонстрировал
способность
отвлекаться от всего ради своих мыслей. Раз он целые сутки стоял на
одном месте, погрузившись в свои размышления, и оторвался от них
только с рассветом следующего утра.
В битве, за которую наградой был отмечен Алкивиад, его спас
Сократ, не бросив раненного на поле боя и прихватив еще и его оружие.
Во время отступления при Делии, когда войско в основном рассеялось,
Сократ отступал вместе с Лахетом. Алкивиад натолкнулся на них. Сократ
поразил его своей невозмутимостью: враги опасались приблизиться к
нему, понимая, что тот полон решимости постоять за себя.
Главное в Сократе, по мнению Алкивиада, - непохожесть на коголибо из древних или из его современников. Для всех можно найти кого-то
для сопоставления.
36
А Сократ в своих повадках и речах уникален.
Сравнивать его можно разве что с силенами и сатирами. Внешне набор
сюжетов и объектов анализа выглядит примитивным: «вьючные ослы,
кузнецы,
сапожники
и
дубильщики»,
но
содержательная
часть
божественна: речи Сократа полны «изваяний добродетели» и ведут к
высшему благородству.
Сократ, разрушая последствия речи Алкивиада, заявил, что тот
совершенно трезв, поскольку хитро построил свою речь, чтобы посеять
рознь межу ним и Агафоном. Чтобы принудить Сократа возлюбить его
одного, а самому быть единственным воздыхателем Агафона. Агафон
согласился с такой трактовкой, поскольку Алкивиад пытался вклиниться
между Сократом и Агафоном на пиршественном ложе. И тут же назло
Алкивиаду переместился поближе к Сократу. Сократ же дополнительно
обосновал такое перемещение тем, что теперь он сможет произнести
похвальную речь Агафону – по круговому принципу: речь произносит тот,
кто оказывается справа от того, кто свою речь закончил.
Но тут повествование прерывается, потому что вваливается толпа
гуляк и пьянство становится безудержным. Прежний порядок сломался,
Эриксимах, Федр и некоторые другие ушли домой, а Аристодем,
передающий этот рассказ уснул. На рассвете он проснулся и увидел, что
одни участники пира спят, другие разошлись, а Агафон, Аристофан и
Сократ, пьют из большой чаши, беседуя под руководством Сократа. О чем
шла речь, Аристодем спросоня не запомнил, да и остальных клонило ко
сну. Говорили что-то про искусство: мол, оно не предполагает
специализации только на комедии или трагедии. Наконец, уснул
Аристофан, а потом и Агафон. Сократ же встал и ушел. Аристодем
последовал за ним и зафиксировал, что Сократ провел день обычным
образом и только вечером отправился отдыхать.
О колдовской силе речей Сократа говорит Алкивиад («Пир», 215d 216а). Способ обращения Сократа с людьми он называет божественным, а
самое беседу - таинством. Все бывают «потрясены и захвачены» словом
37
Сократа, сердце от его речей «прыгает гораздо сильнее», чем у человека,
пришедшего в исступление подобно корибантам, от его речей «слезы
льются». Сократ - единственный человек, перед которым Алкивиад
испытывал чувство стыда - то, что этому последнему «вовсе не
свойственно»16.
Красавец Алкивиад, испытавший на себе в юности духовное
воздействие Сократа, сравнивал его с уродливым силеном или сатиром
Марсием. «Так вот, Сократ похож, по-моему, на сатира Марсия. Что ты
сходен с силенами внешне, Сократ, этого ты, пожалуй, и сам не станешь
оспаривать», - говорит Алкивиад («Пир», 215b).
Сексуальные услуги юноши рассматривались как нормальная форма
оплаты услуг учителя, обучающего подростка какой—либо профессии.
Когда Алкивиад пожелал стать учеником Сократа, "я решил сделать все,
чего Сократ ни потребует. Полагая, что он зарится на цветущую мою
красоту, я счел ее счастливым даром и великой своей удачей: ведь
благодаря ей я мог бы, уступив Сократу, услыхать от него все, что он
знает. С такими мыслями я однажды и отпустил провожатого, без которого
я до той поры не встречался с Сократом, и остался с ним с глазу на глаз,…
и я ждал, что вот—вот он заговорит со мной так, как говорят без
свидетелей влюбленные, и радовался заранее. Но ничего подобного не
случилось. Я решил пойти на него приступом… Я лег под его потертый
плащ и обеими руками обняв этого человека, пролежал так всю ночь. Так
вот, несмотря на все мои усилия, он одержал верх, пренебрег цветущей
моей красотой… Я был беспомощен и растерян" (Платон. Пир. 217а—
219е).
Как видим, целомудрие Сократа было предметом удивления. Диоген
Киник не разделяет общее увлечение мальчиками – и это становится одной
из черт его юродства (Диоген Лаэртский. О жизни знаменитых философов,
6,53—54; 6,59).
16
«Платон. Диалоги». М.: Мысль, 1986. – С. 556.
/В издании представлены диалоги древнегреческого философа Платона/.
38
Для Платона любовь к юношам несравненно выше любви к
женщинам (Пир, 181).
Платон пишет: Особенно же стоило посмотреть на Сократа, друзья,
когда наше войско, обратившись в бегство, отступало от Делия. Я был
тогда в коннице, а Сократ в тяжелой пехоте. Он уходил вместе с Лахетом,
когда наши уже разбрелись. И вот я встречаю обоих, и, едва их завидев,
призываю их не падать духом и говорю, что не брошу их. Вот тут-то
Сократ и показал мне себя с еще лучшей стороны, чем в Потидее – сам я
был в меньшей опасности, потому что ехал верхом. Насколько прежде
всего было у него больше самообладания, чем у Лахета. Он, говоря
словами Аристофана, «чинно глядя то влево то вправо», то есть спокойно
посматривал на друзей и на врагов, так что даже издали каждому было
ясно, что этот человек, если его тронешь, сумеет постоять за себя,
благодаря чему оба они благополучно завершили обход. Ведь тех, кто так
себя держит, на войне обычно не трогают, преследуют тех, кто бежит без
оглядки» (Платон. Пир, 220 е – 221 с).
Что касается утверждений о бедности и излишнем аскетизме
Сократа, справедливости ради, следует заметить, что переоценивать
бедность Сократа все-таки не следует. Определенный минимум благ он
имел, доказательством чего является описанный Платоном пример, когда
будучи приглашенным на пир к известному афинскому трагику Агафону,
Сократ был одет в сандалии и умыт, в общем, выглядел вполне прилично
(Платон. Пир, 174 а).
