читать - Мемориал

Научно-информационный и просветительский центр «Мемориал»
Постоянно действующий семинар
«Левые в России: история и современность»
Фонд Розы Люксембург. Филиал в Российской Федерации
Судьбы демократического
социализма в России
Сборник материалов конференции
Ответственный редактор К.Н.Морозов
Составители К.Н.Морозов, А.Ю.Суслов
Москва
2014
Предисловие
Издание осуществлено при поддержке филиала
Фонда Розы Люксембург в Российской Федерации
Распространяется бесплатно
Ответственный редактор К. Н. Морозов
Составители К. Н. Морозов, А. Ю. Суслов
Судьбы демократического социализма в России. Сборник материалов
международной научной конференции (Москва, 20-21 сентября 2013 г.) /
Отв. ред. К. Н.Морозов, сост. К. Н.Морозов, А. Ю.Суслов. – М.: Издательство
им. Сабашниковых, 2014. – 360 с.
ISBN 978-5-8242-0139-0
Книга представляет собой сборник статей, написанных по итогам конференции, в которой приняли участие все наиболее видные историки, занимающиеся проблематикой истории и судеб демократического социализма
в России. Целью конференции было обсуждение широкого круга вопросов,
связанных с историей демократического социализма в России, понимания
этого термина в научной и политической практике, реализации идей демократических социалистов (прежде всего представителей партии социалистов-революционеров, социал-демократов и народных социалистов) в России в первой трети ХХ в., формирования и эволюции образа социалистов в
исторической науке и массовом сознании.
ISBN 978-5-8242-0139-0
© Авторы статей, 2014
© Издательство им. Сабашниковых, 2014
20-21 сентября 2013 г. в Москве в конференц-зале Международного
общества «Мемориал» состоялась международная научная конференция
«Судьбы демократического социализма в России», организованная Научно-информационным и просветительским центром «Мемориал», филиалом Фонда Розы Люксембург в Российской Федерации и постоянно
действующим семинаром «Левые в России: история и современность».
Судьбы демократического социализма в России и судьбы людей демократического социализма давно являются центральными темами для
исследовательской программы «Социалисты и анархисты – участники
сопротивления большевистскому режиму» НИПЦ «Мемориал», ее сайта
«Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 г.: история,
идеи, традиции демократического социализма и судьбы участников левого сопротивления большевистскому режиму» (http://socialist.memo.ru)
и для постоянно действующего семинара «Левые в России: история и
современность» (См.: http://socialist.memo.ru/about/seminar.htm).
Само обращение «Мемориала» к этой теме нередко вызывает у некоторых людей удивление. Действительно, зачем «Мемориалу», который в стереотипах массового сознания часто воспринимается как сугубо
правозащитная организация, да еще к тому же ярко выраженных либеральных воззрений, обращаться к социалистам и анархистам 20-х годов
ХХ века, к их идеям, проблемам их субкультуры и ментальности, к их
трагическим судьбам? А между тем еще в домемориальский период – в
1970-е годы – группа молодых людей начала собирать материалы, посвященные социалистам. А.Б.Рогинский вспоминал об этом так: «Я входил
в эту группу. Почему мы это делали? Отчасти это были поиски собственных корней, отчасти – стремление доказать, что внутреннее сопротивление власти большевиков в стране реально существовало. Тогда еще
были живы многие участники этого сопротивления, делались записи их
воспоминаний, бесед с ними, появились первые публикации в самиздате
и за рубежом. Второй этап – раннемемориальский, конец 1980-х – начало 1990-х. Открытие фонда Политического Красного Креста в Государственном архиве Российской Федерации позволило получить доступ
к огромному массиву документов. Эту работу начинали Ирина Осипова,
Лия Должанская, Ида Заикина, Ярослав Леонтьев, Лев Аронов, Сусанна
Печуро. Третий этап начался уже в нашем веке с приходом в НИПЦ «Мемориал» Константина Морозова, возглавившего изучение темы.
В чем главный смысл этой работы? Это большая и очень важная категория людей, с показательными судьбами, которые оказались никому
не нужны. Они, совершенно естественно, были не нужны их бывшим
врагам-коммунистам, но не нужны и новому поколению либералов, которое видело в них «двоюродных братьев» тех же самых большевиков,
особо не вдумываясь в существенные различия. Но эти замечательные
люди, оказавшиеся в битве «третьими», не должны быть забыты»1.
Зачем нужно сегодня обращаться к проблематике «демократического
социализма» и социалистам и анархистам 20-х годов ХХ века, проблемам их субкультуры и ментальности, к их трагическим судьбам? Зачем
исследовать и тем более увековечивать память о социалистах, в среде
которых родился большевизм, впоследствии создавший первую в мировой практике тоталитарную систему? Разве не стоит относиться резко
отрицательно к тем, кто своей борьбой с царским режимом ослабил и
расшатал его, открыв путь большевистской диктатуре? Стоит ли проводить особые различия (как это делали современные им монархисты и
белогвардейцы) между большевиками, с одной стороны, и меньшевиками, эсерами и анархистами, с другой. Последние все равно были для монархистов, как они говорили – «розовыми большевиками», считавшими,
что не может быть «умеренных» социалистов. Не логичнее ли было бы
распространить свое неприятие коммунистических экспериментаторов
и на социалистов любых оттенков?
Ответ на последний вопрос отчасти позволяет ответить и на предыдущие, хотя он достаточно парадоксален. Да, подобное «распространение» вполне логично, но вместе с тем и совершенно антиисторично. Оно
приводит к игнорированию того факта, что леворадикальное движение
дало России и миру не только С.Г.Нечаева, В.И.Ленина, Л.Д.Троцкого,
И.В.Сталина, но и П.Л.Лаврова, М.А.Бакунина, П.А.Кропоткина,
Е.К.Брешко-Брешковскую, Г.В.Плеханова, Ю.О.Мартова, А.Н.Потресова,
В.М.Чернова и многих других; не только «Катехизис революционера»,
идеи диктатуры и кадры «социальных экспериментаторов», но и идеи
Учредительного Собрания, идеи демократического и правового государства, родившиеся из желания защитить личность от посягательства
власть предержащих.
В самой «революционной» среде и до и после революции шли очень
неоднозначные и разнонаправленные процессы, разводившие бывших
союзников и друзей по разные стороны баррикад. Эти баррикады прошли отнюдь не только между большевиками и остальными революцио1
4
http://www.memo.ru/2006/03/21/soc.htm
нерами, они прошли через все партии, разделив эсеров, меньшевиков,
анархистов – на тех, кто принял новый режим и его методы, и тех, кто
видел в большевиках преступников. Они прошли порой и по семьям,
превращая родственников во врагов.
Для нас, вышедших из недр советского общества, словосочетание
демократический социализм кажется странным и режущим слух, употреблять которое можно лишь в кавычках. Но употребляя его без кавычек, мы ничего не выдумываем, мы лишь продолжаем старую традицию,
заложенную еще в 20-е годы эсерами и меньшевиками, считавшими свои
партии партиями демократического социализма, а себя, в свою очередь,
частью европейского и мирового демократического социализма. Выжившие в эмиграции последние видные эсеры и меньшевики в начале 1952
г. подписали документ о своем стремлении к «единой партии демократического социализма в России».
Одним из фатальных последствий уничтожения «антитоталитарных» левых стало то, что были прерваны традиции, доминировавшие
в этой своеобразной «революционно-интеллигентской политической
контркультуре». Конечно же, прав был историк Андре Либих, писавший, что «...когда «Социалистический Вестник» закончил свое существование в американском изгнании в 1963 году, исчез последний кружок интеллигенции ХIХ века»2.
При абсолютном господстве в политической жизни страны большевиков (стремительно мутировавших) взамен старых традиций и политической культуры утверждались новые – все более и более несовместимые ни с моралью, ни с культурой, ни с гуманизмом. И, как ни печально
это звучит, именно в этих политических традициях и культуре «выкристаллизовалась» сегодняшняя политическая элита.
Коммунист Н.В. Крыленко, главный обвинитель на процессе с.-р.
1922 г., во время перерыва столкнувшись на лестнице с конвоируемым А.Р. Гоцем за три дня до вынесения тому смертного приговора,
спросил у него, «неужели они все еще по-старому, на что Гоц ответил
утвердительно»3. Самый «талантливый прокурор России», как его характеризовали подсудимые 1-й группы, не спрашивал А.Р. Гоца о связи с
интервентами и пр. – он хорошо понимал цену обвинениям. Он пытался
понять, неужели эти люди готовы пойти на расстрел за свои старые интеллигентские и народолюбивые представления – даже когда большевики уже показали, как можно манипулировать этим народом. Крыленко
2
См.: Указатели журнала Социалистический Вестник. 1921-1963 // Социалистический вестник, Сборник: 1964-1965. Paris. 1992. С. ХVIII.
3
ЦА ФСБ РФ. Ф.1789. Т. 48. Л. 269.
5
и большевистская элита расстались со своим «старым» ради власти и
искренне удивлялись людям, готовым идти за это на смерть.
Именно это имела в виду член ЦК ПСР и подсудимая процесса эсеров Е.М.Ратнер, пророчески заявив коммунистам: «До тех пор, пока вы
будете заниматься не только политическим экспериментаторством, но
и моральным экспериментаторством, до тех пор никакого права на название партии не только социалистической, но честной партии у вас не
будет»4.
Демократические социалисты останутся в нашей истории своей моральной победой, которую они одержали над большевистской тиранией.
В.Т.Шаламов в 60-е сравнивал суд над писателями Андреем Синявским
и Юлием Даниэлем с процессом эсеров: «Со времени дела правых эсеров – легендарных уже героев революционной России – это первый такой политический процесс. Только правые эсеры уходили из зала суда,
не вызывая жалости, презрения, ужаса, недоумения…»5
Нельзя забывать и о нравственном подвиге тюремного сопротивления демократических социалистов (и анархистов) в царских и особенно
в советских тюрьмах и политизоляторах. Для тех же 22-х эсеров, осужденных по процессу 1922 г. (как и для многих других политзаключенных
– анархистов, максималистов, меньшевиков), тюремное противостояние
их старым врагам из Политбюро ЦК РКП(б) и ГПУ являлось логичным
и закономерным этапом борьбы, протекавшей до этого в различных
формах – от вооруженной борьбы в годы гражданской войны до ожесточенного противоборства в зале суда. Это новый этап борьбы, только
в других условиях, в другом пространстве, другими методами, да еще в
ситуации несвободы одних и всесилия других.
Были ли демократические социалисты серьезной угрозой для большевистской власти, несли ли они альтернативу ей? Представляется, что
бельгийский социалист Эмиль Вандервельде был недалек от истины,
когда в июне 1922 г. на свидании с обвиняемыми 1-й группы на судебном
процессе над с.-р. (разговор был подслушан чекистами) прогнозировал
уже на второй день после гипотетической легализации партии ее массовость и превращение в мощную политическую силу в стране. Феномен
Февраля 1917 г., когда некоторые политические партии возродились, подобно птице Феникс, вполне мог повториться. Именно на это надеялись
и оставшиеся верными своему партийному знамени несколько тысяч со4
Цит по: Судебный процесс над социалистами-революционерами (июньавгуст 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги / сост. С.А.Красильников,
К.Н.Морозов, И.В.Чубыкин. М., 2002. С. 781.
5
Цит. по: Янсен М. Суд без суда. 1922. Показательный процесс социалистовреволюционеров. М., 1993. С. 7.
6
циалистов, на это надеялась и «социалистическая» эмиграция – общим
лейтмотивом и тех и других было – «сберечь масло в светильниках».
Вовсе не случайно, что меньшевики издавали за границей «Социалистический Вестник» в качестве «органа РСДРП» до 1963 года, надеясь, что
их идеи и опыт будут все же востребованы в России.
Большевики страшились опасности повторения печального опыта
самодержавия, с переменным успехом боровшегося с революционным
подпольем более полувека. Необходимо подчеркнуть, что, даже уничтожив последних эсеров и меньшевиков (уцелели буквально считанные
единицы), власть еще многие годы «разоблачала» их идеи, «предательскую» сущность и т.п., работая «с запасом прочности» в создании крайне непривлекательного имиджа и живущего по своим законам исторического мифа. Разоблачение этих мифов, трансформировавшихся в новые
мифы, и было одной из задач нашей конференции, ведь постижение
собственной истории логично и неизбежно ведет к отказу от некоторых
стереотипов и упрощенных взглядов, которыми до сих пор буквально
нашпиговано общественное сознание.
Представляется, что демократических социалистов и как создателей
партийных образований (по сути дела бывших элементом гражданского
общества, которое, несомненно, хотя и медленно и очень парадоксально
формировалось в России с конца ХIХ в.), и как личностей, создавших
свою субкультуру, невозможно изъять из общественно-политической
жизни ни дореволюционной, ни советской России.
У нашего интереса (вернее было бы сказать – у нашего долга перед
этими людьми) есть и моральная подоплека. Безнравственно игнорировать человеческий подвиг людей, противостоявших большевикам до конца и дошедших до самого конца, в самом прямом смысле этого слова – до
гибели в ссылках, тюрьмах, лагерях и под пулями расстрельных команд.
Игнорировать последнее особо нелепо и чудовищно, так как в отличие
от сотен и сотен тысяч советско-партийных работников, попавших под
удар репрессий в 30-40-е годы «безвинно», эти несколько тысяч социалистов не просто жертвы властей, они их сознательные и заклятые враги.
Они были немногими из тех, кто погиб «за дело» – за дело, которому
служили, и за которое имели счастье умереть, в отличие от миллионов
умерщвленных волею властей – «за просто так». Наши герои были, прежде всего, и более всего – борцами, гражданами, личностями, со своим
богатым внутренним миром, со своими идеалами, понятиями и честью.
Нам интересны эти люди, сумевшие во имя этих ценностей, оставаясь
демократическими социалистами, стать заклятыми врагами большевистской власти, очень серьезно их опасавшейся и уничтожавшей их не
только политически, но и физически. Нам интересны эти люди, прежде
всего, как граждане, как мужественные люди, боровшиеся за многое из
7
того, что содержится в понятии гражданского общества и чего хотим сегодня мы.
Проблематика революционного движения и демократического социализма, как и левого сопротивления большевизму давно перестала быть
популярной и в обществе, и среди историков, а уж про отношение к ней
властей даже говорить излишне.
В последние годы в общественных настроениях наметился сдвиг в
отношении к той части левых, которые являются приверженцами идей и
практики демократического социализма, когда стало ясно, что их хоть и
мало, но они пассионарны, деятельны и являются искренними сторонниками идей свободы, демократии и социальной справедливости. Пришло
осознание, что в немалой степени именно деятельность партий демократического социализма (и дружественных им профсоюзов) в развитых
странах Западной Европы и помогла обществам этих стран достигнуть и
удержать высокий уровень жизни и социальных гарантий. Также пришло
осознание, что отсутствие в постсоветской России подобной альтернативы привело к метаниям от либеральных радикальных экспериментов до
скатывания к консервативной имперско-националистической политике,
сочетающей причудливым образом ностальгию как по имперскому величию России, так и по советскому прошлому.
И что характерно, как только наметился этот сдвиг в современном
общественном сознании – власти, относившиеся ранее к альтернативе
демократического социализма и в целом к истории революционного и
освободительного движения в России равнодушно-враждебно, перешли
к тактике умолчания, как это видно из Единого историко-культурного
стандарта для будущего школьного «единого» учебника истории. Освободительного и революционного движения как совокупности, как явления в ЕИКС нет (как нет и самого термина), а есть лишь упоминания
некоторых отдельных событий, организаций и лиц.
Если для авторов ЕИКС и заказчиков учебника так важны патриотизм и гражданственность, то почему же авторы не хотят воспитывать их
на многочисленных примерах российского освободительного движения?
На примерах борьбы за идеи свободы, за права личности и права народа
против их узурпаторов, в каком бы обличии они не выступали?
Освободительное движение и его герои, начиная от декабристов,
народников, народовольцев, эсеров, социал-демократов, анархистов,
либералов – дают очень благодарный материал для решения задачи воспитания у молодежи гражданственности. Но, представляется, что востребован только особый сорт исполнительной гражданственности и патриотизма, а не та гражданственность, которая допускает инакомыслие
и борьбу с властью.
8
И все же нам отчаиваться не стоит. За эти два с половиной десятилетия, в нашей проблематике были совершены настоящие научные прорывы. Мы, используя открывшиеся тогда архивы и свободу сделали очень
немало и в исследовании наших героев и революционного движения, а
также подготовили много замечательных архивных документальных публикаций.
И многие из этих авторов и публикаторов, которые являются настоящими подвижниками науки, которые горят этими темами и неравнодушны к своим героям – приняли участие в этой конференции.
Не все так плохо и в исследовании биографики и в историко-просветительских наших усилиях. За все годы существования нашей программы и нашего сайта – http://socialist.memo.ru, и за полтора года деятельности нашего постоянно действующего семинара «Левые в России:
история и современность» мы добились немалого! – http://socialist.memo.
ru/about/seminar.htm
Кроме того, инициативной группе удалось в августе 2013 года поставить два памятника социалистам и анархистам на Соловецких островах
– на Аллее Памяти в п. Соловецкий и в Савватьеве близ места расстрела
19 декабря 1923 г. группы политзаключенных, протестовавших против
ужесточения режима содержания и ограничения «политрежима» – http://
www.hro.org/node/17151
Это первые в России памятники социалистам и анархистам – участникам сопротивления большевизму.
Одной из главных задач прошедшей конференции являлось придание импульса исследованиям, возрождение интереса к истории революционного движения и демократического социализма среди молодых
историков, поднятие ее престижа, показ того как немало удалось добиться исследователям и публикаторам за последние годы.
И представляется, что эта задача была прошедшей конференцией
успешно решена и на суд читателя мы сегодня представляем плоды ее
работы.
К. Н. Морозов
***
Благодарим филиал Фонда Розы Люксембург в Российской Федерации за поддержку конференции и помощь в издании этой книги; руководство Германского исторического института в Москве за финансовую помощь в переводе статьи Л.Хефнера; НИПЦ «Мемориал» и
лично А.Б.Рогинского, Е.Б.Жемкову, Г.В.Иорданскую, Е.Р.Шульгину,
Б.И.Беленкина, Н.И.Елкину и А.Е.Митьковского за помощь в проведении конференции.
9
Приветствие Фонда Розы Люксембург участникам
конференции «Судьбы демократического социализма
в России»
Дорогие коллеги, друзья!
Столь необычным – письменным – образом приветствуем участников начинающейся сегодня в Москве конференции «Судьбы демократического социализма в России». Ее сроки совпали с 10-летием деятельности нашего филиала в России, которое отмечаем в эти дни, чем и
объясняется наше отсутствие в этом зале.
Фонд Розы Люксембург выступает в качестве соорганизатора этой
конференции – вместе с Постоянно действующим семинаром «Левые
в России: история и современность» и «Мемориалом». Мы ценим сотрудничество в рамках этого семинара, возглавляемого председателем
оргкомитета нынешней конференции Константином Морозовым. Сотрудничество это началось около года назад, за это время обсуждались и
исторические, и современные темы, которые, так или иначе, затрагивали
вопрос о возможных альтернативах развития страны и механизмах их
реализации, в том числе в контексте международного опыта.
Нынешняя конференция является продолжением этой линии работы.
Важность и значение теоретического наследия и истории демократического социализма сложно переоценить. Особенно в условиях современной России, испытывающей очевидный дефицит справедливости – в
самом широком смысле слова, как свидетельствуют актуальные опросы социологов. Демократический социализм во всех своих проявлениях
стремился привнести ценности свободы и равного политического участия в движение за социальную справедливость. Его сложный опыт теперь крайне важен, ведь российское общество проявляет стремление к
демократическим преобразованиям, от которого оно успело отвыкнуть и
в котором оно, казалось бы, окончательно разочаровалось после травмы
нанесённой развалом советской социальной системы. В этих обстоятельствах актуализируется проблема привнесения социальной повестки в демократическое движение.
Ваша конференция, расширяя и углубляя знание в области теории
и практики движения демократического социализма, способна внести
свой вклад в осмысление наследия русского течения социалистической
мысли, и – что особенно важно – актуализировать его идейные основы и
10
отличительные черты в контексте реальностей сегодняшней общественной жизни. Организаторам, вопреки желанию, не удалось придать конференции международный характер, но повестка дня предусматривает
выход дискуссии за рамки исключительно российской тематики.
Фонд Розы Люксембург желает участникам предстоящей двухдневной работы удовлетворения от ее итогов, продуктивной, живой дискуссии, нахождения точек соприкосновения и объединения усилий профессиональных историков, любителей, активистов, всех интересующихся
этой темой. Надеемся, что такие люди будут и среди тех, кто прочитает
будущий сборник материалов нашей конференции.
С наилучшими пожеланиями,
Филиал Фонда Розы Люксембург (ФРГ) в Российской Федерации
20 сентября 2013 года
11
П.М. Кудюкин,
доцент НИУ ВШЭ и РАНХиГС,
сопредседатель ЦС Профсоюза «Университетская солидарность»
Демократический социализм, реформа и революция
Существует определенная традиция связывать демократический
социализм, прежде всего в его социнтерновской версии, с социал-реформизмом. Два понятия воспринимаются практически как синонимы.
«Под Д.с. обычно подразумевается перманентный процесс реформистских общественных преобразований, в результате которых современное
капиталистическое общество приобретет новое качество»1. Возможно,
это связано с «родовой травмой» понятия, которое было предложено в
1888 году Дж.Б.Шоу, не только великим драматургом, но и деятельным
членом Фабианского общества2. Может быть, еще существеннее, что
динамика революции с нарастающей радикализации и эрозией первоначального революционного блока приводит в какой-то момент к потере
поддержки большинства, в результате чего революция и ее авторы встают перед выбором: либо отказываться от демократии, либо рисковать
потерей уже завоеванного (отказ от демократии грозит, кстати, тем же
самым). Вообще для демократического социализма проблема необратимости преобразований в условиях демократии (а значит, возможности
перехода к власти и к антисоциалистическим силам) является одной из
серьезнейших антиномий. И отсутствие ее осмысления и обсуждения –
показатель остроты проблемы – она вполне «фрейдистски» вытесняется
из сознания.
В том же отождествлении коренится и объяснение великого раскола
международного рабочего и социалистического движения, связанного с
Первой мировой войной и Великой русской революцией, как раскола по
линии «реформа против революции». Но так ли это на самом деле? Ведь
в не меньшей мере это был раскол по совсем другой линии – «демократия
против диктатуры», на что указывал еще К.Каутский в своей известной
брошюре 1918 года, «разгромленной» В.И.Лениным3. Для значительной
части европейских социалистов большевистский опыт оказался неприемлем (или, как минимум, вызывал острую критику) не потому, что был попыткой революционного разрыва с капитализмом, а в силу отбрасывания
большевиками элементарных демократических норм и процедур – важно уточнить, что отталкивание вызывалось разрывом не с традиционным
парламентаризмом, а с более базовыми принципами, о чем будет сказано
чуть далее.
Можно упомянуть, к примеру, работы Отто Бауэра, как написанные по горячим следам Австрийской и Германской революций4, так и
написанные в конце 1930-х годов, уже после трагических поражений
германского и австрийского рабочего движения в 1933-1934 годах5. Для
теоретика австро-марксизма достаточно мучительной является проблема, почему две революции в Центральной Европе не смогли развиться
как пролетарские. И можно предположить, что именно революционные
симпатии О.Бауэра породили его весьма сомнительную и с политикотеоретической, и с этической точки зрения компромиссную позицию по
отношению к советскому опыту. По определению П.Б.Аксельрода, «у
него (О.Бауэра – П.К.) она служит теоретической базой для санкционирования большевистского режима в России – на пользу Запада – и для
отвержения его на Западе»6.
С другой стороны, мы можем вспомнить критику большевиков «слева» Розой Люксембург, революционность которой вроде бы никто не
подвергал сомнению (разве что И.В.Сталин в своем известном письме
в редакцию журнала «Пролетарская революция», обвинивший великую
революционерку в «полуменьшевистской» позиции7). Высоко оценивая
революционный порыв последователей В.И.Ленина и Л.Д.Троцкого,
3
Каутский К. Диктататура пролетариата.// Каутский К. Диктатура пролетариата; От демократии к государственному рабству; Большевизм в тупике. – М.,
2002. – С.35: «Противоположность между обоими социалистическими направлениями основа не на мелком личном соперничестве. Это – противоречие двух
различных по существу методов: демократического и диктаторского»; ср.: Ленин
В.И. Пролетарская революция и ренегат Каутский.// Ленин В.И. Полн. собр. соч.
– Изд. 5-е. – Т.37. – С.235-338.
4
Бауэр О. Австрийская революция 1918 года. – М.; Л., 1925.
5
См. напр. Bauer O. Integraler Sozialismus.// Linkssozialismus: Texte zur Theorie
und Praxis zwischen Stalinismus und Sozialreformismus. – Leipzig 1998, S.283-295.
6
1
Швейцер В.Я. Современная социал-демократия: Словарь-справочник. –
М., 1990. – С.260. Ср.: Политологический словарь в 2-х частях. – М., 1994. – Ч. 2.
– С. 122; Зарубежная политология: Словарь-справочник. – М., 1998. – С.289-290.
2
12
Швейцер В.Я. Указ. соч. – С.259.
Аксельрод П.Б. О большевизме и борьбе с ним.// Аксельрод П.Б., Мартов
Ю.О., Потресов А.Н. О революции и социализме. – М., 2010. – С.562.
7
Сталин И.В. О некоторых вопросах истории большевизма: Письмо в редакцию журнала «Пролетарская Революция».// Сталин И. В. Cочинения. – Т. 13.
– М., 1951. – С.90-91.
13
она вместе с тем остро критикует отбрасывание ими демократических
принципов, указывая, что «без свободной, неограниченной прессы, без
беспрепятственной жизни союзов и собраний совершенно немыслимо
именно господств широких народных масс»8. И пророчески описывает,
к чему приведет попытка создания социализма без демократии: «Но с
подавлением политической жизни во всей стране неизбежно будет все
более затухать и жизнь в Советах. Без всеобщих выборов, неограниченной свободы печати и собраний, свободной борьбы мнений замирает
жизнь в любом общественном учреждении, она превращается в видимость жизни, деятельным элементом которой остается одна только бюрократия. Общественная жизнь постепенно угасает, дирижируют и правят с неуемной энергией и безграничным идеализмом несколько дюжин
партийных вождей, среди них реально руководит дюжина выдающихся
умов, а элита рабочего класса время от времени созывается на собрания,
чтобы рукоплескать речам вождей, единогласно одобрять предложенные
резолюции»9.
Именно большевистский этап русской революции и последующий
опыт Советской России и СССР со всей остротой заставил поставить
вопрос о соотношении демократии и социализма, доказав «методом от
противного» невозможность социализма без демократии.
Несомненно, рассмотрение проблемы, поставленной в названии
статьи, требует уточнения основных терминов. Что мы понимаем под
демократическим социализмом? Является ли парламентско-представительная демократия единственно возможной формой демократии и в чем
состоят обязательные условия демократии? Что такое революция?
Демократический социализм, несомненно, существенно шире, чем
социал-демократия. Представление о непрерывном процессе преобразований, которое непонятно когда и непонятно как приводит общество в
некое новое качественное состояние – не единственно возможная трактовка демократического социализма. И поэтому отношение демократических социалистов к проблеме «реформа и/или революция» гораздо
сложнее, чем это кажется на первый взгляд. Несомненно одно – реализация ценностей социализма как идеи – преодоление эксплуатации и отчуждения – невозможно в условиях подавления свободы и демократии.
Мы знаем из исторического опыта, что формы демократии могут быть
разнообразны, и конвенциональная «формальная», «шумпетерианская»
демократия как процесс упорядоченной борьбы за лидерство и ротации
элит10 в форме привычной для нас представительной или либеральной
демократии – не единственно возможный вид демократии11. Такая демократия ограничивается лишь политической сферой жизни общества, что
выражается и в известном афоризме, характеризующем жизнь капиталистических общества: «Демократия заканчивается перед воротами предприятия». Социалистическое представление о демократии существенно шире, исходит в первую очередь из представления о праве каждого
человека принимать участие в решении всех вопросов, касающихся его
жизни. Но тот же исторический опыт показывает, что каковы бы ни были
формы политического устройства, мы не можем говорить о демократии
без учеты таких завоеваний «либеральной демократии», как политические права и свободы (без их реализации невозможно и устойчивое и
гарантированное осуществление социальных прав), политический плюрализм (хотя и не обязательно в партийной форме), уважение прав меньшинства, в том числе и его права стать новым большинством.
Мы должны понимать так же и многозначность термина революция в
социалистической традиции вообще и в марксистской традиции в частности. Все мы знаем различие между «социальной революцией» и «политической революцией». Но если глубже вчитаться в тексты Маркса, то мы обнаружим еще и третье значение – «эпоха социальной революции»12, то есть
некое достаточно значительное (измеряемое как минимум десятилетиями)
историческое время, в которое происходит переход от одного способа производства к другому. С учетом, что этот процесс идет еще и в международных рамках, то мы тут вообще во многом теряем грань между реформой и
революцией, потому что ясно, что в течение этой «исторической длительности», если использовать термин Ф.Броделя13, формы общественно-политической деятельности, связанной с процессом преобразований, будут
очень разными. То же, что мы обычно называем социальной революцией,
корректнее было бы определить как социально-политическую революцию,
достаточно чётко ограниченную во времени (хотя и не краткосрочную).
Примерами такой революции могут быть и Французская революция конца
XVIII века, и Великая Русская революция начала XX века, где действительно глубокие политические и социальные преобразования протекают
10
Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. – М., 1995. – Гл. XXII.
11
См. например, Закария Ф. Будущее свободы: нелиберальная демократия в
США и за их пределами. – М., 2004.
12
8
Люксембург Р. Рукопись о русской революции.// Люксембург Р. О социализме и русской революции. – М., 1991. – С.326-327.
9
14
Там же. – С.330.
Маркс К. К критике политической экономии. – Предисловие.// Маркс К. и
Энгельс Ф. Сочинения. – Изд. 2-е. – Т.13. – С.7.
13
Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность.//
Философия и методология истории. Сб. статей. – М., 1977. – С.115-142. Броделевский термин «long durée»можно перевести и как «длительная протяженность».
15
в относительно короткий, исчисляемый годами, период времени, проходя
различные этапы14. К подобного рода революциям можно отнести так же
испанскую революция 1931-1939 годов (по мнению А.Шубина, с которым
автор склонен согласиться, наряду с французской и русской революциями заслуживающую определения «великая»15), прерванную переворотом
А.Пиночета чилийскую революцию 1970-1973 годов и португальскую революцию 1974-1976 годов. Наконец, политическая революция (переворот)
– относительно быстротекущий процесс смены политического режима
либо формы государства, но в меньшей степени затрагивающий социальные основы общества – хрестоматийным примером такой революции является Июльская революция 1830 года во Франции. То есть мы имеем дело
как минимум с тремя значениями слова «революция», которые опять-таки
обогащают возможности анализа, как соотносятся между собой демократический социализм, социал-реформизм и революции.
Начнем с последнего типа революций. Даже политически умеренный и все сильнее сдвигающийся в сторону социал-либерализма Социалистический Интернационал не отрицает при определенных условиях
необходимости революций «в смысле незаконного применения силы
<…> для защиты демократии или для ее завоевания»16. В 1970-х – начале 1980-х годов Совет Социнтерна принял ряд резолюций, в которых
признавалась возможность революционной, в том числе вооруженной,
борьбы в условиях диктаторских режимов, партии – члены Интернационала принимали участие в партизанской борьбе в ряде стран Латинской
Америки.
Но что происходит, когда демократия завоевана? Может ли насильственно-революционное свержение диктатуры запустить процесс «социально-политической революции»? Дает ли демократия возможность для
эволюционного развития, когда ее (демократии) постоянное расширение
и углубление, внедрение/вторжение в «нетрадиционные» для капиталистического общества сферы в сочетании с социально-экономическими
преобразованиями приводит где-то в отдаленной перспективе к качественным изменениям общества? Примерно из такого представления
исходили концепции, положенные в основу Франкфуртской декларации
1951 г. «Цели и задачи демократического социализма»17.
14
Анализу именно таких революций посвящена интересная книга
И.В.Стардубровской и В.А.Мау «Великие революции: От Кромвеля до Путина»
(Изд. 2-е. – М., 2004), представляющая собой пример «буржуазного марксизма».
15
Шубин А. Великая испанская революция. – М. 2012.
16
Майер Т. Демократический социализм – социальная демократия. Введение. – М., 1993. – С.57.
17
16
Programme der deutschen Sozialdemokratie. – Bonn, 1995. – S.87-97.
Но тут-то и встает проблема: в какой мере политическая демократия
в условиях классового господства буржуазии (она перестает быть «буржуазной» с появлением всеобщего избирательного права, с допуском
политических представителей трудящихся к участию в легальной политической жизни, и это порождает серьезное противоречие, придает даже
«формальной» демократии антикапиталистической потенциал, а с другой стороны – это противоречие постоянно побуждает господствующие
социальные силы выхолащивать содержательные стороны демократии)
дает возможность для относительно безболезненного реформистского
перехода к иному общественному состоянию, к посткапитализму или, в
более привычных формулировках, к социализму?
И здесь один из центральных вопросов – могут ли силы «социалистического социального блока» заавоевать гегемонию, повести за собой
большинство общества, обеспечив таким образом победу демократическим путем? И будет ли достаточно такой победы? Стоит напомнить,
что сама идея «гегемонии» (первоначально применительно к борьбе за
буржуазно-демократическую революцию против самодержавия) была
впервые сформулирована еще в 1880-х годах в группе «Освобождение
труда»18. Затем она была подхвачена (при этом «инструментализирована» и сильно заужена) В.И.Лениным в работах периода Первой русской
революции, а у Ленина термин и идея были заимствованы А.Грамши, который дал развернутую, хотя и незавершенную концепцию «гегемонии»
как формы ненасильственного обеспечения классового господства19. И
показал, что как раз кризис гегемонии, риск ее утратить подталкивает
господствующие классы к отказу от демократии.
Если мы обратимся к традициям русского демократического социализма, то увидим, что и меньшевики, и социалисты-революционеры
были безусловно революционными партиями в том, что касалось свержения самодержавия. Идущая от В.И.Ленина и долгое время существовавшая в советской историографии (и порой дающая себя знать даже
сейчас) традиция изображать их реформистскими совершенно ложна. А
вот дальше сложнее.
18
Аксельрод П.Б. Ответ на письмо социал-демократического кружка в Одессе (1887 г.).// Из архива П.Б.Аксельрода. – Вып. 1: 1880-1892 гг. – М., 2006. –
С.475-515; Его же. Письма к русским рабочим об освободительном движении
пролетариата (1889).// Там же. – С.515-527; Его же. К вопросу о современных
задачах и тактике русских социал-демократов (1898).// Аксельрод П.Б., Мартов
Ю.О., Потресов А.Н. Указ. соч. – С.128-149.
19
Грамши А. Тюремные тетради. – Ч. 1. – М., 1991. См. так же BuciGlucksmann L. Gramsci e lo Stato: Per una teoria materialistica della filosofia. –
Roma, 1976.
17
Меньшевики относили социалистическую революцию в достаточно
отдаленное будущее, и для них вопрос о том, как и в каких формах она
будет развиваться, выглядел не слишком актуальным – можно было ограничиваться достаточно абстрактными формулами (ситуация изменилась
после 1917 года, и тут значительная часть меньшевиков растерялась,
их позиции разбежались от принятия скорее реформистских позиция
европейской социал-демократии до фактической идейно-политической капитуляции перед большевиками, наиболее ярко проявившейся у
Ф.И.Дана20).
Гораздо интереснее оказалась постановка вопроса у социалистов-революционеров, реализация их программы минимум – глубокая демократизация и децентрализация власти, создание полновластного местного
самоуправления, социализация земли, развитие кооперации и т.д. – в
принципе дают возможность для эволюционного некапиталистического
развития, постепенного изживания капитализма и выращивания социализма в его недрах. То есть получается, что социалисты-революционеры
после завоевания демократии становятся эволюционистами, социалистами-эволюционерами? Или все же нет? – Здесь тоже скорее проблема,
нежели ответ21.
Может ли «социально-политическая» революция развертываться как
последовательность «системоизменяющих» (если воспользоваться термином из дискуссий 1970-х – 1980-х гг. в социалистическом и социалдемократическом движении) реформ22?
В свое время великий (и, с моей точки автора, недооцененный) представитель демократического социализма – Жан Жорес, не только великий оратор и организатор, но и глубокий и своеобразный теоретик, дал
интересную формулу: «Революция есть варварская форма прогресса». В
этой фразе два ударения: Варварская, но все же прогресса! И не является
20
Дан Ф.И. Происхождение большевизма. К истории демократических и социалистических идей в России после освобождения крестьян.// Дан Ф.И., Церетели И.Г. Два пути. Избранное. – Часть 1. – М., 2010.
21
На «социал-реформистскую» тенденцию в идеологии и программных
уствновка ПСР обратил внимание К.Н.Морозов (Партия социалистов-революционеров в 1907-1914 гг. – М., 1998. – С.10-16). Некоторым историческим парадоксом выглядит критика первого тома книги В.М.Чернова «Конструктивный
социализм» «за реформизм» со стороны М.В.Вишняка (Русский социализм и
государство.// Современные записки. – XXVI. – Париж, 1925. – С.372-393), занимавшего вообще-то более «правые» позиции в партии.
22
«Системопреодолевающие» реформы, ведущие к выходе за пределы
капитализма, противопоставлялись в этих дискуссиях «системостабилизирующим», которые лишь совершенствуют и тем самым укрепляют существующий
капиталистический строй. См. Швейцер В.Я. Указ. соч. – С.267.
18
ли революционная реформа или революционная эволюция (именно так
парадоксально назывался раздел в книге Ж.Жореса «Социалистические
этюды»23) способом снизить долю варварства в революции? А Жорес как
замечательный историк, автор «Социалистической истории Французкой
революции», прекрасно понимал, что бывают ситуации, когда революции просто неизбежны и необходимы с точки зрения интересов общественного развития.
С другой стороны, в каких бы формах – мирных или немирных –
ни развивалась революция, остается проблема ее динамики. Все исторически известные революции развивались с нарастанием радикализма
требований и ожиданий, рискуя выйти далеко за пределы объективно
возможного и реализуемого. С другой стороны, эта радикализация связана с последовательным сужением круга участников и сторонников – все
новые и новые группы, удовлетворенные уже достигнутым и напуганные перспективой потерять полученное в результате реализации более
далеко идущих требований, отходят от поддержки революции. Вместе с
тем, до сих пор не было революций, не сопровождавшихся ухудшением
социально-экономической ситуации. И вот гигантская проблема – возможно ли избежать вот этого критичного сокращения социальной базы
революции? Ведь как только революция становится революцией меньшинства, о демократии приходится забыть. И вопрос ставится так: либо
мы уступаем власть и даем возможность ликвидировать как минимум
часть завоеваний революции, либо – что? Кстати проблема почти всех
учредительных собраний как итога революции – большинство на выборах, как правило, получает не самая радикальная из фракций революционного лагеря. И возможно ли преодолеть эту самоотрицающую по
сути динамику революции, «вовремя» остановить ее развитие? Это ведь
весьма инерционный и плохо поддающийся управлению процесс. И не
прав ли был Л.А.Сен-Жюст, утверждавший, что «революция, которая делается наполовину, сама роет себе могилу»?
Согласиться на некую «временную» диктатуру, ограничение или отмену демократических процедур и гарантий? Кто и как будет определять, что наступило время для ее отмены? Воспитательная диктатура в
духе Л.О.Бланки24 выглядит, конечно, довольно привлекательно (совершившее революцию сознательное меньшинство действует не столько
насилием, сколько воспитанием, готовя будущее сознательное большинство, которое сумеет обеспечить демократию), но реальных примеров
что-то не видно. Сходный набор проблем появляется и при действии на
пути достаточного радикальных реформ. Немногочисленные примеры
23
Jaurès J. Études socialistes. – Paris, 1901.