С 432 по 429 год до н.э. афиняне осаждали Потидею, перед самым
началом Пелопоннесской войны вышедшую из состава Афинского
морского союза. Вместе со своим другом Алкивиадом, под стенами этой
крепости оказался и Сократ, который запомнился всем присутствующим
двумя вещами. Во-первых, Сократ, по словам Алкивиада, выносливостью
превосходил не только молодежь, но и вообще всех. Как говорил в «Пире»
Платона Алкивиад: «Когда мы оказывались отрезаны и поневоле, как это
бывает в походах, голодали, никто не мог сравниться с ним выдержкой.
39
Зато когда всего бывало вдоволь, он один бывал способен всем
насладиться; до выпивки он не был охотник, но уж когда его заставляли
пить, оставлял всех позади, и, что самое удивительное, никто никогда не
видел Сократа пьяным. Точно так же и зимний холод – а зимы там
жестокие – он переносил удивительно стойко, и однажды, когда стояла
страшная стужа и другие либо вообще не выходили наружу, либо
выходили, напялив на себя невесть сколько одежды и обуви, обмотав ноги
войлоком и овчинами, он выходил в такую погоду в обычном своем плаще
и босиком шагал по льду легче, чем другие обувшись. И воины косо
смотрели на него, думая, что он глумится над ними» (Платон. Пир, 220 ab).
Во-вторых, опять же во время того похода под Потидею, по
сообщению все того же Алкивиада, Сократ как-то утром о чем-то
задумался, и, погрузившись в свои мысли, застыл на месте, и так как дело
у него не шло на лад, он не прекращал своих поисков и все стоял и стоял.
Наступил уже полдень, и люди, которым это бросалось в глаза, удивленно
говорили друг другу, что Сократ с самого утра стоит на одном месте и о
чем-то раздумывает. Наконец, вечером, уже поужинав, некоторые
ионийцы – дело было летом, вынесли свои подстилки на воздух, чтобы
поспать в прохладе и заодно понаблюдать за Сократом, будет ли он стоять
на том же месте и ночью. И оказалось, что он простоял там до рассвета и
до восхода солнца, а потом, помолившись солнцу, ушел (Платон. Пир, 220
c-d).
Судя по всему, Сократ производил на современников очень сильное
впечатление. Так, ученик Сократа Апполодор считал, что все то время до
того момента, когда он познакомился с Сократом, он бродил, где придется,
и воображал, что занимается чем-то стоящим, и был жалок, как и любой из
тех людей, что не занимается философией. По его мнению, отныне, с
момента начала общения с Сократом, когда он слышит речи обычных
людей, особенно богачей и дельцов, на него нападает тоска и ему
становится жалко всех тех окружающих, что только думают, будто они
40
занимаются делом, а на самом деле напрасно тратят свое время и потому
несчастны (Платон. Пир. 173 а – c; Платон. Пир. 215 с – 216 с).
Широта имеющихся в историографии трактовок даймона Сократа
вполне объяснима – Сократ нередко вел себя так, что его можно смело
отнести к числу тех людей, которых и тогда и теперь называют
«странными». У всех в Афинах на памяти был пример того, как Сократ,
обдумывая что-то, сутки простоял возле палатки под Потидеей. Платон
описывает релаьную ситуацию, когда, двигаясь на пир к Агафону вместе с
другом Аристодемом, которого он сам же с собой и позвал, Сократ вдруг
неожиданно весь ушел в свои мысли, замолчал, всю дорогу отставал, а
затем попросту отослал Аристодема идти вперед. А когда уже Аристодем
пришел к Агофону, выяснилось, что Сократ до его дома так и не дошел,
остановившись у ворот соседнего дома и погрузившись в свои
размышления, он простоял там несколько часов подряд (Платон. Пир. 174
а – 175 b).
Так, согласно известному специалисту творчества Сократа А.В.
Подосинову, принципиально в сократовской маевтике было следующее:
«До Сократа мысли, идеи и концепции передавались, если можно так
выразиться, поверхностно, формально: мысль или концепция облекалась в
вербальные формы, так сказать упаковывалась и транслировалась другим
людям, которые их затем как бы распечатывали, затем дешифровывали,
переводили ее на тот свой собственный внутренний язык, который у
каждого человека был свой.
Сократ же… постарался усовершенствовать, улучшить сам метод
передачи мыслей и идей от одного индивида к другому. Платон
многократно передает в своих работах мысль явно сократовскую о том, что
знание не передается от одного к другому механически, путем прямого
вкладывания мыслей одного человека в голову другого. «Мудрость не
может перетекать из того, кто полон ею, к тому, кто пуст, как перетекает
вода по шерстяной нитке из полного сосуда в пустой» (Платон. Пир. 179
d). Истина должна сама родиться в голове человека, человек должен сам из
41
себя произвести необходимое знание, лишь тогда оно будет делом его
истинной убежденности, частью его самосознания.
Понимая
всю
глубину
и
многоплановость
казалось
бы
незначительного эпизода «сиракузянин-Сократ» из «Пира» Ксенофонта,
любопытно сравнить его обозначение тематики «Сократ-Аристофан» с
тем, что мы имеем в «Пире» Платона.
Повторимся, что «Пир» Платона – описание уже совсем другой
вечеринки-симпосиума, происходил, в отличие от «Пира» Ксенофонта,
совсем в другое время и совсем в другом составе. «Пир» Ксенофонта
описывает пирушку в доме богача Каллия, «Пир» Платона в доме
афинского трагика Агафона. У Каллия присутствуют его любимец
Автолик с отцом Ликоном, Сократ с учениками Критобулом, Гермогеном,
Антисфеном, Хармидом, шут Филипп, кочующая театральная труппа,
состоящая из сиракузянина, флейтистки, танцовщицы и мальчикакифариста. У Агафона – Аристофан, Сократ с другом Аристодемом,
Павсаний, Эриксимах.
Как и в «Пире» Ксенофонта, формально тема обсуждения – Любовь
и Эрос. Однако, поскольку Платон сводит в одном месте и в одно время
сразу двух непримиримых врагов – и Сократа, и Аристофана, было бы
странно, если бы диалог носил сугубо отвлеченный характер. И Платон
полностью оправдывает ожидания читателей: все то, о чем говорится в его
«Пиру», имеет самое прямое отношение и к Аристофану, и к Сократу.
Но прежде чем начать цитировать Платона, следует сразу
оговориться: «Пир» Платона был написан уже после смерти Аристофана,
приблизительно между 480 и 470 годами до н.э. Платону было уже около
пятидесяти лет, по меркам античного мира, это был уже взрослый человек,
приближающийся к старости и обязанный вести себя величественно и
спокойно. Горечь утраты Учителя за прошедшие с момента казни
двадцать-тридцать лет уже в определенной мере ослабела, и потому
Платон, в отсутствие и Сократа, и Аристофана, уже может совершенно
произвольно оперировать своим литературным материалом, не боясь
42
попасть под шквал критики с чьей-либо стороны. И вот здесь, в своей
обычной непринужденной манере Платон производит то, от чего
Аристофан, будучи живым, пришел бы в ужас: он вкладывает ему в уста
то, что выгодно ложится на жизненый путь Сократа и противоречит
взглядам самого Аристофана.
Напомним, что главной темой «Пира» Платона, так же, как и
Ксенофонта, является любовь, олицетворенная греческим Эротом. И вот
один из персонажей диалога, Павсаний, выступая, заявляет, что так же, как
и Афродит – две, так и Эротов тоже два, небесный и пошлый. По его
словам, пошлый Эрот – это как раз та самая любовь, которой любят люди
заурядные. А такие люди любят, во-первых, женщин не меньше, чем
юношей, а во-вторых, любят своих любимых больше ради их тела, а не
души, и, наконец, любят они тех, кто поглупее, заботясь только об
удовлетворении своей похоти и не задумываясь, прекрасно ли это. Вот
почему они и способны на что угодно – на хорошее и на дурное в
одинаковой степени… А вот более мудрые мужчины любят только
юношей, а не женщин, и только уже взрослеющих и только тех, в которых
уже угадывается разумность. Причем, лучше любить открыто, чем тайно,
юношей достойных и благородных, хотя бы они были и не так хороши
собой (Платон. Пир. 181 а–е; 182 d).
При этом Павсаний делает очень интересную оговорку: «В Ионии и
во многих других местах, где правят варвары, отдаваться поклоннику
считается предосудительным. Ведь варварам, из-за их тиранического
строя, и в философии и в телесных упражнениях видится что-то
предосудительное. Тамошним правителям, я полагаю, просто невыгодно,
чтобы у их подданых рождались высокие помыслы и укреплялись
помыслы и союзы, чему, наряду со всеми другими условиями, очень
способствует та любовь (между мужчинами), о которой идет речь. На
собственном опыте узнали это и здешние тираны: ведь любовь
Аристогитона и окрепшая привязанность к нему Гармодия положила конец
их владычеству. Таким образом, в тех государствах, где отдаваться
43
поклоннику считается предосудительным, это мнение установилось из-за
порочности тех, кто его придерживается, то есть своекорыстных
правителей и малодушных подданных» (Платон. Пир. 182 b–d).
Сразу за Павсанием восхвалять Эрота должен был Аристофан, но, по
словам Платона, то ли от пресыщения, то ли от чего другого на него
напала икота, так что он не смог держать речь и был вынужден передать
слова своему ближайшему соседу Эриксимаху. В итоге его икота прошла
только после того как он, по совету врача Эриксимаха, пощекотал себе в
носу и несколько раз чихнул (Платон. Пир. 185 d; 189 а).
И вот тут необходимо сделать важное замечание. Представляется,
что будь бы к моменту написания «Пира» Аристофан жив, от того, что
сказал Павсаний, на него не только бы напала икота, но и он явно бы
устроил всем присутствующим большой скандал, а возможно, даже и
подал на них в суд. И все это потому, что во многих своих комедиях,
последовательно играя роль сурового ревнителя прошлых нравов отцов и
дедов, Аристофан очень жестко издевался над распространившимся в V
веке до н.э. гомосексуализмом, причем особенно его возмущало создание
традиции раннего привлечения к этому молодежи, юношей, которые были
еще несовершеннолетними и ходили в школы-палестры.
Так, в антисократовких «Облаках» Аристофан заявляет, что раньше,
до наступления эпохи Сократа:
«В гимнасии, сидя на солнце, в песке
Чинно-важно вытягивать ноги
Полагалось ребятам, чтобы глазу зевак срамоты
Не открыть непристойно.
А вставали, и след свой тотчас же в песке
Заметали, чтоб взглядам влюбленных,
Прелестей юных своих на нечистый соблазн не оставить.
В дни минувшие маслом пониже пупа ни один себя мальчик не
мазал,
44
И курчавилась шерстка меж бедер у них, словно первый пушок на
гранате.
Не теснились к влюбленным мальчишки тогда,
Лепеча, сладострастно воркуя,
Отдавая себя и улыбкою губ и игрой похотливою взглядов»
(Аристофан. Облака. 970–980).
Так что, после данной цитаты, реакция Аристофана на панегирик
Павсания гомосексуализму, особенно малолетнему, более чем понятна…
Тем более, что Павсаний определил всех тех, кто мешает развитию той
любовной связи между не иначе как порочными, и по сути –
антидемократами, казнившими тираноборцев Гармодия и Аристогитона
(убивших афинского тирана за то, что он попытался разлучить их).
Более того, фраза: «В Ионии и во многих других местах, где правят
варвары, отдаваться поклоннику считается предосудительным. Ведь
варварам, из-за их тиранического строя, и в философии и в телесных
упражнениях видится что-то предосудительное», прямо нацелена против
Аристофана: выходит, что его стремление найти в философии Сократа чтото предосудительное, является ничем иным, как... варварством, причем
варварством, имеющим под собой тираническую природу… Где уж тут
демократу Аристофану не заикать!
Но на этом платоновское выворачивание Аристофана наизнанку не
заканчивается. Получив, наконец, слово, вымышленный Аристофан
придумывает оригинальную концепцию того, что раньше люди были трех
полов: женского, мужского и мужчины-женщины андрогины, которых
Зевс затем разрезал на две части. В итоге, эти половинки стремятся друг к
другу по-разному: половинки андрогинов стремятся к противоположному
полу, половинки мужчин – к мужчинам, женщин – к женщинам (Платон.
Пир. 189 d–191 е).
Причем, особенно интересно заявление Аристофана относительно
мужчин: «Мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины,
влечет ко всему мужскому; уже в детстве, будучи дольками существа
45
мужского пола, они любят мужчин и им нравится лежать и обниматься с
мужчинами. Это самые лучшие из мальчиков и юношей, ибо они от
природы
самые
мужественные.