24
Бланки Л.О. Избранные произведения. – М., 1952. – С.201-202, 211, 229-231.
19
относительно мирных революций, чилийской и португальской прежде
всего, демонстрируют две проблемы: где точка невозврата и что делать
с возможностью насильственного сопротивления преобразованиям,
опять-таки требующего хотя бы временного отказа от демократии или ее
ограничения. А французские социалисты в начале 1980-х попробовали
на практике реализовать системопреодолевающие реформы, достаточно
радикальную социалистическую программу, и столкнулись с тем, что реформы наталкиваются на объективные социально-экономические ограничения и на международную ситуацию. Даже достаточно крупная и хорошо развитая в экономическом и социально-политическом отношении
страна оказывается недостаточным пространством для социалистически
ориентированных преобразований. Не встает ли тогда вопрос о необходимости, несколько переосмысливая тоже термин, «экспорта реформ»,
чтобы они были подкреплены в международном масштабе?
Автор не претендует на знание ответов – скорее была сделана попытка поделиться некоторыми (весьма промежуточными) результатами размышлений в течение сорока лет деятельности в российском демократическом социалистическом движении. Во всяком случае важно поставить
вопросы, чтобы быть готовыми искать ответы на них в практике работы
над сознанием более гуманного и справедливо общества.
А.П. Ненароков,
доктор исторических наук, Российский государственный архив
социально-политической истории
Взгляды А.Н. Потресова на демократию и социализм
Прежде всего, хочу отметить, что вместе с руководством конференции довольно долго искал возможно более точную формулировку своего
доклада. Да так и не нашел. Мне она и в данном виде кажется излишне самоуверенной. Вряд ли сейчас есть какой-либо смельчак, способный заявить о своей готовности в законченном виде представить анализ
потрéсовских представлений о демократии и социализме. Если нужен
пример губительного для каждого из нас, для общества в целом расточительства, то лучшего примера, чем отношение советской системы к
творческому наследию мыслителя и мастера слова такого класса, как
Потрéсов, найти трудно. Представить себе, что политика, философа, публициста такого масштаба можно на столько лет просто-напросто вычеркнуть из истории страны, из ее общественной мысли, ее политической
жизни – невозможно. Но это так.
То, что происходит в результате такого вычеркивания, лучше всего
охарактеризовал сам Потрéсов. В своей работе 1914 года «Критические
заметки. Некоторые сюрпризы истории» он в частности заметил: «И
вот это-то все, что Марксу, Лассалю, Энгельсу представлялось таким
естественным, без дальнейших пояснений, из всего их общественно-политического мировоззрения, что казалось органически связанным с основными элементами их новаторски-реалистической практики, все это
точно проваливается, исчезает из сознания демократии в последующие
десятилетия. Исчезает не в результате борьбы, не как замена одной методологии другой, не потому, что кто-либо доказал или пытался доказать
ошибочность подхода к вопросу Энгельса, Маркса, Лассаля, а скорее как
будто – за отсутствием соответствующих поводов для проявления такого
подхода; «от не упражнения произошла, так сказать, атрофия соответствующих мышц в идейной мускулатуре демократии»1. Любопытно,
что эта потресовская формула об атрофии мышц в «идейной мускулатуре» обрела в последующем свое развитие.
1
20
Потресов А.Н. На рубеже двух эпох // Наше дело. 1915, № 1. С. 74-75.
21
В ноябре 1920 года Рафаил Рейн (Абрамович) в письме к Аксельроду,
которое мы нашли с Д. Б. Павловым в архиве Международного института социальной истории (г. Амстердам), писал, извиняясь за бессвязность
своего обращения: «…за то время, что мы сидели в России без печати, совершенно отучился от писания: еще одно подтверждение теории «неупотребления органов»?»2. В каком состоянии были мои органы к середине
80-х годов, вспоминаю с содраганием, и вовсе не потому, что находился в
преддверье пенсионного возраста. Просто к тому времени уже успел убедиться в безусловной верности пресловутой теории их «неупотребления».
Не способствует исчерпывающему анализу взглядов Потрéсова на
вынесенные в заголовок моего доклада проблемы и реально существующие до сих пор трудности в ознакомлении с творческим наследием
Александра Николаевича. С одной стороны, как вы понимаете, речь идет
о его рукописях, письмах, набросках, заметках, хранящихся во многих
российских и зарубежных архивах. При этом я вовсе не принадлежу к
числу тех, кто выступает за их объединение в одном месте, а ратую лишь
за создание единого межархивного путеводителя. Да и он не обязательно
должен быть посвящен одной политической фигуре, даже такого масштаба, как А.Н. Потресов.
Межархивный путеводитель такого класса, как мне кажется, должен
содержать сведения о документах ведущих представителей общественной мысли России. Не деля их, как это, естественно для энциклопедических изданий, на представителей собственно отечественной общественной мысли и российской зарубежной, оттого, что часть отечественных
общественных политических деятелей, не всегда по своей воле, иногда
оказывалась в той или другой стране.
Плохо обстоит дело и с изданием работ А.Н. Потрéсова. Большинство его статей, брошюр, книг, писем, заметок все еще не собраны воедино. Часть из них, причем значительная так и осталось без републикации,
а, значит, по-прежнему, недоступны, ведь тиражи их изначально обрекали прижизненные публикации на раритетность. А ведь среди них такие
как «Война и вопросы международного демократического сознания»,
«Интернационализм и космополитизм. Две линии демократической
политики»3, вся публицистика последней эмиграции. Многие из важ2
Международный Институт социальной истории в Амстердаме (International
Institute of Social History – IISH).. Folder 1. Письмо Р.А. Абрамовича от 24 ноября
1920 г. Оригинал, рукопись, чернила.
нейших теоретических работ Потрéсова по разным причинам так и не
вошли в те два крупных сборника, которые появились после его смерти в
Париже и Москве. Я имею в виду «Посмертный сборник произведений»
и «Избранное», которые (с интервалом без малого в 70 лет) подготовили
соответственно Б.И. Николаевский и Д.Б. Павлов. Первый во второй половине 1930-х годов, второй – в начале 2000-х4.
Хотел бы обратить ваше внимание и на то обстоятельство, что и исследовательские и издательские планы, существующие на сегодняшний
день, не сулят нам каких-либо серьезных изменений в этом отношении.
Издания же типа тех, что делает издательство издательский дом «Либроком», выпустивший, к слову, репринтным способом уже помянутую мной
книгу А.Н. Потрéсова 1916 года «Интернационализм и космополитизм.
Две линии демократической политики», которую уже отчаялся найти в
московских библиотеках, – скорей исключение, чем правило. Вероятней
всего, это издание, скорее результат абсолютно безупречного коммерческого решения, чем часть хорошо продуманного научного предприятия.
Однако это не помешало «Либрокому» отобрать и републиковать в одной
серии редчайшие работы Чернова, Шингарева, Лаврова, Ткачева, Чичерина, Каутского, Бернштейна, Лллойд-Джорджа, Черчиля и др.
Не хотел бы, чтобы вы думали, будто я занимаюсь рекламой. Никого
в этом издательстве не знаю, но хочу заметить, что делают они большое
дело еще и потому, что имеют хорошо продуманный и отлаженный механизм не только издания, но и распространения литературы – интернетзаказы с доставкой по адресу и в специальные места доставки в метро.
А мы вот уже лет десять только рассуждаем о необходимости учреждения хотя бы подобия потресовской «Библиотеки демократического социализма», да все никак не сделаем ни одного реального шага в этом
направлении.
Прошу прощения, что несколько отвлекся, но мне хотелось, кроме
всего прочего, объяснить, почему задача, казалось бы столь простая и непритязательная, как суммирование взглядов человека, которого мы вправе называть первым российским историком демократии, все еще остается у нас зависимой от целого ряда привносных обстоятельств. И только
то, с чего я начал свое выступление, дает возможность суммировать общую картину сложностей и трудностей, встающих на пути исследователей русской общественной мысли ХХ века, и объяснить постановочный
характер моего доклада.
3
Потресов А.Н. Война и вопросы международного демократического сознания. Вып. 1-й. Пг., 1916; Его же. Интернационализм и космополитизм. Две
линии демократической политики. М., 2011 (репринтное издание книжного дома
«Либроком» с публикации 1916 года издательства «Книга», Пг.-М.: «Дозволено
военной цензурой 1 сентября» ).
22
4
Потресов А.Н. Посмертный сборник произведений // Редактор и автор
вступит. статьи Николаевский Б.И. Париж, 1937; Его же. Избранное // Сост., автор вступит. статьи и примеч. Павлов Д.Б. М.,2002.
23
Я не стесняюсь сказать, что не готов еще к каким-либо оценочным
суждениям, и хочу лишь привлечь ваше внимание к тем проблемам, которые связаны с уточнением понятий демократия, что принадлежат А.Н.
Потрéсову. Ведь, прежде всего, именно он в целом ряде работ на протяжении почти четверти века пытался анализировать те социальные и
классовые сдвиги, что происходили в России и Европе, определяя реальное содержание изменений в трактовке сути выделенных им граней
данной дефиниции.
Прежде всего, Потрéсов рассматривал демократию как ведущую
общественную силу в странах, определявших в то время направление,
характер и тип социально-политического развития мира. Высшим достижением в этом отношении на ниве международного демократического
движения, он считал появление международного социал-демократического рабочего движения, «основательно вспаханного, по его выражению, плугом новаторского реализма Маркса и Энгельса»5.
При этом Потрéсов подробно останавливался на том, как в конце
XIX – начале XX веков «по всем странам европейского запада прокатилась волна примиренческого приспособления демократии к наличной
системе господствующих сил» (бернштейнианство, бургфриден и т.д.) В
России, в силу условий русской действительности, это обернулось несколько иным, как он определял, «детским недугом отсталой общественности» – примитивным радикализмом, революционизмом, т.е. тем, что
Ленин, вслед за ним, позже назовет «детской белезнью левизны». Сам
же Потрéсов, считая это не слишком удачной терминологией, развернуто
определит это как уклон влево от марксизма, в сторону действия анархосиндикалистских и бланкистских идей. «Большевизм – подчеркнет А.Н.
– был истинно русской окрошкой из этих идей, и большевизм был неоспоримым гегемоном в русской демократии за весь указанный период»6.
Этому первому определению демократии как одной из ведущих общественных сил, Потрéсов уделил наибольшее внимание в годы Первой
мировой войны, отстаивая право демократии на гибкое и активное вмешательство в условиях военного времени в решение задач общенационального масштаба в атмосфере разноклассового движения, при сохранении и в этом «своей классовой демократической самостоятельности».
В связи с этим еще одно очень важное положение, связанное с трактовкой международной стороны российского демократического движения, как интернационалистского. Он видел это в признании им первоочередной задачей, задачу «одновременного освобождения страны от обоих
5
Потресов А.Н. Интернационализм и космополитизм. Две линии демократической политики. М., 2011. С. 11.
6
24
Там же. С. 11-12.
видов общественного бедствия» – от поражения в империалистической
войне и решение судеб самодержавия. Все иное он будет называть сменой «традиционного, от Маркса и Энгельса идущего, мировоззрения
интернационализма» на построенную наскоро новую концепцию «антинационального космополитизма»7. Хочу обратить внимание на то, что в
отстаивании своей позиции, А.Н. основное внимание уделит полемике
не с Лениным и Троцким, а с Аксельродом и Мартовым. Это особая,
очень важная и интересная тема, но для ее развития у меня нет времени.8
Второе, встречающееся у Потрéсова употребление понятия «демократия» – это понятие демократии как формы государственной и общественной жизни. Российская демократия предстает в его работах как
общественная сила в борьбе за разрешение основных общенациональных задач, как принцип свободного самоопределения и волеизъявления
народов страны. Характерно при этом его понимание рубежей рождения
современной демократии и выхода ее на политическую арену, с четким
определением своих основных задач. Хронологически начало этого времени он относит к 40-м – 60-м годам XIX века, когда новая демократия
пытается впервые ставить себе эти задачи по примеру старой «демократии конца 18-го и начала 19-го века», т.е. по примеру ранних буржуазных
революций (особенно Великой Французской революции 1789-94 гг.)9.
7
Там же. С. 18.
8
Отметим лишь одно: объясняя почему, касаясь идеологии левого сдвига, он
отказывается говорить о ленинском направлении, Потресов сочтет нужным подчеркнуть: «Не потому не говорю, чтобы сумма идей , разрабатываемы в настоящее время направлением Ленина, не имела практического значения и не входила
никакой своей частью в интересующую нас идеологию левого сдвига. Наоборот,
я полагаю – она имеет большое значение и составляет, быть может, наиболее
показательный и наиболее многообещающий элемент этой идеологии. Весьма
возможно, что она переживет все другие идеологические формулировки левого
сдвига, в том случае, если, несмотря на величайшие мировые потрясения или
благодаря потрясениям, Россия отсрочит до греческих календ свою радикальную
европеизацию и сохранит ту свою самобытность, которая служила до сих пор
неиссякаемым источником питания большевистских идей. […] В этом направлении слишком много примитивного варварства и слишком давно, на мой взгляд,
оно расквиталось с марксистским миросозерцанием и марксистской методологией, чтобы стоило разбираться в его аргументации тогда, когда дело идет не о
традиционной – хотя и с марксистской видимостью – анархо-синдикалистской
и бланкистской стороне демократического движения России, а о том, что под
влиянием событий стряслось с действительно марксистской идеологией, над тем
островком европеизма, который был заброшен в неприветливое море идейной
азиатчины…». Там же. С. 30-31.
9
«Наше дело». 1915, № 1. С. 65.
25
Среди этих задач выделяются – утверждение, на основе наличия некоего минимума социально-экономических предпосылок нового, более
прогрессивного способа производства, переход политической (государственной) власти к новой общественной силе, способной осуществить
исторически назревшие экономические, социальные, национальные,
культурные преобразования. Все они решаются, как правило в рамках
национальных государств, одновременно являясь на этом этапе задачами
международными, т.е. выходящими за национальные рамки.
Вместе с тем, Потресов тут же говорит и о зачатой «в бурях февральских и мартовских дней» 1848 года «демократии нового типа». Как известно, тогда. в первый, февральско-мартовский период революции 1848
года во Франции, восставший народ низложил монархию, образовал
Временное правительство, провозгласил республику, принял декреты «о
праве на труд», сокращении рабочего дня на 1 час, и о введении всеобщего избирательного права (для мужчин).
Именно эту, зачатую в февральско-мартовские дни 1848 года во
Франции, демократию Потресов и определяет как демократию нового
типа. Она отличается для него от прежней не в смысле изменения соотнесенности международных и национальных задач, а в том, что эту
свою «международность» оказывается «вынужденной» передать «не
своим по социальной принадлежности», а законным преемникам – позднейшей демократической буржуазии. Для нее же, по Потресову, «принципы 89-го года в своей общезначимости» уже потускнели, а «республиканизм потерял прежнее обаяние универсальной идеи», и, вообще,
«вся общественно-политическая идеология, что дальше, то больше,
национализировалась»10. Особенно быстро это процесс пошел именно с
началом Первой мировой войны. И в этом отрицательном ее воздействии
на демократию, сузившую рамки своих мировых задач, до узконациональных, Потресов видел одно «из крупнейших последствий катастрофы», каковой он справедливо считал разразившуюся войну11.
Не менее важен вклад Потресова в определение демократического
социализма как принципа свободного самоопределения и волеизъявления большинства. Здесь очень важно вникнуть в суть полемики, развернувшейся между Потрéсовым и Даном после выхода в 1927 году в Париже потресовской книги «В плену иллюзий (мой спор с официальным
меньшевизмом)».
В появившейся почти тут же по выходе книги рецензии под вызывающим названием «В плену у прошлого». Ф.И. Дан обвинил Александра
Николаевича в «фетишизации» демократии, порожденной тем, что тот
находится «в плену» у дореволюционного «прошлого». После Первой
мировой войны, утверждал он: «демократия стала нормальной формой
государственного устройства решающих стран Европы. Вместе с тем
она перестала быть непосредственной целью борьбы рабочего класса
этих стран: она превратилась в простое средство в борьбе за социализм,
составляющей действительное содержание новой эпохи, действительный пафос ее». По мнению Дана, отрицание этого – отрицание социальной революции вообще. При этом «классовая, социалистическая борьба
пролетариата становится» лишь разновидностью общедемократической
борьбы», а «демократия превращается в «абсолютный идеал»», полагал
он. Отвлеченные категории – «свобода», «демократия» и др., в свою очередь, трансформировались в некую «имманентную сущность, долженствующую служить для социалиста абсолютным и последним мерилом
общественных явлений»12.
Потрéсов отвечал ему спокойно и взвешено: идеи свободы и демократии – по его мнению – являлись такими же историческими, т.е. обусловленными временем и пространством, категориями, как и идеи самого социализма, не меньше, но и не больше. Содержание тех и других
не «самоцель», не какие-либо «предельные понятия» (хотя о социализме
часто и выражаются, как о «конечной цели»), а лишь «последовательные
этапы и необходимые предпосылки для того будущего, гармонически
развивающегося и дающего счастье индивидам человеческого общества,
законы которого еще не поддаются нашему ведению». Вот такой-то, в
своем роде действительно предельной, – предельно-мыслимой цели и
подчинены, как средства, и «демократия», и «социализм», и «историческая роль пролетариата с его классовой борьбой, освобождающей мир от
оков капитализма».
В этой исторической перспективе демократия, – считал Потресов –
совсем не «прозаическое орудие борьбы за социализм», как думает Дан.
Она нечто значительно больше. «Демократия есть то предварительное
условие, без которого последующий этап развития – социализм – не может осуществиться» вообще13.
12
26
10
Там же. С. 66.
11
Там же.
Дан Ф.И. В плену у прошлого // Социалистический Вестник. 1927, №№1516/17, 1 и 20 августа 1927 г.
13
Потресов А.Н. Необходимые поправки // Там же. 1927. № 20.
27
С.В. Тютюкин,
доктор исторических наук, главный научный сотрудник
Института российской истории РАН.
Ю. О. Мартов как один из идеологов
демократического социализма в России
Настоящий очерк посвящен светлой памяти одного из тех, кто в разное время и по разным причинам были объявлены советским тоталитарным режимом своими идейно-политическими противниками и, казалось,
навсегда останутся в СССР только антигероями. Но времена меняются, и
ныне роль наших деятелей в отечественной истории выглядят, к счастью,
в постсоветской историографии уже совсем иначе. Именно таким человеком был и Юлий Осипович Цедербаум (1873–1923) – один из основоположников и лидеров меньшевизма, известный более современным
читателям под партийно-литературным псевдонимом Л. Мартов1.
Его жизнь и судьба далеко не безразличны и Обществу «Мемориал»,
хотя Мартов не был замучен в сталинских лагерях или расстрелян по
приказу из Кремля или с Лубянки. Большевики «позволили» ему умереть
собственной смертью, выпустив Мартова в сентябре 1920 г. из советской
России в Германию на съезд Независимой социал-демократической партии этой страны, куда одновременно с ним поехал и один из ближайших
соратников Ленина Григорий Зиновьев. При этом Мартов надеялся скоро
вернуться в Москву, но он не знал, что ВЧК уже было дано указание обратно на родину его больше не впускать. Таким образом, бывшему другу
молодого Ленина, который, однако, уже в 1904 г. первым публично пустил в оборот (причем как синоним антидемократизма и диктаторских
замашек) термин «ленинизм», предстояла под занавес лишь новая эмиграция, прервать которую могла только его смерть. Как говорится, забыты никто и ничто в Кремле не были.
Вот почему исполнившиеся в 2013 г. две памятные даты – 140-я годовщина со дня рождения и 90 лет со дня смерти Мартова – этого свет1
Подробнее о нем см.: Мартов Юлий Осипович. Избранное. М., 2000; Урилов И.Х. Ю.О. Мартов. Политик и историк. М., 1997; Тютюкин С.В. Меньшевизм: страницы истории. М., 2002; и др.
Происхождение псевдонима Л. Мартов связано по преданию с привязанностью
Юлия к сестре Лидии и с мартовскими революциями 1848 г. в Европе.
28
лого во всех отношениях человека, политического деятеля и публициста
дали мне основание впервые выступить тогда в «Мемориале» с краткими
заметками о роли Ю.О. Мартова в политической борьбе в советской России в конце 1917 – нач. 1920-х гг., когда в нем в полной мере раскрылись
все его лучшие качества. Это позволяет хотя бы приблизительно судить о
том, что же наша страна невосполнимо потеряла с безвременным уходом
из жизни этого неповторимого обаятельного человека.
Но очень важно напомнить читателям, как выглядела политическая
биография Мартова до 1917 г., когда он стал не только основоположником меньшевизма и одним из его лидеров, но и превратился в серьезного
российского политика леворадикального направления и крупного, очень
талантливого партийного публициста. Юлий рос в большой и дружной
еврейской интеллектуально развитой семье, которую можно с полным
основанием отнести к российскому служилому среднему классу. Он закончил петербургскую гимназию, но до конца жизни, несмотря на свой
поистине выдающийся интеллект и огромную работоспособность, так и
остался без высшего образования. Его учеба на естественном отделении
физико-математического ф-та столичного университета продолжалась в
1891–1892 гг. всего не больше полугода, причем занимался он больше
овладением основами марксизма и организацией студенческой группы
«Освобождение труда», вдохновлявшейся идеями Г.В. Плеханова. Расплатой за этот первый его шаг к революции был арест и два года ссылки
в Вильно, где Юлий впервые соприкоснулся с еврейским рабочим движением и деятельностью Бунда, отредактировав и написав, в частности,
предисловие к брошюре бундовца А. Кремера «Об агитации». Вернуться
же к учебе уже больше ему не пришлось.
Снова появившись в октябре 1895 г. в Петербурге, Мартов познакомился с будущим Лениным – Владимиром Ульяновым и организовал
вместе с ним марксистский по своей идейной направленности «Союз
борьбы за освобождение рабочего класса». Но оба друга были быстро
арестованы и, просидев по году в тюрьме, высланы затем на три года в
сибирскую ссылку – Юлий в Туруханск, а Владимир – в село Шушенское. После своего освобождения в 1900 г. они уехали в Зап. Европу,
где стали вместе издавать знаменитую газету «Искра», подготовившую
созыв в 1903 г. II съезда Российской социал-демократической рабочей
партии. Съезд закончился, однако, партийным расколом на так наз. большевиков (ленинцев) и меньшевиков, включая Мартова. В отличие от
Ленина Мартов был сторонником создания в России более широкой по
составу и менее формализованной в своей работе пролетарской партии
по типу партий II Интернационала на Западе. Он первым поднял в 1904 г.
знамя настоящего восстания против «ленинизма» (этот термин впервые
был употреблен им в сугубо негативном, антидемократическом смысле и
29
как синоним диктаторских замашек вождя большевиков). С тех пор былой дружбе Мартова с Лениным пришел конец, и она сменилась резкой
полемикой и личной неприязнью, хотя память о прежних тесных товарищеских отношениях в личном плане сохранялась у них до самой смерти.
Исторический для России 1905 г. – год начала в январе ее первой революции застал Мартова в Швейцарии, но лишь в октябре, когда в обстановке высшего подъема стачечного движения царизм объявил политическую
амнистию, он смог вернуться в Россию и сразу окунуться в работу Петербургского Совета рабочих депутатов. Революция сблизила на время позиции меньшевиков и большевиков, которые весной 1906 г. вновь объединились, но стачечное движение в стране уже пошло на спад, а декабрьские
восстания 1905 г. потерпели поражение. Внимание РСДРП переключилось
на работе в новом законодательном органе – Государственной думе, в легализованных царизмом профсоюзах и в других рабочих организациях. При
этом Мартов явно симпатизировал выступлениям либералов, не верил в
прочный союз рабочих и крестьян, осуждал экспроприации казенных денежных средств в пользу революции и партизанские методы борьбы. В
1906 г. Мартов дважды опять подвергался арестам, а с сентября и в 1907 г.
оказался уже фактически в своей второй эмиграции в Финляндии.
Первая российская революция закончилась поражением, хотя самодержавие под ее напором превратилось все же, хотя и с большими оговорками, в конституционную и парламентскую (думскую) монархию. Премьер П.А. Столыпин с 1906 г. попытался провести в России аграрную и
некоторые другие реформы, но полного успеха они не имели, как и эксперимент правых меньшевиков по превращению РСДРП в более широкую,
а главное – легально существующую с разрешения властей партию. При
этом Мартов занимал здесь более умеренную позицию, хорошо понимая,
что в условиях царской России РСДРП без нелегальных организаций существовать просто не сможет. При этом, как снежный ком, стали нарастать противоречия между меньшевиками и большевиками, которые выискивали в поведении ленинцев разного рода неэтичные поступки (часть их
действительно имела место), получая взамен обвинения в оппортунизме,
«ликвидации» нелегальных партийных организаций и т.д.
С 1912 г. РСДРП вновь вошла в полосу раскола между большевиками и меньшевиками, причем инициатива в этом принадлежала Ленину,
первым инициировавшего проведение уже в январе Пражской большевистской конференции, на что меньшевики ответили несколько позже
собственной конференцией в Вене. Обе фракции оформили свои руководящие и печатные органы, имели собственные партийные кассы и т.д.
При этом Ленин, безвыездно жил и работал до 1917 г. в эмиграции, а
Мартов в 1913 г. после объявления в России новой амнистии по случаю
300-летия Дома Романовых легально жил до лета следующего года на ро-
30
дине, но с началом Первой мировой войны опять оказался теперь уже в
своей третьей, предпоследней эмиграции во Франции и Швейцарии. В
трудной и напряженной обстановке военного времени в его активе была,
прежде всего, авторская и редакторско-организационная работа в новых
парижских русскоязычных газетах «Голос» и «Наше слово» (1914–1915
гг.), в которых он и группа левых меньшевиков-интернационалистов, находившихся в эмиграции, вели борьбу с войной, империализмом, русским
царизмом и шовинизмом всех мастей. Кроме того, в 1915–1916 гг. Мартов
включился вместе с Лениным и эсерами в так наз. циммервальдийское
движение небольшой группы левых членов партий II Интернационала
под лозунгом мира без аннексий и контрибуций. Однако прочного союза
с Лениным у Мартова не получилось, т.к. он считал лидера большевиков
экстремистом и фанатиком, отвергающим любое инакомыслие.
В 1915 г., когда в России тоже стала складываться предреволюционная
ситуация, встал вопрос и о подготовке в стране новой демократической революции. Мартов и шедшие за ним немногочленные левые меньшевикиантиоборонцы считали, что она должна довершить дело предшествующей
революции 1905–1907 гг. и пройти под лозунгами скорейшего заключения
всеобщего мира, созыва в России Учредительного собрания и широкой демократизации страны, но не выдвигая, в отличие от Ленина, лозунга поражения царизма в войне как меньшего зла и ограничиваясь, как и Троцкий,
лозунгом «Ни побед, ни поражений!» Характерно, что Мартов сначала, как
и в 1905 г., возлагал свои надежды на «левение» российской торгово-промышленной буржуазии, что позволило бы ей возглавить новую революцию.
Но вскоре он перенес эти ожидания на пролетариат, городскую мелкую буржуазию и крестьянство, что, во многом подтвердилось потом в 1917 г.
Февральская революция, в которой был особенно силен стихийный
элемент, прошла без прямого участия в ней революционеров-эмигрнатов,
включая Ленина и Мартова. Примерно два месяца ушли у последнего на
выезд из Швейцарии в Россию, куда он прибыл только в начале мая через
Германию и Скандинавию. Неприятный сюрприз ждал его и на проходившей с 7 мая в Петрограде меньшевистской конференции, среди делегатов
которой преобладали сторонники «революционного оборончества» и признания необходимости участия РСДРП в коалиционном Временном правительстве, куда по примеру эсера А.Ф. Керенского только что вступили в
качестве министров меньшевистские лидеры видные члены РСДРП М.И.
Скобелев и И.Г. Церетели, а также два неонародника. Выступление Мартова было встречено криками «Довольно!», тем более что он решительно
возражал против подобного шага считая его ошибкой и даже глупостью.
По его мнению, у Временного правительства и без социалистов было
еще много нужной и полезной работы в области аграрных отношений, достижения равноправия национальностей, реформирования вооруженных
31
сил и т.д. Можно случайно «схватить власть», говорил Мартов, но ее нужно
ведь еще удержать, сдвигая при этом все время «влево и влево», что было
бы в интересах всей революции. Брать же власть самим социалистам еще
явно рано, продолжал он, т.к. исторические условия для этого пока не созрели (этот мотив будет еще не раз звучать у Мартова и в 1917 г., и позже). Пугала его, в частности, и возможность установления в России власти
«крестьянской солдатчины», что он считал особенно опасным2. Знаменательно, однако, что Мартов быстро отбросил мысль о создании собственной новой партии меньшевиков-интернационалистов. Он лишь заявил на
майской конференции о сложении с себя ответственности за ее решения, не
участвовал в выборах руководящих партийных органов и не вошел в редакцию меньшевистской «Рабочей газеты». Так возникла, однако, серьезная
оппозиция меньшевиков-интернационалистов, включая Мартова, меньшевистскому руководству во главе с Ф.И. Даном (он стал родственником
Юлия Осиповича, женившись на его любимой сестре) и очень популярныму в то время И.Г. Церетели, долгое время бывшим на поселении в Сибири.
А когда в июне 1917 г. Ленин открыто заявил на I съезде Советов о
готовности большевиков единолично взять всю власть в России в свои
руки, Мартов, наоборот, продолжал повторять, что социалистические
партии должны быть у власти только все вместе, выступая единым фронтом. На съезде Мартов был избран членом ВЦИК Советов и продолжил
борьбу за мир без аннексий и контрибуций и за создание правительства
революционной демократии, которое должно сменить коалиционный кабинет Львова с участием кадетов.
В августе на новом съезде меньшевиков Мартов уже был избран в состав ЦК и подчеркивал в противовес большевикам пагубность любых попыток немедленно осуществить в России социализм, тогда как на очереди
стоят в России заключение мира и радикальные социальные реформы.
Этой линии он держался вплоть до «ленинского переворота», как стал называть известные события 25 октября 1917 г. Дело в том, что Временное
правительство Российской республики (она была учреждена в начале сентября 1917 г.) уже буквально агонизировало перед своим свержением в
октябре в еще более резкой форме, чем царское правительство в феврале
1917 г. Положение в стране к этому моменту было поистине катастрофическим: ребром стоял вопрос о немедленном заключении мира, т.к. армия
уже не могла больше держать фронт; деревня так и не дождалась обещанной Временным правительством эсеровской «социализации» земли; городам грозил голод, а крупные нерусские национальности буквально рвались к независимости вплоть до отделения от России. В итоге Временное
2
См.: 1917: частные свидетельства о революции в письмах Луначарского и
Мартова. М., 2005. С. 153, 156, 192.
32
правительство, в которое все еще входили вопреки мнению социалистов
представители партии кадетов, фактически уже полностью обанкротилось, и 25 октября его глава эсер А.Ф. Керенский даже покинул Петроград,
тщетно пытаясь собрать войска с фронта для подавления поднятого накануне большевиками и левыми эсерами восстания с целью захвата власти.
Позиции Мартова в меньшевистской партии, где тогда было примерно 200 тыс. членов, по сравнению с весной 1917 г. заметно укрепились,
но большинство меньшевиков пока по-прежнему шло еще не за ним. Его
программа фактически была прежней: немедленное заключение мира,
реальное облегчение экономического положения трудящихся, в частности крестьян, и создание нового правительства из одних только социалистов. Но большевики и левые эсеры твердо решили искать выход из
сложившейся кризисной ситуации не в словесных схватках на открывавшемся 25 октября в Петрограде II съезде Советов, а в победе начатого ими антиправительственного восстания. Попытки Мартова погасить
страсти делегатов съезда, особенно многочисленных солдат-фронтовиков, и предотвратить демонстративный уход с него группы правых меньшевиков и эсеров успеха не имела, так что он сам со своими сторонниками вынужден был тоже покинуть позже Смольный, где на съезде был
создан первый советский Совнарком во главе с Лениным и Троцким.
Какое-то время Мартов после этого находился в состоянии настоящего шока, но, как и в мае 1917 г., решил продолжать политическую борьбу.
Стараясь осмыслить все случившееся, он в письме к своей любимой женщине Надежде Кристи, остававшейся еще в Швейцарии, в самый канун
нового, 1918 г. писал: «Дело не только в глубокой уверенности, что пытаться насаждать социализм в экономически и культурно отсталой стране
– бессмысленная утопия, но и в органической неспособности моей примириться с тем аракчеевским пониманием социализма и пугачевским пониманием классовой борьбы, которые порождаются, конечно, самим тем
фактом, что европейский идеал пытаются насадить на азиатской почве…
Для меня социализм всегда был не отрицанием индивидуальной свободы и индивидуальности, а, напротив, высшим их воплощением, и начало
коллективизма [я] представлял себе прямо противоположным «стадности» и нивелировке. Да не иначе понимают социализм и все, воспитавшиеся на Марксе и европейской истории». Далее Мартов определял советский строй как «окоппо-казарменный» квазисоциализм, основанный
на всестороннем опрощении всей жизни и на «культе кулака», что прививает чувство как будто даже вины перед всяким культурным буржуа. «…
Под покровом «власти пролетариата» на деле тайком распускается самое
скверное мещанство со всеми специфическими русскими пороками некультурности, низкопробным карьеризмом, взяточничеством, паразитизмом, распущенностью, безответственностью и проч.»
33
Ужас берет, продолжал Мартов, при мысли, как «надолго в сознании народа дискредитируется самая идея социализма и подрывается его собственная
вера в способность творить своими руками свою историю. Мы идем – через
анархию – несомненно к какому-нибудь цезаризму, основанному на потере
всем народом веры в способность самоуправляться»3. Подобный мрачный
прогноз Мартова, увы, превратился в трагическое пророчество этого выдающегося социалистического политика, ставшего наконец на чрезвычайном
ноябрьско-декабрьском съезде меньшевиков 1917 г. лидером всей их партии.
Это свидетельствовало о признании его товарищами по партии прошлых заслуг Юлия Осиповича в борьбе и с царизмом, и с советской
властью, вере в силу его интеллекта, способностей политика-аналитика,
теоретика и публициста. Но вместе с тем новая ситуация требовала от
Мартова еще большей ответственности за судьбу собственной партии
в экстремальных условиях работы под строжайшим контролем большевиков, поскольку меньшевики не собирались пока уходить в глухое
подполье и полностью самоустраниться от участия в политической и
общественной жизни на родине. Кстати говоря, требовать этого от меньшевиков не осмеливались еще тогда и новые «хозяева» страны – большевики, учитывавшие всю сложность ситуации в стране и на международной арене, а также возможную реакцию мирового общественного
мнения. Приходилась им считаться и с предстоящими в ноябре выборами
в Учредительное собрание, и фактором продолжения мировой войны, и
возможностью иностранной военной интервенции в России со стороны
ее бывших союзников по Антанте. Понимал Мартов и то, что большевики сохраняли еще в то время связь с рабочим классом и думали об интересах русской революции, хотя и вредили ей своим поспешным псевдосоциалистическим экспериментаторством и увлечением «красным»
террором.
Исходя из всей совокупности этих обстоятельств, Мартов и его соратники решили попытаться как-то еще сосуществовать с советской властью, подчиняясь ее новым законам, но вместе с тем продолжая прямо
указывать на каждый политический промах большевиков и их отказ от
основных принципов международного социалистического движения.
Таким образом, меньшевики решили прибегнуть к той же тактике, которую они проводили при царизме, учитывая, однако, что их новые политические противники внутри России во главе с Лениным, Троцким и
Свердловым будут действовать даже еще циничнее и грубее, чем прежний царский режим. Это убедительно продемонстрировали уже январские события 1918 г., связанные сначала с созывом, а потом фактически с
разгоном Учредительного собрания, которое по замыслу еще Временно3
34
Мартов Ю.О. Избранное. С. 574-575.
го правительства должно было определить будущую судьбу всей России.
Выборы в него проводили в ноябре 1917 г. уже большевики, получившие, однако, лишь 24% голосов избирателей. В день открытия Собрания
5 января 1918 г. демонстрации петроградцев в его поддержку были безжалостно расстреляны, а после первых 13 часов работы депутатов ранним утром 6 января их заседание было цинично прервано властями под
тем предлогом, что караул, несший охрану Таврического дворца, якобы
«устал». Больше оно уже не заседало. Естественно, меньшевики во главе
с Мартовым, правые эсеры и народные социалисты расценили этот факт
как «обман народа» и «озверение» власти, но ничего не добились.
В марте Мартов переехал вслед за правительством в новую столицу –
Москву, хотя и считал советскую власть карикатурой на диктатуру пролетариата. Вошел он и в состав ВЦИК советов после их III съезда в начале
1918 г., пользуясь потом каждой возможностью вставлять палки в колеса
победителей: Мартов пытался сорвать в марте ратификацию тяжелейшего и
унизительного для России сепаратного Брестского мира с Германией, обвинял ленинского наркома по делам национальностей Сталина в организации
экспроприации еще в 1907 г. крупных денежных средств на нужды большевиков (тот все это, конечно, отрицал и добился вынесения советским судом
«порицания» лидеру меньшевиков за «клевету»), позже подвергался в 1918
г. кратковременным арестам за критику установленной большевиками в
стране продовольственной диктатуры и введение «красного террора». Большой общественный резонанс вызвала летом 1918 г. брошюра Мартова «Долой смертную казнь!»4, вызванная вынесением несправедливого смертного
приговора командующему Балтфлота капитану 1-го ранга А.М. Щастному,
который в феврале 1918 г. привел в Кронштадт из Гельсингфорса базировавшиеся там 236 советских кораблей и тем самым спас их от угрозы захвата германскими войсками, но в июне с подачи наркомвоенмора Троцкого
уже был несправедливо обвинен в измене и расстрелян. А ведь обвиняемый участвовал еще в обороне Порт-Артура от японцев в 1904 г. и в Первой мировой войне, был честным морским офицером и патриотом России.
Его сфабрикованное Троцким дело создавало к тому же опасный прецедент
для вынесения других необоснованных смертных приговоров, хотя еще II
съезд Советов 1917 г., с которого начиналась победа советской власти в России, отменил на будущее смертную казнь. Кроме того, и сам процесс над
Щастным сопровождался рядом грубых процессуальных правонарушений.
Мартов напоминал, что меньшевизм всегда выступает против политических
убийств, против террора и снизу, и сверху, что нельзя молчать, когда льется
кровь безвинных людей и нужно призвать виновных к ответу.
4
См.: Мартов Ю.О. Избранное. С. 373-383.
35
Но когда в 1918 г. в России началась полномасштабная гражданская
война и иностранная военная интервенция, Мартов поддержал борьбу советской власти с внутренней и внешней контрреволюцией, продолжая в то
же время вести борьбу с ней по вопросам политики внутренней. Разъясняя позицию меньшевизма, он писал в статье «Линия социал-демократии»
(1920 г.): «Борясь за действительные и постоянные интересы пролетариата
против утопического и антидемократического коммунизма, мы не сходим
с общей для нас с ним почвы революции, и в борьбе с грозящими революции в целом классовыми врагами пролетариата мы готовы защищать саму
большевистскую революцию там и тогда, где и когда история вручила ей
миссию сдерживать напор мировой контрреволюции»5.
С конца 1920 до 1922 г. шла уже ликвидация в России последних
очагов гражданской войны и иностранной интервенции, а в 1921 г. политика «военного коммунизма» сменилась политикой НЭПа. Мартов связывал с этим свои ожидания «отрезвления» советской власти от первых
коммунистических экспериментов, ожидая, что НЭП в экономике будет
дополнена НЭПом в политике и в России возникнет наконец настоящая
демократическая республика. Но его опять ожидало глубокое разочарование в Ленине и большевизме. Недаром одной из последних политических акций Мартова был в 1922 г. протест против смертного приговора
петроградскому митрополиту Вениамину и организованного советской
властью показательного судебного процесса над партией эсеров.