Некоторые,
правда,
называют
их
бесстыдными, но это – заблуждение: ведут себя они так не по своему
бесстыдству, а по своей смелости, храбрости и мужественности, из
пристрастия
к
собственному
подобию.
Тому
есть
убедительное
доказательство: в зрелые годы только такие мужчины обращаются к
государственной деятельности. Возмужав, они любят мальчиков, и у них
нет природной склонности к деторождению и браку; к тому и другому их
принуждает
обычай,
а
сами
они
вполне
довольствовались
бы
сожительством друг с другом без жен» (Платон. Пир. 192 а–b).
Любопытно и то, что смелость Платона (как уже было сказано нами
выше, очевидно продиктованная смертью Аристофана) позволяет ему
вмешиваться даже в аристофановскую трактовку демонических сил. Сразу
после того как в платоновском пире выступил Аристофан, слово берет
Сократ. В частности, он заявляет: «Эрот – нечто среднее между
бессмертным и смертным, это великий демон, нечто среднее между богом
и смертным. Его назначение быть толкователем и посредником между
людьми и богами, передавая богам молитвы и жертвы людей, а людям
наказы богов и вознагражденья за жертвы. Пребывая посредине, демоны
заполняют промежуток между теми и другими, так что мир связан
внутренней
связью.
Благодаря
им
возможны
всякие
прорицания,
жреческое искусство и вообще все, что относится к жертвоприношениям,
таинствам, заклинаниям, пророчеству и чародейству. Не соприкасаясь с
людьми, боги общаются с ними и беседуют только через посредство
демонов – и наяву и во сне. И кто сведущ в подобных делах, тот человек,
взысканный милостью демонов, а сведущий во всем прочем, будь то какоелибо искусство или промысел, просто ремесленник. Демоны эти
многочисленны и разнообразны, и Эрот – один из них.
…Эрот – сын Пороса и Пении. Поэтому прежде всего он всегда
беден и, вопреки распространенному мнению, совсем не красив и не
46
нежен, а груб, неопрятен, необут и бездомен; он валяется на голой земле,
под открытым небом, у дверей, на улицах, и, как истинный сын своей
матери, из нужды не выходит. Но, с другой стороны, Эрот по-отцовски
тянется к прекрасному и совершенному, он храбр, смел и силен, он
искусный
ловец,
непрестанно
строящий
козни,
он
жаждет
рассудительности и достигает ее, он всю жизнь занят философией, он
искусный колдун, чародей и софист. По природе своей он ни бессмертен,
ни смертен: в один и тот же день он то живет и цветет, если дела его
хороши, то умирает, но, унаследовав природу отца, оживает вновь. Все,
что он ни приобретет, идет прахом, отчего Эрот никогда не бывает ни
богат, ни беден. Он находится также посередине между мудростью и
невежеством… Эрот – это любовь к прекрасному, поэтому Эрот не может
не быть любителем мудрости, то есть философом, а философ занимает
промежуточное положение между мудрецом и невеждой» (Платон. Пир.
202 е–204 b).
Как мы видим, платоновский Эрот – это некий демон, который по
своим повадкам очень напоминает нам Сократа, такого же нищего и
тянущегося к совершенству. Но самое главное, устами Сократа, примерно
в 380-470 годах, Платон говорит о демонах совершенно то же самое, что
говорит о них Сократ Аристофана в «Облаках» 423 года до н.э.
Вкладывая в уста Сократа веру в то, что силу творчества сообщают
людям некие демоны-божества, отличные от общепризнанных божеств
Олимпийского пантеона, Аристофан в «Облаках» на самом деле цитировал
его близко к тексту. И только спустя полвека после выхода этой комедии,
Платон решился честно показать авторство данной концепции и даже
принудил уже почившего к этому времени Аристофана спокойно это
выслушивать.
Все это вместе взятое позволяет нам прийти к выводу о том, что
«Пир» Платона – это не только язвительный выпад против уже умершего
комедиографа, но и в определенной степени, даже некая попытка
примирить Сократа и Аристофана. Именно поэтому таким добродушием и
47
обыденностью заканчивается платоновский «Пир»: «В окончание ночного
пира все уснули или разбрелись по домам, остались только Агафон,
Аристофан и Сократ, которые пили вино из большой чаши, пуская ее по
кругу, а Сократ выступал с речью. Суть же беседы состояла в том, что
Сократ вынудил их признать, что один и тот же человек должен уметь
сочинять и комедию и трагедию, что искусный трагический поэт явлется
также комедиографом. Оба по необходимости признали это, уже не очень
следя за его рассуждениями: их клонило ко сну, и сперва уснул
Аристофан, а потом, когда уже рассвело, Агафон. Сократ же, оставив их
спящими, встал и ушел, а он, Аристодем, по своему обыкновению, за ним
последовал. Придя в Ликей и умывшись, Сократ провел остальную часть
дня обычным образом, а к вечеру отправился домой отдыхать» [Платон.
Пир. 223 с–d]. Так в «Пире» Платона примирились Сократ и Аристофан,
примирились на основе признания Аристофаном правоты Сократа.
48
3.2 Образ Сократа в произведении «Пир» Ксенофонта.
"Пир" Ксенофонта - "дополнение" к подобному же сочинению
Платона, но в диалоге Ксенофонта отвлеченные рассуждения занимают
гораздо менее места, сравнительно с внешней обстановкой.
В «Пире» Ксенофонта учение Сократа излагается в плане
применения его к обыденной жизни. В этом произведении Сократу как
человеку уделяется значительно больше места, чем его философии.
Итак, диалог «Пир» Ксенофонта описывает события 422 года до н.э.,
когда афинский богач Каллий устраивает торжество по случаю победы
своего любимого мальчика Автолика на гимнастическом состязании.
Наверное, все бы и ограничилось обычными для такого рода пирушек
веселыми перепалками между гостями, если бы не одно важное
обстоятельство: всего несколько месяцев назад в Афинах состоялись
очередные театральные игры, на которых блестящий комедиограф
Аристофан выставил свою антисократовскую комедию «Облака».
И вот в ходе пиршества у Каллия один из безымянных гостей, некий
комедиант, прибывший из Сиракуз и обиженный на то, что собравшиеся
практически не обращают внимание на его театральную труппу,
неожиданно для всех присутствующих (как уточняет Ксенофонт,
рассерженно) обращается к сидевшему рядом Сократу с целым рядом
оказавшихся явно неприятными для него вопросов, которые являлись
следствием того, что говорилось о Сократе в «Облаках», и которые могли
бы прояснить для него: имела ли комедия под собой какие-то реальные
основания, или же была от начала до конца язвительно-творческой
выдумкой самого Аристофана.
В частности, сиракузянин спросил Сократа:
- почему его называют мыслильщиком?
- почему Сократ занят делами неполезными?
49
- в чем смысл приписываемого Сократу такого землемерия, когда
расстояние измеряется в блошиных шагах?
Однако, для того чтобы стал понятен и социальный смысл
задаваемых Сократу вопросов, так же, как и раздраженная реакция на них
Сократа, самое необходимо обратиться к фабуле самих «Облаков»
Аристофана, что выходит за рамки нашего исследования.
Отметим, что сравнивая природу мужчины и женщины, Сократ
говорит в «Пире» Ксенофонта (II, 9): «Женская природа нисколько не
ниже мужской, только ей не хватает силы и крепости».
Сократ никогда не осуждал гомосексуализм, никогда не призывал
обратиться к женщинам – он лишь призывал любить не только тела
мальчиков, но и их души, и душевную близость ставить выше телесной
(Ксенофонт. Пир, 8). Тот же Ксенофонт предлагал комплектовать фаланги
любовниками – ибо тогда солдаты будут отчаяннее биться, спасая своих
возлюбленных (Киропедия. 7,1,30).
Вспомним, как в "Пире" Ксенофонта Сократ воскликнул: "Вы
смеетесь надо мной. Не над тем ли, что я хочу гимнастическими
упражнениями укрепить здоровье? Или что я хочу иметь лучший аппетит,
лучший сон"?
Будучи лысым, имея глаза навыкате, приплюснутый нос картошкой,
к пятидесяти годам в определенной степени располнев, Сократ мог
вызывать только улыбки у тех, кто, живя в славящихся своими
спортсменами Афинах, привык видеть мужчин всегда подтянутыми и
боеспособными. Однако Сократа комичность его собственного внешнего
вида совершенно не смущала, и он по этому поводу даже все время
иронизировал. Однажды он шутливо удивился, спросив у красавца
Критобула, неужели он, Критобул, красивее Сократа. На что Критобул так
же шутливо заметил, что он все-таки красивее Сократа, в противном
случае, он был бы безобразнее всех Силенов в сатирических драмах
(Ксенофонт. Пир, 4,19).
50
Сократ не обиделся на это утверждение и шутливо доказал, что на
самом-то деле он красивее многих, так как, если считать прекрасным то,
что максимально рационально и наиболее подходит для того, чему данная
вещь служит, то, выходит, что глаза навыкате Сократа могут видеть
гораздо больше и шире, чем глаза тех, у кого они посажены обычным
образом, приплюснутый нос с широкими вывернутыми наружу ноздрями
не мешает глазам смотреть, а расширенные ноздри лучше обеспечивают
улавливание запахов, а большой рот помогает больше откусывать
(Ксенофонт. Пир, 5).
Неугасимая
тяга
Сократа
к
общению
и
философствованию
проявлялась даже на тех дружеских пирушках, которые именовались в
Элладе симпосиумами. По сообщению Ксенофонта, даже на пирах Сократ
предлагал своим компаньонам попробовать беседами принести друг другу
какую-нибудь пользу или радость (Ксенофонт, Пир). Об этом же Сократ
говорит и у Платона, заявляя: «Мне кажется, что разговоры о поэзии всего
более похожи на пирушки невзыскательных людей с улицы. Они ведь не
способны по своей необразованности общаться за вином друг с другом
своими силами, с помощью собственного голоса и своей собственной речи
и потому ценят флейтисток, дорого оплачивая заемный голос флейт, и
общаются друг с другом с помощью их голосов. Но там, где за вином
сойдутся люди достойные и образованные, там не увидишь ни флейтисток,
ни танцовщиц, ни арфисток, там общаются, довольствуясь сами собой…
Люди образованные общаются друг с другом собственными силами,
своими, а не чужими словами испытывают друг друга и подвергаются
испытанию» (Платон, Пир).
Выступив с панегириком друзьям, Сократ ни в коем случае не
противоречил самому себе. Он на самом деле всю свою жизнь был
окружен друзьями, отдавая им себя без остатка. Его друг и ученик
Антисфен, например, говорил о Сократе так: «Сократ, например, от
которого я получил его, давал его мне без счета, без веса: сколько я мог
унести с собою, столько он мне и давал. Я тоже теперь никому не
51
отказываю: всем друзьям я показываю изобилие богатства в моей душе,
делюсь им со всяким. Далее, видите, такая прелесть, как досуг, у меня
всегда есть: поэтому я могу смотреть, что стоит смотреть, слушать, что
стоит слушать, и, чем я особенно дорожу, благодаря досугу проводить
целые дни с Сократом. Да и Сократ не ценит людей, насчитывающих
груды золота, а кто ему нравится, с теми постоянно и проводит время»
(Ксенофонт, Пир).
По словам Платона, Сократ всегда был окружен настоящими
друзьями. В то время когда был молод Алкивиад, у Сократа уже был
верный друг Аристодем из Кидафин, маленький и всегда босоногий, один
из самых пылких почитателей Сократа (Платон, Пир. 172 b). В
Ксенофонтовском «Пире» Сократ с юмором говорит о том, что он очень
гордится тем, что мог бы стать очень успешным сводником и смог бы
получать очень много денег за свое искусство, так много у него друзей
(Ксенофонт, Пир. 3,10).
Став в мировой истории символом женской сварливости, жена
Сократа Ксантиппа с честью вынесла нелегкое испытание быть женой
Сократа, пройдя с ним по жизни вплоть до самой его кончины, воспитав
трех сыновей Сократа. И надо полагать, что и Сократ, отшучиваясь от
Антисфена и заверяя его, что он специально взял себе в жены женщину с
таким сложным характером, после которого ему так легко находить общий
язык с кем угодно, на самом деле, несколько лукавил (Ксенофонт. Пир.
2,10).
Важность диалога «Пир» Ксенофонта для нас заключается в том, что
описанные в нем события не только как бы продолжают рассказ Элиана о
театральной постановке «Облаков» Аристофана, но и самым наглядным
образом демонстрируют нам реакцию на комедию как афинского
общества, так и самого философа.