К.Н.Морозов,
доктор исторических наук, РАНХиГС при Президенте РФ
«Партия трагической судьбы»: вклад партии социалистовреволюционеров в концепцию демократического социализма и
ее место в истории России1
В заголовок статьи вынесены слова Варлама Шаламова, который
один из немногих в советское время оценил значимость борьбы ПСР
против авторитарного царского и тоталитарного советского режима, ее
место в шеренге противников советской тоталитарной системы, трагическую судьбу и самой партии, и ее людей, ее место в истории России2.
В его рассказе «Лучшая похвала» (Левый берег) есть следующие, на наш
взгляд, точные и справедливые строки: «Эсеровская партия – партия
трагической судьбы. Люди, которые за нее погибли, – и террористы, и
пропагандисты – это были лучшие люди России, цвет русской интеллигенции, по своим нравственным качествам все эти люди, жертвовавшие
и пожертвовавшие своими жизнями, были достойными преемниками
героической «Народной воли», преемниками Желябова, Перовской, Михайлова, Кибальчича. …И в свержении самодержавия эсеровская партия
сыграла великую роль. Но история не пошла по ее пути. И в этом была
глубочайшая трагедия партии, ее людей»3.
Эти очень глубокие слова Варлам Шаламов написал в 1964 г., когда и
оценки в историографии, и представления об эсерах в общественном сознании, вбитые советской пропагандой, были совершенно иные. Самое
печальное, что они и сейчас, почти полвека спустя, и в общественном
сознании, и у части историков – все так же иные.
1
Статья выполнена в рамках работы над грантом РГНФ «Демократическая
альтернатива: Партия социалистов-революционеров и ее «третий путь» в эпоху
войн и революций (1914-1922)» (проект № 12-01-00322).
2
5
См.: Указатели журнала «Социалистический Вестник». 1921-1963. «Социалистический Вестник». Сборник. 1964-1965. / Предисл. А.Либиха. Париж,
1992. С. XVII.
36
Ряд тезисов данного выступления был использован автором в докладе
«Партия социалистов-революционеров как партия демократического социализма» на международной научно-практической конференции «Новые профсоюзы и
демократические левые : историчеcкие корни и идейные ориентиры. 2-3 ноября
2013 г., Киев.
3
См.: сайт «Варлам Шаламов» – http://www.booksite.ru/fulltext/sha/lam/ovv/
arl/aam/shal_1/index.htm
37
Партии социалистов-революционеров, по остроумному выражению
историка В.И.Миллера, не повезло дважды – сначала в реальной истории,
а затем в историографии. Хотя, справедливости ради, нужно сказать, что
клеймящие оценки историков, а также негативный образ эсеров в общественной памяти были скорее не результатом невезения, а вполне закономерным результатом жесткого идеологического контроля правящей
партии над гуманитарными науками и многолетней планомерной пропагандистской работы по очернению и дискредитации эсеровской партии. И
до сих пор приходится встречать историков, или удивленно реагирующих
на констатацию того, что ПСР являлась социалистической партией или
уклоняющихся от того, чтобы это твердо и недвусмысленно выговорить.
Парадоксально, но повальная смена минусов на плюсы в постсоветское время эсеров практически не коснулась. И сегодня наряду с повторами и перепевами традиционных для советской историографии оценок
эсеров одной из самых распространенных оценок этой партии стала
примерно такая: это революционаристская, почвенническая партия, сочетавшая в своей программе социалистические утопии и консервацию
патриархальных пережитков, своим террором разжигавшая накал страстей в обществе, открывшая дорогу большевистскому террору, который
трактуется как прямое и логическое продолжение эсеровского террора.
Но, во-первых, не нужно смешивать «оппозиционный терроризм»
с «государственным террором» и рассматривать революционный терроризм как предтечу большевистского «красного», как это делает американский историк Анна Гейфман4, или как О.В.Будницкий, который видит
«генетическую связь» между «государственным террором, унесшим с
1917 года миллионы жизней» и «террором дореволюционным – как лево
– и правоэкстремистским, так и правительственным5 или как политик С.
С.Митрохин, считающий, что эсеры «…бы создали какую-то разновидность террористического государства. Может быть, не такого страшного,
как большевики, поскольку у них были более демократические взгляды и
лидеры. Но всё равно они ведь начали свою деятельность с терроризма»6.
Подобное смешение оппозиционного терроризма и государственного террора представляется совершенно неверным. Хотя у них и есть общее – сознательное использование насильственных действий, ведущих к
4
Цит. по: Гейфман А. Революционный террор в России, 1894-1917// Пер.с
англ. Е.Дорман. –М.: КРОН-ПРЕСС, 1997. С.5.
5
Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX – начало XX в.). – М.: «РОССПЭН, 2000. С. 358.
6
См.: Что было бы, если эсеры пришли к власти // Дилетант. 2013. 25 мая –
http://www.diletant.ru/articles/18289447
38
запугиванию и деморализации своего противника но они также серьезно
отличаются как разностью своих субъектно-объектный отношений, так
и по своей природе, направленности, формам и методам действия, так и
отчасти по задачам, которые призваны решать7.
Да и типаж и ментальность людей оппозиционного терроризма и гос.
террора разный. Если чуть упрощать, то оппозиционный терроризм – это
продукт общества, а государственный террор – продукт власти. И общество, и власть, и оппозиционный терроризм, и гос. террор, безусловно,
тесно взаимосвязаны в своем противостоянии, и друг на друга сильно
влияют, но это по природе своей разные объекты.
Во-вторых, хотя эсеровскую партию многие воспринимали и воспринимают до сих пор как партию, прежде всего, террористическую, но
террор не самое главное, что в ней было. Уверенность самих эсеров-террористов, что «эсер без бомбы не эсер», не есть истина для характеристики всей партии в целом. После 1911 г. террор угасает совсем, а многие
эсеры разочаровались в нем. Все сильнее у эсеров укреплялось мнение,
что массовая социалистическая партия не должна заниматься терроризмом. Нельзя принять характерный для советской историографии тезис,
что «... партия эсеров провозгласила тактику заговора и индивидуального террора главным средством политической борьбы с царизмом...»8.
Террор как главное средство борьбы партии рассматривался лишь группой «инициативного меньшинства», подобных же взглядов, придерживались руководители (Е.Ф.Азеф и Б.В.Савинков) и некоторые члены БО
ПСР в 1903-1904 гг. Но эти взгляды никогда не разделялись ни значительной частью руководства партии, ни массой ее рядовых членов, ни
даже большинством членов БО более позднего времени.
Большой интерес представляет характеристика эсеровского террора, данная В.М.Черновым в 1931 г. в так и не опубликованном очерке
«История партии социалистов-революционеров» для затевавшейся тогда
европейскими социалистами интернациональной энциклопедии «Социализм и рабочее движение»: «Террор Партии С.Р. был задуман и рассчитан, наоборот, как органическая часть общего движения, служебного
по отношению к «плану кампании» целого. …Эта особенность террористической борьбы в постановке П.С.Р. была ясно осознана и развита в
целом ряде партийных статей и брошюр. А потому и самый пафос эсе7
См. подробнее: Морозов К.Н. Феномен эсеровского терроризма в России
(1901-1922): типология и специфические черты // Тетради Международного университета в Москве: Сб. научных трудов. Вып. 6: Современный терроризм: истоки, тенденции, проблемы преодоления. М.: Издательский дом Международного
университета в Москве, 2006. С. 92-115
8
Леванов Б.В. Из истории борьбы большевистской партии против эсеров.
1903-1917 гг. Л., 1978. С. 86
39
ровского террора – уже не «героизм отчаяния» эпохи Народной Воли.
Напротив: этот террор поставлен, как тактический прием развертывания
вооруженной борьбы, вплоть до ее предполагаемого апогея – вооруженного восстания. И он же служит впоследствии, как прием постепенного
свертывания открытой массовой вооруженной борьбы, как прием вооруженного прикрытия отступления революции, когда ее штурмовые атаки
отбиты и победа остается за неприятелем»9.
Эсеры, как до них и народовольцы, заявляли, что террористическая
тактика должна быть прекращена при созыве Учредительного Собрания,
что в свободной стране подобными методами политическую борьбу вести нельзя. Как это видно из резолюций Советов партии и статей большинства видных эсеров – «народное вооруженное восстание» оставалось для эсеров единственным магистральным направлением будущей
революции. Справедливости ради надо отметить, что Февральская революция в столице как раз и прошла по этому сценарию, т.к. выросла из
слившихся и стимулировавших друг друга стихийных потоков – солдатского волнения и движения масс.
Вообще, причин неадекватного восприятия и оценок ПСР много.
Это и элементарное незнание предмета разговора, хотя за последние два
десятка лет появились и монографические исследования и публикации
документов. Это и живучесть старых оценок и их воспроизводство даже
в среде историков, это и политическая ангажированность и предвзятость
части исследователей и публицистов, это и политический заказ, но и конечно же – сложность и противоречивость самого объекта исследования.
Последнее нужно особо подчеркнуть, так как цель данного доклада
вовсе не апологетика партии эсеров, а попытка отделить зерна от плевел.
Отдельно, штампы об эсерах, которые – суть продукт селективного отбора ряда ярких, но частных черт и тенденций концепции и практики этой
противоречивой партии. И отдельно – сущностные характеристики этой
партии и ее место в истории России.
Если размышлять о месте ПСР в нашей истории, то начинать надо
с констатации, что в современной России часто не задумываются, что
российское революционное движение породило не только Г.Нечаева,
В.И.Ленина и И.В.Сталина, но и А.И.Герцена, П.Л.Лаврова, В.М.Чернова,
Н.Д.Авксентьева, Е.К. Брешко-Брешковскую, М.В.Вишняка, братьев
М.Р. и А.Р.Гоц, В.М.Зензинова и многих других.
Нужно констатировать, что оно породило не только коммунистический
эксперимент и тоталитаризм, но и российский демократический социализм,
активно им противостоявший, как идейно, так и политически, вплоть до
борьбы с оружием в руках. Водораздел в 1917 году, разведший по разные
9
40
Hoover Institution Archives. Сollection B.Nicolaevsky. Box 10. F.5
стороны баррикад и фронтов гражданской войны социалистов – это комплекс вопросов о личности, о демократии, о том, «суббота для еврея или еврей для субботы»? (т.е. – социализм для народа или народ для социализма?).
Именно в ответе на эти вопросы, с одной стороны объединились на
практике большевики с левыми эсерами, частью максималистов, меньшевиков и анархистов, а с другой – эсеры и часть меньшевиков, которые
и пытались отстаивать идеи демократического социализма.
Прежде всего необходимо подчеркнуть – ценности и традиции российского демократического социализма создавали представители обеих
ветвей русского социализма. И неверно, как это иногда делается, связывать демократический социализм только с традициями и именами
российской социал-демократии. То, что европейский демократический
социализм ассоциируется в обыденном сознании с европейской социалдемократией, вовсе не означает, что вклад в российский демократический социализм внесли только российские социал-демократы.
Парадоксально, но эсеры (точнее часть эсерства) во многом обогнали современных им русских и отчасти европейских с.-д. марксистов
и оказались ближе к ценностям и принципам современного «демократического социализма». Ближе всего к идеям, ценностям и практике
демократического социализма были – центристская или «ортодоксальная» часть ПСР символом которой всегда был В.М.Чернов, т.н. «правые эсеры» как из группы Н.Д.Авксентьева, И.И.Фондаминского,
В.В.Руднева и др., так и вне ее – Е.К. Брешко-Брешковская, А.Ф. Керенский, А.А.Аргунов, Е.Е.Лазарев и др.. а также правоцентристы, вроде
А.Р.Гоца, В.М.Зензинова (но близкого к группе Авксентьева-Фондаминского), так и левоцентристы, вроде М.А.Веденяпина.
Также нужно констатировать, что российский демократический социализм явился составной частью международного и европейского демократического социализма. И более того, в немалой степени именно опыт эсеров
и меньшевиков в их борьбе с большевиками помог европейским партиям
формирующегося демократического социализма утвердить его принципы
и самоопределиться в своем отношению к коммунистической идеологии
и практике. Благодаря совместной кампании зарубежных эсеров и меньшевиков, которые при поддержке европейских социалистов развернули в
1922 г. мощную антибольшевистскую кампанию в защиту подсудимых эсеров, в европейских демократических и социалистических кругах взамен
романтизированного представления о смелых социальных экспериментах
«первого в мире государства рабочих и крестьян», утверждается более
адекватное представление о недемократичности советского режима и правовом нигилизме его руководителей. Европейские социалистические партии получили прекрасную возможность дать хороший бой как Коминтерну
в целом, так и своим собственным национальным компартиям, притормо-
41
зив расширение коммунистического движения в большинстве европейских
стран, и укрепив позиции обоих социалистических Интернационалов.
Можно уверенно утверждать, что эсеры и меньшевики по праву заняли вполне достойное место среди европейских социалистических партий,
рассматривавших их отнюдь не как «бедных родственников», а как надежных и опытных союзников в борьбе с «коммунистической экспансией».
При определении места социалистов-революционеров в истории
России ХХ века нужно иметь в виду, что они (вместе с другими социалистами) являлись леворадикальной частью политической элиты страны – элиты, почти поголовно уничтоженной большевистским режимом,
элиты, отсутствие которой мы сегодня так остро ощущаем.
Отсутствие сегодня в нашей стране социалистических и социал-демократических партий, являющихся на Западе мощнейшей силой, много
сделавших для развития демократии и защиты прав личности, – это одно
из прямых следствий поголовного уничтожения российских социалистов-революционеров и меньшевиков – приверженцев идей и практики
демократического социализма.
При определении места социалистов-революционеров в истории России нужно помнить, что ПСР явилась как преемница «Народной Воли» и
ярчайший представитель народнической ветви – старшей из двух ветвей
российского социализма, просуществовавшей более века. В.М.Чернов
в очерке 1931 г. «История партии социалистов-революционеров» справедливо писал: «Партия Социалистов-Революционеров выступает исторически, как идейная наследница и непосредственная продолжательница
т.н. «Партии Народной Воли». Эта преемственная связь признавалась с
обеих сторон, т.е. и со стороны начинателей новой партии, и со стороны
ветеранов предшествующей эпохи. Она была даже в 1905 г. оформлена
символическим актом вышедшего из Шлиссельбургской крепости знаменитого революционера связанного когда-то личною дружбой с Марксом
и Энгельсом, – Г.А. Лопатина путем передачи через В.М.Чернова в центральную кассу П.С.Р. находившихся с 1883 г. в одном из русских банков
остатков фонда Исполнительного Комитета Партии Народной Воли»» 10.
С этим была согласна и В.Н.Фигнер в 1921 г, констатировавшая, что
«рассмотрение программ этих партий делает эту преемственность очевидной». Сравнив взгляды тех и других на аграрный вопрос, крестьянство,
террор, военные организации, народное восстание, В.Н.Фигнер делала
следующий вывод: «...то, что было у Народной Воли в неразвитом виде, у
социалистов-революционеров получило дополнение и выполнение»11.
10
11
Hoover Institution Archives. Сollection B.Nicolaevsky. Box 10. F.5
Памяти Е.С.Созонова // Историко-революционный бюллетень. Ежемес.
сб. М., 1922. № 1. С. 8-9.
42
В то же время прав и главный редактор «Нового журнала» профессор
М.М.Карпович (бывший в молодости эсером), когда он в своем курсе лекций по русской интеллектуальной истории говорил о уже вполне заметных
различиях народничества и неонародничества и считал, что эти отличия
были продиктованы общим духом времени рубежа веков – стремлением к
реализму: «По-моему, довольно показательно, что даже возрождение народнических традиций, имевшее место в конце ХIХ-начале ХХ в., носило
отпечаток реализма. Неонародничество эсеров, выразителем которого являлся Виктор Чернов, в те годы признанный теоретик и лидер социалистической революционной партии, конечно существенно отражалось от народничества 1870-х. Главные усилия Чернов прилагал, как мне кажется, к
тому, чтобы сделать народничество более научным, более реалистическим
и менее романтическим, чем прежнее. Незаметной стала связь со старыми
славянофильскими идеями, мессианством раннего народничества, идеей
русской уникальности и т.д. – все это было сведено к минимуму. Он даже
ввел определенные элементы марксизма в неонародничество и очень любил обращаться к различным ревизионистским тенденциям западноевропейского марксизма, в особенности по аграрным проблемам, по положению
крестьянства и т.п. Постоянное обращение к этим проблемам придавало
эсерам респектабельность как части интернационального социалистического движения. Это было, конечно, новое явление, и в целом его можно
описать как некое реалистическое течение в народнической традиции»12.
Попробуем тезисно перечислить то, что, с одной стороны, явилось
серьезным вкладом эсеров в концепцию и практику демократического
социализма, а с другой помогает нам определить место этой партии в
нашей истории:
Предложенная ПСР модель переустройства России, которая нашла
отклик в самых различных стратах общества.
Модель, являвшаяся демократической альтернативой абсолютизму и
«большевизму справа и слева». По словам В.М.Чернова, «самобытным»
и чисто «национальным» в эсеровском социализме является лишь способ связать социалистические идеи с обычным правом, с естественным
трудовым миросозерцанием русского крестьянства13. И судя по тому, как
крестьянство в 1917 г. ухватилось за аграрную программу эсеров, это им
удалось, создав парадокс для всех уверенных в частнособственнических
настроениях крестьянства и для всех поклонников Столыпинской аграрной реформы: социалистическая партия, выступающая за ликвидацию
12
Цит. По: Карпович М.М. Лекции по интеллектуальной истории России
(VIII-начало ХХ века). –М.: Русский путь, 2012. С. 247.
13
Там же. С. 121.
43
частной собственности на землю, крестьянскими голосами побеждает с
большим отрывом на выборах в Учредительное собрание.
Поддержка различных слоев общества позволил ПСР стать в 1917
г. самой многочисленной и популярной партией в России. Так, летом
1917 г. в 436 эсеровских организациях насчитывалось около 1 млн человек (у кадетов в апреле-мае – 100 тыс человек в 146 организациях; у
большевиков (осенью) около 350 тыс человек). Еще более убедительной
представляется победа эсеров на выборах в Учредительное собрание,
проходивших уже после захвата власти большевиками, всеми способами пытавшихся повлиять на ход и результаты этих выборов. По стране
в целом эсеры получили 58 % голосов, тогда как большевики – 24 %,
меньшевики – 2,3 %, кадеты – 4,7 % голосов14.
Признание и последовательное отстаивание значительной частью
эсерства (центристов и т.н. правых эсеров) самоценности человеческой
личности, которую они ставили во главу угла социализма, воспринятые
ими от своих учителей П.Л.Лаврова и Н.К.Михайловского.
В.М.Чернов констатировал: «Свобода, личные права, самоуправление – все, совокупность чего мы зовем демократией – с нашей точки зрения, наоборот, суть самостоятельные и полноценные культурные ценности. Без них социализм – то же, что организм, из которого вынули душу.
Социализм без общественной и личной свободы – не социализм вовсе, а
только авторитарная казарма или каторга»15.
Признание и последовательное отстаивание значения свободы и демократии как «души социализма».
На процессе с.-р. 1922 г. член ЦК ПСР и лидер 1-й группы подсудимых
А.Р.Гоц восклицал: «Свобода это душа социализма, это – основное условие
самодеятельности масс. Если вы этот жизненный нерв, эту основную сущность, если вы этот нерв перережете, тогда, конечно, от самодеятельности
масс ничего не останется и тогда уже лишь прямой путь – путь к той теории, которую здесь вслед за гражданином Крыленко развивал гражданин
Луначарский – к теории о непросвещенных темных массах, которым вредно слишком много соприкасаться с политическими партиями, могущими
их, неопытных, неискушенных, темных, сбить, увлечь за собою, вовлечь
в такое болото, из которого они, бедненькие, никогда и не вылезут. Да что
же это такое, как не классически выраженная теория Победоносцева»16.
В.М.Чернов восклицал: «До конца доведенная, все области социального
бытия человечества охватывающая демократия – есть социализм. Социализм означает не что иное, как распространение общественной компетенции с поверхности социального бытия вглубь его – на всю область имущественных, материальных, экономических отношений, на всю область
производства и распределения благ. Но именно потому, что «интегральная
демократия» есть социализм – именно поэтому не социализм всякий строй,
в котором отсутствует демократия, отсутствует Великая Хартия Вольностей и прав. Если нет полноты свободы без социализма, то нет и никакого
социализма без полноты свободы»17.
Права личности, политические свободы и политическая демократия
всегда были краеугольным камнем всей идейной конструкции эсеров.
В 1952 г. 14 русских социалистов – эсеров и меньшевиков –
Р.Абрамович, В.Александрова, П.Берлин, М.Вишняк, С.Волин, Ю.Денике,
М.Джемс, В.Зензинов, Б.Николаевский, М.Хиной, В.Чернов, С.Шварц,
Д.Шуб, Е.Юрьевский приняли совместное обращение «На пути к единой
социалистической партии», считая, что настало время ее создания. В Обращении констатировалось: «Теперь уже не может быть сомнения в том,
что «социализм» без свободы означает худший вид рабства и бесчеловечного варварства. Теперь уже потеряли смысл все старые споры о взаимоотношении между социализмом и демократией. Демократия для нас
является неотъемлемой частью самого социализма, она входит в самое
определение социализма. Как говорил Вандервельде: «Социализм будет
социализмом свободных людей или его вовсе не будет»18.
Признание народа определяющим фактором истории.
Оспаривая традиционный тезис о том, что центральным ядром народнической (и эсеровской) идеологии является вопрос об «особых путях» развития России, видный эсеровский публицист М.В.Вишняк уже в
50-е годы ХХ в. в статье «Оправдание народничества», справедливо писал: «Если говорить о главном или главнейшем признаке в идеологии народничества, на протяжении всей истории народничества он выражается
в признании народа определяющим агентом русской истории, ее правообразующим фактором – в меньшей степени в прошлом, в возрастающей степени в будущем»19. Не менее важным признаком народнической
идеологии он считал подчеркивание ценности человеческой личности,
ее свободы и создание демократического общественного устройства. Об
их взаимосвязи («свободолюбия с народолюбием») замечательно сказал
14
См.: Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века.
Энциклопедия. М., 1996. С. 82, 270, 358, 442.
15
16
ГАРФ. Ф. 5847. Оп. 1. Д. 66. Л. 59.
Цит. по: Судебный процесс над социалистами-революционерами (июньавгуст 1922 г.). С. 762-763.
44
17
ГАРФ. Ф. 5847. Оп. 1. Д. 66. Л. 57, 58-59.
18
Там же.
19
Вишняк М. Оправдание народничества // Новый журнал. Нью-Йорк, 1952.
Кн. 30. С. 232.
45
М.М.Карпович (один из авторов сборника «Судьбы России», изданного в 1957 г. «Объединением российских народников», возглавлявшимся
А.Ф.Керенским): «И так же, как в вопросе об отдельной человеческой
личности, так и в своем отношении к народу (в условиях того времени
это было прежде всего крестьянство) русская интеллигенция видела в
нем не средство для достижения своих целей, не опытное поле для произведения социально-политических экспериментов, а своего рода коллективную личность, в которой она уважала ее самобытность и чаяния
и нужды которой она стремилась познать. ...С признанием за народом
права на самобытное существование была неразрывно связана идея народной самодеятельности, народного самоуправления. В своем логическом развитии эта идея приводила к мысли о необходимости создания в
России правового демократического государства. Не все из свободолюбивых течений русской общественной мысли пришли к этому выводу с
надлежащей быстротой, а некоторые из них вообще его не сделали»20.
Увы, но подобного вывода не сделали и некоторые течения в эсерстве. На рубеже XIX-XX вв. марксистам (особенно им) и части народников важнее, существеннее для самоопределения и самоидентификации,
казалась разница взглядов социалистов на пути развития России, чем их
отношение к демократии, важность которой на словах все признавали, но
часто с оговорками. Что в эти самые оговорки про демократию, как в пропасть, можно будет провалиться, скатившись к террору и концлагерям,
большинство с.-д. того времени всерьез не задумывалось. Да и не был для
них тогда актуален вопрос о захвате власти в свои руки и о строительстве
социализма, тогда они вслед за Марксом критиковали подобный бланкизм и народников за склонность перепрыгнуть через этапы развития.
Признание этики в качестве важнейшей составляющей социализма.
В.М.Чернов в очерке «История партии социалистов-революционеров» 1931 г., отмечал в формулировке предпосланного программе ПСР
историко-социологического введения следующие особенности: «… вопервых, приискивание терминов, характерных не для односторонне-экономической характеристики общественных состояний и преобразований,
а для более универсальной, можно было бы сказать «культурно-социальной» характеристики. Далее тщательно избегаются все выражения,
могущие носить оттенок «экономического фатализма», или указывать
на соединение хозяйственного материализма с диалектической философией. В определение социализма введена подчеркнутая этико-гуманитарная нота и в центре его поставлен культурный идеал всесторонне и
20
Карпович М.М. Традиции русской общественной мысли // Судьбы России.
Сб. статей. Нью-Йорк, 1957. Вып. 1. С. 15-17.
46
гармонически развитой, свободно развертывающей все свои творческие
потенции, инициативной человеческой индивидуальности» 21.
Признание огромнейшего значения самоуправления, кооперации и
профсоюзов для самоорганизации народа и подготовки будущих основ
социализма и коллективистской психологии и необходимых управленческих навыков.
Общинный коллективизм крестьянства и его отрицательное отношение к частной собственности на землю (земля ничья, Божья), по
мнению В.М.Чернова, делали крестьянство восприимчивым к «социалистической прививке»22. Для эсеров, по словам В.М.Чернова, «...будущее
земледелия рисовалось не в виде капиталистической, а в виде кооперативной эволюции», причем сама сельская община виделась им как «своеобразный элемент кооперации». Он подчеркивал: «Социализация есть
не что иное, как распространение начал демократического самоуправления на новую область: на земельное хозяйство страны. …Социалистыреволюционеры ставили и ставят ставку на «передовика» – на носителей
сельскохозяйственного прогресса и распространителей его через сельскохозяйственную кооперацию на массу трудовых хозяйств»23.
Эсеры фактически предвосхитили популярную ныне концепцию о
«периферийном капитализме», справедливо критикуя марксистские
представления о том, что капитализм будет одинаково проявляться в
разных странах и вести к одинаковым социально-политическим последствиям, проведя их по этой лестнице с низших ее ступенек к верхним, где
все страны ожидает социализм, и считали, что задачей социалистов является сдерживать и блокировать деструктивные тенденции капитализма, максимально используя созидающие его стороны для блага общества
и личности. Эсеры горячо доказывали, что повсеместная концентрация
производства в земледелии по образу промышленности – это утопия, не
учитывающая специфики сельского хозяйства и что будущее в сельском
хозяйстве за семейными трудовыми хозяйствами.
В.М.Чернов писал в 1931 г.: «Одной из основных особенностей программы являлся, далее крайне осторожный подход к вопросу о т.н. «положительных» или «творческих» сторонах капитализма. Скорее наоборот, составителями в капитализме тщательно различалось «содержание»
– развитие общественных производительных сил – и своеобразная социально-противоречивая и антагонистическая ему проходящая историческая
форма, в которую это содержание на данной стадии развития заключено.
21
Hoover Institution Archives. Сollection B.Nicolaevsky. Box 10. F.5
22
Чернов В. Упразднение народничества // Заветы. СПб., 1914. № 8.с.115-116
23
Чернов В. Конструктивный социализм. М., 1997. С. 120-132.
47
Положительное, творческое значение генетически относилось непосредственно к технико-культурному содержанию данного строя, капитализм
же, как таковой, т.е. как определенный способ управления производством
и присвоения его благ, рассматривался, как источник социально-противоречивым разрушительных, негативных сторон современной цивилизации.
От установления этой принципиальной противоположности между все
более социальным характером производительных сил и между индивидуальным способом присвоения и управления, противоположности между
содержанием и формой, программа далее устанавливала зависимость
остроты или смягчения этой противоположности от конкретных условий
времени и места. Все это стоит в связи с основными положениями т.н.
«русской социологической школы», предтечею которой был знаменитый
Герцен, а основоположниками – П.Л.Лавров и Н.К.Михайловский…»24
Говоря об эсеровском «ревизионизме слева», В.М.Чернов противопоставлял свою концепцию «ревизионизму справа», т.е. ревизионизму
Э.Бернштейна и его последователей внутри немецкой социал-демократии. Но здесь заключается парадокс. С одной стороны, их идеи помогли В.М.Чернову, по его собственному замечанию, не повторить ошибки
марксистов-ортодоксов при формировании своих взглядов. С другой –
«небережное» отношение к капитализму, свойственное его концепции
(и еще более свойственное максималистам и левым эсерам), позднее у
части эсеров, т.н. «правых» (группа Н.Д.Авксентьева) трансформировалось в весьма «бережное» отношение к нему. Разгадка парадокса в том,
что разные течения в эсерстве педалировали разные составные части
«синтезной» ортодоксальной (черновской) концепции. И если почва для
«левых» и максималистов имелась в той части концепции, где речь шла
о возможности прерыва капиталистического развития в сельском хозяйстве (эта возможность трактовалась весьма расширительно), то для
«правых» эсеров почва была в эволюционном характере эсеровской концепции. Эволюционность ее вытекала прежде всего из того, что решения
поставленной задачи – соединения двух культур, двух цивилизаций, немыслимо достигнуть только хирургическими, радикальными методами.
Защита интересов крестьянства и вера в его социалистические
потенции. Эсеры говорили, что не только пролетариат способен к восприятию социализму, но и трудовое крестьянство и интеллигенция, и
критиковали социал-демократов за крестьянофобство, за их неверие в
способность крестьянства принять социализм.
В.М.Чернов в очерке «История партии социалистов-революционеров»
1931 г. писал: «…низкая расценка творческой роли капитализма именно в
земледелии, составлявшем экономическую базу существования подавля24
48
Hoover Institution Archives. Сollection B.Nicolaevsky. Box 10. F.5
ющего массы русского населения, она приводила теоретиков эсеровства к
внимательному исканию для деревни иных путей врастания в социализм,
более прямых и непосредственных, чем проблематическое прохождение,
по образцу мира индустрии, через процессы пролетаризации и капитализации. Жизнеупорность, обнаруженная крестьянством, заставила их
признать крестьян не живым пережитком прошлого, но достаточно стабильным жизненным элементом современной экономики и именно им
принадлежат тенденции дальнейшего прогрессивного развития»25.
Безусловно, вкладом в концепцию демократического социализма явился и эсеровский «триединый рабочий класс». Эсеровская концепция «триединого рабочего класса» предвосхитила взгляды на этот вопрос европейской социал-демократии, впоследствии отказавшейся от предыдущей
абсолютизации значения пролетариата. В.М.Чернов позже подчеркивал:
«Партия рассматривала трудовую интеллигенцию, как органическую составную часть рабочего класса. Считая особенностью интеллектуально
труда, сравнительно с физическим, потребность в неограниченной духовной свободе, партия не упускала случая подчеркнуть в своей литературе,
что политическая свобода в самом широком смысле этого слова для нее не
есть только средство для борьбы за социальное равенство, но и совершенно самостоятельная культурно-социальная ценность, входящая в состав ее
общественно-политической «конечной цели» или идеала.
Вообще П.С.-Р. полагала, что наподобие того, как в лагере «старого
порядка» самодержавная бюрократия является соединительным звеном
между поместным землевладением и новою буржуазией – так в лагере
революции призвание социалистической интеллигенции стать таким же
соединительным звеном между пролетариатом индустрии и трудовым
крестьянством деревень. Партия С.-Р. и прилагала все усилия к тому,
чтобы стать организованным триединством, соединяющим в лагере Труда труд интеллектуальный с физическим, и индустриально-пролетарский с крестьянско-земледельческим»26.
М.В.Вишняк в 1952 г. справедливо констатировал: «Героем народничества не был какой-нибудь один класс, а триединство трудящихся:
крестьяне, рабочие, интеллигенция.
… Особой была и роль русской интеллигенции. В отсутствии влиятельных средних классов или «третьего сословия», роль, которая на
Западе выпала на эти последние, в России пришлось выполнять интел-
25
Hoover Institution Archives. Сollection B.Nicolaevsky. Box 10. F.5
26
Hoover Institution Archives. Сollection B.Nicolaevsky. Box 10. F.5
49
лигенции. …Интеллигентам выпало на долю быть единственными в России выразителями и хранителями освободительных традиций»27.
Эсеровская партия имела характерный для партий демократического социализма философский плюрализм и веротерпимость в собственных рядах.
Меньшевик Ю.Денике в 1953 г. справедливо отмечал: «Партия социалистов-революционеров, одним из лидеров и главным теоретиком которой
был В.М.Чернов, была по крайней мере относительно и в принципе чужда
догматизму. В пределах общей социальной и политической программы партия допускала большие различия мнений, философских взглядов, теоретических предпосылок. Она тяготела к широте, а не к исключительности»28.
Сам В.М.Чернов по этому поводу констатировал: «В рядах с.-р. было
общепринятым мнением, что партия не должна связывать своей судьбы
с судьбою какой-нибудь одной определенной философской школы и навязывать своим сочленам в качестве как бы обязательного, какое-нибудь
одно полное и охватывающее все сферы мысли и жизни миросозерцание.
Объединяясь на известном понимании целей социализма, партия предоставляла обосновывать эти цели, философствовать и теоретизировать об
них, как кому угодно. Существенным в живой, творимой истории она считал то, как люди действуют, а не то, как они абстрактно себе осмысливают
свои действия. Однако же, в партии – вряд ли случайно – можно было
заметить решительное преобладание тенденций научно-позитивистских
или критико-реалистических, исключавших всякую метафизику – как религиозно-идеалистическую, так и материалистически-диалектическую»29.
Своим философским плюрализмом и веротерпимостью ПСР резко
отличалась от большевистской «партии нового типа». Главенствующими
тенденциями в ПСР были широкое распространение начал федеративности вплоть до автономии, приверженность значительной части членов
партии демократическим принципам организационного устройства и готовность отстаивать их против поползновений «центра». Полновластного харизматического «универсального лидера» у эсеров не было, у них
всегда был своего рода «коллективный лидер».
В.М.Чернов в очерке «История партии социалистов-революционеров» 1931 г. отмечал, что с самого своего возникновения ПСР «…стала
властительницей дум и сердец по крайней мере половины подраставшего революционного поколения; и к ней примыкали почти все могикане
предшествующих революционных генераций, не всегда отрешаясь от некоторого архаизма в своих воззрениях, не всегда легко мирясь с теоретическими «новшествами», но не имея никакого другого притягивающего
организационного центра и вверяясь молодым вождям, учившим думать
и говорить в терминах современного международного социализма»30.
При определении места ПСР в истории России нужно помнить о том,
что большинство эсеров демонстрировали верность идеям и принципам
демократии и до самого конца защищали Всероссийское Учредительное
собрание – «Хозяина земли русской», а после его разгона создали в Самаре
Комитет членов Учредительного Собрания (Самарский Комуч).
В январе 1918 г. руководство ПСР в директивном письме партийным
организациям так характеризовало его значение: «Только одно полновластное Учредительное Собрание, признаваемое всей страной и всеми
государства, могло бы, осуществляя начала подлинного народовластия,
закрепить федеративно-демократический строй Российской Республики, добиться мира, не равносильного гибели страны, и положить предел
гражданской войне, придав борьбе трудящихся масс не разрушительный,
а созидательный характер…»31.
В целом, следует согласиться с одним из выводов М.В.Вишняка, сделанным им в 1952 г. в статье «Оправдание народничества»: «Характерные для народничества принцип личности, нонконформизм, отрицание
нормативного характера за классовой борьбой – не являются, конечно,
монополией народничества. Каждое из этих начал и шире и общее народничества – присуще, в частности, и либерализму или интеллигенции
как особой категории. Но вместе с другими отмеченными выше чертами,
утверждениями и отрицаниями в своей совокупности взятыми, они характеризуют только народничество»32. Конечно, М.В.Вишняк говорил о
народничестве в целом, включая и неонародничество.
Впрочем, нельзя забывать и о том, что и сами эсеры и особенно часть
эсеровских течений, ставших самостоятельными партиями порой грешили против принципов демократии. Все тот же М.В. Вишняк в 1952 г.
восклицал: «Не последний грех состоял в том, что, не желая отставать от
века, левое его крыло с излишней чуткостью воспринимало внутренне
чуждые ему образцы – идейные и даже словесные. Мне уже приходилось
30
Hoover Institution Archives. Сollection B.Nicolaevsky. Box 10. F.5
31
27
Вишняк М. Оправдание народничества // Новый журнал. Нью-Йорк, 1952.
Кн. 30. С.236-237
50
28
Новый журнал. Нью-Йорк, 1953. Кн. 35. С. 313
29
Hoover Institution Archives. Сollection B.Nicolaevsky. Box 10. F.5
Партия социалистов-революционеров после октябрьского переворота
1917 года: Документы из архива П.С.-Р. / Собрал и снабдил примечаниями и
очерком истории партии в пореволюционный период Marc Jansen. – Amsterdam:
Stichting beheer IISG, 1989. С. 54
32
Вишняк М. Оправдание народничества // Новый журнал. Нью-Йорк, 1952.
Кн. 30. С. 232.
51
отмечать, что общая политическая атмосфера 1905 г. и пример «братской» марксистской партии способствовали своего рода революционному ажиотажу и вызвали включение в эсеровскую программу совершенно
чуждого народничеству начала диктатуры рабочего класса.
Нельзя обойти и то, что как-никак с народничеством были связаны
и максималисты 1906-07 гг., и, так называемые, левые эсеры 1917-18 гг.,
вошедшие в правительство Ленина как раз тогда, когда оно сильнее всего нуждалось в демонстрации, что его власть не «рабочая» только, а и
«крестьянская». Среди этих диссидентов не только от партии с. р., но и
от народничества вообще, были авантюристы и карьеристы, но были и по
своему честные люди. В отходе этих последних от народничества можно
видеть лишь подтверждение общего тезиса: идеология сама по себе ничего
не предрешает, ни от чего не спасает, ничего и ни от чего не гарантирует»33.
Определяя место ПСР в истории России, историки, на наш взгляд, не
должны уподобляться большевикам и ошибки эсеровской партии за быстротечные восемь месяцев 1917 года, допущенные из-за неспособности
адекватно оценить крайне сложную картину происходящего и дальнейших
перспектив, выдавать за сознательные преступления, за принципиальный
отказ выполнять свою программу. Ведь фактически не только ПСР, но и
все партии, да и все общество в целом стали заложниками ситуации, в которой оказалась Россия в 1917 году. Ситуации своего рода политического
цугцванга – когда любое действие или бездействие все равно приведет к
ухудшению ситуации, то есть «делать нельзя и не делать нельзя».
История распорядилась так, что потенциал эсеровской партии и ее
людей оказался в силу целого ряда объективных и субъективных причин
не реализован. Представляется, что широкая популярность и поддержка,
вкупе с приверженностью большей части партии идеям демократии – давали эсеровской партии потенциальную возможность как стать центром
объединения разных политических сил, так и стать властью, способной
к эволюции под давлением жизни и интересов тех классов, чьи интересы
она взялась защищать.
Германский историк М.Хильдермайер еще в 1992 г. написал о ПСР:
«Единственной партией, которая по своей социальной структуре и фактически модифицированной программе могла служить как форум выражения
интересов всех основных групп, была партия социалистов-революционеров, за исключением крайне левых. … Плюрализм как средство баланса
различных интересов был единственным шансом ее преодоления, а не та
внутренняя война, которая была объявлена Апрельскими тезисами»34.
33
34
Там же.
Хильдемайер М. Шансы и пределы аграрного социализма в российской
революции// Историки мира спорят. – М., 1994. С.133-134.