Итак, примерно через полгода после выхода «Облаков» Аристофана,
оказавшись на пиру у богача Каллия рядом с самим Сократом, некий
приехавший грек-сиракузянин, несомненно видевший комедию (или во
52
всяком случае, хорошо знакомый с ее сюжетом), мало что понявший из
самой постановки, но тем не менее осознавший всю социальную важность
некой борьбы афинян с каким-то там вредным мыслетворцем, вдруг
решает выяснить из самого первоисточника: кем же является Сократ на
самом деле, в чем же суть высмеянной Аристофаном его философской
деятельности?
Находясь
полностью
в
контексте
использованной
Аристофаном фразеологии, сиракузянин с любопытством спрашивает
Сократа:
«Сократ,
почему
это
тебя
называют
мыслильщиком?»
(Ксенофонт. Пир. 6. 6).
И вот тут-то мы видим совершенно нового, необычного для нас
Сократа. Вместо того, чтобы завязать серьезную интеллектуальную
дискуссию на тему того, что же такое «мысль», как обычно мы видим это у
Платона, Сократ явно пытается просто перевести разговор в шутку и
говорит ему в ответ:
«Так называться мыслильщиком почетнее, чем если бы меня
называли немыслящим».
Сиракузянин парирует это дополнением:
«Да, если бы люди не считали тебя мыслильщиком о небесных
светилах».
Сократ снова парирует, уже ответив в своей обычной манере
вопросом на вопрос, спросив сиракузянина, знает ли он что-нибудь на небе
выше богов, тем самым показывая, что он не претендует на то, чтобы
объяснять мироздание без участия богов. Но настырный сиракузянин,
видимо,
хорошо
знающий
содержание
и
суть
Аристофановcких
«Облаков», продолжает еще и еще.
«Клянусь Зевсом, – говорит сиракузянин, – про тебя, Сократ,
говорят, что ты не ими занят, а вещами самыми неполезными»
(Ксенофонт. Пир. 6. 7).
Делая вид, будто он не понимает, о чем идет речь, Сократ
продолжает переводить все в сферу общих рассуждений и даже упрекает
сиракузянина за заведенный разговор:
53
«Так и в этом случае окажется, что я занят богами: они посылают с
неба полезный дождь, с неба даруют свет. А если моя шутка холодна (не
смешна), то в этом виноват ты, потому что ты пристаешь ко мне».
Однако сиракузянин проявляет напористость и назойливость и снова
бьет прямо в цель.
«Скажи-ка мне лучше, Сократ, скольким блошиным ногам равно
расстояние, отделяющее тебя от меня: говорят, в этом и состоит твое
землемерие» (Ксенофонт. Пир. 6. 8).
Тут в перепалку вмешивается друг Сократа Антисфен, который
сидел рядом со спорщиками и нарочито громко спросил своего соседа
комика Филиппа (видимо, хорошо относящегося к Сократу):
«Ты, Филипп, мастер делать сравнения: как ты думаешь: не похож ли
этот молодчик (сиракузянин) на любителя ругаться?»
Филипп соглашается с ним и оценивает сиракузянина довольно
нелестно:
«Да, клянусь Зевсом, и на многих других».
При этом сам Сократ сначала не одобряет грубости своих друзей и
даже делает замечание заступающемуся за него Филиппу о том, что если
он станет сравнивать сиракузянина с другими людьми, склонными
ругаться, то и сам Филипп окажется похож на ругателя.
Интересен ответ Филиппа Сократу: «Нет, если я сравниваю с
людьми, которых все считают прекрасными и наилучшими, то меня можно
сравнить скорее с хвалителем, чем с ругателем».
Сократ ему в ответ: «И сейчас ты похож на ругателя, хоть и
называешь его во всем лучше других».
Филипп услужливо спрашивает Сократа (видимо, все-таки желая
заступиться за него перед бестактным сиракузянином): «А хочешь, я буду
сравнивать его с худшими?».
Сократ: «Не надо и с худшими».
Филипп: «А ни с кем?».
Сократ: «Не сравнивай его ни с кем и ни с чем».
54
Филипп: «А если я буду молчать, не знаю, как же мне делать, что
полагается за обедом».
Сократ: «Очень просто: если не будешь говорить, чего не следует».
Филипп, наконец, замолчал, и так, по словам Ксенофонта, был
погашен этот скандал. В возникшей паузе, словно желая перевести
разговор с одного на другое, Сократ предложил всем присутствующим на
пиру запеть хором и тут же запел сам. Все присутствующие запели
привычный для греческих пирушек-симпосиумов гимн-пеан.
Как мы видим, вся эта ситуация явно не соответствует приводимому
сообщению Диогена Лаэрция о том, что Сократ всегда говорил друзьям:
«Следует принимать даже насмешки комиков: если они поделом, то это
нас исправит, если нет, то это нас не касается»17. Однако на всем этом
ситуация была не исчерпана. После хорового пения разговор о Сократе и
интерпретации его деятельности в «Облаках» был неожиданно продолжен
самим Сократом. Допев, Сократ поворачивается к сиракузянину со
следующим обращением:
«Сиракузянин, пожалуй, я и в самом деле, как ты говоришь,
мыслильщик: вот, например, сейчас я смотрю, как бы этому мальчику
твоему и этой девушке (выступающим в этот момент на пиру гимнастам –
прим. автора) было полегче, а нам побольше получать удовольствия, глядя
на них, уверен, что и ты этого хочешь. Так вот, мне кажется, кувыркаться
между мечами – представление опасное, совершенно не подходящее к
пиру. Да и вертеться на круге и при этом писать и читать – искусство,
конечно, изумительное, но какое оно удовольствие может доставить, я
даже этого не могу понять. Точно так же смотреть на красивых, цветущих
юношей, когда они сгибаются всем своим телом на манер колеса,
нисколько не более приятно, чем когда они находятся в спокойном
положении. В самом деле, вовсе не редкость встречать удивительные
явления, если кому это нужно: вот, например, находящиеся здесь вещи
могут возбуждать удивление: почему это фитиль, оттого что имеет
17
Диоген Лаэрций. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. – М.: Мысль, 1986 (II, 5, 36).
55
блестящее пламя, дает свет, а медный резервуар, хоть и блестящий, света
не производит, а другие предметы, видимые в нем, отражает. Или почему
масло, хоть оно и жидкость, усиливает пламя, а вода потому, что она
жидкость, гасит огонь? Однако и такие разговоры направляют нас не туда,
куда вино».