52
Часть эсерства потенциально способна была это сделать, благодаря
своей приверженности традициям терпимости к инакомыслию, народнического народолюбия, неприятию позиции «власть – ради власти», желанию придти к власти демократическим, легитимным путем через всенародные выборы, и нежеланию разжигать в России костер социальных и
политических экспериментов. Наконец, многие из этих людей вовсе не
считали, что политика грязное дело, не считали, что мораль не должна
влиять на их поступки, не разделяли иезуитского лозунга, взятого на вооружение большевиками – «Цель оправдывает средства». Еще О.Радке
весьма верно подметил, что эсеры никогда не стали бы расстреливать
крестьян, недовольных их аграрными преобразованиями. С этим можно
только согласиться.
Но потенциальная возможность вовсе не означает реальное осуществление, которому помешало множество причин, часть из которых
лежит в объективных условиях, в том числе в накаленности социально-политических противоречий, вызванных слишком долгой затяжкой
модернизации страны предыдущим режимом, всеобщим озлоблением
и усталостью, вызванными войной, в психологической привлекательности популистских лозунгов большевиков, обещавших «всё и сразу», в
отличие от эсеров, предлагавших оборонять страну и откладывать проведение социально-экономических преобразований до созыва Учредительного Собрания и т.д.
Но искать причины неудач ПСР в 1917 году следует также и в самой
партии и в ее действиях, в переплетении неизжитых иллюзий, идеологических расхождений и личной борьбы за власть в партии. Среди них
и ухудшение внутрипартийных и личных отношений в эсеровской среде
после дела Азефа, имевшее гигантское влияние на все стороны жизни
партии, в том числе и на партийный раскол, закончившийся так катастрофически для судеб партии и страны в 1917 г., и неизжитые иллюзии
в адрес вчерашних большевистских друго-врагов, в которых многие эсеры видели не столь страшных врагов, как в Корнилове или Деникине,
и прекраснодушие и неисправимый оптимизм эсеров. Очевидно также,
что эсерам и в голову не могло придти, что вместо демократии и парламентаризма, а соответственно легального существования, их (как и всю
страну) в самом ближайшем будущем ждет диктатура и подполье, а затем и гибель.
Кроме того эсеры, в отличие от большевиков явно недооценили роль
партии как инструмента борьбы за власть. Огромную роль играло и желание большей части эсерства действовать правовыми методами, без
экспериментаторства и авантюр, через Учредительное собрание.
Коридор возможностей для сохранения ПСР своей власти, недопущения победы большевизма и сохранения демократии в России, как пред-
53
ставляется, был только в 1917 г., хотя и весьма узкий. Только в 1917 г.,
когда ПСР имела еще авторитет в широких массах, руководила вместе с
меньшевиками Советами, а также имела рычаги влияния и на власть Временного правительства (отчасти и сама являясь властью), она могла, предприняв ряд решительных шагов изменить политическую ситуацию в стране и не допустить скатывания страны к октябрьскому перевороту.
Как справедливо говорила член ЦК ПСР Евгения Ратнер в декабре
1917 г. на IV съезде ПСР: «…грех наш не в том, что мы слишком много
говорили за коалицию и слишком мало против, а в том, что мы представители трудящихся в этой классовой борьбе шли много на уступки
представителям буржуазии, шли слишком много на уступки в тот момент, когда нельзя было этого делать, шли на уступки в тех вопросах, в
которых нельзя было этого делать. Есть моменты, которых история не
простит нам, также как не простит большевикам их теперешней политики террора. Этот момент – оттяжка Учредительного Собрания,
ибо УС могло быть созвано два-три месяца тому назад и тогда не было
бы того, что мы пережили сейчас. И другой момент – отсутствие ясной, определенной аграрной политики (выделено мной – К.М.). … Большевики здесь бесконечно виноваты перед историей: они ввергли Россию
в нищету и поражение. Но виноваты и мы, ибо … мы не отстояли классовых интересов во всех тех пунктах, которые должны были отстаивать.
Мы не отстояли классовых интересов трудящихся»35.
Парадокс в том, что поражение в 1917 г. и в годы гражданской войны
потерпели не только противостоявшие большевикам партии. Если посмотреть с позиций сегодняшнего дня, то в конце концов поражение потерпели и большевики и те классы, что поддержали их, и общество и страна в
целом, вновь через столетие оказавшись в тисках острейшего системного
кризиса, способного привести страну и ее народ к гибели.
Конечно, следует отметить, что тактика ПСР по отношению к большевистской власти с октября 1917 г. и на протяжении последовавшей
за этим гражданской войны неоднократно менялась. Более того нужно
сказать, что де-факто в ряде случаев единой тактики и не было, т.к. разные течения в ПСР вели собственную игру и осуществляли собственную
тактику, часто вопреки решениям партии. Достаточно сказать, что, например, в конце октября 1917 г. часть эсеров подняла юнкеров на вооруженное выступление, а другая часть вела с большевиками через Викжель
переговоры о создании однородного социалистического правительства.
Отношение к большевикам и до и после их прихода к власти было весьма различным у разных эсеровских течений и фракций.
35
54
ЦА ФСБ РФ. Ф. 1789. Т. 69. Л. 180-181.
Но большая часть эсерства в своей политике в эти годы руководствовалась желанием защитить политические и социальные завоевания Февраля 1917 г., о чем хорошо сказал на процессе с.-р. 1922 г. член ЦК ПСР
Е.М.Тимофеев: «Мы не отказались от своих задач, стоящих в нашей программе: они одни и те же в течение всей русской революции от октября до
настоящего времени – это спасти все, что возможно, из завоеваний февральской революции. С каждым днем все меньше и меньше завоеваний
можно было спасти, нам все больше приходилось суживать круг наших
устремлений, но мы все возможное делали. И в целях обороны и защиты
достояния февральской революции, которые формулируются нами в идее
народовластия и прежде всего укрепления демократического режима в
стране и закрепления земли за крестьянами и тех норм рабочего законодательства, которые превращали наших пролетариев из рабов в свободных
граждан – эти завоевания мы пытались спасти всеми мерами»36.
Представляется, что борьбу партии социалистов-революционеров
против большевиков после Октября 1917 г. следует рассматривать в том
числе и как борьбу становящегося на ноги гражданского общества с
людьми, на деле отрицающими его принципы и нормы.
Это еще одна причина, почему нужно высоко оценить место ПСР в
нашей истории, продолжившей драться «не за страх, а за совесть» с новым врагом – диктатурой коммунистов, как боролась она и с царизмом,
бороться за свои прежние идеи и ценности – политические свободы и
право народу самому определять свою судьбу без помощи казацких нагаек или чекистских наганов.
Подводя итог вышесказанному, следует отметить, что несмотря на
некоторый утопический элемент в эсеровской концепции преобразования России, на практике от действий эсеров по защите политических
свобод и прав, от реальной и энергичной работы эсеров по развитию
самоуправления, институтов и практики демократии и парламентаризма,
по развитию муниципалитетов в городах и производительной с/х кооперации, по поддержке профсоюзов в защите своих прав перед работодателями – была огромная польза.
Как представляется, не утопические элементы их воззрений важны, а
именно эта большая практическая работа, которая имела бы и гигантские
результаты в превращении России в развитое европейское общество.
36
ЦА ФСБ РФ. Ф. 1789. Т. 23. Л. 183-184.
55
М.И. Леонов,
доктор исторических наук, профессор Самарского ГУ
Социальная доктрина эсеров
Книги, всеми почитаемой, средоточия высшей истины, книги, которой бы поклонялись, цитатами из которой бы клялись и побивали
неверных, словом, своей социалистической библии, у эсеров не было,
как не было среди них харизматического лидера, непререкаемого теоретического авторитета, эсеровского евангелиста. Автором доктрины и
программы, большинства комментариев к ней, опубликованных от имени центральных органов партии эсеров, был В.М. Чернов, который, по
словам Б.И. Николаевского, «наложил вообще настолько сильную печать
своей индивидуальности на всю идеологию народничества начала XX
века, что весь этот период в истории последнего вообще следует назвать
«черновским»1. Б.В. Савинков называл его «единственным теоретиком
партии»2; видные либералы и марксисты придерживались такого же мнения; как «теоретик» он фигурировал в списке кандидатов в члены ЦК,
где он «был головой выше всех»3. Посильную лепту в конструирование
и популяризацию эсеровской доктрины внес автор одного из вариантов
проекта программы и многолетний редактор «Знамени труда» Н.И. Ракитников, а также К.Р. Качаровский, усилиями которого была явлена первая редакция программы «социализации земли», «формула трех братьев
по труду», проект «33-х» в I Государственной думе4, П.А. Вихляев, М.Р.
Гоц, Н.С. Русанов, Н.П. Огановский, Л.Э. Шишко.
1
Николаевский Б. Предисловие // Чернов В.М. Перед бурей. Нью-Йорк,
1953. С.9.
2
Савинков Б.В. Воспоминания террориста. М., 1991. С.368.
3
Вишняк М.В. Дань прошлому. Нью-Йорк, 1954. С.122-123; Чернов В.М. Из
истории партии С.– Р. // Новый журнал. Нью-Йорк, 1970. Т.101. С.179; ОР РГБ.
Ф.678. Карт.1. Е.х. 8. Л.57-59.
4
Чернов В.М. Конструктивный социализм. М., 1997. С.432; На лавры второго творца концепции эсеров втуне претендовал К.Р. Качаровский. Тут, однако, было, одно, «но». К.Р. Качаровский, находясь в заключении, совершил, по
понятиям революционеров того времени, тяжкий проступок: подал прошение о
помиловании (согласно его заявлению – в 1891 г., по другим данным – в 1892 г.).
Это обстоятельство в 1903 г. вскрылось, и он приобрел репутацию «подаванца».
56
В 80-е годы XIX века в русском обществе стал моден марксизм.
Изменилось семантическое пространство образованного общества,
санкционирующий авторитет науки стал настолько притягателен, что и
приключенческий роман мог рассчитывать на успех только, если герой
пользовался «научным методом». Социалистами становились в младые
годы обучения в гимназии, семинарии, на фельдшерских курсах. В комнатах курсисток в красном углу находились портреты К. Маркса и Ф.
Энгельса и их книги; цитатами из «Капитала» клялись. Адепты «русского социализма» в вспоминали реакцию юных неофитов (более всего
неофиток) нового вероучения: «Народничество – хи-хи; народник – хаха». Уничижительный смех убивал. Поколение 70-х гг. (и либеральное,
и, особенно, революционное) «ушло в марксизм», «оставляя, эсерам за
малым исключением, «старых да малых»5. В.М. Чернов, П.Б. Струве,
В. И. Ленин и многие, многие другие неустанно повторяли: в 80-е годы
XIX века народнический социализм, «устарел», «изжил себя»6. Понятия
«устарел», «изжил» относятся, не к области научных знаний, а к моде.
Противиться ей, а также изменениям представлений, (в пореформенной
России проявления капитализма стали очевидны, таяли надежды на немедленную социальную революцию) адепты «русского социализма» не
могли и с 90-х гг. стали именовать себя социалистами-революционерами.
Социализм, рационалистическое, атеистическое учение, пришло в
Россию из Западной Европы; А.И. Герцен и Н.Г. Чернышевский модифицировали его и заложили основания концепции «русского социализма»; М.А. Бакунин, П.Л. Лавров, П.Н. Ткачев и Н.К. Михайловский (как
Весной 1903 г. Женевская группа 20-ю голосами против одного отклонила заявление Качаровского о приеме в партию. Тогда он обратился в Заграничную
организацию. «Комиссия представителей партии социалистов-революционеров»
(М.Р. Гоц и Л.Э. Шишко) 3 июля 1903 г. постановила: «Факт прошения о помиловании совершенно закрывает подавшему прошение доступ в революционные организации». Вместе с тем было признано, что поведение К.Р. Качаровского после
ссылки давало ему полное нравственное право выступать на поприще культурной и научно-общественной деятельности. Днями позднее (10 июля 1903 г.) П.А.
Кропоткин и Н.В. Чайковский постановили, что прошение о помиловании явилось одним из симптомов «нравственного декадентства», и что «революционеры
должны решительно отказываться от всяких уступок жертвам этого организованного декадентства» // Бумаги о К.Р. Качаровском // РГАСПИ. Ф.637. Оп. 1. Д.531.
Ясно, что после этого открыто заявлять о своих притязаниях Качаровский не мог.
5
Качаровский К.Р. Отчет для себя. «Мои итоги» // ГАРФ. Ф.5847. Оп.1. Д.67.
6
Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1991. С.262; К
истории партии Народного Права // Красный архив. Исторический журнал. Т.1.
М., 1922. С.285; Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.17. С.341; т.21. С.257-258; т.22.
С.269, 366.
57
тогда говорили, четверо евангелистов) трансформировали ее в доктрину
народничества, согласно которой Россия может перейти к социализму,
минуя капитализм, благодаря социалистической природе крестьянства и
естественной форме кооперации, общине. Мессия «русского социализма» – народ. Нравственный императив, протест против неравенства, эксплуатации решительно преобладал над экономическим анализом; приговор существующему строю, и капитализму, выносился с точки зрения
несоответствия разуму, справедливости, идеалу.
Эсеровская социальная доктрина была явлена urbi et orbi В.М.
Черновым на рубеже XIX-XX вв. как синтез «русского социализма» и
марксизма бернштейнианской интерпретации7. Книги и брошюры по
концептуальным сюжетам, опубликованные им с 1905 г., как правило,
представляли собой собрание статей опубликованных на рубеже веков.
Если из эсеровской доктрины изъять созданное В.М.Черновым, то в ней
мало что останется. Себя автор доктрины всегда называл последователем социально-этической концепции Н.К. Михайловского и «строгим
марксистом в экономике», с юности штудировал сочинения, как идеологов «русского социализма», так и К.Маркса и Ф.Энгельса, западноевропейских и русских социал-демократов; цитировал наизусть страницами
«Капитал». В первый период теоретических изысканий любимым словечком В.М. Чернова было «синтетический». Примерно с 1910 г., а особенно после 1917 г., он задумался над реконструкцией концепции и завершил ее созданием «Конструктивного социализма»8. Плоды его трудов
никого особенно не впечатлили; дело, по большому счету, завершилось
заменой термина «синтетический» на «конструктивный».
«Идеологическая дисциплина» не особенно заботила эсеров, среди
них одни (Н.И. Ракитников, И.А. Рубанович, Н.С. Русанов) тяготели к
марксизму, другие (Н.П. Огановский, Я.Л.Юделевский), антимарксистски настроенные, тяготели к народничеству и народовольчеству, третьи
7
(В.М. Чернов, Л.Э. Шишко, П.А. Вихляев) стремились сочетать марксизм
с «русским социализмом, четвертые (Н.В. Чайковский, П.С. Поливанов)
симпатизировали либерализму, анархизму и т.д.9. По ироническому свидетельству А.А. Биценко: «Что ни с.-р., то или особый оттенок в теоретическом обосновании программы и тактики и, в частности, террора,
или же вовсе совсем особое, такое своеобразное миросозерцание с вытекающими из него своим обоснованием деятельности»10. Сказанное объясняет необходимость отграничения генеральной сущности, изложенной в принятых общепартийными форумами программных документах,
комментариях от имени центральных органов, работах общепризнанных
идеологов, от апокрифических сочинений и наивных популяризаций.
Источниками миросозерцания эсеров были немецкая философия в
интепретации Р. Авенариуса, Э. Маха, А. Риля и других эмпириокритиков, социально-этическое учение К.Н. Михайловского, политическая
экономия К. Маркса, преимущественно в трактовке Э. Бернштейна и
«критиков Маркса», в сочетании с представлениями В.П. Воронцова,
Н.Ф. Даниельсона, Н.А. Каблукова, Н.А. Карышева, историософские
представления западноевропейских социалистов, дополненные суждениями идеологов «русского социализма»; состояла она из философской,
экономической и социологической структурных частей.
Философией новой теоретической системы был позитивизм11. В.М.
Чернов позиционировал себя сторонником эмпириокритицизма, представители старшего поколение тяготели к традиционным позитивистским воззрениям в духе О.Канта, молодежь: М.В. Вишняк, А.Р. Гоц, В.М.
Зензинов, – к неокантианству и ницшеанству12. Все они были против
сведения исторического процесса, в конечном итоге, к экономическому
фактору, считали диалектический материализм несостоятельным, детищем прошлого века, плодом «несчастной мысли объединить элементы
9
ГАРФ. Ф.1699. Оп.1. Д.127. Л.25-28; там же. Д.130. Л.84-85, 122-138; там
же. Д.133. Л.22-23, 32.
Эсеровская доктрина была изложена в статьях В.М. Чернова, опубликованных в журналах «Русское богатство», «Вопросы психологии и социологии»,
«Накануне. Социально-революционное обозрение», «Вестник русской революции», газете «Революционная Россия», сборниках, в выступлениях на партийных форумах; большая часть их была опубликована анонимно; авторство в ряде
случаев, можно установить по таким изданиям, как например: По вопросам
программы и тактики. Вып.1. Б.м. [Женева], 1903; Сборник статей Антонова,
А. Баха и др. Вып. 1-2. М., 1908; Чернов В.М. Земля и право. Пг., 1918; его же.
Основные вопросы пролетарского движения. Пг., 1918; и др.
11
Многие исследователи причисляют к авторитетнейшим эсерам-философам Я.Л. Юделевского и Х.О. Житловского. Первый из них, вечный эсеровский
диссидент издал свою книгу под псевдонимом А.И. Комов (Основные вопросы
миросозерцания и тактики русских революционеров) за свой счет, второй, автор
книги «Материализм и диалектическая логика» (М., 1907) слыл в партии за парвеню // ГАРФ. Ф. 1699. Оп.1. Д.127. Л.48.
8
Чернов В.М. Чужими путями. Сборник статей. Женева, 1911; его же. Этика
и политика. Очерки. Б.м., б.г.; его же. Этика и политика // Заветы. СПб., 1912; его
же. Проект новой партийной программы // Революционная Россия. Прага, 1924.
№33-34; его же. Конструктивный социализм. Прага, 1925.
12
Чернов В.М. Субъективный метод в социологии и его субъективные предпосылки // Русское богатство. СПб., 1901. №8. С.242-251; его же. Философские
исоциологические этюды. М., 1907. С.3-6, 19-22. Зензинов В.М. Пережитое.
Нью-Йорк, 1953. С.75-85; ГАРФ. Ф.102. ДП. Оп.228. ОО.1898 г. Д.650. Л.135.
58
10
Биценко А.В Мальцевской женской тюрьме. 1907-1910 гг. К характеристике настроений // Каторга и ссылка. Пг., 1923. №7. С.194.
59
материализма и диалектической логики». Диалектический материализм
к концу века, провозглашал В.М. Чернов, перестал удовлетворять громадное большинство западноевропейских марксистов, поэтому он, как и
другие эсеры-теоретики, отдавал предпочтение социологической системе П.Л. Лаврова и особенно Н.К. Михайловского13.
По В.М. Чернову, социологические исследования, в отличие от естественнонаучных, нуждались в дополнении объективно констатируемых
данных «своеобразными комбинациями, конструированными из материалов психологического мира». В эсеровской социологической схеме
важная роль отводилась аксиологии, правовым, моральным, идеологическим факторам. Отношение к истории, подчеркивали ее авторы, неизбежно должно быть субъективным. Называя себя «горячим и искренним
почитателем Маркса», Чернов отрицал принцип материалистического
монизма, как источника развития; движение он мыслил как саморазвитие
одухотворенной первоосновы, полагая одинаково важными в развитии и
экономические, и идеологические, и психологические явления14. Движение истории, писал Л.Э. Шишко, определяет, прежде всего, «революционная эмоциональная энергия» и лишь затем экономические факторы15.
Верховным мерилом исторической действительности, в доктрине эсеров
являлся социальный идеал, основанный, на «психологии субъективной
стороны человеческого духа»16.
Будущее эсеры представляли в духе общесоциологических принципов II Интернационала, воздерживаясь от чрезмерной детализации и воздавая должное К.Марксу, так как он «установил принципиальные основы того будущего социалистического общества, которое одновременно
является и общественно-этическим идеалом … и научным предвидением». «Конечные требования революционного социализма, – подчеркивал
В.М. Чернов, – международны, они общий для всех современных национальностей и государств» и включают в себя «обобществление труда,
собственности и хозяйства, уничтожение, вместе с частной собственно13
Чернов В.М. Философские и социологические этюды. С.6-12, 69, 199, 210;
его же. Субъективный метод в социологии и его субъективные предпосылки //
Русское богатство. СПб., 1901. №.10. С.108; Житловский Х. Материализм и диалектическая логика. М., 1907. С.3; Агафонов В. Индивидуализм и социализм. М.,
1906. С.38-39.
14
Чернов В.М. Философские и социологические этюды. С.232, 278, 309; его
же. Субъективный метод в социологии и его субъективные предпосылки // Русское богатство. СПб., 1901. №12 .С.132; Комов А.(Юделевский Я.Л.) К вопросу о
теоретических основах социалистической программы. М., 1907. С.7.
60
15
Шишко Л.Э. Рассказы из русской истории. Ч.1. М., 1906. С.75-84.
16
Чернов В.М. Философские и социологические этюды. С.214.
стью самого деления общества на классы, уничтожение классового, принудительного, репрессивного характера общественных учреждений, при
сохранении и развитии их нормальных культурных функций, т.е. планомерной организации труда на всеобщую пользу»17.
Социалистическое общество виделось эсерам технологическим, с
планомерно организованным производством, прямым продуктообменом на основе коллективного производства и обобществления средств
и орудий производства, социально равным при регулируемых обществе,
семье, жизни индивидуума. Они, в духе бернштейнианской парадигмы,
предполагали, что экономика социалистического общества явится сочетанием государственного производства и распределения и широкой сети
коопераций и ассоциаций, воплотит вековые чаяния трудового народа,
обеспечит прогресс человечества, всестороннее и гармоничное развитие
личности, ее жизненное благополучие.
Классический «русский социализм» моделировал будущее на вере
в социалистическую природу народа, т. е., главным образом, крестьянства, и полагая возможным прийти к социализму, минуя капитализм.
Нравственный императив, протест против неравенства, эксплуатации
решительно преобладал над социально-экономическими выкладками,
приговор существующему строю, так же как и капитализму, выносился с позиции несоответствия разуму, справедливости, идеалу. Эсеры в
определении социализма шли проторенными путями партий II Интернационала и не жалели усилий для его социально-экономического обоснования. В учении Маркса их привлекала эксплицитно выраженная
декларация научности, детерминирование социализма естественным
развитием производительных сил и производственных отношений. Эсеровская доктрина исключала одномоментный переход к социализму современной им России18. Благодаря Марксу, подчеркивал В.М. Чернов,
социализм «сделался заключительным аккордом новой стройной теории», согласно которой «социалистическому строю должен предшествовать необходимый уровень социальных и экономических предпосылок19.
17
Чернов В.М. Социалистические этюды. С. 22, 280; Программа партии социалистов-революционеров. (Утвержденная съездом партии) // Протоколы первого
съезда партии социалистов-революционеров. Изд. ЦК ПС-Р. М., 1906. С.358.
18
Революционная Россия. 1902. №8. С.4; 1903. №.32. С.5; 1904. №40. С.3;
1904. №53. С.6-7; 1905. №61. С.1-2; Протоколы первого съезда партии социалистов-революционеров. С.109, 154-155; Вадимов В. К вопросу о программе-максимум и программе-минимум // Сознательная Россия. СПб., 1906. №1; Чернов
В.М. Анархизм и программа-минимум // Сознательная Россия. 1906. №4.
19
Чернов В.М. Этика и политика. (Очерки)// Заветы. СПб., 1912. №2. С.73;
его же. Маркс и Энгельс о крестьянстве. СПб., 1906; его же. Марксизм и аграрный вопрос. СПб., 1906; его же. Конструктивный социализм. С.14-15.
61
Необходимое условие достижения социалистического общества в
доктрине эсеров – политическое господство «организованного в политическую партию рабочего класса». В программных документах партии
эта мысль формулировалась так: «Осуществление полностью партийной
программы, т.е. экспроприация капиталистической собственности и реорганизация производства и всего общественного строя на социалистических началах, предполагает полную победу рабочего класса, организованного в социально-революционную партию, и в случае надобности
установление его временной революционной диктатуры»20. Положение
о диктатуре – отличительная черта программ радикальных российских
социалистических партий. Согласно программе РСДРП, «необходимое
условие этой социальной революции составляет диктатура пролетариата, т. е. завоевание пролетариатом такой политической власти, которая
позволит ему подавить всякое сопротивление эксплуататоров».
В редакции Г.В. Плеханова подчеркнута карательная на неопределенное время функция диктатуры; в редакции В.М. Чернова – созидательная
и временно карательная (о карательной функции диктатуры он прямо не
говорил, но таков был смысл понятия)21. Понятие диктатуры русские
социалисты заимствовали у К. Маркса, который, должно отметить, не
посвятил «диктатуре пролетариата» ни одной специальной работы, ни
одной, пусть даже небольшой статьи. По подсчетам дотошных марксоведов основоположники марксизма в публикациях, письмах, набросках
и других документах, не предназначавшихся для печати, использовали
это бабувистское выражение 12 раз; около ста раз они употребили выражение «политическое господство пролетариата», далеко не адекватное
понятию «диктатура пролетариата»22. Западноевропейские социалистические партии полагали альтернативу «революция или реформа» сугубо
20
Программа партии социалистов-революционеров. (Утвержденная съездом
партии) // Протоколы первого съезда партии социалистов-революционеров. Изд.
ЦК ПС-Р. М., 1906. С. 360; Проект. (Не подлежит оглашению) // ГАРФ. Ф. 102.
ДП ОО. Оп.1903 г. Д.1550. Влож. 2г. Л.5-6; Проект программы партии социалистов-революционеров // Революционная Россия. 1904. №46. С.2-3.
21
Принцип диктатуры В.М. Чернов относил к социалистической традиции.
«В революционных тайных обществах, вдохновленных традициями Бабефа, –
писал он, – выставлен был уже и тот принцип, который Маркс окрестил именем принципа «диктатуры пролетариата». В Sociétê des Saisons говорилось: «Но
так, как социальное тело заражено гангреной, то для перехода к здоровому состоянию народ в течение некоторого времени будет иметь потребность в установлении революционной власти». Идея эта у Маркса получила только новое
словесное выражение – “die Diktatur des Proletariats” // (Чернов В.М.) К теории
классовой борьбы // Революционная Россия. 1903. №26. С.9
22
62
Ойзерман Т.И. Марксизм и утопизм. М.2003. С.374, 383.
теоретическим упражнением, ни одна из них не пыталась целенаправленно готовить, тем более осуществить революцию с целью захвата власти. «Социал-демократия – революционная, а не делающая революцию
партия»,– такими словами определял кредо европейских социалистов
признанный авторитет II Интернационала К. Каутский. Русские социалисты отделяли революцию от реформы непреодолимой пропастью, им
были чужды сомнения в целесообразности революционных потрясений.
Экономические экзерсисы и штудии по представлению социалистов
нового времени являлись, главным образом, индикатором научности; им
в социальной доктрине отводилось первое место. Эсеровские идеологи
сами, как правило, не занимались группировкой и обработкой статистических и других экономических сведений, а использовали результаты
изысканий К. Маркса, Э. Бернштейна, Г. Герца, Э. Давида, Г. Фольмара,
а также В.П. Воронцова, Н.Ф. Даниельсона, Н.А. Карышева, которые называли себя «народниками – марксистами», а современники – «марксистами – народниками»23. Повивальной бабкой эсеровской концепции стала берштейнианская парадигма. Важнейшим, определяющим явлением
современной российской действительности эсеры считали капитализм.
О капитализме в России, тяготах капиталистической эксплуатации шла
речь в десятках работ идеологов, сотнях популярных брошюр и в огромном числе прокламаций24. «Центр тяжести вопроса для нас, – говорил
В.М.Чернов, – конечно не в том, признать или не признать капитализм
как факт; об этом давным-давно не может быть никакого разговора»25.
Программа партии констатировала «все более и более тесную связь»
России «с передовыми странами цивилизованного мира», «развитие капитализма в России»26.
Капитализм доктрины эсеров – это более всего совокупность отчужденных от непосредственного производителя орудий и средств производства, а отнюдь не «общественно-экономическая формация» склонных к нормативной ортодоксии русских социал-демократов. Социальная
доктрина эсеров базировалась концепции «некапиталистической эволю23
Струве П.Б. Мои встречи и столкновения с В.И.Лениным // Новый мир.
1991. №4. С.217-218.
24
Наиболее обстоятельно эсеровская концепция капитализма изложена в работах: Чернов В.М. К вопросу о капитализме и крестьянстве. Н-Новгород, 1905;
его же. Маркс и Энгельс о крестьянстве. СПб., 1906; его же. Марксизм и аграрный вопрос. СПб.,1906; Шишко Л.Э. Очерки по вопросам экономики и истории.
СПб., 1906; Зак С.С. Земля и капитализм. М., 1906; его же. Промышленный капитализм в России. М., 1907.
25
Протоколы первого съезда партии социалистов-революционеров. С.144.
26
Программа партии социалистов-революционеров. С. 356, 359.
63
ции», «положительных и отрицательных сторон капитализма», факты
для которой они черпали у В.П. Воронцова, Н.А. Карышева, Н.А. Каблукова27. Согласно этой концепции, созидательная, положительная функция капитализма выражалась в обобществление труда и производства,
концентрации наемных рабочих, росте производительных сил и культуры;
разрушительная, отрицательная сторона выражалась в капиталистическй
эксплуатации, обнищании трудящихся, анархии производства, кризисах;
созидательные проявления считались функцией не столько капитализма,
сколько непосредственно самой концентрации производства, по отношению к которой он выступал как форма, а его положительные и отрицательные качества – комбинацией, зависимой от исторических, географических
и других условий: в промышленности, в промышленно-развитых странах,
таких как Англия, превалировали положительные стороны, в землевладении, в землевладельческих странах, таких как Россия – отрицательные28.
«В земледелии,– писал В.М.Чернов,– содержание капитализма подавляется формой, а потому и наблюдается особенно сильное развитие
разрушительных отрицательных сторон капитализма над творческими
и положительными»; здесь капитализм не реформировал, по существу,
производительные силы, не повышал производительность труда, не
создавал простоянного класса наемных рабочих, «не концентрировал и
сгущал, а разрежал население деревень», в конечном итоге «приводил
эволюцию аграрного строя в тупой безвыходный переулок». Педалировалось усиленное проявление «отрицательных сторон капитализма»
в России, где крестьянин «превращался в замаскированного рабочего»,
где разорение и пауперизация основной массы населения «парализовали
общий рост производительных сил страны», где капитализм «проявлял
свое влияние не столько в организации крупного производства и обобществления труда, сколько в обнищании сельского населения». В обоснование своих заключений В.М. Чернов и его сторонники ссылались на
сочинения русских народников-экономистов, а также западноевропейских исследователей-марксистов «новой волны» Г. Герца, Э. Давида, В.
Зомбарта, приводили выявленные ими факты, искусственности, привнесенности извне, насажденности сверху капитализма в России29.
27
Чернов В.М. Записки социалиста-революционера. Берлин; Прага,1922.
С.176; его же. К вопросу о капитализме и крестьянстве. С.5.
28
Программа партии социалистов-революционеров. С. 356-357; Чернов В.М.
Марксизм и аграрный вопрос. С.123-135; Зак С.С. Промышленный капитализм.
С.30-32. См. там же: «Капитализм, как таковой, никаких положительных сторон
не имеет»; «Не капитализм породил технический прогресс и кооперацию».
29
Чернов В.М. Марксизм и аграрный вопрос. С.148; Шишко Л.Э. Очерки по
вопросам экономики и истории. СПб., 1906. С. 26-38;
64
Новые представления нашли свое выражение в расчленении программы на программу-максимум и программу – минимум. Против экономического обоснования социализма и расчленения программы возражали
адепты классического народничества. Разногласия между сторонниками
и противниками «экономического фактора» выявились летом 1902 г.,
обострились при обсуждении проектов программы, и достигли крайнего
напряжения на I съезде партии (1905-1906 гг.). Н.П. Огановский, Я.Л.
Юделевский, Д.С. Розенблюм и другие приверженцы народовольческой
программы предлагали исключить экономическое обоснование, не принимать программу, пересмотреть ее; поборники марксистской тенденции
(Н.И. Ракитников, Г.Д. Закс, Н.А. Полянский) настаивали на экономическом обосновании программы в понятиях ортодоксального марксизма30. Дискуссии порой достигали крайне высокого градуса, оппоненты
не стеснялись в выражениях. Автора программных документов, В.М.
Чернова, и обвиняли в навязывании марксизма, его народничествующих
оппонентов – в отчуждении от международного социализма и в декадансе31. Некоторые адепты «русского социализма» трактовки 60-70-х гг.,
равным образом, и сторонники ортодоксально-марксистской орентации,
в конечном итоге, отмежевались от партии эсеров, создали союз социалистов-революционеров-максималистов, партию левых социалистов-революционеров (интернационалистов), партию народников-коммунистов.
Согласно доктрине эсеров, необходимые для социалистического общества концентрация производства и труда, формирование должного уровня
социальных отношений дополненные идеологическим воздействием «революционно-социалистической партии», «вмешательством сознательных
борцов за истину и справедливость» («субъективный фактор»), в промышленности в городе реализовывались в ходе капиталистической, а в деревне
– некапиталистической эволюции. Идея «некапиталистической эволюции»
сельского хозяйства с помощью кооперации и общины была далеко не новой; «лучше всего она была изложена, – отмечал В.М.Чернов, – еще в 1881 г.
Н.А.Каблуковым». Она мыслилась как обобществление производства «снизу», в противовес капиталистическому обобществлению «сверху», сопровождавшемуся разорением и пауперизацией крестьянства. Трудовое, т.е. ведущееся непосредственным производителем без эксплуатации наемного труда,
крестьянское хозяйство в традициях «русского социализма», трактовалось
30
РГАЛИ. Ф.2147. Оп.1. Д.15. Л.1-14; ГАРФ. Ф.1699. Оп.1. Д.127. Л.53-54, 72-76;
Протоколы первого съезда. С.64-102; Фирсов Д., Якобий М. К пересмотру аграрной
программы и ее обоснования. М., 1908; Чернов В.М. Проект новой партийной программы // Революционная Россия. Прага, 1924. №33-34; Полянский Н. Задачи революционного народничества // Знамя трудовой коммуны. М.,1918. 21 августа.
31
РГАСПИ. Ф.673. Оп.1 .Д.151; Д.199-202; ГАРФ. 5805. Оп.2.Д.113. Л.5-6.
65
как антитеза капитализма. В подтверждение идеологи ссылались на изыскания русских экономистов народнического направления и исследования западноевропейских ученых, выявивших несоответствие реальности марксова
тезиса дифференциации крестьянства; приводили многочисленные примеры
признания социал-демократами партий II Интернационала формулы ошибочности «исчезновения и расслоения крестьянства»32.
В заслугу К. Марксу и Ф. Энгельсу ставилась «научная разработка теории классовой борьбы», что, по выражению В.М. Чернова, явилось «целым
переворотом в исторической науке». Основным классообразующим принципом считалось место в системе производственных отношений, а в качестве
основных классообразующих моментов – источник дохода и роль в системе
эксплуатации33. Соответственно трем видам или формам дохода при капитализме, ренте, прибыли и заработной плате, вычленялись три основных антагонистических класса: землевладельцы, капиталисты и рабочие.
Народ – сакральная фигура «русского социализма» – в доктрине эсеров представал в ином качестве. В силу различного отношения к орудиям и
средствам производства, места в сфере распределения народ расчленялся на
пролетариат, трудовое крестьянство и трудовую интеллигенцию. Постольку,
поскольку источником существования всех трех составных частей был труд,
а также то, что они подвергались эксплуатации, их относили к социалистическим по своей природе классам, и объединяли в «рабочий класс» («трудовой
рабочий класс»). Так как пролетарии существовали исключительно за счет
продажи своей рабочей силы, трудились на обобществленых предприятиях,
то, отмечали идеологи, они всем ходом общественно-экономического бытия подготавливались к усвоению социалистических идей, организованной
борьбе, социализму, в то время, как крестьянин, являясь «формально» собственником орудий труда, самостоятельным производителем, «привык быть
в хозяйственном смысле некоторой самодавлеющей единицей; в его повседневной жизни ничто не наталкивало на аналогию с государственной общественной организацией земледельческого производства, у него было меньше
навыков массового организованного отпора эксплуататорам», к тому же он
был менее образован, чем пролетарий, – все это составляло «известные трудности в усвоении им идей социализма»34.
32
Чернов В.М. К вопросу о капитализме и крестьянстве. С.5-6; его же. К
вопросу о социализации земли. М., 1908. С.12-18; его же. Маркс и Энегельс о
крестьянстве. С.41-52.
33
Чернов В.М. Маркс и Энгельс о крестьянстве. С.13-16; его же. К теории
классовой борьбы. С.14-15, 21, 23, 27.
34
Чернов В.М. Маркс и Энгельс о крестьянстве. С.215, 249; его же. Пролетариат и трудовое крестьянство. С.29-45; Шишко Л.Э. Что такое социализация
земли // Социализация земли. Вып.1. СПб., 1907. С.14.
66
Распространенное мнение, что носителем социалистических идей,
лидером революционного движения эсеры объявляли только или в
первую очередь крестьянство противоречит фактам. «В данный исторический момент» они считали пролетариат, более восприимчивым к
социалистической пропаганде, к революционной борьбе, нежели крестьянство, неизменно именовали его инициатором, «ведущим отрядом»,
авангардом, гегемоном революционного движения, «усилиями которого
были одержаны основные победы»35. Крестьян призывали брать пример
с рабочих, учиться у них вести дружную и упорную борьбу. Все партийные издания подчеркивали, что они выступали менее сплоченно и
организованно, чем пролетарии36. В трактовке русских ортодоксальных
социал-демократов авангардная роль, гегемония пролетариата – это действия класса-мессии, под влиянием которых отдельные части других
слоев общества переходят на его позиции. В контексте социологической
схемы эсеров авангардная роль пролетариата суть более последовательная, более энергичная, более устойчивая борьба части единого «трудового рабочего класса».
Эсеры были решительными противниками квалификации крестьянства как класса «мелкобуржуазного», полагая, что мелкая буржуазия
может отличаться от крупной лишь количественно, а не качественно.
Они стояли на той точке зрения, что крестьянство России в массе своей
вело «трудовое хозяйство», и дифференциация его явилась следствием
воздействия извне правительственной политики и промыслово-ростовщического капитала. Доктринально эсеры противопоставляли «хозяйственных мужиков», ничтожное меньшинство деревни, «трудовому крестьянству»; их популярная литература была полна призывов к борьбе
«с кулаками, сельскими ростовщиками, эксплуататорами, и всеми, кто
стоит за них»37.
Согласно концепции эсеров, интеллигенция «трудовая» и «нетрудовая» – это внеклассовая политическая сила, результат эманации духовной первоосновы. В качестве характерных ее качеств назывались,
духовность, научные знания, способность к творческому созиданию,
усвоению и пропаганде революционной теории, высокоразвитая нравственность, а имманентным свойством – социализм, чем и определялась
ее общественная функция – внесение социалистического идеала в мас35
Программа партии социалистов-революционеров. С.359-360; Чернов В.М.
Пролетариат и трудовое крестьянство. С.6.; Шишко Л.Э. Теоретические основы
аграрной программы // Народный вестник. СПб., 1906. №3-4. С.6.
36
Протоколы первой общепартийной конференции партии социалистов-революционеров. Лондон, 1908. С.98-99; ГАРФ. Ф.1167. Оп.1. Д.4475. Л.15.
37
См. напр: ЦГАСаратовской О. Ф.280. Оп.1. Д.664, 706, 847, 856, 911, 916, 952.
67
сы, организация их, определение пути борьбы; в силу этого она являлась
интеллектуальный резервуар революционного движения и партии. Имманентным свойством русской «нетрудовой» интеллигенции полагался
либерализм, порождением которого стало «внеклассовое» либеральное
движение, «умеренно» отстаивавшее интересы народа, с одной стороны,
интересы буржуазии – с другой. Либералам отводили место между «лагерем революции» и «лагерем контрреволюции». К либеральным партиям относили кадетов и близких к ним. Октябристов именовали партией
помещичье-буржуазной, антинародной, и ни в коей мере не интеллигентской, и причисляли к консерваторам38.
В «лагерь контрреволюции», эксплуататоров, эсеры включали самодержавие, а также классы землевладельцев и буржуазии, отличных
источниками дохода: рента у первых, прибыль у вторых. Буржуазия,
в трактовке эсеров, со времени реформ 60-70-х гг. XIX в. связала себя
прочными узами с самодержавием, стремилась к ограниченным реформам, пугала власть революцией, которой сама страшилась. Самодержавие, видные представители государственного аппарата и крупные
землевладельцы в системе координат эсеровской доктрины являлись до
конца последовательными врагами революции39.
Социальная стратификация В.М. Чернова и солидарных с ним не
устраивала Н.П. Огановского, Я.Л. Юделевского и других поборников
«русского социализма» народнической трактовки 60-70-х гг. XIX. «Друзья по направлению», как например В.А. Мякотин и А.В. Пешехонов,
«не могли мыслить», «с экономической точки зрения», ни трудовое крестьянство, ни тем более интеллигенцию как рабочий класс, и полагали,
что «их можно объединять лишь идеологически». Такие видные деятели
партии, как А.И.Гуковский, видели «в термине борьба классов ужасный
марксизм»40.
Существенный пункт эсеровской доктрины – неизбежность длительного переходного периода между существующим и социалистическим
строем, когда в ходе эволюционного реформирования должны будут созданы предпосылки социалистического строя; в индустрии, в городе – в
38
Программа партии социалистов-революционеров. С.359; Шишко Л.Э.
Очерки по вопросам экономики и истории. СПб., 1906. С.64-68.
39
Вихляев П. Право на землю. СПб., 1906; его же. Аграрный вопрос с правовой точки зрения. М., 1906; Чернов В.М. Революция, реакция, оппозиция // Сознательная Россия. СПб., 1906. №1. С.11-12.
40
Протоколы первого съезда партии социалистов-революционеров. С.87-90;
Гоц М.Р. О критике, догме, теории и практике. М., 1906; Шишко Л.Э. К вопросу
о аграрной программе в связи с теорией научного социализма. М., 1906; РГБ ОР.
Ф.678. Оп.1. Картон 1. Ед. хр.8. Л.56; ЦГАЛИ. Ф.2141. Оп.1. Д.15. Л.8-10.
68
процессе капиталистическое обобществление «сверху», в земледелии,
деревне – в ходе «некапиталистической эволюции», «обобществления
снизу» посредством общины и кооперации. Индустриальное капиталистическое обобществление, о чем, в частности, свидетельствуют соответствующие разделы программы-минимум, эсеры представляли, в
принципе, так же, как и социал-демократы; обобществление в сельском
хозяйстве России – иначе.
В контексте доктрины партийные идеологи называли революцию
1905-1907 гг., а затем и февральскую революцию 1917 г., «политической
и до известной степени демократической», рассчитывая, что в результате
ее будут созданы условия для «некапиталистической эволюции» сельского хозяйства. В событиях русских революций они находили элементы
революций 1789 и 1848 гг., а также Парижской коммуны.
Формулирование собственно эсеровской аграрной программы, в широком смысле этого слова, доктрины социализации земли, потребовало
значительного времени и немалых усилий. В документах первых эсеровских организаций аграрная программа не была развернута. В них шла
речь о трудовой, социалистической, природе крестьянства, о желательности национализации земли, поддержки общины, развития кооперации.
Новую аграрную программу, программу социализации земли, в 1902 г.
впервые сформулировал К.Р. Качаровский, как многосложную, внутренне непротиворечивую доктрину «некапиталистической эволюции», «некапиталистического обобществления», обосновал и развил В.М. Чернов.
Идеи «русского социализма», дополненные концептуальными положениями, почерпнутыми у Э. Бернштейна, Э. Вандервельде, Ф. Герца, Э.
Давида, были оформлены им в соответствии с семантикой нового времени. Программа «социализации земли», в узком смысле этого слова,
предполагала ликвидацию частной собственности на землю, изъятие
ее из товарного оборота и превращение в общенародное достояние без
выкупа; передачу права распоряжения землей демократически организованным органам народного самоуправления, начиная с общин и завершая центральными учреждениями; уравнительно-трудовое пользование
сельскохозяйственными угодьями на основании приложения собственного труда; передача прав на недра земли государству.
Как доктрина, аграрная программа эсеров моделировала дорогу в будущее структурам традиционного земледельческого общества. Ее лозунги были изоморфны представлениям простонародья, в первую очередь,
православного общинного великорусского крестьянства, в условиях предельной дестабилизации существующего строя, радикальных массовых
разрушительных выступлений, девиантного поведения. С программой
эсеров, в которой в позитивистской, дискурсивной форме были выражены базисные представления космоса русского крестьянства, такие как:
69
греховность частной поземельной собственности, «равенство» и «справедливость», распоряжение землей «миром», – в годы Смуты начала XX
в. солидаризировались миллионы. В I Государственной Думе аграрный
законопроект эсеров подписали 33 депутата, во II Думе – 104. В большинстве своем – это были подписи депутатов-крестьян. Во вторую Государственную Думу под эсеровским флагом прошли 62 депутата (в думской
фракции эсеров числилось 38-39 человек). На выборах в Учредительное
собрание в годы Великой Смуты за эсеров голосовали десятки миллионов человек. Партию поддерживали, за нею шли, с нею солидаризовались
крестьяне, рабочие, а также часть нецензовой интеллигенции41.
Эсеровская доктрина интегрировала явления докапиталистического
и индустриального строя, используя семантику и идеологические модели, заимствованные у Запада. Распространенное мнение об «эклектичности» эсеровского социализма убедительно только для приверженцев
«единственно правильной научной теории». Действительность несоизмеримо богаче любой описывающей ее системы. Жесткая конфронтация
эсеров и социал-демократов осуществлялась в пределах одной глобальной рационалистической дискурсивной социалистической концепции.
Особую остроту ей придавали претензии, как первых, так и вторых на
преобладание в одних и тех же социальных структурах: в городе – рабочих и учащихся, в деревне – крестьян.
Существенное звено эсеровской парадигмы община. Сразу после того
как была высформулирована программа социализации земли градус апологии общины зашкаливал. Вот один из дифирамбов: «Общинно-трудовые
начала народно-обычного права … вторгаются еще дивносвоеобразным
аккордом в общий всенародный протест личности против стесняющих
ее оков патриархально-абсолютистского строя»42. Общину позиционировали в качестве панацеи, находили, что она революционизировала
крестьянство, формировала чувство коллективизма и социалистические
воззрения, препятствовала дифференциации крестьянства и распространению «фанатизма собственности»43. Как выражался высоким стилем
один из лидеров партии, М.Р. Гоц, «русский крестьянин грудью борется за то, в чем инстинктивно чует социальную справедливость, крепко
держась за излюбленную свою общину»44. Более сдержанные оценки
41
Леонов М.И. Партия эсеров в 1905-1907 гг. М., 1997. С.362-365; его же.
Эсеры и II Дума // Вопросы истории. М., 1997. С.25-32; Протасов Л.Г. Всероссийское Учредительное собрание: история рождения и гибели. М., 1997.
42
Революционная Россия. Женева, 1904. №51. С.6.
43
Революционная Россия. 1902. №8. С.4; 1903. №15. С.4-6; №16.С.4; 1904.
№40. С.9; №.42. С.5; №51. С.7.
44
70
Революционная Россия. 1904. №53. С.3.
общины В.М. Черновым и Л.Э. Шишко терялись в общем хвалебном
море (в скобках отмечу, что статьи в нелегальных партийных изданиях,
за единичными исключениями, публиковались без подписи). В годы первой русской революции акценты расставлялись несколько иначе. В.М.
Чернов, П.А.Вихляев, а затем Н.И. Ракитников и некоторые другие идеологи, последовательно проводили мысль, что общину не следует считать
единственным и непременным средством переустройства сельского хозяйства, что она может обеспечить «некапиталистическую эволюцию»
лишь наряду с кооперацией и другими видами сельскохозяйственных ассоциаций45. Чем дальше, тем больше, общину функционально сближали
с кооперацией. В последних теоретических произведениях В.М.Чернова
специфический мотив «русского социализма» выражен крайне осторожно46.
Верой эсеров был социализм. Не отвлеченная доктрина, в непролазные, серые и стылые дебри которой рисковали забраться единицы,
а созданное воображением многоцветное панно разумно устроенной
удивительно счастливой, радостной жизни. В голубой дали, залитой
солнечным светом, представал созданный фантазией А. Сен-Симона,
Р. Оуэна, Ж.Б. Фурье мир будущего, в котором «человек станет несравненно сильнее, умнее, тоньше, его тело гармоничнее, голос музыкальнее…. Средний человеческий тон поднимется до уровня Аристотеля,
Гете, Маркса»47. Социалистической верой проникались в отрочестве и
юности. Редкие социалисты штудировали «Капитал» К. Маркса. Абсолютное большинство, как исповедовалась В.И. Засулич, «урывками, в
недосказанном, недоконченном виде успевали знакомиться с социалистическими теориями, схватывая сперва всего полнее лишь этическую
их сторону: несправедливость существующего строя, обязательность
борьбы и т. д.»48
Атеистическим катехизисом русской радикальной молодежи второй
половины XIX – начала XX вв. являлся роман Н.Г. Чернышевского «Что
делать?» Художественные достоинства его были невелики. «Господи, как
45
Бух Л.К. Земля – народу (К вопросу о социализации земли). СПб., 1906;
Зак С.С. Социализм и аграрный вопрос. М., 1906; Р.Р. [Гоц М.Р., Чернов В.М.].
Социализация земли. СПб., 1906; Чернов В.М. Земля и право. Пг., 1918; его же.
Конечная цель и повседневная борьба. СПб.. 1906; Шишко Л. Э. По программным вопросам. М., 1906.
46
Чернов В. Конструктивный социализм. С. 279-283.
47
Троцкий, Л. Литература и искусство. М.,1924. С.194. См.: Туган-Барановский, М.И. К лучшему будущему. М.,1996. С.86-164; Мизес, Л. Социализм. Экономический и социологический анализ. М.,1991. С.68-109.
48
Засулич, В.И. Избранные произведения. М.,1983. С.33.
71
гнусно написано», «форма скверная, язык отвратительный», «оканчивается фаланстером, борделью», «какое дрянное поколение, которого эстетика этим удовлетворена», – отозвался А.И. Герцен. Впрочем, тотчас же
оговаривался: в нем «бездна хорошего, здорового», «бездна отгадок»49.
В суждении антинигилиста Н.С. Лескова: «Роман явление очень смелое,
очень крупное. Роман странно написан, в нем совершенно пренебреженно то, что называется художественность. Роман г. Чернышевского со стороны искусства ниже всякой критики; он просто смешон». И по оценке
отца русской социал-демократии Г.В. Плеханова «роман действительно
очень тенденциозен, художественных достоинств в нем очень мало».
Бывший марксист Н.А. Бердяев был еще жестче: «Художественных достоинств этот роман не имеет, он написан не талантливо»50.
И тем не менее, вокруг этого романа «создалась атмосфера благочестивого поклонения, его читали чуть ли не коленнопреклонно, с таким
благочестием, какое не допускает ни малейшей улыбки, с каким читаются богословские книги51. Н.Г. Чернышевский сотворил образ, а перед
образом логика бессильна. Роман явился своего рода откровением, превратился в программу, стал своего рода знаменем52. Его эстетика, как бы
ни печалился по этому поводу А.И. Герцен, была изоморфна русским
революционерам всех социалистических учений; Рахметов, создал их
школу жизни.
Дихотомия социализма нового времени выражалась в эксплицитно
выраженной антропологичности и в столь же эксплицитно выраженном
мнении о необходимости и неизбежности социальных и экономических
предпосылок его. С первым было связано желание максимально быстро,
лучше немедленно, придти в светлое будущее; со вторым – представление
о неизбежности некоторого временного промежутка между настоящим
строем и социальным идеалом. В «русском социализме» первая тенденция воплотилась в «бунтарстве» («нечаевщина», максималисты, левые
49
Герцен А.И. Собрание сочинений в 30 т. Т.29. М.,1963. С.157-160, 163,
167-168, 185.
социалисты-революционеры), вторая – в так называемом «либеральном
народничестве» (энесы). Отечественные марксисты снимали эту дихотомию «перманентной революцией» Парвуса-Троцкого, «апрельскими
тезисами» Ленина. Эсеровские идеологи преодолеть ее не могли.
Они желали защитить крестьянина, предохранить его мир от разрушения, свести к минимуму эксплуатацию, «все то, что, извращало его
натуру», обеспечить максимально благоприятные условия его существования и эволюционного приобщения к социализму. Иной была позиция основоположников и адептов «научного социализма». К. Маркс
и Ф. Энгельс с недоверием и презрением относились к «исторически
обреченному» крестьянству, сельскому быту. Известны их высказывания об «идиотизме деревенской жизни», «верхнегерманском мужичье»,
«варварской расе»53. Русские ортодоксальные марксисты решительно
отказывались от любого намека на «облагодетельствование крестьянства», что приравнивалось к попытке задержать прогресс, именовалось
«реакционной утопией»; свою задачу они видели в том, чтобы создать
условия «для максимального обострения борьбы в деревне». Аграрная
программа русской социал-демократии не содержала привлекательных
для крестьян требований. Ее автор, В.И. Ленин, в конце 1907 г. и много
позднее констатировал, что до революции русские марксисты не смогли
«выставить правильной аграрной программы»; впрочем, и принятую IV
съездом аграрную программу считал ошибочной и вредной54. В годы Великой Смуты ортодоксальные эсеры в контексте своей доктрины делали
акцент на обеспечения «трудового права», «поравнительности», «справедливости», всего того с помощью чего они намеревались обеспечить
максимально благоприятные условия для крестьянства, «некапиталистической эволюции». Радикальные социал-демократы педалировали идею
«перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую». Когда понадобилось привлечь на свою сторону крестьян, они
перехватили программу идейных оппонентов; их лидер, В.И. Ленин пояснял: «Мы победили потому, что приняли не нашу аграрную программу, а эсеровскую и осуществили ее на практике»55.
50
Лесков Н.С. Николай Гаврилович Чернышевский в его романе «Что делать?». (Письмо к издателю «Северной пчелы») // Северная пчела. Спб.,1863,
31 мая. №142; Плеханов Г.В. Сочинения. Т.5. С.303.; Бердяев Н.А. Русская идея.
Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. М.,1990. С.333.
51
Скабичевский А.М. Литературные воспоминания. М., 2001. С.190. «Роман
читали, как читают богослужебные книги, – ни одна вещь И.С. Тургенева или
Л.Н. Толстого не произвела такого могучего впечатления» // Набоков В.В. Дар.
М., 2003. С.287.
52
Кропоткин П.А. Идеалы и действительность в русской литературе.
СПб.,1907. С.306-307.
72
53
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2. Т.21. С.93, 164.
54
Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т.16. С.203, 409.
55
Там же. Т.44. С.30.
73
А.В. Сыпченко,
доктор исторических наук, профессор, Самара
Социальная концепция народных социалистов в контексте идей западноевропейского демократического социализма
Народные социалисты (энесы, члены Трудовой народно-социалистической партии – ТНСП) являлись частью неонародничества – специфически российского общественно-политического течения, в основе
которого лежала идея синтеза национальной исторической традиции и
опыта западноевропейских стран. ТНСП предложила российскому социуму весьма оригинальную, но крайне противоречивую, эволюционную
модель его преобразования. Своеобразие энесовской модели модернизации России заключалось в том, что, являясь, по существу, социалистической, она исключала идею дискретности социального развития. В своих
представлениях о сути социализма энесы существенно не расходились с
другими социалистами. Разногласия имелись лишь о путях и средствах
достижения провозглашаемого идеала. Подчеркивая доминирующую
роль в своей концепции идеи об эволюционном пути России к социализму, энесы характеризовали созданное ими учение как «концепцию
эволюционного социализма». Такое сочетание понятий «эволюция» и
«социализм» представлялось политическим противникам энесов, а затем и адептам советской системы, взаимоисключающим. Это привело
к обвинениям ТНСП в отсутствии социализма и демократизма, а также
к характеристике этой партии как мелкобуржуазной. При этом, безусловно, ничего не упоминалось о наличии в западноевропейском общественном движении направления, близкого энесовскому, более того,
общепризнанного в Европе как часть демократического социализма. Это
представляется тем более несправедливым, что сами народные социалисты подчеркивали свою близость не только к народничеству, но и к этому
направлению1. Долгое время отечественная наука умалчивала и о реализации в ряде европейских стран после 2 мировой войны программ социального компромисса и социального примирения, а затем и концепций
социального и правового государства, ставших возможными под давлением демократических сил на правительства этих стран и, в то же время,
являвшихся воплощением многих идей демократического социализма.
1
74
Сиг-ъ А. [Сигов А.]. О народно-социалистической партии. Пг.– М., 1917. С.9.
Поэтому исследование избранной нами темы представляется актуальной не только для восполнения целостного представления об одной из
политических партий России, каковой являлась ТНСП, но и понимания
тенденций развития народничества, инвариантности развития России, а
также сущности и направлений западноевропейского демократического
социализма как важнейшего компонента международного общественного движения и общественной мысли.
Социальная концепция народных социалистов была результатом
интеллектуального поиска нескольких поколений. Большое влияние
на её формирование оказали народнические идеи и принципы, западноевропейская общественная мысль, развитие капиталистических отношений в России, полемика с другими течениями общественной мысли и партиями, а также личная практика энесов, которые, в отличие от
представителей других социалистических партий не эмигрировали, а
жили и работали в России. В ТНСП входили известные представители
демократической интеллигенции (статистики, экономисты, публицисты, юристы, адвокаты, присяжные поверенные, врачи и представители
других профессий): Н.Ф.Анненский, А.В.Пешехонов, В.И.Семевский,
В.И.Чарнолусский, В.Г.Богораз (Тан), С.Я.Елпатьевский, А.Б.Петрищев,
А.А.Титов, С.П.Мельгунов и др. Общим для них было глубокое знание
российской действительности, жизни народа, его положения, быта, психологии, интересов, настроений. В этом они превосходили вождей других российских социалистических партий, среди которых были профессиональные революционеры, по долгу проживающие вдали от родины.
Многие из энесов являлись известными общественными и государственными деятелями и, в связи с этим, были задействованы в решении вопросов российской действительности в составе органов власти дореволюционной России, а в 1917 г. – в составе Временного правительства.
Наиболее близким себе в западноевропейском социализме народные социалисты считали течение французского социализма, связанное
с именами Жана Жореса и Эдуарда Вальяна2. Ж.Жорес (1859 – 1914) и
Э.Вальян (1840 – 1915) являлись не только известными идеологами французского социализма, но и активными деятелями французского и международного социалистического движения, сумевшими создать социалистические партии Франции. Кроме того, они весьма активно работали в
парламенте, последовательно отстаивая свои идеи. Огромную симпатию
к Ж.Жоресу мы видим у членов редакции журнала «Русское богатство»
еще до оформления Трудовой народно-социалистической партии. Журнал давал весьма яркую характеристику личности Ж.Жореса, высоко
оценивал отстаиваемые им политические идеи, его публицистические и
2
Там же.
75
исторические работы, парламентские речи3. В процессе создания и деятельности ТНСП ее члены не раз подчеркивали свою приверженность
идеям Ж.Жореса и Э.Вальяна. Их идеи аграрного социализма, ценности
человеческой личности, необходимости парламентского решения государственных вопросов составят основу социальной концепции энесов4.
А последовательно отстаиваемая Ж.Жоресом и Э.Вальяном идея объединения социалистических партий Франции станет политическим кредо народных социалистов в преломлении к России: на всех этапах своей
деятельности они будут отстаивать идею создания единой народнической
партии, что увенчается определенным успехом в июне 1917 г., когда энесы и трудовики объединятся в единую ТНСП (к сожалению, долгожданного объединения с эсерами энесы так и не смогут добиться).
Позиционируя себя как идеологов эволюционного социализма, энесы крайне негативно относились ко множественным обвинениям, звучавшим в их адрес, в «бернштейнианстве». Они не только отрицали близость своего учения «бернштейнианству», но и резко критиковали его.
Отличие своего учения от «бернштейнианства» энесы видели, в том, что
сторонники последнего отрицали революцию, подменяли «единую социальную реформу – смену всего строя» цепью реформ, провозглашали, что «конечная цель – ничто, движение – все», Энесы считали, что
созданная ими концепция эволюционного социализма не противопоставляет понятие «эволюция» понятию «революция»: в их понимании
«эволюция» не отвергает возможности «революций», то есть в более
общее понятие «эволюция» входит как частное «революция» – «именно
как ускоренный, форсированный темп ее, как сконцентрированный, сгущенный период такой эволюции»5.
В связи с этим энесы вновь подчеркивали близость своего учения
тому направлению французского социализма, которое представляли собой Ж.Жорес и Э.Вальян, не только не отрицавшие революцию, но и
активно участвовавшие в ней. Следует отметить, что под революцией народные социалисты понимали резкую смену «старых государственных
порядков новыми, о которых прежде запрещалось говорить и думать».
При этом они различали насильственные, совершенные силой оружия, и
мирные революции6. Их симпатии были на стороне последних7.
Центральное место в концепции энесов занимал человек, идея самоценности и верховенства человеческой личности. Подобно всем социалистам они рассматривали социализм как наиболее справедливое общество, обеспечивающее всестороннее развитие личности8.
Однако в отличие от других социалистов, энесы мыслили переход
общества к социализму только в государственно-правовой форме. Идея
государственности была ключевой идеей энесовской доктрины. Народные социалисты чётко и последовательно отстаивали государственную
точку зрения в решении всех вопросов: они должны решаться только на
почве права, формулируемого и охраняемого государственной властью,
что должно было найти выражение в соответствующем законе, изданном
Учредительным собранием9.
Энесы полагали, что для социализации общества необходимы время
и постепенность.
Примечательно, что согласно концепции народных социалистов в
основе социализации общества лежал процесс его демократизации: демократизация государственной власти должна идти всегда впереди, опережать социализацию производства и всего общественного строя, так
как для перехода к социализму должны быть созданы органы, «сложные,
тонкие механизмы, регулирующие и направляющие обобществляющееся производство и распределение». Поэтому энесы считали, что между
буржуазным и социалистическим государством возможно несколько
форм государства: буржуазно-демократическое, демократическое, демократическо-социалистическое и т.д. Социализм, полагали они, должен
проникнуть в идеологические, политические и экономические сферы
общества постепенно, без резкой ломки социального строя. Такая ломка,
по их мнению, могла оттолкнуть от социализма многих его сторонников
и повлечь за собой экономический и политический хаос. Социальный
смысл преобразований энесы видели в том, чтобы государство из силы,
6
Петрищев А.Б. От смуты до смуты. СПб., 1907. С.108-109.
7
3
Галерея французских знаменитостей // Русское богатство. 1904. №11.
4
Jores J. Etudes socialistes. P., 1902; Jores J. Discours parlementaires. P., 1904;
Жорес Ж. Аграрный социализм. Одесса, 1905; Жорес Ж. Социализм и крестьянство. Одесса, 1905; Две речи Жореса и Бебеля на Международном Амстердамском конгрессе 1904 г. Одесса, 1905.
5
Сиг-ъ А. [Сигов А.]. О народно-социалистической партии. Пг.– М., 1917.
С.9-10.
76
Горький М. Собр. соч. в 3-ти тт. Т.15. М., 1951. С.50; Милюков П.Н. Воспоминания. Т.1. М., 1990. С.134; Чернов В.М. Записки революционера. Берлин
– Петроград – Москва. 1922. С.130.
8
Пешехонов А.В. Программные вопросы. Вып.1. Основные положения.
СПб., 1907. С.12, 19; А.В.П. [Пешехонов А.В.]. На очередные темы // Русское
богатство. 1912. №12. С. 277-279.
9
Протоколы первого
СПб.,1906. С.68, 71.
съезда
партии
социалистов-революционеров.
77
враждебной обществу, превратилось в силу общественного прогресса и
правового порядка10.
Именно создание в стране правового порядка, определенной правовой ситуации должно было стать необходимой основой строительства
социализма. При этом энесы использовали два понятия «правовой порядок» и «правовая ситуация» как синонимы, связывая их с таким состоянием общества, когда существует всеобщее избирательное право, создана и действует Государственная дума с широкими законодательными
органами и ответственным перед нею, а не перед царем, правительством,
становится возможным созыв Учредительного собрания. Большое значение они придавали формированию у людей правого сознания: народ
должен осознать идеи права, проникнуться ими, научиться их отстаивать
в правовых формах11.
Создание правового порядка и правовой ситуации в стране, по мнению энесов, неразрывно связано с проведением целого комплекса других
преобразований, так как капитализм не подготавливает социализм ни в
социальном, ни в экономическом плане. Поэтому формирование правого порядка они рассматривали как часть огромного, самостоятельного
этапа, необходимого для подготовки будущего в рамках существующего
строя. Этот этап связан с многоплановой созидательной работой, которая
должна проходить в трёх формах: 1 – кооперация; 2 – обобществление и
расширение общественного хозяйства, развитие общественных служб; 3
– ограничение собственнической и предпринимательской власти в интересах всего общества. Важной составной частью созидательной работы,
полагали энесы, является также социалистическое движение, способствующее выражению протеста народа против самодержавия12.
Результатом социалистической эволюции, согласно энесовской концепции, должна была стать замена парламентаризма прямым участием
народа в законодательстве и управлении. Но произойти это должно было
не сразу после революции, а лишь тогда, когда страна действительно
вступит в социалистическую фазу развития. Неслучайно, энесы называли себя «партией полного народовластия, постепенной подготовки социалистического строя»13. Неотъемлемыми чертами концепции энесов
были гуманизм, а также некий неписаный моральный кодекс, отвергавший неразборчивость средств в достижении цели. При чём социализм
10
Сиг-ъ А. [Сигов А.]. О народно-социалистической партии. Пг.– М., 1917.
С.8-10, 18.
11
Народно-социалистическое обозрение. 1906. №3. С.94.
12
А.В.П. [Пешехонов А.В.]. На очередные темы // Русское богатство. 1912.
№12. С. 285, 287, 293.
13
78
Народно-социалистическое обозрение. 1906. №3. С.94.
рассматривался ими не как нечто самодостаточное, а лишь как возможная форма существования общества14.
Народные социалисты выступали за реализацию следующих требований, составляющих платформу партии вплоть до 1917 года: равенство
перед законом всех граждан без различия пола, национальности и вероисповедания; уничтожение сословий и связанных с ними привилегий;
полная свобода совести, слова, печати, собраний, союзов и передвижений;
неприкосновенность личности, жилища, переписки и право петиций. По
вопросу о верховном правлении, ТНСП требовала осуществления народовластия в наиболее полной и совершенной форме и, в первую очередь,
создания народного представительного собрания в виде одной палаты, избираемой всеми гражданами, достигшими 20 лет, без различия пола, национальности и вероисповедания, путём прямой, равной и тайной подачи
голосов. Этот представительный орган должен обладать всей полнотой законодательной власти, устанавливать роспись государственных доходов и
расходов, контролировать исполнительную власть. Правительство должно
пользоваться его доверием. В области местного и областного управления
ТНСП ставила своими задачами повсеместное введение организованного
на широких демократических началах земского, городского и сельского
самоуправления; введение в тех регионах государства, где этого пожелает
население, национально-областной и областной автономии. Энесы также
требовали одинакового для всех граждан гласного и независимого суда,
выборных судей и суда присяжных, отмены смертной казни даже в военное время. Они ставили задачу созвать Учредительное собрание, избранное всеми гражданами, обладающее всей полнотой власти для решения
коренных вопросов политической и социальной жизни страны15.
Несмотря на немногочисленность, ТНСП играла значимую роль в политической жизни России, так как объединяла в своих рядах известных
общественных и государственных деятелей, позиционирующих в обществе идеи своей партии. Поэтому влияние энесов на формирование правосознания российского общества начала ХХ столетия было намного шире,
чем формальная численность их партийных рядов. Работая в органах государственного и общественного управления, энесы непосредственно участвовали в разработке правовой доктрины демократической российской
государственности. С мая по август 1917 г. они занимали ключевые посты
в коалиционном Временном правительстве: в Министерстве продовольствия (министр – А.В.Пешехонов, товарищи министра – В.А.Анисимов и
14
А.В.П. [Пешехонов А.В.]. На очередные темы // Русское богатство. 1912.
№12. С. 285, 287, 293.
15
Программа трудовой (народно-социалистической) партии // Народно-социалистическое обозрение. 1906. №1. С.9-11.
79
А.А.Титов) и в Министерстве юстиции (министр – П.Н.Переверзев, товарищ министра – А.С.Зарудный, с июля 1917 г. – министр – А.С.Зарудный,
товарищ министра – А.А.Демьянов). Энесы входили в состав Особого
Совещания при Временном правительстве для разработки проекта Положения о выборах в Учредительное собрание. Их юристы Л.Брамсон,
В.Водовозов, Э.Гальперин, А.Зарудный, Э.Понтович, И.Яшунский внесли
весомый вклад в разработку закона о выборах во Всероссийское Учредительное собрание. В годы Гражданской войны и эмиграции энесы входили
в состав многих антибольшевистских организаций, участвуя в разработке
их политических платформ16.
Народные социалисты выступали за западный, парламентский путь
развития и представляли переход общества к социализму только путем
государственно-правового регулирования. Отсюда логически следовало
предпочтение мирной тактики революционной. Радикальные, внеправовые средства борьбы исключались энесами из арсенала партии. Вместе с
тем, энесовская модель, как и любая модель, включала в себя элементы
идеальной конструкции, оторванной от реальной действительности и, следовательно, направленной на преломление закономерного хода развития
общества. При этом необходимо отметить определенное противоречие: народные социалисты создали радикальную модель общественного устройства, но пытались ее реализовать умеренными средствами. Вместе с тем,
энесовская модель была более мобильной и менее жесткой, чем модели
других социалистов. Эта особенность предопределила особенности программы, организации и тактики партии. Ключевые понятия социальной
концепции энесов (демократия, верховенство закона, верховенство прав
и свобод личности, правовой порядок, правовая ситуация, государственно-правовые формы преобразования общества, гуманизм и др.) в немалой
мере способствовали формированию правосознания российского социума
и предвосхитили многие современные представления о правовом государстве. Исторический опыт ряда европейских стран после 2 мировой войны,
направленный на реализацию программ социального компромисса и социального примирения показал жизненность энесовской идеи развития общества не через разжигание классовой борьбы, а через установление классового мира, создание общественного устройства в интересах различных
слоев общества. Таким образом, народные социалисты не только создали
социальную концепцию, созвучную многим идеям западноевропейского
демократического социализма, но и существенно развили их, преломив к
российской действительности, и внеся тем самым свой вклад в развитие
международного социалистического движения и общественной мысли.
16
См. подробнее: Сыпченко А.В. Трудовая народно-социалистическая партия: теория и практика. Самара, 2004.
80
Г. Н. Мокшин,
доктор исторических наук, профессор Воронежского ГУ
Обоснование В. П. Воронцовым демократического варианта
построения социализма в России
Василий Павлович Воронцов (1847–1918) – известный
народнический экономист, социолог и публицист. В начале 1880-х гг.
он выдвинул теорию «мертворожденности» русского капитализма, т.е.
его неспособности достигнуть той же стадии развития, что и на Западе
и соответственно выполнить свою главную миссию – обобществление
производства и капитала. Примерно до середины 1890-х гг. эта теория
будет поддерживать веру народнической интеллигенции в необходимость
самобытной модернизации России, на основе так называемого
«народного производства»1.
Общественно-политические труды Воронцова оцениваются гораздо
скромнее, во многом из-за их резкой критики Н. К. Михайловским, Г. В.
Плехановым, В. М. Черновым и др. известными его современниками.
А между тем в 90-е гг. ХIХ века, когда классическое народничество
переживало кризис и тот же Михайловский публично отказался от
того, чтобы его называли народником, именно Воронцов попытался
дать народничеству новое историко-социологическое обоснование.
Неслучайно в энциклопедическом словаре Брокгауза именно Воронцов
назван главным современным представителем этого направления2.
Попытаемся изложить отстаиваемую Воронцовым стратегию
осуществления в России идеалов демократии и социализма. Ее
главная идея: необходимость пробуждения народа и приобщения его
к строительству новой России как естественной опоры демократии
1
О В. П. Воронцове и его месте в истории общественной мысли пореформенной России см.: Рачков М. П. Политико-экономические прогнозы в истории
России. Иркутск, 1993. С. 8–24; Рязанов В. Т. В. П. Воронцов и Н. Ф. Даниельсон
об экономическом строе России // Известия Санкт-Петербургского университета
экономики и финансов. 1996. № 3; Зверев В. В. Н. Ф. Даниельсон, В. П. Воронцов: Два портрета на фоне русского капитализма. М., 1997; Кравченко А. И.
Лидер народнической социологии // Воронцов В. П. Интеллигенция и культура:
избр. соч. М., 2008.
2
Венгеров С. Народничество // Новый энциклопедический словарь. СПб.,
1897. Т. 27. Стб. 940.
81
и социализма. Идея старая, выдвинутая еще родоначальниками
народничества, но впоследствии получившая различные толкования.
Дело в том, что народ, ожидавший все перемены в своей жизни
только от царя-батюшки, призывы радикальной интеллигенции
1860–1880-х гг. к государственному перевороту не поддержал. И, по
крайней мере, во второй половине ХIХ века народническое движение
развивалось в социальном вакууме, точнее ограничивалось средой самой
интеллигенции.
Как известно из истории, после первой же неудачной попытки
сближения с народом (в ходе знаменитого «хождения в народ»
1874–1875 гг.) народничество раскалывается на два направления.
Представители первого из них (землевольцы, чернопередельцы, публицисты газеты «Неделя» и журнала «Русского богатства» при Л. Е.
Оболенском и т.д.) придерживались принципа «для народа и через
народ». Это народники в узком смысле слова. К их числу принадлежал
и В. П. Воронцов. Сторонники второго направления (народовольцы,
многие публицисты журнала «Отечественные записки», народоправцы
и др.) отстаивали принцип «для нар, но без народа», то есть через
интеллигенцию, доказывая, что она лучшая часть этого народа, истинная
выразительница его воли и интересов.
В данном случае речь идет о двух противоположных концепциях
общественных преобразований страны: социальной и политической.
Сторонники первой из них делали ставку на демократизм, аполитизм,
необходимость активности и самодеятельности масс, их оппоненты
– на элитаризм, политицизм, активную роль личности (образованного
меньшинства)3.
Историки делят народников прежде всего на революционеров
и реформистов. Революция или реформа – это, безусловно, главная
дилемма радикальной народнической интеллигенции 1870–1890-х гг. Но
на практике тот же «политик» Н. К. Михайловский был гораздо ближе
к народовольцам, чем к И. И. Каблицу, который считал интеллигенцию
худшим и опаснейшим врагом народа. Хотя формально и Михайловский,
и Каблиц принадлежали к одному легально-народническому лагерю.
С точки зрения легального народника Воронцова (кстати,
в молодости лавриста и корреспондента журнала «Вперед!») –
политизация народничества во второй половине 1870-х гг. привела к
его ослаблению, т.к. народники отступили от основ правильной теории
русского демократизма. А убийство Александра II народовольцами не
только окончательно рассорило власть и общество, но и способствовало
развитию в народе устойчивых антиинтеллигентских настроений4.
В 1882 г. в предисловии к книге «Судьбы капитализма в
России» Воронцов будет доказывать, что при настоящих условиях у
интеллигенции нет возможности бороться за политические свободы.
Более того, при сохранении у крестьян веры в царя, этими свободами
смогут воспользоваться только враги народа – те же деревенские кулаки
(для своей консолидации). Особое впечатление на современников
произвело его высказывание о том, что благодаря невозможности
развития в России капиталистического производства ее историческая
миссия заключается «в осуществлении равенства и братства, если уж ей
не суждено бороться за свободу»5. Воронцов расшифровывал эту мысль
так: раз в России нет класса, подобного европейской буржуазии, то нет
и естественной опоры политической свободе, а значит, европейский
конституционный либерализм теряет свое значение. Далее следует
ремарка, адресованная правительству о том, что царская власть не будет
иметь в обществе противника, который вынуждал бы ее на уступки
либерализму. Эти уступки (например, в отношении печати) власть может
сделать добровольно, потому что свобода общества и в этом случае будет
фиктивна, ибо «так же легко изорвать клок бумаги, «хартию свободы»,
как подарить его»6. Заметим, что заявление Воронцова о возможности
продолжения борьбы за социализм без завоевания политических свобод
предвосхитило появление известной книги Плеханова «Социализм и
политическая борьба» (1883 г.), где проводилась обратная точка зрения.
Настаивая на несвоевременности борьбы за изменение политического
строя, Воронцов вовсе не являлся поклонником идеи народной монархии.
Плеханова совершенно напрасно удостоил его клейма «сторонника
абсолютизма» и даже «злейшего реакционера»7. Чтобы стать народным,
существующий в России полицейско-бюрократический режим должен
был внутренне переродиться. Главная проблема, по мысли Воронцова,
заключалась в том, что против идеи народовластия выступал сам народ.
Не был он готов и к радикальному изменению форм своего быта (переходу
к коллективной обработке земли в составе крупных кооперативных
хозяйств).
4
Воронцов В. П. От семидесятых годов к девяностым. Сб. ст. // Воронцов В.
П. Интеллигенция и культура: избр. соч. С. 369–372.
5
Воронцов В. П. Судьбы капитализма в России // Воронцов В. П. Экономика
и капитализм: избр. соч. М., 2008. С. 164.
6
3
Подробнее см.: Мокшин Г. Н. Эволюция идеологии легального народничества в последней трети ХIХ – начале ХХ вв. Воронеж, 2010. С. 46–49.
82
Там же. С. 57–58.
7
Плеханов Г. В. Социализм и политическая борьба. Наши разногласия. Л.,
1939. С. 194.
83
Все это хорошо понимали и народники-политики. Во второй
половине 1882 г. через Н. К. Михайловского и его близкого друга С.
Н. Кривенко Исполнительный комитет народовольцев вел переговоры
с тайной монархической организацией «Священная дружина» о
прекращении террора в обмен на уступки со стороны правительства.
От имени революционной партии они составили программу действий.
По воспоминаниям Н. Я. Николадзе, она заключалась в приглашении
правительства стать на путь социальных, вернее, экономических
улучшений народного быта, со значительным в этом смысле расширением
сферы действий печати и земского или общественного самоуправления.
В основном это были требования узкосоциалистического характера,
без политической подкладки, в противоположность знаменитому
письму Исполнительного комитета к Александру III по поводу 1 марта
1881 г. (его редактировал тот же Н. К. Михайловский). О возможности
установления в стране конституционного режима в новой программе
даже не упоминалось на том основании, что «теперь настроение партии
менее приподнятое и она уверилась, что политические реформы поведут
к упрочению во власти не народовольцев, а только буржуазии, что
составляет не прогресс, а регресс»8. Переговоры были прерваны, как
только правительству стало известно о слабости террористов.
В 80-е гг. ХIХ века вошли в историю русской общественности как
эпоха «малых дел». Многие исследователи объясняют рост влияния
в интеллигентской среде идей народников-культурников упадком
народовольческого движения, а также распространением в обществе
иллюзий относительно «народной» политики Александра III. Но это
только внешние причины «поправения» народничества. Изучение
народнической публицистики 1880-х гг. убеждает в том, что отказ
от идеи быстрого решения сложных социальных вопросов основан
на росте самосознания народнической интеллигенции. Невозможно
создать сразу внешние условия, необходимые для человеческого счастья,
минуя кропотливую работу над общим подъемом благосостояния и
культуры народа. С помощью политической борьбы можно ввести
в стране самые совершенные демократические институты, но при
бедном и малообразованном народе, совершенно не интересующемся
государственной жизнью, нормально работать они не будут.