Сиракузянин уже вполне дружелюбно признает правоту Сократа:
«Клянусь Зевсом, ты прав Сократ. Сейчас я устрою спектакль, который
вам
доставит
удовольствие».
Разговор
между
ними
завершается,
сиракузянин встает и уходит готовиться к своему выступлению
(Ксенофонт. Пир. 7. 2–5).
Уже самый первичный анализ данного диалога показывает нам, как
минимум, три вещи:
- Сократ был не только явно огорчен тем, что вокруг него
скапливалось общественное непонимание, но и по сути дела оказался не
готов к ведению дискуссии на тему ложной передачи его деятельности в
изложении Аристофана: видя именно такого Сократа, на помощь к нему
приходят его друзья, а ему самому пришлось даже вводить «технический
перерыв» на хоровое пение, чтобы собраться с мыслями;
- Сократа так сильно задело то, что люди запомнили его
аристофановское определение как «мыслильщика», что даже будучи
раздраженным,
он
из
принципа
постарался
довести
разговор
с
сиракузянином до логического конца и все-таки изменить мнение о себе в
положительную сторону.
- Во время дискуссии с сиракузянином Сократ не стал заявлять, что
все высказанное у Аристофана – вранье и это означает, что ему было
трудно отказываться от того, чем он занимался. Судя по всему, изучение
Сократом естественных вопросов (физики), высмеянное Аристофаном,
действительно имело место: в противном случае Сократ бы не приводил
соответствующих именно натурфилософских примеров: «почему это
фитиль, оттого что имеет блестящее пламя, дает свет, а медный резервуар,
хоть и блестящий, света не производит, а другие предметы, видимые в нем,
56
отражает. Или почему масло, хоть оно и жидкость, усиливает пламя, а вода
потому, что она жидкость, гасит огонь?»
Очевидно, что такое поведение Сократа на пиру у Каллия, когда он
грубовато запрещает своим друзьям участвовать в дискуссии об
«Облаках», требует, чтобы они молчали за обедом, и предлагает петь,
вместо того, чтобы дискутировать, показывает нам неожиданно другого
Сократа, несколько отличающегося от привычного облика философа,
донесенного до нас в диалогах Платона и остальных работах Ксенофонта.
В этом смысле можно согласиться с некоторыми исследователями,
которые высказывают мнение, что «Сократ одного из его учеников,
Ксенофонта, и Сократ другого его ученика, Платона – совершенно разные
люди, и мы никогда не узнаем, каким был подлинный Сократ», и
допустить, что Ксенофонт не сумел донести до нас аутентичного Сократа,
внес в его облик некие искажения18. Однако, даже допуская это, нам не
следет забывать, что той главной задачей, которую ставили перед собой и
Ксенофонт, и Платон являлась задача защиты, апологии Сократа. И
соотнося то, что мы видим в «Пире» Ксенофонта, с необходимостью
достижения данной цели, мы видим два довольно противоречивых
момента.
С одной стороны, апологическое значение «Пира» Ксенофонта
несомненно: доведение Сократом разговора о своей «мыслильне» до
своего логического конца сыграло все-таки положительное значение:
уходя с пира у Каллия, присутствовавший на пиру отец любимца Каллия –
Автолика, Ликон, судя по всему являющийся случайным человеком в
данной компании, и, видимо, до того не знакомый с Сократом лично,
выходя из зала, оглянулся и сказал Сократу: «Клянусь, Герой, ты –
благородный человек, Сократ, как мне кажется» (Ксенофонт. Пир. 9, 1).
Нет никаких сомнений в том, что это высказывание по сути дела от
противного, вопреки мнению большинства – «ты благородный человек,
18
Немировский А.И., Ильинская Л.С., Уколова В.И. Античность: История и культура. Т.I. М.: Терра,
1999. - С. 197.
57
как мне кажется!», было подготовлено тем, что во время Пира Сократ
много раз положительно высказывался о сыне Ликона, победителе в
чемпионате по панкратиону Автолике. Однако важно и другое: не зная
Сократа лично, к моменту встречи с ним на пиру Ликон явно уже имел о
нем какое-то сформировавшееся негативное мнение, которое и было
преодолено (как это чаще всего и бывает) после личного общения. И тем не
менее, сколько в Афинах было таких вот Ликонов и сиракузян, пообщаться
с которыми лично и убедить их в неправоте Аристофана Сократ не смог
бы просто физически, можно только догадываться…
С другой стороны, апологичность тех моментов ксенофонтовского
«Пира», где Сократ явно находится в растерянности и не может возразить
сиракузянину и Аристофану по существу задаваемых вопросов, находится
под большим вопросом. И с нашей точки зрения, именно трансляция
данной
явно
подтверждает
неудобной
для
достоверность
Сократа
сообщений
ситуации
очень
Ксенофонта,
серьезно
позволяет
воспроизвести общественную реакцию на деятельность Сократа и ее
освещение Аристофаном с высокой степенью научной полноты.
58
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Сократ – один из тех счастливых людей, кто, выполнив в своей
жизни все, к чему стремился, умирал, не боясь смерти. Нам стоит честно
признать: Сократ никогда бы не стал тем настоящим символом философии,
каким его знают вот уже две с половиной тысячи лет, если бы он в далеком
от нас 399 году до н.э., находясь в ветхой тюрьме на окраине Афин, не
выпил бы свой легендарный бокал с ядом цикуты именно добровольно. Не
стал бы, как не стали бы столь величественными Иисус Христос,
Джордано Бруно, Ян Гус или Жанна д'Арк, если бы, будучи осужденными
и приговоренными к казни, они молили бы о пощаде и пытались найти
компромисс с теми, кто их осудил.
Справедливо спросить: почему же так получилось, что той первой
фигурой, за которой сотнями в человеческой истории пошли на костер, на
пытки и расстрел другие интеллектуалы, также оказавшиеся в оппозиции
своему обществу, оказался именно Сократ? На наш взгляд, все дело в том,
что в середине V века до н.э. в Древней Элладе случилось три важных
события.
Во-первых, человечество дошло до понимания того, что есть
история, усилиями Геродота, а затем и Фукидида, вдруг осознало, что все
в мире обусловлено не волею богов (или во всяком случае, по мысли
авторов, не только волею богов), но и усилиями самих людей. Причем, тут
же выяснилось, что поступки тех, кто жил столетия назад, будучи бережно
сохранными и переданными в хронологическом пространстве, каким-то
странным образом детерминируют, обуславливают поступки тех, кто о них
знает! И посему нужно не только бережно записывать все происходящее,
но и в критические для себя моменты жизни следует вести себя так, как
будто ты находишься на орхестре театра (который как раз тогда же и был
придуман), и на тебя смотрят десятки тысяч восхищенных твоей игрой
зрителей, пусть даже смотрят… из будущего. И тогда любая фальшь, когда
59
человек все время говорил одно, а в итоге поступил наперекор самому
себе, тут же вызовет негодование людей, опозорит тебя на целые столетия,
может быть навсегда… И потому приличному человеку, уже осмысленно
думающему, каким образом он будет представлен в истории, делать так
уже не должно!
Во-вторых, прогресс человечества привел к тому, что в развитых
полисах Эллады впервые на планете Земля сформировалось настоящее
человеческое общество. Что значит настоящее? А то, что до этого все
существовавшие восточные общества по сути являлись деспотиями, где
был божественный царь, узкая прослойка придворной челяди и основная
масса того общинного населения, что по отношению к ним являлась неким
«быдлом», тем самым доимым стадом, которое можно было гнать хоть на
водопой, а хоть и на бойню, совершенно не спрашивая, что оно желает
само, не учитывая волю и пожелания не просто отдельных его индивидов,
но и даже всех его индивидов.
И вот, наконец, благодаря прогрессу в средствах производства и той
самой индивидуализации труда, когда любой человек уже мог прокормить
себя совершенно самостоятельно, минуя нередко навязчивую заботу
общины, огромное число людей смогло гордо осознать себя именно как
индивиды, самодостаточные, более или менее зажиточные люди, верящие
в собственные силы и уверенно глядящие в завтра, без учета того, какое же
настроение у каких-то там правителей.
Эти античные индивиды сумели разбиться на сотни таких внутренне
сплоченных микросоюзов (профессиональных, религиозных, соседских,
политических, творческих, просто дружеских), которые в своей сумме
составили как раз то, что мы сейчас называем гражданское общество:
такой коллектив, который не позволяет власти делать с ним что угодно,
который требует учитывать интересы всех его микросоюзов и индивидов,
способный в случае необходимости поставить власть на место. Но, самое
главное, по сути дела и являющийся самой этой властью, ее источником и
носителем, записавший
право
каждого
человека занимать любые
60
административные и политические должности в том основном законе, что
мы называем сейчас Конституцией, а эллины называли «политиями» или
«ретрами».
А дальше формирующееся гражданское общество Эллады быстро
пришло к пониманию, что оно может существовать исключительно при
таком политическом строе, который был назван демократией. Точнее,
демократия
–
устройства
именно
гражданское
есть
единственно
возможная
форма
гражданского
общества.
И
общество
в
состоянии
политического
при
этом
поддерживать
только
стабильное
воспроизводство демократии, сохранять не только ее внешние формы, но и
социальное
существо,
заключающееся
в
целом
дружественном
взаимодействии различных социальных групп, существующих при
классовом строе.
Двуединое, двухголовое рождение и функционирование сросшихся
между собой, как
одномоментно рожденные сиамские близнецы,
демократии и гражданского общества наконец-то позволило в античности
относительно
безопасно
высказываться
тем,
кому
это
хотелось,
практически на любые темы, позволило создать такую творческую
атмосферу, при которой люди стали заниматься наукой и искусством уже
не потому, что это было непосредственно необходимо для трудовой
деятельности или оплачивалось царем или фараоном, а просто потому, что
им это было интересно, потому, что им этого хотелось!
В-третьих, среди общей массы творческих интеллектуалов стали
появляться такие индивиды, которые, придя к осознанию своего ярко
выраженного мыслительного превосходства над остальной гражданской
массой, стали критиковать не только посредственные способности
большинства граждан, но и само имеющееся устройство общества как
несовершенное. Несовершенное хотя бы потому, что оно не позволяло
интеллектуально одаренным личностям автоматически становиться во
главе
этого
общества,
они
были
вынуждены
конкурировать
посредственностями и обычно странным образом проигрывали им.
с
61
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1. Диоген Лаэрций. О жизни, учениях и изречениях знаменитых
философов. – М.: Мысль, 1986.
2. Зберовский А.В. Сократ и афинская демократия (социальнофилософское исследование). – Красноярск, 2007. – 428 с.
3. Зберовский А.В. Нюансы биографии молодого Сократа: опыт
историко–философской реконструкции / А.В. Зберовский // Вестник
КрасГАУ. – 2007. – №1. – С. 288–292.
4. Зберовский А.В. Социальный смысл критика Сократа в комедиях
Аристофана // Вестник КрасГАУ. 2007. №3. С. 265.
5. Кессиди Ф. Х. Сократ / Ф. Х. Кессиди. — 4. изд., испр. и доп. —
СПб.: Алетейя, 2001. — 345 с.
6. Кессиди Ф.Х.
Философия,
диалог
Греции классического периода
и
диалектика
в
Древней
/ Ф.Х. Кессиди // Проблемы
античной культуры: сб. ст. – М.: Наука, 1986. – С.18 – 23.
7. Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. Издательство «Наука». М.:
1993.
8. Спиркин А. Г. Философия: учебник / А. Г. Спиркин. — 2-е изд. М.:
Гардарики, 2010. — 736 с.
9. Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии — М.:
Наука, 1993.
10.Лосев, А.Ф. Античная философия истории / А.Ф. Лосев. – М.:
Искусство, 1977. – 536 с.
11.Лосев, А.Ф. История античной эстетики в VI томах / А.Ф. Лосев. –
М.: Искусство, 1963–1976.
12.Немировский А.И., Ильинская Л.С., Уколова В.И. Античность:
История и культура. Т.I. М.: Терра, 1999.
13.Нерсесянц В. C. Сократ. М., Наука, 1977.
14.Платон. Собр. соч. в 4-х томах. Том 2. М.: «Мысль», 1993.
62
15.Платон. Диалоги». М.: Мысль, 1986. – 1502 с.
16.Подосинов А.В. К проблеме сократовского диалога // Античная
культура и современная наука. М.: Наука, 1985. С. 25.
17.Тронский И.М. История античной литературы. Учебник для
студентов филологических специальностей университетов. 5-е изд.
— М.: Высшая школа, 1988. – 464 с.
18.W. K. C. Guthrie, A History of Greek Philosophy, IV, 10 (L. Tarán,
Plato’s Alleged Epitaph, 61).