Свою формулу народничества В. П. Воронцов изложил в 1893 г. в
книге «Наши направления». В этой формуле три элемента.
1. Цель народников – построение общества, во главу угла которого
будут поставлены интересы народа, т.е. всех трудящихся (не народ – те,
кто заедает чужой хлеб, т.е. представители привилегированных классов).
Заметим, что противопоставление народа и не народа – это ядро
народнического мировоззрения, т.к. здесь заложено понимание главного
социального противоречия русской жизни и путей его устранения.
2. Средство осуществления цели – развитие социальных форм,
вырабатываемых «коллективной мыслью» народа или других, соответствующих его желаниям. Речь здесь идет о построении социально однородного общества на основе главным образом крестьянской общины, с
ее веками отработанным механизмом «равнения под одно».
3. Рычаг общественной эволюции – самодеятельность населения,
разумеется, прежде всего крестьянства и бессословной (разночинной)
интеллигенции.
Практическое осуществление этих pia desideria (благих пожеланий)
русского народничества, по убеждению Воронцова, требовало
«умственного подъема массы», который он и определил в качестве
главной задачи переживаемого момента9.
Данная формула характеризует не все народничество, а его среднее
течение. На правом фланге по Воронцову находился Каблиц-Юзов,
доказывавший, что истинный народник только тот, кто на задачи русской
жизни смотрит глазами мужика, а стало быть, никакой «умственной
переорганизации» народу не требуется10. Левое крыло возглавлял
Михайловский. Свою позицию он озвучил в 1880 г. в «Политических
письмах социалиста», заявив, что на место солдатско-кулацкого царя
необходимо поставить партию передовой интеллигенции, которая поведет народ к новой жизни11.
В чем суть народничества «В.В.» (литературный псевдоним
Воронцова, которым он подписывал все свои труды) и с чем никак не
могли согласиться его оппоненты?
По убеждению Воронцова, народничество (в смысле тяготения
интеллигенции к сближению с народом) характерно не только для
России. Оно возникает в тех странах, где народ и общество удалены
от влияния на ход государственных дел и все изменения происходят
по воли правительства. Однако рано или поздно и в них появляется
9
Воронцов В. П. Наши направления // Воронцов В. П. Интеллигенция и
культура. С. 105.
10
984.
8
Николадзе Н. Я. Переговоры «Священной дружины» с партией «Народной
воли» в 1882 г. Пг., 1917. С. 16–17.
84
[Каблиц И. И.] Что такое народничество? // Неделя. 1880. № 31. Стб. 981–
11
[Михайловский Н. К.] Гроньяр. Политические письма социалиста // Литература партии «Народная воля». М., 1930. С. 29.
85
настоятельная потребность в демократизации общественной жизни.
Решение этой задачи (за отсутствием буржуазии) берет на себя наиболее
развитая в умственном и нравственном отношении часть общества – его
интеллигенция, которая неизбежно направляет свои взоры к народу, как
естественной опоре демократии12.
В этой части своих рассуждений Воронцов, конечно, ближе к Михайловскому, чем к Каблицу. Однако Воронцов категорически отрицал
учительскую миссию интеллигенции по отношению к простому народу.
В его интерпретации народничество возникло для того, чтобы помочь
народу стать реальной исторической силой, способной самостоятельно,
без руководящей роли социально чуждой ему интеллигенции (в
дореволюционный период это, увы, так и было), осуществить демократические и социалистические преобразования. Истинное предназначение
народнической интеллигенции – воспитание в народе собственной
народной интеллигенции, с которой она и должна будет слиться13.
Иначе говоря, Воронцов предлагал демократической интеллигенции
отказаться от сценария, осуществленного большевиками в 1917 г., когда
их партия захватывает власть и начинает свой великий социальный
эксперимент. Идеалы демократии и социализма для народнической
интеллигенции – это ее путеводная звезда, а не практическая задача.
Какие аргументы приводил В. П. Воронцов в защиту ортодоксальной
теории русского демократизма. Назовем самые сильные.
Демократический социализм – это не застывшая схема, а живой,
саморазвивающийся организм. Если попытаться придумать такой строй
на бумаге (исходя из общих соображений), то обязательно получится
утопия, которую можно будет осуществить на практике только при помощи
насилия. Социальное творчество – это дело самого народа, как основного
населения страны. То есть по Воронцову русская интеллигенция (сила
сугубо умственная, критически мыслящая, но смотрящая на жизнь и
на народ сквозь призму заимствованных извне идей и теорий), на роль
творца новых форм общественной жизни не подходила. Воронцов даже
выдвинет тезис о социокультурном бессилии русской интеллигенции, не
имеющей в русской жизни никакой материальной опоры14.
Стать творцом новой жизни может только народ (крестьянство).
Все задатки, с точки зрения Воронцова, для этого были. Он сам написал
об этом несколько книг («Прогрессивные течения в крестьянском
хозяйстве», СПб., 1892; «Крестьянская община», М., 1892 и др.). Но
путь от инстинктивного социалиста до сознательного – это жизнь
86
12
Воронцов В. П. Наши направления. С. 102.
13
Там же. С. 105.
14
Там же. С. 189–190.
нескольких поколений. И главные препятствия здесь – народные нищета
и невежество15. А это замкнутый круг, вырваться из которого сам народ
был в состоянии. Поэтому он в первую очередь нуждается в помощи
так называемой трудовой интеллигенции (учителя, врачи, агрономы,
технологи и т.д.). К началу 1890-х гг. – это десятки тысяч человек,
огромная трудовая армия, которая должна была из городов переселиться
в деревню и произвести там «культурную революцию». Между прочим, сам Воронцов в 1870-е гг. после окончания медико-хирургической
академии около восьми лет отработал земским врачом в Новгородской,
Вологодской и Симбирской губерниях и потому имел полное моральное
право призывать к этому других16.
И еще один важный вопрос. Может ли интеллигенция помочь
развитию народного самосознания и самодеятельности при
существующем политическом строе? По убеждению Воронцова – вполне.
Правительство по собственной инициативе отменило крепостное право,
сохранив при этом крестьянскую общину. Уравнение многомиллионного крестьянства в правах с другими сословиями позволило надеяться на
то, что отныне правительство будет заботиться о нуждах земледельцев
так же ревностно, как прежде оно защищало интересы привилегированных классов. Освободительные реформы 1860–1870-х гг. в определенной мере способствовали демократизации общественной жизни России. В стране возникли земские учреждения, где интеллигенция могла
работать непосредственно для народа, успешно развивалась кооперация,
действовали либерально-демократические газеты и журналы, играющие
роль идейно-теоретических и координирующих центров17.
В. П. Воронцов был одним из пионеров идеи развития в деревне
массовой социальной или как тогда писали «культурной» работы силами
трудовой интеллигенции. В феврале 1884 г. в «Отечественных записках»
он опубликовал статью «Капитализм и русская интеллигенция».
Здесь впервые в народнической литературе (примерно за год до
появления известных статей Я. В. Абрамова на страницах «Недели»)
был поставлен вопрос о тяжелом положении лиц интеллигентных
профессий, обрекаемых капитализмом на безработицу и нищету, и
необходимости их переселения в деревню. По убеждению Воронцова,
15
[Воронцов В. П.] В. В. Артельные начинания русского общества. СПб.,
1895. С. 19.
16
Подробнее о политической биографии В. П. Воронцова см.: Мокшин Г. Н.
В. П. Воронцов. Исторический портрет // Вопросы истории. 2003. № 9. С.57-73.
17
Воронцов В. П. Наши направления. С. 178–179, 189; Он же. Народничество, как общественно-политическое направление, – его исторические корни //
Политическая энциклопедия. СПб., 1907. Т. 2. Вып. 7. С. 1089.
87
никакого перепроизводства интеллигентных работников в России не
существовало. Крестьянин, пишет народник, умирает без медицинской
помощи, не имеет вовсе дохода от истощенной земли, ломает голову над
изобретением, известным всему миру, а врач, агроном и технолог бродят
без дела в поиске куска хлеба. Все это давало Воронцову право сделать
заключение, что судьба трудящейся интеллигенции всецело зависела от
того, как быстро возвышались благосостояние народа и его запросы на
высший труд18.
Да и сама трудовая интеллигенция в «реакционное» царствование
Александра III устремилось в земство, быстро заполнив все вакансии, и,
по замечанию современных исследователей, из лишних людей, наконец,
превратилась в живую созидательную общественную силу. А в первой
половине 1890-х гг. под влиянием голода и холеры Россия увидела второе массовое «хождение в народ»19. Конечно, Воронцов предлагал воспользоваться этим порывом интеллигенции, направив его в «нужное»
для народников русло.
Почему же программа нового похода в деревню с целью воспитания
в народе собственной интеллигенции, способной организовать массы для
решения стоящих перед страной задач, не была поддержана народниками
нового призыва и к началу нового века Воронцов оказался на обочина
освободительного движения?
Сам В. П. Воронцов в полемике с публицистами «Русского богатства»
(Н. К. Михайловским, С. Н. Южаковым и др.), писал о кризисе идей
1870-х гг. Всю ответственность за отказ от возрождения идеи сближения
интеллигенции с народом он возлагал на своих оппонентов, обвиняя их в идейной растерянности и политиканстве20. В свою очередь
Михайловский считал убеждение в том, что коллективная мысль простого
народа совпадала с социальными идеалами передовой интеллигенции
и насущная задача последней сводилась к развитию общественной
самодеятельности трудящихся масс, «горделивым самообманом», от
которого давно пора было избавляться21.
Но для кризиса идей «чистого» или «правоверного» народничества
были и более серьезные причины. Прежде всего, это общее разочарование в общине и мужике (в том, что в России он человек будущего,
как предсказывал А. И. Герцен) на фоне аграрного кризиса в деревне
18
Воронцов В. П. От семидесятых годов к девяностым. Сб. ст. С. 327, 337.
19
См.: Новак С. Я. Я. В. Абрамов – пионер «теории малых дел» // Отечественная история. 1997. № 4. С. 84.
20
21
Воронцов В. П. От семидесятых годов к девяностым. Сб. ст. С. 375–376.
Михайловский Н. К. О народничестве г-на В. В. // Михайловский Н. К.
Полн. собр. соч. СПб., 1907. Т. 7. Стб. 676–677.
88
и успехов витовской индустриализации. Россия раскрестьянивалась,
а именно крестьянство являлось главной опорой народнической
демократии и социализма. Это обстоятельство не могло не способствовать
успеху марксистов, которые открыли для русской интеллигенции новый
народ – рабочих – основу их теории пролетарского социализма. Спор с
народниками марксисты не выиграли. Каждый остался при своем22. Но
закату классического народничества они все равно поспособствовали.
И все же главная причина неуспеха Воронцова у будущих
неонародников – его отказ ставить политические требования впереди
социальных. Хотя на это у старого народника были свои резоны.
Народники-политики обещали относительное быстрое решение
запутанных общественных вопросов, умалчивая при этом, что их
тактика действий неизбежно обернется насилием и по отношению к
самому народу (а не только к его «врагам»), т.к. он к этим переменам
не готов. Однако на общей волне политизации русского общества
аполитизм Воронцова означал его «самоубийство» как общественного
деятеля. Журнал «Новое слово» и газета «Сын отечества», как главные
органы культурнического народничества, очень быстро прекращают
свое существование. И лишь «Русское богатство» не только доживет до
начала ХХ века, но и станет колыбелью для идеологов неонародничества.
Надо признать, что в революционный период русской истории
взгляды В. П. Воронцова значительно полевели. С 1905 г. он уже будет ставить вопросы о необходимости перехода от полицейского государства к правовому, о значении политического воспитания народа и о
значительных сдвигах в этом отношении, которые произошли в годы
первой российской революции (имелось ввиду ослабление царистских
иллюзий, возникновение в 1905 г. Всероссийского крестьянского союза
и т.д.)23.
Тем не менее, к нарождающемуся неонародническому движению
Воронцов не примкнет, хотя и будет сочувствовать, особенно его
правому крылу. Так, призыв в 1905 г. будущего лидера народных
социалистов А. В. Пешехонова к слиянию с народом, в котором «сейчас
все наше спасение», Воронцов назвал поворотным пунктом в истории
демократической интеллигенции. Жаль только, сетовал публицист,
что эта идея не проповедовалась «Русским богатством» раньше (при
Михайловском), когда шла подготовительная работа по созданию
22
См.: Балуев Б. П. Либеральное народничество на рубеже ХIХ–ХХ веков.
М., 1995. С. 259.
23
Воронцов В. П. От семидесятых годов к девяностым. Сб. ст. С. 471, 478,
481, 514; Он же. Крестьянское движение в 1905–6 гг. // Вестник Европы. 1909.
№ 5. С. 316–318, 335.
89
социально-культурных предпосылок для эволюционного социализма, а
предлагалась к руководству «в момент горячей борьбы»24.
Первая русская революция потерпела поражение. Воронцов,
разумеется, в духе своей теории демократизации объяснит это тем, что
задуманная интеллигенцией революция началась раньше, чем созрела
сила, способная привести ее к победе25. Сущность кризиса, переживаемого страной, состояла в том, что ни народ, ни интеллигенция не подготавливались историческим процессом к выполнению этой задачи и
власть могла оказаться в руках их нового врага – буржуазии, причем без
всяких усилий с ее стороны.
Открытость вопроса об историческом преемнике бюрократии обусловило особый интерес В. П. Воронцова к учреждению в августе 1905 г. Государственной думы. Прекрасно сознавая, что правительство решилось на
этот шаг для успокоения общества, а не для «врачевания» его недугов,
народник, тем не менее, считал, что Дума не могла не оказать огромного
влияния на политическое развитие народа. Впоследствии он неоднократно отмечал, что крестьяне проявили к 1-ой и 2-ой Думам, поставившим
своей первоочередной задачей разрешение вопроса о земле, серьезный интерес. Благодаря их деятельности крестьяне «ясно почувствовали связь между наличностью политических прав и их собственным
благополучием»26.
События 1905–1907 гг. еще раз убедили народника, что судьба политической свободы в России и сама возможность осуществления
истинно-демократического строя, минуя либерально-буржуазный
политический строй, напрямую зависела от скорейшего разрешения
аграрного вопроса27. Только соединив борьбу за свободу с требованием
наделения крестьян землей можно было надеяться на превращение масс
из потенциальной политической силы в реальную. Для этого надо было
убедить народ в том, что аграрный вопрос не мог быть разрешен на
местах путем частных сделок между крестьянами и помещиками. Это
важнейший политический вопрос и он должен был решаться в центре,
для чего крестьянству необходимо объединиться в свою собственную
политическую партию и выработать единую программу действий28.
24
Воронцов В. П. От семидесятых годов к девяностым. Сб. ст. С. 463.
25
Там же. С. 512–513, 516.
26
[Воронцов В. П.] В. В. Крестьянство и освободительные реформы // Политическая энцикло-педия. СПб., 1908. Т. 2. Вып. 6. С. 940.
27
28
Воронцов В. П. От семидесятых годов к девяностым. Сб. ст. С. 460–461.
[Воронцов В. П.] В. В. Из деревенских наблюдений // Вест¬ник Европы.
1913. № 12. С. 343; Он же. От семидесятых годов к девяностым. Сб. ст. С. 480–
483.
90
Во время революции Воронцов издает ряд книг и брошюр, где излагает свою программу преодоления угрожающего стране аграрного
кризиса. Теперь она включала в себя не только требования увеличения
крестьянских наделов, уменьшения податей, организации переселений
и т.п. (это была народническая программа-минимум), но и национализацию земли, и создание крупных крестьянских хозяйств на кооперативных началах как наиболее оптимальное решение аграрного вопроса29.
Февральскую революцию, свергнувшую с престола Николая II, Воронцов встретил с одобрением, искренне надеясь, что она откроет путь
для свободного социального творчества народа. Он, наконец, публично
признает самодержавие антинародной силой и задним числом вспомнит
все его прегрешения (в том числе и то, что русский царь был главной
опорой деспотизма в Европе)30. Но особой радости, торжества победителя в его работах не чувствуется. Наоборот, Воронцова одолевает тревога.
С падением старой власти в стране начнутся самопроизвольные
захваты крестьянами помещичьих земель в ущерб «некрестьянскому»
русскому народу. «Все это, – по мнению Воронцова, – показывает
как еще мало сознателен наш крестьянин и как сильно преобладают
в нем своекорыстные чувства; как мало в нем привязанности к
истине и справедливости, когда истина и справедливость идут против
его интересов»31. И он снова поставит мучительный для русской
интеллигенции вопрос: сможет ли трудовой народ стать «созидателем
свободной России», готов ли он к такой роли или столь быстрые
перемены в государственном устройстве опередили развитие его
политического самосознания? К сожалению, пока особого желания взять
на себя ответственность за судьбу страны Воронцов в нем не обнаружил.
Простой народ по-прежнему ждал, что дело наладит кто-то другой.
«Старый хозяин русской земли – царь, ушел, а новый хозяин – русский
народ – еще не объявился»32.
29
См.: Экономические основания крестьянского вопроса. СПб., 1905; Рабочие силы России и их применение // Вестник Европы. 1906. № 1; Очерки экономического строя России. СПб., 1906; Социальное преобразование России. СПб.,
1907 и др.
30
Воронцов В. Русская революция и трудовой народ. Пгр., 1918. С. 3–5, 9.
31
[Воронцов В. П.] В. В. Земля для всего народа. Пгр., 1917. С. 46.
32
Воронцов В. Русская революция и трудовой народ. С. 5, 9, 10.
91
А.Ю. Морозова,
кандидат исторических наук, Институт российской истории РАН
«Социализм – не только будущее, но и настоящее»:
А.А. Богданов об условиях, предпосылках
и сущности социализма
Прежде, чем говорить о взглядах Александра Александровича Богданова – врача, экономиста, философа, политического и общественного деятеля, ученого-естествоиспытателя, автора всеобщей организационной науки – тектологии, сделаем несколько общих замечаний о том, что, на наш
взгляд, оказало большое влияние на общественно-политическую деятельность Богданова и его научные и теоретические изыскания. Первое – это
его удивительная уверенность в том, что люди способны и даже должны
организовать свои отношения на рациональной основе, исходя из того, что
им будет наиболее полезно. По его воспоминаниям, еще в детстве он пришел к выводу, что «стоит людям разумно взглянуть на свои взаимные отношения, чтобы гармонично их организовать»1. В сущности, большинство
его работ, посвященных социальному переустройству общества, исходят
из этой посылки.
Второе – его глубокая убежденность в том, что пролетариат является тем классом, который встанет во главе кардинального переустройства
общества и построения социализма не только потому, что к этому его толкает его экономическое положение в капиталистическом обществе и социально-экономическое развитие общества в целом, но и потому, что он
обладает внутренними потенциями, позволяющими ему выполнить эту
грандиозную задачу. Складыванию этой убежденности в немалой степени
способствовали занятия Богданова в рабочем кружке в Туле, в ходе которых, по его собственному признанию, ученики сами «учили» своего лектора, который «на этой работе в 1896 г. пришел от народовольческих идей
к социал-демократизму»2.
Третье – удивительная цельность его натуры, целеустремленность,
говоря словами близко знавшего его А.В.Луначарского, «какой-то ин1
Богданов А.А. Воспоминания о детстве // Неизвестный Богданов. В 3-х
книгах. Кн. 1. А.А.Богданов (Малиновский). Статьи, доклады, письма и воспоминания. 1901-1928 гг. М., 1995. Кн. 1. С. 26.
2
92
Богданов А.А. Автобиография // Там же. С. 18.
стинкт монизма, почти фанатическое желание свести великое многообразие бытия к постоянно повторяющимся разновидностям немногих
основных законов»3.
Нельзя не отметить и еще одно качество Богданова – это его несомненный талант популяризатора. Будучи крупным философом, теоретиком, автором сложнейших книг, требующих от читателя для своего
понимания изрядной подготовки4, он умел писать ясно и просто, приноравливая стиль и язык изложения к самому неискушенному читателю,
причем сущность излагаемого при этом отнюдь не страдала5.
В своих работах А.А.Богданова дал немало определений социализма, каждое из которых подчеркивало ту или иную его сущностную характеристику (в зависимости от темы и целевой аудитории текста), но в
основном все они сводятся к следующему:
«Социализм есть основанная на переходе всех средств производства
в общественную собственность организация всеобщего сознательного
сотрудничества для полного и свободного развития всех людей»6;
«Социализм есть не что иное, как товарищеская организация всего
производства, без эксплуатации, без частной собственности на средства
труда»7;
«высшая мыслимая для нас ступень власти над природою, организованности, социальности, свободы, прогрессивности – такова общая
характеристика нового, социалистического строя»8.
Как мы видим, ключевым в этих определениях является понятие организации, организованности. Именно оно, по мысли Богданова, являлось
одним из основополагающих отличий нового строя от предшествующего
3
Луначарский А.В. А.А.Богданов (Некролог) // Правда. 1928. 10 апреля.
4
См., например, его работы: Эмпириомонизм. Статьи по философии. кн.
I–III. Москва, 1905–1906; Тектология – Всеобщая организационная наука. Берлин–Санкт-Петербург, 1922. (В 2-х книгах. М.: «Экономика», 1989).
5
См. серию популярных работ, изданных в 1917 г.: Введение в политическую
экономию: (В вопросах и ответах). 2-е изд., испр. и доп. М., 1917; Воззвание к
солдатам от Московских Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов
// Изв. Моск. Совета раб. депутатов. М., 1917. № 52. С. 4. Задачи рабочих в революции. М., 1917 (3 издания); Путь к социализму // Красный подарок солдату. М.,
1917; Международная революция // Изд-во Моск. Совета раб. депутатов, 1917. №
38. С. 2; О социализме // Красный подарок солдату. М., 1917.
6
Богданов А.А. Путь к социализму. М., 1917. С. 6.
7
Там же. С. 16.
8
Богданов А.А. Социалистическое общество (глава из «Краткого курса экономической науки», которая появилась только в 7-м издании, т.к. ранее не включалась по цензурным причинам) // Богданов А.А. Вопросы социализма: Работы
разных лет. М., 1990. С. 98.
93
ему капитализма с его анархией производства и слепой рыночной стихией,
не говоря уже об угнетенном положении эксплуатируемых классов.
Но именно потому, что социализм есть прежде всего организация –
он «не есть дело выигранной битвы или настроения, порыва, массового
устремления воли. … классовая стихийность не может создать всесоциальной планомерности. Социализм – дело метода»9.
«Что видели в социализме до сих пор? – спрашивает Богданов. Революцию собственности, смену хозяина в обществе – дело классового интереса и материальной силы масс. Что следует видеть в нем? Творческую
революцию мировой культуры, смену стихийного образования и борьбы
социальных форм их сознательным созиданием – дело новой классовой
логики, новых методов соединения сил, новых способов мыслить»10.
В силу такого понимания социализма уже в 1910 г. Богданов говорил о том, что социализм «не только будущее, но и настоящее, не только идея, но и действительность. …Это – товарищеская связь рабочего
класса, это – его сознательная организованность в труде и социальной
борьбе. Не в имущественном хозяйстве рабочих организаций, профессиональных, партийных и иных, надо теперь искать социализма, а в их
живом классовом сотрудничестве. Оно – не прообраз социализма, а его
истинное начало»11. И хотя «социалистическая культура пролетариата не
вполне то, что культура социалистического общества. …Но различие не
в принципах, не в качестве – различие в степени»12.
В этом коренное отличие богдановских представлений о путях прихода
к социализму от господствовавших в то время в русском марксизме. Не
захват власти, не политический переворот, не смена господствующих классов обеспечат приход социализма, а, прежде всего, внутреннее преобразование того класса, который самой историей и развитием общества (в этом
Богданов – классический марксист) практически обречен стать преобразователем общества. Но прежде чем преобразовывать общество, необходимо
преобразовать самое себя, осознать себя как класс, развить и воспитать в
себе до необходимого уровня те черты и свойства, которые в условиях капиталистического общества присущи пролетариату лишь в зародыше.
Для этого «социалисты должны стремиться к развитию истинно товарищеских отношений во всей житейской практике пролетариата, …на9
Богданов А.А. Вопросы социализма // Богданов А.А. Вопросы социализма.
С. 333-334.
10
Там же. С. 349.
11
Богданов А.А. Социализм в настоящем: Ст. из сб. «Вперед» (Женева, 1911)
// Богданов А.А. Вопросы социализма. С. 100-101.
12
Богданов А.А. Вопросы социализма // Богданов А.А. Вопросы социализма.
С. 350-351.
94
стойчиво, неуклонно бороться с проявлениями индивидуализма, идейного рабства, идейного барства, выясняя их противоречие с пролетарским
социализмом, их полную с ним несовместимость»13.
Но Богданов идет дальше, провозглашая необходимость новой пролетарской науки и философии, дающих «те общие ее способы исследования, которые давали бы ключ к самым различным специальностям и
позволяли бы быстро овладевать ими»14, нового социалистического искусства, проникнутого чувствами и стремлениями рабочего класса, пролетарской культуры
Именно выработка новой пролетарской культуры как организующей
силы может и должна способствовать продвижению пролетариата на
пути к достижению его конечной цели – социализма. Борьба пролетариата за улучшение своего положения при капитализме, деятельность
его кооперативных профессиональных и даже партийных организаций
в этом смысле полезна лишь в той мере, в какой она облегчает эксплуатацию, улучшает материальное положение, сокращает рабочий день –
словом, высвобождает часть силы и времени рабочего, которые он может потратить на свое классовое и культурное развитие. Но все это лишь
этапы приспособления пролетариата к чуждому враждебному для него
капиталистическому строю, в рамках которого он никогда не сможет добиться кардинальных успехов на пути своего освобождения.
Для решения своей главной задачи – приближения к социализму
– рабочий класс должен «направить свои усилия к овладению своими
организационными орудиями и к планомерной их выработке в полном
масштабе задачи. Это – его программа культуры», которая заполняет
«провал между программою минимум и максимум» и «означает прямую
подготовку, в условиях старого строя, класса-организатора, творца нового строя. Это – необходимая динамика решения мировой задачи»15.
«Новый культурный мир рабочего класса – это и есть действительное зарождение социализма в настоящем, максимализм развития и творчества, а не мечты и авантюры»16.
Под мечтами и авантюрами, причем опасными для общества в целом
и для рабочего класса в частности, Богданов подразумевал захват власти
большевиками, который они считали социалистической революцией.
13
Богданов А.А. Социализм в настоящем // Богданов А.А. Вопросы социализма. С. 101.
14
Там же. С. 102.
15
Богданов А.А. Вопросы социализма // Богданов А.А. Вопросы социализма.
С. 332.
16
Там же. С. 335.
95
Впоследствии, возвращаясь к вопросу о характере октябрьской революции, Богданов писал: «Я полагал, и теперь полагаю, что она – социалистическая не для общества в целом, а только для пролетариата; в
ней он впервые становится классом действительно социалистическим;
социализм в его сознании перестает быть отдаленным идеалом, слабо
связанным с повседневной борьбой за частичные улучшения жизни, и
становится реальной жизненной задачей, реальной целью, определяющей направление классовой борьбы…»17.
Решительно возражая против чрезмерно оптимистичной оценки и
форсирования событий, Богданов полагал, что «все же пройдут годы
и годы раньше, чем наша революция из демократической перейдет в
социалистическую»18.
Отмечая утопичность идеи «завтрашнего перехода к социализму в
том виде, как ее намечает радикальное крыло наших соц.-демократов»,
Богданов писал в 1918 г.: «Чем бы это могло оказаться на деле? В лучшем случае – мечтой, которая не встретит отклика в массах. В худшем –
правда, очень маловероятном – программою авантюры, самой мрачной
в истории пролетариата, самой тяжелой по последствиям. Ее исход был
бы с самого начала предрешен неравенством как материальных, так и
культурных сил двух сторон, глубокой неподготовленностью одной из
них к поставленной задаче. Естественным концом авантюры явилось бы
длительное царство Железной Пяты»19.
Богданов особо подчеркивал, что подобный максимализм, господствующий в левом, интернационалистском крыле российской социалдемократии, «очень опасен», т.к. «теперь он – не увлечение отдельных
теоретиков или даже агитаторов, как максимализм Троцкого в прошлую
революцию, а течение сравнительно широкое и влиятельное», более того
– «социалистическое содержание нынешней веры и мечты максималистов имеет, кроме того, определенные корни в самой жизни. Это – идеологическое отражение колоссально развившегося военного коммунизма.
Военный коммунизм есть все же коммунизм; и его резкое противоречие
с обычными формами индивидуального присвоения создает ту атмосферу миража, в которой смутные прообразы социализма принимаются за
его осуществление»20.
17
Богданов А.А. Из открытого письма Н.И.Бухарину от 10 декабря 1921 г. //
Неизвестный Богданов. Кн. 1. С. 204-205.
18
Богданов А.А. Вопросы социализма // Богданов А.А. Вопросы социализма.
С. 347.
96
19
Там же. С. 314-315.
20
Там же. С. 343-344.
К анализу военного коммунизма и государственного капитализма,
который Богданов определял как «осадный коммунизм в государственном масштабе, организуемый буржуазией»21, сложившийся во время
первой войны в ряде воюющих стран, Богданов неоднократно возвращался в своих работах 1917 – начала 20-х годов, всегда возражая против
утверждения, что государственный капитализм облегчит переход общества к социализму, т.к. вводит в жизнь общества элементы регулирования, нормирования, организует стихийное капиталистическое хозяйство.
В концентрированном виде его аргументы сводятся к следующему: «Но
самая-то задача [гос. капитализма], как видим, состояла в том, чтобы
планомерно нормировать, на несколько лет войны и в национально-государственном масштабе, процесс расточения производительных сил
общества. А следует ли отсюда вывод, что на основе тех же средств и
методов возможно решить задачу – планомерно организовать, на неопределенное будущее и в мировом масштабе, процесс производства в
прогрессивном развитии его сил? Ясно, что две задачи различны не только с количественной, но и с качественной стороны; и вся аргументация,
основанная на их смешении, должна быть отвергнута»22.
Еще одной, не менее важной причиной, по которой после октябрьской революции нельзя было не только рассчитывать на переход к социализму в обозримом будущем, но и ставить перед собой подобную
задачу, было то, что «помимо предварительных хозяйственных условий,
необходимых для социализма, требуется еще живая армия, живая сила
людей, которые могли бы осуществить социалистический строй»23. Поведение же пролетариата в годы войны, в частности то, что принадлежа
классу капиталистов телом, – «он тут же отдал и душу, приняв военную
идеологию, сделав войну не просто вынужденным для себя, но – своим
делом»24, показало, как невысок еще его уровень, насколько он проникнут буржуазной идеологией и психологией. Более того, его идейные теоретики и политические лидеры «как бы ни было искренно их сочувствие
интересам пролетариата, но по способу мышления они всецело – воспитанники буржуазии, буржуазного строя. Организационная точка зрения для них – нечто непривычное и неестественное; они органически не
21
Богданов А.А. Новейшие прообразы коллективистического строя // Неизвестный Богданов. Кн. 1. С. 84.
22
Богданов А.А. Вопросы социализма // Богданов А.А. Вопросы социализма.
С. 319.
23
Богданов А.А. Что такое социализм. Из истории и теории социализма. Пг.,
1917. С. 23.
24
Богданов А.А. Мировая война и революция // Неизвестный Богданов. Кн.
1. С. 98.
97
могут понять ее и потому не могут не бороться против нее, мешая своим
влиянием ее развитию в головах пролетариев»25.
Поэтому, ставя вопрос, «способен ли пролетариат, такой, как он
есть, не проходя существенно нового этапа в своем организационном и
культурном развитии, выполнить дело социализма», и возражая максималистам, полагающим, «что да, способен, его воспитание в основном
достаточно и закончено; требуется только боевое сплочение сил», Богданов решительно отвечал: «Нет, такой, как он есть, он еще не может
достигнуть своей великой цели»26.
А потому «пока рабочий класс не владеет своими организационными орудиями, а, напротив, они владеют им, до тех пор он, очевидно, не
может и не должен предпринимать попытки непосредственного решения
мировой организационной задачи, попытки осуществить социализм. Это
был бы новый кровавый урок, вероятно, более жестокий, чем тот, который мы теперь переживаем»27.
Дело перехода к социализму, по мысли Богданова, осложняется еще
и тем, что в октябре-ноябре 1917 г. к власти в России пришел отнюдь не
пролетариат, а коммунистический блок, в состав которого входят рабочий пролетариат, низы армии, беднейшая и наиболее быстро разоряемая
часть крестьянства и ремесленного мещанства. При этом «сила и сплоченность коммунистического блока, возможность его выступления и победы определяется позицией его центральной части – солдатских масс,
являющихся связующим звеном между другими частями»28. В то же время именно социальными свойствами этой части, являющейся наиболее
отсталой, ограничивается организационное движение блока, несмотря
на то, что авангард блока – рабочий пролетариат – «неизбежно выдвигает программу, далеко выходящую за пределы собственно осадного коммунизма, программу полной социализации не только распределения и
производства, свою классовую программу-максимум»29.
Более того, «в мировом пролетариате обнаружилось расслоение по
двум тенденциям, его верхов и низов». Верхи – квалифицированные рабочие, лучше приспособившиеся к капиталистическим условиям, но зато
и больше проникнувшиеся капиталистической культурой; низы – более
угнетенные, менее культурные, но и менее ассимилированные старым
25
Богданов А.А. Вопросы социализма // Вопросы социализма. С. 327-328.
26
Там же. С. 334.
30
Там же. С. 100-101.
Там же. С. 331-332.
31
Там же С. 106-107.
32
Правда. 1923. 14 апреля. № 81.
27
28
Богданов А.А. Новейшие прообразы коллективистического строя // Неизвестный Богданов. Кн. 1. С. 89-90.
29
98
обществом. «Первая группа должна во многом переучиться, от оппортунистически-организационной точки зрения перейти к революционноорганизационной; вторая должна еще столь же многому научиться, и от
наивно боевой точки зрения перейти к научно творческой»30.
Дело это нелегкое и небыстрое, а потому Богданов приходил к выводу, что «серьезное воспитание пролетариата в положительно-творческом
коллективно-организационном направлении вряд ли мыслимо без смены
целого поколения, особенно если учесть необходимость перевоспитания
оппортунистических верхов…»31.
Исходившая из основных принципов главного дела всей жизни Богданова – организационной науки – идея Богданова о необходимости при планировании дальнейших действий принимать во внимание прочность наиболее
слабого звена системы была неоднократно ошельмована большевистской
пропагандой, приписывавшей ему диаметрально противоположные мысли,
а именно, что он призывает равняться по наиболее отсталому звену. В своем письме в «Правду» по поводу статьи П.М.Керженцева «Организационные проблемы»32 Богданов, приводя в пример пословицу «где тонко – там и
рвется», писал: «Выводом из нее может быть только «призыв» выравнивать
тонкое по прочному, слабое по крепкому, чтобы не порвалось»33.
Впрочем, неприятие большевиками богдановских идей совсем не
удивительно – уж слишком убийственный диагноз ставил он новой
власти. Остается только удивляться его провидческому дару (основанному, впрочем, на строго научных выкладках), ведь еще в 1917-1918 гг.
он практически описал основные этапы эволюции, а скорее деградации
большевистского режима. В наиболее концентрированном виде и без
обиняков это было сформулировано в его письме А.В.Луначарскому от
19 ноября (2 декабря) 1917 г. Отказываясь от предложения занять пост в
Наркомпросе, Богданов писал:
«Позиция партии, составленной из разнородных классовых отрядов,
определяется ее отсталым крылом. Партия рабоче-солдатская есть объективно просто солдатская. И поразительно, до какой степени преобразовался большевизм в этом смысле. Он усвоил всю логику казармы, все
ее методы, всю ее специфическую культуру и ее идеал.
Логика казармы, в противоположность логике фабрики, характеризуется тем, что она понимает всякую задачу как вопрос ударной силы,
а не как вопрос организационного опыта и труда. … С соответственной
Там же. С. 91.
33
Богданов А.А. В редакцию газеты «Правда» от 14 апреля 1923 г. // Неизвестный Богданов. Кн. 1. С. 212.
99
точки зрения решаются все программные и тактические вопросы. …
Уж конечно, рабочий-социалист не потребует, чтобы инженерам плата
была не выше, чем ему: интересы дела. А казарма этого вопроса не ставит – ибо дела производительного нет; она знает только паек. … Ленин и
Троцкий … сознательно рвут с логикой социализма для логики военного
коммунизма… А впрочем, может быть, и несознательно.
А культура… Ваши отношения ко всем другим социалистам: вы все
время только рвали мосты между ними и собой, делали невозможными
всякие разговоры и соглашения; ваш политический стиль пропитался казарменной трехэтажностью…
Ваши товарищеские отношения… Это пролетарий? Нет, это грубый
солдат, который целуется с товарищем по казарме, пока пьют вместе
денатурат, а чуть несогласие – матерщина и штык в живот. Я в такой
атмосфере жить и работать не мог бы. Для меня товарищеские отношения – это принцип новой культуры. … Ваша безудержная демагогия –
необходимое приспособление к задаче собирания солдатских масс; ваше
культурное принижение – необходимый результат этого общения с солдатчиной при культурной слабости пролетариата. …
А идеал социализма? ясно, что тот, кто считает солдатское восстание
началом его реализации, тот с рабочим социализмом объективно порвал,
тот ошибочно считает себя социалистом – он идет по пути военно-потребительного коммунизма, принимает карикатуру упадочного кризиса
за идеал жизни и красоты. – Он может выполнять объективно-необходимую задачу, как нынешний большевизм; но в то же время он обречен
на крушение, политическое и идейное. Он отдал свою веру солдатским
штыкам, – и недалек день, когда эти же штыки растерзают его веру, если
не его тело. Здесь действительно трагизм…
В России же солдатско-коммунистическая революция есть нечто,
скорее противоположное социалистической, чем ее приближающее. Демагогически-военная диктатура принципиально неустойчива: «сидеть
на штыках» нельзя. Рабоче-солдатская партия должна распасться, едва
ли мирно. Тогда новой рабочей партии – или тому, что от нее оставят
солдатские пули и штыки, – потребуется своя идеология, свои идеологи
(прежние, если и уцелеют, не будут годиться, пройдя школу демагогии –
диктатуры). Для этого будущего я и работаю.
Надо, чтобы пролетарская культура перестала быть вопросом, о котором рассуждают словом, в котором нет ясного содержания. Надо выяснять ее принципы, установить ее критерии, оформить ее логику, чтобы
всегда можно было решить: вот это – она, а это нет. Такова моя задача, ее
я не брошу до конца»34.
34
Богданов А.А. Письмо А.В.Луначарскому от 19 ноября (2 декабря) 1917 г.
// Богданов А.А. Вопросы социализма. С. 353-355.
100
Лутц Хэфнер,
доктор философии, Германия
«Товарищи» или «наши друго-враги»? Аграрный вопрос,
терроризм и взаимоотношения партии социалистов-революционеров с немецкой и российской социал-демократическими партиями в 1902-1914 гг.
Долгие годы РСДРП отказывалась признать эсеров «товарищами».
Партийцы презрительно именовали их «господами», в лучшем случае
«гражданами» и пеняли на то, что ПСР является «фракцией буржуазной
демократии»1. Ленин винил партию социалистов-революционеров в «мелкобуржуазном упрощении социализма», в «нерешительности» и «оппортунизме»2. Насколько показательными были эти полемические выводы и
эта критика политических принципов ПСР для европейских социалистов,
в первую очередь для СДПГ? Какие стратегические цели преследовала
ПСР и какими средствами она пыталась добиться их осуществления?
Во взаимоотношениях зарубежных социал-демократических партий
и партии эсеров особые споры вызывал аграрный вопрос. Благодаря террору о ПСР из сообщений печати узнала вся Европа, он приковал к себе
интерес европейской общественности, и этого воздействия не избежала
и СДПГ. В данной статье, состоящей из двух разделов, речь пойдет о различиях и точках пересечения названных партий.
I. «За землю и волю, за социализм»:
аграрный вопрос и программа его решения3
В истории СДПГ партийный съезд в Бреслау стал заметной вехой в
выработке позиции по аграрному вопросу. На этом съезде провалилась
попытка членов комиссии по разработке аграрной программы и влиятельных партийцев из окружения А. Бебеля, В. Либкнехта и редактора
«Лейпцигской народной газеты» Б. Шёнланка увеличить число сторонников СДПГ, проводя «практическую агитацию по аграрному вопросу»,
а также идя из прагматических соображений на уступки крестьянам4.
Они признали, что предлагаемый партией крестьянам проект будущего переустройства, согласно которому покончить с капиталистической
эксплуатацией и изъянами капитализма позволит лишь национализация
всех средств производства, включая земельные наделы, не находит отклика. Не лучше была воспринята и пролетаризация, которую сулила
101
крестьянам Эрфуртская программа партии. Каутский, обозначая тенденции социально-экономического развития, полагал, что ход истории
уничтожит мелкое крестьянское производство5. Многие из его однопартийцев не согласились с этим постулатом6. С их точки зрения, главное,
что необходимо было сделать для решения аграрного вопроса – это привлечь на свою сторону часть сельского населения, хотя бы в качестве
избирателей, поскольку в противном случае СДПГ никогда не получит
большинства на выборах в рейхстаг7. Наиболее ярко критика в адрес Каутского отразилась в лаконичном прогнозе Шёнланка: «Нам необходимо
заниматься практической аграрной политикой, иначе нас ждет поражение»8. Однако при голосовании сторонники реальной политики в сфере
сельского хозяйства проиграли приверженцам ортодоксального марксизма, набрав 63 голоса против 1589.
Аграрный вопрос имел стратегическое значение. В нем звучало
обоснование политической тактики, от него зависел формат политических «коалиций». По сути, речь шла о том, чтобы повысить на выборах поддержку СДПГ у сельских, непролетарских избирателей10. Если
бы в СДПГ в 1895 году взяли верх сторонники практической агитации
по аграрному вопросу, это было бы крайне выгодно для партии социалистов-революционеров, поскольку она оказалась бы imi soobraženijami
на стороне большинства soobščetsva prenij. Однако, в сложившейся ситуации международное социалистическое движение усматривало в ней
двойной изъян: это была немарксистская мелкобуржуазная партия, заигрывающая с крестьянами, которая тем не менее выступала за ликвидацию частной собственности на средства производства, включая землю, и
за коллективные формы земледелия11.
В царской России ввиду запоздалой индустриализации аграрный вопрос и проблема партийных коалиций приобрели особую остроту. Эсеры
оспорили вывод Каутского, будто социалистический способ производства
не может утвердиться там, где «мелкокрестьянское хозяйство в экономическом отношении еще не отжило свой срок»12, поскольку они не желали
ждать ни дальнейшего развития производительных сил, ни революции13.
В.М.Чернов обозначил программные принципы партии социалистов-революционеров как двойной ревизионизм «слева»: с одной стороны, пересмотр старых народнических идей, с другой стороны – марксистских
догм, с целью синтезировать на этой основе целостную модель социализма. Однако, тот факт, что в аграрной программе эсеров отчетливо прослеживаются отголоски ориентированного на практические дела реформаторства СДПГ в духе Ф.О. Гертца, Э. Давида, Г. Молькенбура и пр.14, а в
других местах используются идеи Эдуарда Бернштейна об эволюционном
характере реформ, доказывает, что, по крайней мере, приведенное выше
программное заявление Чернова, не соответствует истине15.
102
В 1895 году Шёнланк выдвинул тезис, который на удивление тесно
смыкался с принципами партии эсеров: «Социал-демократы – это партия всех угнетаемых пролетариев, нуждающихся всех слоeв общeствa
[…]»16. Эсеры опирались на теоретические выкладки Давида, а также на
аграрные программы бельгийской, голландской и французской социалистических партий, которые ратовали за сельскохозяйственные кооперативы и общинную собственность, считая, что этот путь ведет к социализму17. Целый ряд параллелей с идеями эсеров обнаруживается в работе
Л.Делиньера L’application du systeme collectiviste, изданной в Париже в
1899 году, в которой особое внимание было уделено перспективам развития мелких крестьянских хозяйств в капиталистической системе18.
Вместе с тем, эсеры, памятуя о положении во Франции, осознавали, с
какими трудностями столкнутся социалисты в сельской среде, если им
не удастся убедить большинство крестьян в правоте своих целей19.
Названные выше западноевропейские исследования укрепили эсеров на рубеже XIX и XX века в мысли о том, что капитализм вовсе не
является универсальной и прогрессивной системой, но, напротив, при
определенных условиях обнаруживает деструктивный потенциал. Чернов игнорировал существование исторического закона, согласно которому капиталистическая стадия развития является неизбежной20. Пять лет
спустя в программе партии эсеров Чернов, не оспаривая уже продвижение капитализма в царской России, все же подчеркивал его деструктивное воздействие на аграрный сектор21.
В силу того, что сельское хозяйство царской России достаточно медленно осваивало капиталистический уклад, эсеры полагали, что широкие
массы крестьянства еще не заразились слепой жаждой собственничества22.
В этом была и заслуга общин, к которым в 1905 году в европейской части
России принадлежало более 80% крестьянских хозяйств23. Формально
община, принимавшая решения коллективно, выступала собственником
земли. Среди членов общины не только было в ходу уравнительное землепользование, здесь признавалось и право на труд и право (затраченного)
труда, то есть вклад крестьянина в улучшение почв и повышение урожайности24, который с учетом регулярного перераспределения земельных наделов, принятого в общинах, играл существенную роль.
Хотя эсеры и признавали за каждым крестьянином право выделиться
из общины, однако, в отличие от РСДРП, исключительно без сохранения земельного надела. Тем самым они намеревались укрепить общину
в экономическом отношении, предотвратить распространение капиталистического индивидуализма в крестьянской среде, а также обнищание их
карликовых хозяйств25.
Среди российских крестьян широко распространено было убеждение,
что земля «в божьей власти» и никому персонально не принадлежит. В
103
свою очередь, и для крестьян и для ПСР это в равной мере значило, что
земля является всеобщим достоянием26. В основе аграрной программы
партии эсеров лежала социализация земли. Имелось в виду обобществление земель в подлинном смысле слова, поскольку все, включая горожан,
получали право на владение землей, при условии, что они возделывают ее
собственными силами27. В глазах теоретиков партии эсеров личный труд
служил правовым основанием, passe partout, для владения землей28.
Социализация земли значила для эсеров больше, чем крестьянское
низовое движение, призванное осуществить их общую мечту о черном
переделе и тем самым удовлетворить их собственнические инстинкты.
Социализацию предполагалось проводить последовательно, централизованно и на уравнительной основе. С одной стороны, требовалось сгладить региональные различия, чтобы на местах не извлекали выгоду в
ущерб совокупному населению, желающему работать на земле. С другой
стороны, с учетом региональных различий климата и качества почвы никак нельзя было устанавливать единые нормы для всей страны29.
Оппоненты аграрной программы эсеров справедливо замечали, что
земельных ресурсов в царской России не хватит для того, чтобы реализовать идею трудовой нормы30. Распределение земли на основе нормы потребления низвело бы общий объем сельхозпроизводства на уровень натурального хозяйства. По этой причине социал-демократы и большевики
выступали против аграрной программы эсеров, которая препятствовала
бы обнищанию широкой массы крестьянских хозяйств и разделению
крестьян на два антагонистических лагеря31.
Впрочем, социализация не означала автоматически коллективной
обработки земли. Хотя эсеры и рассматривали ее в качестве цели, и агитировали за нее крестьян, они не предвосхищали этот процесс, не говоря
о том, чтобы навязывать эту форму хозяйствования крестьянам32. Эсеры
признавали, что у крестьян встречаются черты индивидуализма, умерить
которые лучше всего сумеет община33. В общем и целом они считали законным сосуществование коллективных и индивидуалистических форм
сельского хозяйства34. Итак, следует ли считать социализацию земли, за
которую ратовала партия социалистов-революционеров, лишь средством
обуздания разрушительных сил капитализма и одновременно возвышения общины, как полагает М.Хильдермейер – вопрос открытый35.
Социализация в материально-техническом отношении представляла
собой масштабный проект. Поскольку в период революций ход времени
ускоряется, они требуют скорых и, следовательно, простых решений. В
этом смысле, как экстренную меру социализацию нельзя было реализовать на практике. Во-первых, площадей, пригодных для земледелия и
подлежавших распределению, было недостаточно для того, чтобы превратить крестьянские хозяйства в крупные и успешные предприятия.
104
В частности, на этот момент обратил внимание эксперт по аграрному
вопросу партии кадетов А.А.Кауфман, в то время как эсеры умышленно обходили эту проблему. Коренным образом решить аграрный вопрос
позволил бы только переход к интенсивному землепользованию, а не
поддержка экстенсивного пути36. Об этом в аграрной программе эсеров
не говорилось ни слова. Поэтому партия эсеров абсолютизировала устаревшие формы сельского хозяйства. Переход к интенсивному земледелию потребовал бы от крестьян отказаться от традиционных способов
обработки земли. Однако, он позволил бы, как показывает опыт датских
крестьян, чьи наделы были заметно меньше российских, повысить производительность труда. Несмотря на критику отдельных положений,
Кауфман высоко оценил своего идеологического оппонента из исторической перспективы. Кауфман признал, что «в области аграрных отношений народники оказались правы, настаивая на своеoбразии русских
экономических отношений и русского экономического развития›»37.
Как в программе эсеров, так и в рассуждениях Кауфмана сквозило представление о «многоукладности современного мира» (multiple modernities)38.
В отличие от последователей Маркса, они отрицали универсальность непреложных исторических закономeрностeй, необходимость едва ли не рабски и безоговорочно следовать примеру развитых сообществ. Скорее, они
призывали в каждом конкретном случае учитывать специфические культурные и социально-экономические условия, делали акцент на самобытный путь и на наличие ряда разнообразных вариантов развития39.
Начиная с осени 1906 года вектор аграрной политики задавал Столыпин, издавший целый ряд законов и указов. Его распоряжения призваны
были ослабить общину и ускорить развитие прибыльных крестьянских
хозяйств [ставка на сильных] путем укрупнения земельных наделов40.
Если РСДРП поддержала реформы, поскольку они расшатывали фундамент общины и подрывали идею социализации, ключевой тезис аграрной
программы эсеров41, то ПСР, можно сказать, оказалась у разбитого корыта. Эсеры попытались изучить реакцию крестьян на аграрные реформы
Столыпина, чтобы в зависимости от этого варьировать свою тактику42.
Критики из рядов самой партии сочли позицию эсеров-аграриев ревизионистской43. Упрек этот адресовался члену центрального комитета партии
Н.И.Ракитникову, который заявил, что община не является краеугольным
камнем концепции социалистического будущего партии эсеров44. Чернов
признал, что после аграрной реформы Столыпина община не может сохраниться в своей прежней форме. Он приветствовал ее преобразование в нечто вроде товарищества или хозяйственного объединения, однако отрицал
ее как институт, имеющий право распоряжаться земельной собственностью45. С точки зрения критиков, тем самым эсеры отступились от последнего из фундаментальных принципов своей аграрной программы. До сих
105
пор общину, также как и кооперативы, считали важным инструментом утверждения коллективных форм земледелия, которые, будучи школой крестьянской солидарности, имеют, как полагали, прогрессивный характер46.
Число крестьян, выделившихся из общины, поначалу стремительно
нарастало, а затем заметно пошло на убыль. Накануне Первой мировой
войны приблизительно 20% крестьян распрощались с общиной. Изначальная тревога, которую вызывали у эсеров перспективы существования
общины47, со временем сменилась верой в ее жизнестойкость и в ее будущее48. В отличие от Ракитникова, который не разглядел серьезной угрозы
для авторитета эсеров ни в аграрной политике правительства и выходе крестьян из общины, ни в распространении капитализма, сопровождавшемся
процессом социального размежевания в крестьянской среде на прослойку
фермеров-капиталистов, малоземельных крестьян и растущее число безземельных «сельских пролетариев»49, многие критики в самой партии считали необходимым пересмотреть аграрную программу эсеров50.
Финский историк Иммонен отмечает, что ПСР принимала в расчет
политическую обстановку – неудавшуюся попытку революции, аграрную реформу Столыпина и альтернативный проект решения аграрного
вопроса партии кадетов – вследствие чего их революционный пафос и
социалистический провиденциализм постепенно сменился уравнительным мелкокрестьянским видением будущего51.
II. «Только в борьбе обретешь ты право свое!»
Террористическая деятельность эсеров
1. Общая характеристика, формы и способы обоснования.
Значимая роль терроризма в идеологии и деятельности социалистовреволюционеров имела под собой двоякое основание. С одной стороны,
следует учитывать тогдашние политические реалии царской России.
Ввиду неравного доступа к властному ресурсу со стороны государства
и имевшейся в обществе оппозиции, ПСР, наряду с другими мерами,
сделала ставку на покушения на ключевых представителей «старого
режима». Во-вторых, сложилось так, что выдающийся теоретик партии, Чернов являлся убежденным приверженцем «пропаганды делом».
Еще в начале 1890-х годов, на которые пришлась его юность, Чернов,
по собственному признанию, мечтал основать «чисто террористическую
организацию»52. Впрочем, терроризм всегда оставался лишь одним из
тактических средств в противостоянии «старому режиму». С ним следовало сочетать и другие методы, такие как агитпроп, демонстрация, забастовки, бойкоты, и иные формы массовых акций, вплоть до восстания
или революции. Также террор вовсе не исключал участия в работе парламента. Иными словами, эсеры выступали за совокупность различных
методов борьбы53.
106
Индивидуальный террор в политических реалиях предреволюционной
царской России не был прерогативой одной лишь ПСР. К нему прибегали
также анархисты, и кавказские и польские радикалы54. В публичном заявлении о своей причастности к покушению на губернатора Харьковскoй губернии, совершенному летом 1902 года, боевая организация партии эсеров
оправдывала теракт следующими доводами: «Не мы выбрали этот кровавый
путь вооруженной борьбы: на него толкнуло нас самодержавие»55. Руководство ПСР снимало с себя ответственность за теракты. Себя оно представляло идейным противником насилия56, беззакония и терроризма, который был
охарактеризован как нежелательная мера57. Для оправдания эсеры пользовались таким риторическим приемом, как дилемма: Деспотическое государство исключает всякую возможность мирного диалога. Оно навязывает народу путь борьбы, и в этой схватке стороны находятся в неравных условиях.
Скорее, перед нами – неравная борьба сильного государства, которое эсеры
называли азиатским и нецивилизованным58, с беззащитным, согласно их
определению, народом59. Главным аргументом для обоснования терроризма
была месть60. Террорист вырастал в их глазах в фигуру «героя-мстителя»,
«освободителя-мстителя» или «героя-борца», «защитника» интересов народа, который отстаивает его свободу, счастье и его честь61.
На семантическом уровне эсеры оправдывали теракты, представляя
их как меры «самосохранения» или «самообороны», либо как «самозащиту» от беззаконных посягательств государства. Ввиду того, что народ
был не способен защитить себя сам, больше того – свободно высказаться
и тем самым выразить свои интересы, ПСР считала своим «моральным
долгом», выступить от его имени: «террор снизу как ответ на террор
сверху»62, или, как гласила другая формулировка: «Мы снова должны
будем отвечaть на белый террор реакции красным революционным террором»63. Вступив в конфликт со «старым режимом», ПСР ссылалась как
на естественное право на сопротивление и, соответственно, на «право
нравственной самообороны»64, так и на высшие моральные соображения в духе формулы Salus revolutionis suprema lex. Партия подавала себя
или же свою боевую организацию как «совесть общества»65 и объявляла своей целью, заключив союз с народом, добиться изнутри его освобождения. В ее черно-белой картине мира самодержавному произволу и
варварству противостояла более развитая революционная цивилизация с
гражданскими свободами и народным самоуправлением.
Своим влиянием партия эсеров в высшей степени обязана терроризму. Партия сделала себе имя на покушениях, ее популярность выросла не
только среди трудового народа, но и в глазах всего общества. Покушения
способствовали деморализации царских сановников и ослаблению государства. Подспудный смысл терактов заключался в их пропагандистском
эффекте: в партию живо начали стекаться представители всех сословий,
107
включая соратников из социал-демократического лагеря, желавших в
рядах боевой организации внести свою лепту в низвержение старого режима. Кроме того, практически во всех слоях населения выросла готовность финансово и материально-технически поддержать ПСР и ее теракты. В-третьих, широкое освещение терактов в европейской печати и
общественности способствовало признанию эсеров солидной партией и
одновременно – дискредитации старого режима. В этой связи настоятельно следует различать два этапа социал-революционного террора: вплоть
до провозглашения царского манифеста в октябре 1905 года террор давал
«положительный» эффект постольку, поскольку у европейской публики,
от социалистического лагеря до либералов и свободно-консервативной
партии, он вызывал чуть ли не единодушное одобрение. Лишь по мере
того, как совершение терактов сделалось менее адресным, более произвольным и несогласованным с руководством партии, их перестали поддерживать. Чтобы переломить эту тенденцию, ПСР постановила совершать
теракты лишь в редких случаях и притом централизованно. Некоторые,
осудив речь Гершуни на II съезде партии эсеров, даже предостерегали от
того, чтобы придавать терроризму чрезмерное значение: последний не является самоцелью, он лишь средство для достижения цели66.
2. Отклики социал-демократов на террористическую деятельность эсеров.
Индивидуальную «пропаганду делом» в корне отвергала не только
РСДРП, но и СДПГ67. Социал-демократы критически отзывались о «систематическом терроре», осуществляемом эсерами, не доверяли заявлениям ПСР об органической взаимосвязи и совокупном эффекте террора
и массовых акций68, и доказывали, что он не идет на пользу революционному делу пролетариата, организованному массовому движению и классовой борьбе. Напротив, террор, как полагали, лишь вредит и оказывает
дезорганизующее действие, в особенности оттого, что он побуждает к
действию провокаторов69.
Однако в марте 1902 года «Форвертс» признал, что «жестокое искоренение всякой возможности вести мирную пропаганду» царским самовластием спровоцировало новый всплеск терроризма. Партийная печать
СДПГ одобрила разговор на «языке бомб» в политических условиях самодержавия70. В отличие от террора, развязанного Народной Волей, покушения, организованные ПСР, шли рука об руку с крестьянскими восстаниями и массовыми выступлениями пролетариата, вследствие чего
«Форвертс» усматривал в террористической деятельности эсеров лишь
один из методов, но не приоритетный метод борьбы в политическом противостоянии со «старым режимом»71.
На кенигсбергском процессе в 1904 году Карл Либкнехт поднял вопрос о логике действий при системном применении силы, при этом он
108
утверждал, что теракты прекратятся тогда, когда будут легализованы
политические свободы72. «Форвертс» сослался на ключевые аргументы
партии эсеров и согласился с ними: «В государстве, где не действует закон, чувство справедливости народа дает ему право на осуществление
террора. В настоящий момент неуместно рассуждать о целесообразности этих единичных героических деяний. Очевидно […], что в нынешних обстоятельствах террористические акты совершаются в силу непреложных законов, подобно явлениям природы. […]. Эти деяния – плоды
отчаявшегося правосознания. Судья мстит тирании развращенной власти. Эти бесстрашные судьи самолично исполняют свой праведный приговор»73. Каутский критически относился к публикациям в центральном
печатном органе партии. Позиция газеты внушала ему сомнения, и он
вел полемику с его редакцией, которой он инкриминировал некую симпатию к эсерам, к их политической тактике терактов и блокированию с
либералами в составе «Союза Освобождения». Ф.Дан разделял претензии Каутского к «Форвертс».74
СДПГ не ставила под сомнение идеологическую оправданность террористической деятельности эсеров, равно как и право на сопротивление
в качестве крайней меры, видя в них результат отсутствующего в самодержавном государстве правопорядка. При этом центральные печатные
органы немецких социал-демократов заимствовали ключевые категории,
которые использовались эсерами для оправдания своих методов: террор
сверху и бесстрашного и самоотверженного героя-мстителя, который
вершит суд от имени угнетенного народа75. Заметку о покушении на
министра внутренних дел Плеве баварское издание СДПГ «Мюнхенер
Пост» снабдило заголовком «Казнь организатора массовых убийств»»76.
При семантическом анализе публикаций в изданиях социал-демократов бросается в глаза приравнивание жертв терактов, совершенных эсерами, к нелюдям или неодушевленным существам: их именуют «извергами», подчас даже изображают в виде животных, называя их «тигром в
обличье человека», «цепным псом», «бешеной собакой» или «зверем»77.
На восприятии террористической деятельности эсеров серьезно
сказалось освещение последних в международных средствах массовой
информации. В своих заявлениях о причастности к терактам и воззваниях эсеры вполне осознанно апеллировали ко «всему цивилизованному
миру» и стремились, наряду с другими политическими группировками
из социалистического и либерального лагеря, привлечь внимание европейской общественности к царской России78. При этом эсеры могли
воспользоваться тем обстоятельством, что русофобские настроения, которые внушал к себе «старый режим», были сильны как среди социалдемократов и либералов, так и в консервативных кругах многих европейских государств79.
109
В результате того, что ПСР и ее «группе поддержки» из числа либералов удалось довести до зарубежной аудитории свою интерпретацию терроризма, а также, в первую очередь в германо– и англоязычных странах,
общественность которых искренне негодовала по поводу царизма – жестокого и бескомпромиссного, каким он представал в прессе – добиться
легитимации террора, террористическая деятельность эсеров стала пользоваться широким одобрением в обществе80. Таким образом, труды ПСР
не позднее 1904 года увенчались весомым пропагандистским триумфом81.
Заключение
С начала XX века социал-демократическая пресса из года в год все
более обстоятельно освещала события в России. В то время как «Форвертс» в своей зарубежной хронике, подчас – на видном месте, например, на первой полосе, публиковала достаточно много материалов о
России в целом, а также о РСДПР и еврейском союзе82, – ПСР удостаивалась в лучшем случае отдельных упоминаний – и притом в связи с ее
террористическими актами, либо, изредка, с ее агитацией в войсках83.
О целях партии пресса умалчивала, или же называла требования общего характера, такие как низвержение монархии или принятие конституции84. С РСДРП немецкие социал-демократы поддерживали более давние и тесные отношения, чем с партией эсеров. Последние мыслили себя
социалистической и революционной партией85. По этой причине эсеры
подвергали критике политические стереотипы, строгое соблюдение законности и отказ от внепарламентских видов деятельности, которые исповедовала СДПГ86.
Отмеченная Хильдемейером управленческая агония ПСР в конце
первой декады XX века обусловлена была не тем, что партии лишь на
короткий срок удалось мобилизовать крестьян, и не политической платформой эсеров, и не их социальной неоднородностью или же выбором
средств в ходе политической борьбы87. Организационный упадок переживала и РСДРП, и кадеты – как результат пресыщения революциями,
всеобщего разочарования ходом дел в политике и тоски по нормальной
жизни после нескольких лет смуты.
Многое свидетельствует о том, что в многоплановости идеологии
эсеров сказалась широта их социальной базы и поддержки среди населения. В своей программе ПСР выступала за целостную модель социализма, отражающего интересы не только малочисленного в царской России
пролетариата, но, по большому счету, всего трудящегося населения88.
Хильдермейер, а также и Н.Д.Ерофеев упрекали ПСР в тяге к ретроградной аграрной утопии. По их мнению, ПСР показала себя противником
модернизации, поскольку она хотела воспрепятствовать распространению капитализма. Ей оказалось не под силу согласовать интересы города
110
и села в рамках связной идеологической концепции. Ее неспособность
выработать целостную программу, которая обозначила бы контуры модернизации в царской России, как выяснилось, была фундаментальной
дилеммой ПСР и в конечном итоге предопределила не только крах народничества, но и поражение революции в целом89.
Хильдермейер, не различая фазы террористической деятельности эсеров, подчеркнул прежде всего ее негативные последствия90. К таковым он
отнес значительные расходы, обусловленные конспирацией, которые не
оставляли партии достаточно средств для финансирования иных направлений деятельности91. Кроме того, он отметил своего рода «утечку мозгов»
вследствие того, что наиболее выдающиеся умы привлекались сугубо для
работы в боевой организации, пренебрежение агитацией и пропагандой в
партийных ячейках и прочих массовых организациях, политическую и моральную дискредитацию ПСР в результате разоблачения в конце 1908 года
руководителя их боевой организации Азефа, оказавшегося давним агентом-провокатором царской охранки92. Однако, Хильдермейер в своем анализе расходов и эффективности не учитывает психологического измерения, воздействия терактов, во-первых, на европейскую общественность и,
во-вторых, их след в памяти народа. Подводя итоги 1904 года, «Лейпцигская народная газета» признала покушение эсеров на Плеве переломным
событием всего революционного движения в царской России93. Население
России спустя годы еще помнило о совершенных эсерами терактах. Эта
народная память в значительной степени обусловила популярность ПСР
в 1917 году и ее успех на выборах в Учредительное собрание. В том, что
касается тесной связи с сельским населением, предрешившей исход выборов, партия эсеров на годы опередила германских социал-демократов.
Примечания
1
«Наши друго-враги» (ГАРФ. Ф. Р-5847. Оп. 2. Д. 169. Л. 13); IISG. Karl
Kautsky Papers. D II/310. Aksel’rod an Kautsky. 28.01.1904; Письма П.Б. Аксельрода и Ю.О.Мартова (1901-1916). Берлин, 1924. С. 118; Lydia Dan // The making
of three Russian Revolutionaries. Voices from the Menshevik Past. Edited by L. H.
Haimson. Cambridge, Paris, 1987. Р. 46-213, hier P. 164, 166; Чернов В.М. В партии социалистов-революционеров: Воспоминания о восьми лидерах. СПб., 2007.
С. 192, 198 и далее. Ср.: Морозов К.Н. Взаимоотношения социал-демократов и
социалистов-революционеров в начале ХХ века: центробежная и центростремительная тенденции // Социал-демократия в российской и мировой истории.
Обобщение опыта и новые подходы: Материалы междунар. науч. конф., 21-22
апр. 2008 г., Москва. М.: Собрание, 2009. С. 357– 376.
2
Lenin W. I. Werke. Bd. 6. Berlin (Ost), 1975. S. 165, 166, 179, 181; Bd. 8. S. 146.
3
Ср.: Задачи партии в деревне // Знамя Труда. № 4. 30.08.1907. С. 5-7, цит. С. 5.
4
Protokoll über die Verhandlungen des Parteitages der Sozialdemokratischen
Partei Deutschlands zu Breslau, 6.-12. Oktober 1895. Berlin, 1895. S. 143-148.
5
Kautsky K. Das Erfurter Programm. 20. Aufl. Berlin, Bonn, 1980. S. 20f., 24ff.
111
6
David E. Oekonomische Verschiedenheit zwischen Landwirtschaft und Industrie
// Die Neue Zeit [DNZ] 13, 1894/95 2. S. 449-455, hier S. 449; Ernst P. Zur Frage
der Konkurrenzfähigkeit des Kleinbetriebs in der Landwirtschaft // Ebd. S. 750-754,
hier S. 750, 753; Hertz F. O. Agrarfrage und Socialismus: Sechs Grundfragen unserer
Landpolitik. Berlin, 1901. S. 8.
7
Vollmar G. v. Reden und Schriften zur Reformpolitik. Berlin/Bonn-Bad
Godesberg, 1977. S. 176.
8
Protokoll. S. 153.
9
Protokoll. S. 127, 177.
10
Ernst P. Zur Frage der Konkurrenzfähigkeit des Kleinbetriebs in der
Landwirtschaft. S. 754.
11
А.Л. И еще пример // Революционная Россия [РР]. №. 56. 05.12.1904. С. 23;
Мысль. №. 1. 20.06.1906. С. 1; Там же. № 5. 24.06.1906. С. 2.
12
Kautsky K. Das Erfurter Programm und die Landagitation // DNZ (1894/95)
1. S. 278-281, hier S. 278; От крестьянского союза Партии Социалистов-Революционеров ко всем работникам революционного социализма в России // РР. № 8.
25.06.1902. С. 5-14.
13
Шишко Л.Э. К вопросу об аграрной программе в связи с теорией научного
социализма // Вестник Русской Революции. № 4. Март 1905. С. 324-344, цит. С. 338.
14
Protokoll. S. 99-177. В отличие от Давида и Гертца эсеры не являлись апологетами малого крестьянского хозяйства, ср.. Чернов В.М. Упразднение народничества // Заветы. 1914. № 6. С. 88-124, цит. С. 119.
15
Чернов В.М. Упразднение. С. 117 и далее, с.122; ср.: Леонов М.И. Партия
эсеров: середина 90-х годов XIX века – 1907 год // Политические партии в российских революциях в начале XX века / Под ред. Г.Н.Севостьянова. M., 2005. С.
401-413, цит. С. 401; Морозов К.Н. Партия социалистов-революционеров в 19071914 гг. M., 1998. С. 10 и далее.
16
Protokoll. S. 152.
17
Protokoll. S. 130; Чернов В.M. Конструктивный социализм. Прага, 1925.
С. 116; Корень Б. Аграрные споры на Западе и в России // Бодрая Мысль. № 6.
03.01.1914. С. 1-2; Авксентьев Н.Д. Рабочие и крестьяне // Бодрая Мысль. № 12.
19.01.1914. С. 2-3.
18
Н.M. Аграрная политика правительства и наша программа // Знамя Труда.
№ 27. Апрель 1910. С. 3-9, цит. С. 8.
19
Chichko L. La Question Agraire en Russie // La Tribune Russe. No. 1-2. 05.20.01.1904. S. 9-12, hier S. 9; Н.M., Аграрная политика правительства. С. 8.
20
Очередной вопрос революционного дела. London, 1900. С. 8; Социал-демократы и социалисты-революционеры // РР. №. 16. 15.01.1903. C. 1-5, цит. С.
4; Чернов В.М. К спорам о программе-минимум // Народный Вестник. № 11.
20.05.1906. С. 2; Его же: Конструктивный социализм. С. 111.
21
Чернов В.М. Конструктивный социализм. С. 113 и далее; Протоколы первого съезда Партии Социалистов-Революционеров. Б.м., 1906. С. 359; ср.: Социалдемократы и социалисты-революционеры. С. 4.
22
Русская крестьянская община и ближайшие задачи революции // РР. № 53.
30.09.1904. С. 3-6, цит. С. 3.
23
Анфимов A.М. Крестьянское хозяйство европейской России. M., 1980. С.
88, таб. 24.
24
Качаровский К.Р. Народное право. M., 1906. С. 155-158; Б.Ю. Разрушение
общины и наша программа // Знамя Труда. № 36. Июнь 1911. С. 3-7, цит. С. 5 и
далее; Чернов В.М. Конструктивный социализм. С. 120; Бунаков И.С. Земельный
112
вопрос с правовой точки зрения (Лекция И.С.Бунакова) // Народный Вестник. №
14. 24.05.1906. С. 2.
25
Аграрная программа русской социал-демократии // РР. № 40. 15.01.1904. С.
8-10, цит. С. 9; Н.M. Аграрная политика правительства. С. 6 в 1910 показал, что приход капитализма в Россию нельзя предотвратить – так как он уже является данностью.
26
Левин К. О нашей аграрной программе // РР. Приложение к № 7. 15.09.1905.
С. 1-6, цит. С. 1; Протоколы первого съезда. С. 77, 363; Алексеевский А.Н. К вопросу об основаниях нашей аграрной программы // Известия Областного Комитета Заграничной огранизации. № 13. Январь 1911. С. 8-13, цит. С. 8; Два наказа
члену государственной думы Г.К. Ульянову // Дело Народа. № 5. 07.05.1906. С. 4;
Вихляев П.А. K вопросу о реформе крестьянского землепользования // Народное
Хозяйство. 6 (1905) 3. С. 1-25, цит. С. 19; Бежин Р.Д. О социализации земли //
Северная Мысль. № 1. 23.11.1913. С. 4.
27
Наша партия [Листовка], Б.м. [Воронеж], б.г. [1907]. С. 2; Наши задачи в деревне // По вопросам программы и тактики: Сб. статей из «Революционной России».
Genf, 1903. С. 23–47, цит. С. 39; Das Programm der Partei. S. 37f.; Шишко Л.Э. Несколько мыслей по поводу проекта партийной программы // РР. Приложение к № 53.
30.09.1904. С. 9-11, цит. С. 10; Новые события и старые вопросы // Там же. № 74.
01.09.1905. С. 1-6, цит. С. 4; Бунаков И.С. Земельный вопрос с правовой точки зрения.
С. 2; Вихляев П.А К вопросу о реформе государственного землепользования. С. 22.
28
Народный Вестник. № 20. 31.05.1906. С. 2.
29
Новоторжский [Никитский А.] Социализация земли. Гельсингфорс, 1917.
С. 4; Программа и организационный устав партии социалистов-революционеров.
Аграрный законопроект группы С.-Р. во II Государственной Думе. Б.м., 1916. С.
23; Программные вопросы: Социализация земли и кооперация в сельском хозяйстве // РР. №. 15. Январь 1903. С. 5-8, цит. С. 5.
30
Ср.: Чернов В.М. K прениям по аграрному вопросу // Народный Вестник.
№ 10. 19.05.1906. С. 2; Бурный Н. Деревня в 1913 году // Бодрая Мысль. №. 6.
03.01.1914. С. 4; П.В. Конституционно-демократическая партия и земельная реформа // Народный Вестник. №. 19. 30.05.1906. С. 1-2, цит. С. 1.
31
Ср.: Качаровский К.Р. «Радость» частной собственности (По поводу речи
в государственной думе проф. Петражицкого) // Народный Вестник. № 14.
24.05.1906. С. 1; Аграрная программа русской социал-демократии. С. 8-10.
32
От крестьянского союза Партии социалистов-революционеров ко всем работникам революционного социализма в России // РР. №. 8. 25.06.1902. С. 5–14,
С. 4 и далее; Наши задачи в деревне. С. 39; Новоторжский. Социализация земли.
С. 7 и далее; Протоколы первого съезда. С. 119.
33
Протоколы первой общепартийной конференции. С. 202 и далее; Социалдемократы и социалисты-революционеры. С. 4; Aлексеевский А.Н. K вопросу
об основаниях нашей аграрной программы // Известия Областного Комитета Заграничной организации. № 14. Февраль 1911. С. 10.
34
Чернов В.М. Конструктивный социализм. С. 123; Социал-демократы и социалисты-революционеры. С. 4; Б.Ю. Разрушение общины. С. 4.
35
Hildermeier М. Rezension von Immonen H. The Agrarian Program of the
Russian Socialist Revolutionary Party, 1900-1914, Helsinki 1988 // Jahrbücher für
Geschichte Osteuropas 39 (1991). S. 271-273, hier S. 271.
36
Ср.: Новоторжский Социализация земли. C. 3, 28, который в разгар революции 1917 года требовал расширить площадь обрабатываемых крестьянами земель.
37
Кауфман А.А. Аграрный вопрос в России. Курс народного университета.
2-е изд. M., 1918. С. 203.
113
38
Eisenstadt S.N. Multiple Modernities // Daedalus 129 (2000) 1. S. 1-29.
Н.M. Аграрная политика правительства. С. 6.
40
К вопросу о критике столыпинских реформ ср.: Качаровский К.Р. Быть или
не быть общине в России? (Очерки) // Заветы. 1912. № 4. 2 паг. С. 55-94, цит. С.
90 и далее; Серов И. Столыпинский земельный закон и народнические аграрные
программы // Вольная Мысль. № 3. 01.11.1913. С. 2-3; Братский В. Община и
аграрная программа // Стойкая мысль. № 22. 18.04.1914. С. 2-3, цит. С. 2.
41
Н.M. Аграрная политика правительства. С. 4.
42
Ср.: К крестьянским работникам // Партийные Известия. № 10. 24.05.1907.
С. 5-6.
43
Савин А. Больные вопросы // Известия Областного Комитета Заграничной
организации. № 14. февраль 1911. С. 1-5, цит. С. 3.
44
Максимов Н. Разложение общины и наша программа // Социалист-Революционер. № 1. 1910. С. 131-174, цит. С. 166 и далее. Точку зрения Ракитникова оспаривали многие его однопартийцы, ср.. Алексеевский А.Н. К вопросу
об основаниях нашей аграрной программы. С. 9; Б.Ю. Разрушение общины. С.
4; Immonen H. The Agrarian Program of the Russian Socialist Revolutionary Party,
1900-1914. Helsinki, 1988. Р. 146-156.
45
Ср.: Пешехонов A.B. На очередные темы. Аграрный законопроект с.-р. //
Русское богатство. 1907. № 5. С. 187-209, цит. С. 200 и далее.
46
Маркс и Энгельс о русской общине // РР. № 76. 15.10.1905. С. 14-18, цит.
С. 14 и далее. РСДРП намеревалась ликвидировать «реакционную» общину
(Аграрный вопрос в III думе // Знамя Труда. № 14. Декабрь 1908. С. 6-10).
47
Алексеевский А.Н. К вопросу об основаниях нашей аграрной программы // Известия Областного Комитета Заграничной организации. № 14. Февраль
1911. С. 5-17, цит. С. 5 и далее; Н.M. Аграрная политика правительства. С. 5.
48
Алексеевский А.Н. К вопросу об основаниях нашей аграрной программы.
С. 10; Иванович А. Что случилось // Известия Областного Комитета. № 13. Январь 1911. С. 16-19, цит. С. 17.
49
Ср.: Саратовская губ. О землеустройстве // Живая Мысль. № 5. 30.08.1913.
С. 4; Н.С. Об аграрной программе // Северная Мысль. № 6. 10.12.1913. С. 1.
50
Савин А. Больные вопросы. С. 1.
51
Immonen H. The Agrarian Program of the Russian Socialist Revolutionary
Party. Р. 87-108.
52
ГАРФ. Ф. Р-5847. Оп. 1. Д. 67. Л. 2.
53
Наши задачи в деревне. С. 25.
54
О близости СЕРП и эсеровского терроризма см.: IISG. PSR. F. 720.
55
РР. № 11. Сентябрь 1902. С. 23.
56
РР. № 10. Август 1902. С. 25; Proclamation du Comité de Moscou du Parti
Socialiste // Service de renseignements rapides de «La Tribune Russe». No. 56.
25.08.1906. P. 24-26, hier P. 24.
57
РР. № 10. Август 1902. С. 25; Речь Г.А.Гершуни // Освобождение. № 22 (46).
18.04.(01.05.)1904. С. 391-394, цит. С. 394; Документы Партии Социалистов-Революционеров: Боевая организация Партии Социалистов-Революционеров // Да
здравствует Народная Воля! Исторический сборник 1 (1907). С. 29-31, цит. С. 29.
58
Куклин Г.А. Итоги революционного движения в России за сорок лет 18621902. Женева, 1903. С. 144; ср.: Vossische Zeitung. No. 362. 04.08.1904. S. 9.
59
Куклин Г.А. Итоги революционного движения в России за сорок лет 18621902. С. 144; За Народ. № 27, Март 1910. С. 9; Там же. № 28. Апрель 1910. С. 7.
60
Поморцев Оправдание террора (По поводу «Коня бледного» В. Ропшина)
// Знамя Труда. № 18. 16.05.1909. С. 2-8, цит. С. 2; Ритина И. Террор в «Заклю39
114
чении Судеб.-След. Комиссии по делу Азефа» // Знамя Труда. № 40. Февраль
1912. С. 4-16, цит. С. 12; Прежде и теперь // РР. № 6. Май 1902. С. 3-6, цит. С. 6;
Vorwärts. No. 87. 15.04.1902. S. 3; ebd. No. 176. 29.07.1904. S. 1; Hamburger Echo.
No. 177. 30.07.1904. S. 2.
61
Колосов А. Смерть Плеве и Великого Князя Сергея Александровича. Берлин, 1905. С. 9, 32; РР. № 11. Сентябрь 1902. С. 24; Документы по истории Партии С.-Р. С. 21; Владимиров В. Мария Спиридонова. М., 1905. С. 103.
62
Шумаков С. Военное положение // Политическая энциклопедия / Под ред.
Л.З. Слонимского. Т. 1/3. СПб, 1906. С. 422-424, цит. С. 424; Освобождение. № 1.
18.06.1902. С. 5; Там же. № 7. 18.09.1902. С. 104; Там же. № 53. 02.08.1904. С. 52;
РР. № 11. Сентябрь 1902. С. 24; Речь Г.А.Гершуни // РР. № 46. 05.05.1904. С. 3-7,
цит. С. 6; Hamburger Echo. No. 176. 29.07.1904. S. 2.
63
Воля. № 90-91. 06.01.1907. С. 10; сходные тезисы в: Левицкий А. Жалкие извороты «Искры» // РР. № 56. 05.12.1904. С. 20-23, цит. С. 21; Bericht der
Russischen Sozial-Revolutionären Partei. S. 40. О теме «белого террора» см. также:
РР. № 51. 25.08.1904. С. 12.
64
Lipps T. Die ethischen Grundfragen. Zehn Vorträge. Hamburg/Leipzig,
1899. S. 239; Sozialdemokratie und Terrorismus // Das Neue Montagsblatt. No. 16,
15.8.1904. S. 3; Eisner K. Der Geheimbund des Zaren: Der Königsberger Prozeß
wegen Geheimbündelei, Hochverrat gegen Rußland und Zarenbeleidigung vom 12.
bis 25. Juli 1904, D. Jena (Hrsg.), Berlin (Ost), 1988. S. 333. Ähnlich argumentierten
der Vorwärts. No. 139. 18.06.1902. S. 1, а также: Frank L. Die Russische Revolution.
Mannheim, 1905. S. 7.
65
РР. № 10. Август 1902. С. 25, 26 [цитата]; Там же. № 7. Июнь 1902. С. 1.
66
IISG. ПСР 721: Доклад Партии Соц. Рев. Международному Социалистическому съезду в Копенгагене (август – сентябрь 1910 г.). Л. 16; Там же. 717: Доклад тов. Виктора Бранисловского, прочитанный в Ярославле на собрании п. тов.
67
Vorwärts. No. 132. 10.06.1902. S. 3; ebd. No. 133. 11.06.1902. S. 3; ebd. No.
137. 15.06.1902. S. 3.
68
Террор и массовое движение // РР. № 24. 15.05.1903. С. 1-3, цит. С. 1.
69
Sozialdemokratie und Terrorismus, in: Das Neue Montagsblatt. Berliner
sozialistische Montagsschau. No. 16. 15.08.1904. S. 3; Luxemburg R. Gesammelte
Werke. Bd. 1/2: 1893-1905. 5. Aufl. Berlin (Ost), 1983. S. 276ff.; Bd. 2: 1906 bis Juni
1911. Berlin (Ost), 1972. S. 265ff.; Дело Азефа и заграничная социалистическая
печать // Известия Областного комитета Заграничной организации. № 9. Февраль
1909. С. 12-15, цит. С. 14.
70
Vorwärts. No. 109. 13.05.1902. S. 2; ebd. No. 137. 15.06.1902. S. 3; ebd. No.
187. 11.08.1904. S. 1; ebd. No. 293. 14.12.1904. S. 3; ebd. No. 305. 29.12.1904. S. 3.
71
Vorwärts. No. 137. 15.06.1902. S. 3.
72
LVZ. No. 171. 26.07.1904. 2. Beilage. S. 2.
73
Vorwärts. No. 42. 18.02.1905. S. 1; Bernstein E. Plehwe’s Ende – Plehwe’s Erbe
// Das Neue Montagsblatt. No. 14 (14.08.1904). S. 1.
74
IISG. Karl Kautsky Papers. D XI 307. F. Dan an K. Kautsky 31.03.1905;
Kautsky K. Die Differenzen unter den russischen Sozialisten, in: DNZ 23. 2 (1904/05)
29. S. 68-79, hier S. 68., ebd. S. 76-79.
75
LVZ. No. 171. 26.07.1904, 2. Beilage, S. 2; Vorwärts. No. 176. 29.07.1904. S.
1; ebd. No. 42. 18.02.1905. S. 1; Hamburger Echo. No. 176. 29.07.1904. S. 2.
76
Münchener Post. No. 170. 30.07.1904. S. 1-2, hier S. 1; Vorwärts. No. 176.
29.07.1904. S. 1. Характерно, что Ф.И. Дан сразу после покушения на Плеве высказался за то, чтобы избегать теоретических рассуждений о «терроре «вообще»:
115
Dan T. Letters (1899-1946). Selected, annotated and with an outline of Dan’s political
biography by B. Sapir. Amsterdam, 1985. S. 107 и далее.
77
Vorwärts. No. 176. 29.07.1904. S. 1; ebd. No. 177. 30.07.1904. S. 4; Hamburger
Echo. No. 179. 02.08.1904. S. 1; Leipziger Volkszeitung [LVZ]. No. 175. 30.07.1904.
2. Beilage. S. 1; Münchener Post. No. 170. 30.07.1904. S. 1; ebd. No. 44. 23.02.1905.
S. 3; Luxemburg R. Gesammelte Werke. Bd. 1/2. S. 519.
78
Gazette de France. No. 207. 06.08.1904. P. 3; New York Times. No. 17039.
14.08.1904. P. 4; Osvoboždenie. No. 53. 02.08.1904. S. 63f.; L’Humanité. No. 105.
31.07.1904. P. 3.
79
Vorwärts. No. 176. 29.07.1904. S. 1.
80
Vorwärts. No. 139. 18.06.1902. S. 1; Luxemburg R. Gesammelte Werke Bd.
1/2. S. 519.
81
О пропагандистском эффекте в зарубежной прессе ср.: Manchester
Guardian. No. 18262. 18.02.1905. S. 9.
82
Vorwärts. № 101. 01.05.1902. S. 3; ebd. № 105. 07.05.1902. S. 3; ebd. № 132.
10.06.1902. S. 3; ebd. № 133. 11.06.1902. S. 3; ebd. № 304. 28.12.1904. S. 3.
83
Vorwärts. No. 92. 20.04.1902. S. 3.
84
Vorwärts. № 110. 14.05.1902. S. 2.
85
Протоколы первого съезда. С. 358 и далее; Bericht der Russischen SozialRevolutionären Partei an den Internationalen Sozialistenkongress zu Stuttgart (August 1907)
mit einer geographischen Karte des Sozial-Revolutionären Russlands. O.O., 1907. S. 27.
86
Новые события и старые вопросы // РР. № 74. 01.09.1905. С. 1-6, цит. С. 6;
Internationaler Sozialisten-Kongreß zu Amsterdam, 14. bis 20. August 1904. Berlin, 1904.
S. 62; Новые события и старые вопросы // РР. № 74. 01.09.1905. С. 1-6, цит. С. 6; Н.Р.
Что делается в немецкой социал-демократии // Заветная Мысль. № 5. 11.10.1913. С. 2.
87
Клюев А. О партийных задачах времени // Знамя Труда. № 27. Апрель
1910. С. 9-14, цит. С. 10.
88
Сталинский Е.А. Крестьянский вопрос в международном социализме //
Мысль Труда. № 2. 23.04.1914. С. 2-3.
89
Ерофеев Н.Д. Предисловие // Партия социалистов-революционеров. Т. 1:
Документы и материалы 1900-1907 гг. M., 1996. С. 9.
90
Hildermeier M. Die Sozialrevolutionäre Partei Russlands. Agrarsozialismus
und Modernisierung im Zarenreich (1900-1914). Köln, Wien, 1978. S. 58-68, 340348, 358-394.
91
Одно лишь покушение на Плеве обошлось, по данным различных источников, в сумму от 30 до 75 тыс. руб. ЦК выплатил боевой организации в период
с января 1904 года по декабрь 1907 года 320.000 франков, ср.: Политическая полиция и политический терроризм в России (вторая половина XIX – начало XX
вв.). Сб. док. / Под ред. Е.И.Щербаковой. M., 2001. С. 170; Леонов М.И. Партия
эсеров. С. 410; Павлов Д.Б. Из истории боевой деятельности эсеров накануне и в
годы революции 1905-1907 гг. // Непролетарские партии России в трех революциях. Сб. статей. M., 1989. С. 144-151, цит. С. 147, 151. С другой стороны, стоит
иметь в виду, что ПСР именно на эти цели и получала пожертвования, ср.: Там
же. С. 472; Герасимов А.В. На лезвии с террористами // «Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. M., 2004. Т. 1. С. 145-342, цит. С. 196.
92
Поволжский. Некоторые внутренние причины партийного кризиса // Известия Областного комитета Заграничной организации. № 9. Февраль 1909. С.
4-7; Дальний В. Террор и дело Азефа // Там же. С. 8-12; Кому же исцеляться? //
Там же. № 10. Март 1909. С. 1-4.
93
LVZ. No. 20. 25.01.1905. 3. Beilage. S. 1.
116
Э.Р. Кадиков,
кандидат исторических наук, Омский ГУ им. Ф.М. Достоевского
Аграрный вопрос в России в начале XX века:
взгляд социалистов-революционеров
Сибирские социалисты-революционеры в отличие от своих товарищей из Европейской России практически не имели сельских организаций и партийную работу вели преимущественно в городах. Закономерно
возникающий в связи с этим вопрос «почему?» предполагает на первый
взгляд простой и заранее известный ответ. Конечно, местные неонародники предпочитали действовать в рамках уже имеющихся ячеек Всероссийского крестьянского союза. Тем не менее, их агитация и пропаганда
действительно не находила особого сочувствия и понимания среди местного крестьянства, ведь аграрный вопрос здесь остро не стоял вследствие
отсутствия помещичьего землевладения и относительно сносного уровня жизни земледельцев. Об этом свидетельствовали в своих письмах и
сами социалисты-революционеры: «Вы спрашиваете – ведется ли здесь
работа среди крестьянства. Работы не ведется никакой почти и причины
этого следующие: Вы видели здешнюю жизнь? Она напоминает собой
жизнь первобытно коммунистического общества. Не только нищеты, но
и нужды сильной крестьяне не видят, поэтому агитации на почве экономической здесь нет, да и не может быть. Агитация же на чисто идейной
почве, призыв к борьбе на помощь страдающим собратьям крестьянам
в России, эта агитация не могла найти отклика в сердцах здешних крестьян. Они слишком темны для того, чтобы руководиться идеями»1. В
другой, шифрованной записке эсерами Сибири констатировалась общая
аполитичность местных крестьян в целом: «Настроение обывательское,
мужики заняты своими делами, о думе не вспоминают и многие даже не
знают о ее существовании»2.
Безусловно, данная проблема не могла не волновать местных неонародников. Еще на состоявшемся в апреле 1907 г. III съезде Сибирского
союза ПСР был поставлен вопрос о необходимости разработки специальной аграрной программы для региона и способах ее реализации. С
1
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. ДП ОО. Оп.
1908. Д. 9ч64. Л. 32.
2
Там же. Оп. 1909. Д. 9ч17. Л. 79 об.
117
этой целью делегаты сибирских эсеровских организаций требовали от
Областного комитета «самодеятельности», открытия дискуссии в легальной печати, а также обращения к Центральному комитету партии с
просьбой направить сюда специалистов: «Аграрный вопрос в Сибири
настолько сложен, что вряд ли удастся его удовлетворительно разработать при наличности сибирских сил, необходимо… обратиться в Ц.К. за
просьбой прислать теоретиков»3. В конечном итоге председатель заседания, предлагавший сперва ограничиться письменными сношениями
с центром и привлечь к разработке известного ученого, знатока деревни С.П. Швецова, вынужден был поставить на баллотировку вопрос о
вменении в обязанность Областному комитету направить человека для
переговоров в ЦК ПСР. Результаты голосования: «Принято всеми против
двух»4.
Однако проблема заключалась не только и не столько в специфике
Сибири, но и в особенностях мировоззрения и образа жизни российских
крестьян в целом. А.В. Пешехонов отмечал трудность аграрной проблемы не только для ума, но и для сердца, поскольку «экономическая проблема так тесно переплеталась с правовой и культурной, денежное хозяйство – с натуральным, крепостные формы – с капиталистическими»5.
В рассматриваемый период времени решался важнейший, судьбоносный
для России вопрос: каким путем пойдет дальнейшее развитие аграрного
сектора экономики, а значит, и страны. Вставшая в 1861 г. на капиталистические рельсы российская деревня столкнулась с серьезными трудностями и противоречиями, которые наиболее выразительно дали о себе
знать в начале XX в. Центральным, базовым из них было противоречие
между уравнительными установками общинного крестьянства, ориентированного на моральную экономику и этику выживания, и механизмами
частной собственности и хозяйственной свободы6. Несмотря на новые
веяния, крестьянство цепко держалось за вековой уклад жизни, противясь внешним влияниям, и принимало лишь то, что совпадало с его простыми и ясными чаяниями. К 1905 г. крестьянское хозяйство в России,
по утверждению К.Р. Качоровского, не только не было вытеснено капиталистическим, как того ожидали марксисты, но, наоборот, несмотря на
огромную поддержку самодержавия, посредством конкуренции и про3
Там же. Оп. 1907. Д. 9ч63. Л. 115.
4
Там же.
5
Пешехонов А.В. Земельные нужды деревни и основные задачи аграрной
реформы. СПб., 1905. С. 6
6
.Рогалина Н.Л. Задачи и уроки изучения российских аграрных реформ XX
века // Российская история. 2011. №4. С. 3.
118
стого «естественного отбора хозяйств» крестьянство быстро вытесняло
капитализм из земледелия7.
Столыпинская аграрная реформа, призванная ускорить процесс превращения крестьянина в собственника, а его земли – в частно-хозяйственный капитал, вызвала очередную волну яростных, непримиримых
споров о путях развития крестьянского хозяйства. В каком же направлении шло развитие сельского хозяйства? Каким началам (индивидуальным, собственническим, буржуазным или коллективистским, общинным, социалистическим) в русской деревне суждено было в конечном
итоге взять вверх? О том, были ли готовы крестьяне к построению социализма, разговоры шли давно. Основанием для веры в возможность
некапиталистической эволюции сельского хозяйства в России служило
наличие сельской поземельной общины, имеющей репутацию «самородного» института крестьянской демократии и взаимопомощи, воплотившего «альтруистические инстинкты» и идеалы коллективной, соборной
жизни. Однако уже первые общинные эксперименты, вдохновленные
идеалами утопического социализма, привнесли известную долю скепсиса. Еще более показательными в этом отношении стали результаты знаменитого «хождения в народ». На практике реализация народнического
идеала не получилась. «Тяжелый опыт нескольких лет не мог не убедить
всякого трезвого человека в том, что «научный социализм», социализм
западный совершенно отскакивает от русской массы, как горох от стены» – писал С.М. Кравчинский8. Можно ли в силу всего вышесказанного
заключить, что крестьянский социализм – утопия? И правы ли современные исследователи, утверждающие, что народничество потерпело крах
именно в качестве социалистической доктрины, поскольку цели народников и народа были диаметрально противоположны: «Если одни хотели
утвердить в деревне обобществленное социалистическое хозяйство, то
сами крестьяне стремились стать частными собственниками и мелкими
хозяевами»9.
В начале XX в. подобные оценки о несостоятельности народничества давались представителями самых разных общественно-политических направлений, от правых до левых в лице РСДРП. Наблюдавшиеся
7
Качоровский К. Крестьянство и интеллигенция // Современные записки.
1921. Кн.V. С. 211.
8
Письмо С.М. Кравчинского к В.И. Засулич от 24 июля 1878 г. // Красный
архив. 1926. Т. VI (19). С. 196.
9
Водолазов Г.Г. Русские «социализмы»: драма идей // Либерализм и социализм: Запад и Россия (к 200-летию со дня рождения А.И. Герцена). М., 2013. С.
70; Пелевин Ю.А. «Хождение в народ» 1874 – 1875 гг. // Вопросы истории. 2013.
№6. С. 46-48.
119
же в российской деревне «процессы распада» (развитие хуторского хозяйства, разрушение общины и дезорганизация существующих социальных связей трудового крестьянства) вследствие первых успехов аграрной
политики правительства П.А. Столыпина обескураживающим образом
подействовали и на очень многих социалистов-революционеров, вызвав,
по словам В.М. Чернова, настоящий идейный столбняк, состояние растерянности и недоумения. Вера в основы программы – не в смысле ее
теоретической безукоризненности, а в смысле практической осуществимости – была серьезным образом подорвана, что подтолкнуло многих
«малодушно хоронить идею социализации земли». Однако лидер ПСР
не склонен был впадать в уныние. Допуская даже полную победу аграрного законодательства III Думы, он справедливо поставил ряд вопросов:
Что именно может разрушить аграрное законодательство правительства
в деревне? Какова ценность, с точки зрения партийной программы, тех
общинных связей и сопутствующих им социальных навыков, против
которых, прежде всего и более всего это законодательство направлено?
Основывается ли на них аграрная программа ПСР?10 И в ходе ответов
на них пришел к весьма обнадеживающим для неонародников выводам.
Было бы неверно утверждать, замечал В.М. Чернов, что аграрная
позиция эсеров базируется на традиционных воззрениях крестьянства.
Революционный социализм в этих традиционных принципах не оставляет камня на камне. Здоровое ядро крестьянских представлений о земле,
например, он старается вышелушить, освободить от скорлупы теологических и патриархальных соображений. «Не на старых, унаследованных
воззрениях крестьянства базируется программа с.р., – писал теоретик,
– а на новых, вырабатывающихся из них после глубокого духовного кризиса, созданного натиском новых условий и новых идей. Не старая формула «земля – Божья» или «земля – государева», а новая формула права
каждого человека, человека, как свободной индивидуальности, помимо
всякой опеки, Божьей или государевой, – является опорой с.-р. аграрной
программы. Не старые, традиционные формы общины с ее казенной «ревизской душой» и с поглощением личности патриархальным семейным
коллективом, – а новые формы общины, вырабатывающиеся при более
свободных, послекрепостных условиях, под влиянием пробуждения личности, предъявления своих прав и крестьянской молодежью, и женщиной – община с новыми потребительными разверстками, – община не
статическая, а динамическая – является одной из возможных драгоценных точек опоры аграрной политики в с.р.-ском духе»11. Поэтому чисто
консервативная позиция охраны общины была неприемлема для ПСР:
«Слащавые народолюбцы, готовые идиллически восхищаться прелестями современной общины, нам только смешны. Их маниловские мечты
разбивает жизнь, должны разбивать их и мы. Поскольку мы проповедуем социализацию земли, мы неизбежно выступаем как критики общины,
обличители ее недостаточности, ее бессилия в разрешении целого ряда
вопросов»12.
Критика института крестьянской общины со стороны приверженцев
народнического социализма была отнюдь не нова. Еще А.И. Герцен, которого многие были склонны обвинять в идеализации общины, отмечал
такие ее минусы как несамостоятельность членов коллектива, отсутствие
инициативы, пассивность, апатия: «Человек, привыкший во всем полагаться на общину, погибает, едва лишь отделится от нее; он слабеет, он не
находит в себе ни силы, ни побуждений к деятельности; при малейшей
опасности он спешит укрыться под защиту этой матери, которая держит,
таким образом, своих детей в состоянии постоянного несовершеннолетия и требует от них пассивного послушания. В общине слишком мало
движения; она не получает извне никакого толчка, который побуждал бы
ее к развитию, – в ней нет конкуренции, нет внутренней борьбы, создающей разнообразие и движение; предоставляя человеку его долю земли,
она избавляет его от всяких забот»13. Общинное устройство, по мысли
А.И. Герцена, усыпляло русский народ, и сон этот становился с каждым
днем более глубоким, пока, наконец, Петр I грубо не разбудил часть нации, искусственно вызвав «нечто вроде борьбы и антагонизма». Однако,
несмотря на указанные минусы, основоположник народнического социализма именно в общине видел фундамент для построения социализма
в России. С подобной позицией спорил М.А. Бакунин, выступив в роли
настоящего обличителя общины. В письме к А.И. Герцену и Н.П. Огарёву от 19 июля 1866 г. он обратил внимание на серьезные недостатки
общины, многие из которых видел и сам А.И. Герцен. Но М.А. Бакунин
шел намного дальше и был более категоричен: «почему эта община, от
которой вы ожидаете таких чудес в будущем, в продолжение 10 веков
прошедшего существования не произвела из себя ничего, кроме самого
печального или гнусного рабства? … Гнусная гнилость и совершенное
бесправие патриархального деспотизма и патриархальных обычаев, бесправие лица перед миром и всеподавляющая тягость этого мира, убивающая всякую возможность индивидуальной инициативы, – отсутствие
права не только юридического, но простой справедливости в решениях
того же мира – и жесткая злостная бесцеремонность его отношений к
10
Чернов В.М. Социализация земли как тактическая проблема // Избранное.
М., 2010. С. 571.
11
120
Там же. С. 578-579.
12
Там же. С. 600-601.
13 Герцен А.И. Россия // Собр. соч. в 30 томах. 1955. Т.6. С. 204.
121
каждому бессильному и небогатому члену; его систематическая злорадостная, жестокая притеснительность в отношении к тем лицам, в которых проявляются притязания на малейшую самостоятельность, – и
готовность продать всякое право и всякую правду за ведро водки – вот,
во всецелости ее настоящего характера, великорусская крестьянская
община»14.
Видевшие в общинных традициях деревни сложный конгломерат
положительных и отрицательных сторон, социалисты-революционеры
стремились не столько незатейливо опереться на них, сколько использовать в своих целях, что предполагало их активную переработку15. Первостепенную важность при этом имели «не мертвые общинные формы и
не переживший их «традиционный» общинный «дух», а аграрно-социалистическое сознание»16, обусловленное наличием в общине уравнительное начала, благодаря которому осуществлялось право на землю и,
соответственно, справедливое распределение благ. «Для нас, – указывал
главный идеолог ПСР, – община дорога постольку, поскольку в ней живет, растет и усложняется общая уравнительная тенденция, для которой,
на известной ступени развития самые формы общины становятся узкими и тесными. Жизненный пульс общины для нас в том, что выводит
крестьян за пределы общины и приводит к социализации земли»17. Уравнительное начало, ограниченное в общине кругом соседского коллектива, социалисты-революционеры надеялись освободить и распространить
на всю страну.
Переход земли в общественное достояние, принцип демократического самоуправления в общественном земельном хозяйстве или распоряжении новым общественным капиталом, землей, при гарантии индивидуальных трудовых земельных прав – все это получило юридическую
конструкцию, далекую от признания сословной поземельной общины
единственным базисом или строительным элементом для социализации
земли. Последняя, утверждал В.М. Чернов, должна была совершенно
растворить в себе существовавшую общину в том же самом смысле,
как она совершенно растворяла в себе индивидуальное или подворное
землепользование. Общинное владение интересовало эсеров постольку,
поскольку допускало подобное растворение с несколько большей легкостью, чем подворное. Однако это, замечал лидер ПСР, была лишь количественная, а не качественная разница, ибо поземельная община осущест-
вляла, хотя и коллективную, но все-таки собственность, т.е. монополию
на данный участок земли данной ограниченной группы18.
Предлагаемая юридическая конструкция, по твердому убеждению
теоретика, вполне соответствовала действительному положению вещей
и отражала в себе тенденции реальной жизни, о чем в первую очередь
свидетельствовало существующее народное правосознание, проявлявшееся по отношению к самым разным благам природы в самых разных
местах империи, в том числе и в Сибири. Побывавший, например, в нарымской ссылке М.В. Вишняк в своих воспоминаниях при описании
сбора кедрового орешка обратил внимание на сложившиеся и ставшие
общепринятыми, основанные на обычае и защищенные законом нормы
данного промысла. «Орех на кедре, как земля или как рыба в воде, – писал эсер, – считались в Нарымском крае ничьими или «божьими», принадлежащими одинаково всем на равных правах. Власть не облагала население налогами, зато строго следила за соблюдением равных шансов
за всеми. Поэтому день, с которого разрешалось «ломать шишку», устанавливался заблаговременно и упреждать его считалось нарушением законов божеских и человеческих. Задолго до объявленного дня отправлялись в глухую тайгу целые экспедиции из отдельных охотников иногда с
семьями, телегами, корзинами, таранами и прочим инструментарием. На
деревне в эти дни оставались только стар и млад, непригодный добывать
орешек»19. То же уравнительное правосознание, но в применении не к
ореху на дереве, а к рыбе в воде, проявлялось, по сведениям М.В. Вишняка, зимой, когда ломали «яму» – вернее, лед.
Нередко в зародышевых, туманных, даже иррациональных формах,
уравнительные идеи в недрах сознания крестьян принимали конфигурацию представления о трудовом праве на землю. Там, где крестьянство
почему-либо получало возможность самостоятельно организовать свои
поземельные отношения, возникали разнообразные формы общины.
Причем примеры аграрно-социалистического сознания наблюдались
даже в необщинных губерниях, где преобладало подворничество. В.М.
Чернов прямо указывал, что идея аграрной революции во имя социализации земли появилась в момент полтавско-харьковского крестьянского
движения. Иными словами, не явления прогрессивного развития общины, а бурное крестьянское движение на необщинной территории исторически послужило толчком к формулированию в эсеровской литературе
идеи социализации земли как политического лозунга для массового движения в деревне20. Как ни парадоксально, отмечал теоретик ПСР, пол-
14
Письма М.А. Бакунина к А.И. Герцену и Н.П. Огареву. СПб., 1906. С. 284.
15
Чернов В.М. Социализация земли как тактическая проблема. С. 580.
18
Там же. С. 606.
Там же. С. 605.
19
Вишняк М. Дань прошлому. Нью-Йорк, 1954. С. 183.
Там же. С. 600.
20
Чернов В.М. Социализация земли как тактическая проблема. С. 606.
16
17
122
123
тавское и харьковское крестьянство, психология которого, казалось бы,
издавна была запечатлена пресловутым «хохлацким индивидуализмом»,
проявило в этом движении несомненные черты нового аграрного правосознания. И несмотря на все старания социал-демократов не делать из
крестьян названных губерний «социалистов-революционеров», они всетаки выходили «эсерами», сами дополняя то, чего им не говорили пропагандисты и агитаторы, построениями вроде социализации земли: «надо
так устроить, чтобы никто не имел права продавать земли, а если умирает, чтобы миру переходила, чтобы земля была «обческа, як у кацапов»»21.
О существовании особого народного правосознания, противоречившего фундаментальным принципам активно развивающегося в России
капитализма, рассуждали не только приверженцы народнического социализма. Депутат II Государственной думы князь Д.Н. Святополк-Мирский
в своем ярком выступлении с негодованием заявлял о наличии несоответствия между законом и жизнью, отмечая отсутствие прочных устоев
индивидуалистического правосознания в мировоззрении крестьянства
вследствие общности основных источников сельскохозяйственного производства. «Пользование благами природы, как достоянием общинным,
а не индивидуализация их в целях наисовершеннейшей их эксплуатации,
– констатировал князь, – вот экономический лозунг нашего крестьянства, а потому вполне понятно, что несогласное с индивидуалистическим законодательством нашего X тома – пользование чужими угодьями
– по понятиям народным отнюдь не может быть приравнено к краже, а
плоды земные не пользуются у нас той неприкосновенностью, которою
каждому, кто там бывал, приходилось наблюдать в Западной Европе»22.
Трудно было, по словам В.М. Чернова, более рельефно обрисовать расхождение между действующим законодательством и народным правосознанием: «То, что с точки зрения закона является кражей, для народа
ничего общего с кражей не имеет; и наоборот, то, чему закон присваивает наименование собственности – и даже священной собственности,
– то представителями крестьянства единогласно называется кражей народного достояния»23. Рассматривая аграрную проблему через призму
крестьянского движения, А.В. Пешехонов писал: «За «грабежами» чувствовалось определенное правосознание, в «разборках» и «разгромах»
имелась, несомненно, общая идея. Во всяком случае, сами крестьяне
не считали себя «преступниками». Крестьяне действовали совершенно
открыто и спокойно, нередко даже предупреждали о дне, когда явятся.
Сама явка была обставлена известными обрядностями, их нисколько не
смущало присутствие владельца. Может быть, крестьянам и не чуждо
чувство ответственности перед властью, но перед собственной совестью
и перед людьми они, очевидно, чувствовали себя правыми»24.
Какие же еще реалии укрепляли веру социалистов-революционеров
в свою правоту? Во-первых, вопрос о характере землепользования и землевладения был поставлен в России в 1905 г. на сотнях сельских сходов
и решался во многих приговорах в русле эсеровской программы. Вовторых, внесенный во II Думу через группу эсеров аграрный законопроект, выработанный по инициативе ЦК ПСР ее аграрными теоретиками
и основанный на принципе последовательного отрицания частной собственности на землю, был поддержан 104-мя депутатами25. В-третьих,
показательным явился и факт провозглашения идеи социализации земли
в программах национально-социалистических партий: Революционной
партии социалистов-федералистов Грузии, Армянской революционной
федерации «Дашнакцутюн», Латышского социал-демократического союза26. А ведь представляемые этими партиями национальности совсем
не знали великорусской поземельной общины. В-четвертых, однозначно
утверждать об ослаблении коллективистских начал в российской деревне не позволяло стремительное развитие меновой кооперации, принявшее с 1914 г. поистине гигантские размеры и пошедшее с не виданной
нигде в мире быстротой. К 1 января 1917 г., по данным К.Р. Качоровского, в течение 10-15 лет в России одних только кредитных кооперативов
возникло около 16 тысяч, в которых состояли более 10 млн. человек, а с
учетом других меновых кооперативов – не менее 12 млн. крестьянских
семей, т.е. до 2/3 крестьянства были объединены в меновой кооперации27. Но кроме этого верхнего, видимого этажа русского крестьянского
коллективизма построился почти никем не замечавшийся нижний этаж
мелкой частичной производственной кооперации в виде «больших семей», «супряг», артелей, товариществ по обработке полей, переработке
продуктов, которые во множестве комбинаций и форм являлись зародышем коллективного земледелия и, так или иначе, затрагивали значительное число крестьянских хозяйств. В усилиях выстоять в войне эта производственная кооперация с помощью общины приняла внушительные
24
Пешехонов А.В. Аграрная проблема в связи с крестьянским движением.
СПб., 1906. С. 13.
25
21
Там же. С. 608.
22
Государственная дума. Стенографические отчеты. Второй созыв. Сессия
II. Т. I. СПб., 1907. Стб. 699.
23
124
Чернов В.М. Социализация земли и община // Избранное. М., 2010. С. 540.
Леонов М.И. Партия социалистов-революционеров в 1905 – 1907 гг. М.,
1997. С. 371.
26
Чернов В.М. С. Социализация земли как тактическая проблема. 609.
27
Качоровский К. Крестьянство и интеллигенция // Современные записки.
1921. Кн.V. С. 221-222.
125
размеры, общинные запашки (части общинной земли) стали охватывать
массы обществ28.
Таким образом, суть аграрного вопроса социалисты-революционеры
также видели в борьбе между капиталистическими и социалистическими тенденциями в российской деревне. Правда, смотрели на проблему
в несколько ином ракурсе, трактовали ее исходя из своего миросозерцания: сущность противоречий выражалась, прежде всего, в столкновении
общего духа «индивидуалистического законодательства» и общего духа
народных трудовых понятий и представлений. И обострение аграрного
вопроса, по мнению В.М. Чернова, было ни чем иным как обострением
вековой тяжбы между двумя этими началами: законом, навязывающим
крестьянам индивидуалистический способ пользования землей, и жизнью, «народным правосознанием и тем прокрустовым ложем индивидуалистического «X-го тома», в которое правительство старалось уложить
народную жизнь»29. Неонародники желали высвободить деревню из-под
пут X-го тома Свода законов и реорганизовать земельный строй на уравнительно-трудовых началах, свойственных народному правосознанию
и нуждающихся в научной формулировке и юридической разработке,
т.е. стремились закон и правосознание масс привести к одному знаменателю. Однако было бы неверно говорить, что эсеры отрицали наличие
собственнических начал в самом крестьянстве. Наряду с насильственным внедрением индивидуализма извне серьезную угрозу представлял, конечно же, и «червь индивидуализма», подтачивающий трудовое
единство землевладельцев изнутри. Еще А.Н. Энгельгардт отмечал, что
«крестьяне в вопросе о собственности самые крайние собственники, и
ни один крестьянин не поступится ни одной своей копейкой, ни одним
клочком сена»30. Тем не менее, возможности для развития России в сторону справедливого общества и трудового народного государства социалисты-революционеры видели именно в коллективистских началах, а потому собственно их считали наиболее конструктивными и позитивными
и стремились всячески актуализировать и стимулировать.
Почему же в сибирской деревне эсеры сталкивались с такими серьезными трудностями? Ведь и соответствующее правосознание у местных крестьян имелось, и община была, и кооперация развивалась…
Думается, что слабый интерес крестьян к революционной пропаганде
все-таки был обусловлен в первую очередь наличием огромного земельного фонда, что автоматически устраняло важнейшую составляющую
народнического лозунга. Социалистический принцип, по которому, как
28
Там же.
29
Чернов В.М. Социализация земли и община. С. 541.
30
Энгельгардт А.Н. Из деревни. 12 писем. 1872-1887. СПб., 1999. С. 58.
126
выражался А.И. Герцен, «каждый человек имеет право на место за столом», становился актуальным в связи с исчерпанием ресурсов и был нацелен на относительно справедливое распределение благ. В Европейской
России обострение аграрного вопроса во многом определялось перенаселением и, соответственно, нехваткой земли, что привело к активной и
массовой миграции крестьян за Урал. С потерей остроты вопроса падал
и интерес к социалистической риторике. Вместе с тем немаловажную
роль играл и выкованный в течение многих веков менталитет, соединивший в себе как положительные, так и отрицательные черты, замеченные и раскритикованные самими революционерами. И с одной стороны,
эсеры, безусловно, пытались эксплуатировать обыденные крестьянские
представления во имя подтверждения собственного миросозерцания. Но
с другой – обыденные крестьянские воззрения, привычки и предрассудки могли стать существенным тормозом в деле агитации, пропаганды
и реализации социалистических идей. Все сколько-нибудь здравомыслящие социалисты прекрасно понимали, что путь к новому общественному устройству нелегок и долог, и для достижения первых серьезных
успехов необходимо будет пройти длительную школу хозяйственного
самоуправления в кооперативах и синдикатах, в городских муниципалитетах и сельских самоуправлениях. Лидер ПСР В.М. Чернов прямо
заявлял, что на пути к социализму потребуется преодолеть множество
препятствий, среди которых наиболее важными будут интеллектуальные, моральные, и психологические. Ведь новый строй будет нуждаться
в новом человеке, а его не может быть без воспитания и перевоспитания личности. Так или иначе, в 1917 г. История предоставила гражданам
России возможность самостоятельно и относительно свободно выбрать
вариант развития страны. Крестьянство отдало свои голоса социалистам-революционерам, определив величину основных общероссийских
показателей, а с тем и облик Учредительного собрания. Отстаивающие
же буржуазные ценности либералы в деревне провалились, поскольку их
идеи укрепления земли в собственность и выкупа, пусть даже частичного, помещичьих земель были, по мнению крестьян, несправедливыми.
Примечательно, что наибольшей поддержки ПСР добилась в Сибири. В
Тобольской, Алтайской, Томской, Енисейской и Иркутской губерниях
эсеры завоевали около 79% голосов и 38 депутатских мандатов из 4431.
Т.е. российские крестьяне сделали выбор в пользу некапиталистического
развития. Однако это отнюдь не означало автоматическую неизбежность
победы коллективистских, общинных начал над индивидуальными, собственническими.
31
Протасов Л.Г. Всероссийское Учредительное собрание: история рождения
и гибели. М., 1997. С. 229.
127
О.В. Коновалова
доктор исторических наук,
Сибирский юридический институт ФСКН России (Красноярск)
В.М. Чернов о советской системе, демократии и социализме
Скептическое отношение к идеям социализма в последнее время неразрывно связано с «крахом социалистического эксперимента» в СССР.
Поэтому весьма актуальным является обсуждение вопроса о характере
общественного строя в СССР, соотношение между собой понятий «социализма» и «демократии». Значительный вклад в постановку и решение
этих вопросов внесли в 1920-1940-е гг. российские социалисты-эмигранты.
Обращение к теоретическому наследию социалистической эмиграции весьма важно в методологическом плане, поскольку позволяет определить принципиальные основы для изучения исторического процесса
в России, мире, акцентировать внимание на стратегических задачах развития социалистической идеологии и движения на современном этапе.
В эмиграции в 1920-е гг. оказался практически весь цвет российской
интеллигенции, обладавший колоссальным научным, интеллектуальным, культурным потенциалом. Взаимодействие с ведущими теоретиками и практиками западноевропейского социалистического движения, с
одной стороны, глубокий анализ процессов, происходивших в СССР, с
другой, позволили представителям российской социалистической эмиграции выработать уникальные научные концепции и внести значительный вклад в сокровищницу мировой общественной мысли.
Еще в начале ХХ в. идеологом неонародничества В.М. Черновым
был предложен типологический подход к исследованию общественных
процессов, основанный на своеобразном синтезе марксистского формационного и цивилизационного подходов, согласно которому общие
тенденции мирового развития по-разному преломляются в различных
национальных культурах, определяя тот или иной тип, модель развития
страны.1 Позднее вступление России на путь капитализма, потребность
в ускоренной индустриализации страны, специфика политического и
1
Чернов, В.М. Проект новой партийной программы / В.М.Чернов // Революционная Россия. – 1924. – № 33-34. – С.8. См. подробнее Коновалова О.В. В.М.
Чернов о путях развития России: монография. – М., 2009.
128
культурного развития и разрушительное влияние Первой мировой войны
значительно повлияли на складывание российской модели капитализма.
В развернувшейся на страницах эмигрантских изданий полемике по
поводу сути советского эксперимента, определились две принципиальные позиции. Меньшевик Ф.И. Дан и эсер В.В. Сухомлин утверждали,
что поскольку к власти пришла коммунистическая партия, буржуазия, а
значит и капиталистические отношения уничтожены, советский строй
правомерно рассматривать как социалистический. Эту точку зрения поддержал и лидер австрийских социал-демократов О. Бауэр.
Однако большинство участников дискуссии, в том числе и В.М. Чернов, рассматривали общественную систему СССР, как разновидность
государственного капитализма. «Как любое частное капиталистическое
предприятие, возглавленное социалистом, от этого не перестанет быть
капиталистическим предприятием, так и система государственного капитализма от простого перехода власти к социалистической партии еще
не перестанет быть системой государственного капитализма», – утверждал Чернов. «Ибо дело не в том, чтобы отдельного буржуа (или буржуазию), злого хозяина, заменить социалистом (или социалистической партией), добрым хозяином, дело в том, чтобы изменить социальный тип
хозяйства».2
Аргументируя свою позицию, лидер эсеров подчеркивал, что большевикам не удалось перейти к социалистическому типу хозяйства, для
которого характерны: гармоничное согласование интересов рабочих,
организаторов производства и потребителей; создание экономических и
социально-политических условий для полного освобождения труда; изменение характера общественных отношений – переход от эксплуатации
и конкуренции к сотрудничеству и солидарности. Субъектом эксплуатации в СССР оставалось коллективное юридическое лицо – государство,
а если точнее, то «правящая партия в режиме диктатуры».3
В 1939-1940-х гг. новое направление дискуссии задал лидер австрийской и германской социал-демократии Р. Гильфердинг, который высказал
идею о формировании в СССР общественной системы особого типа –
ни капиталистической, ни социалистической, а «третьей» – «тоталитарной», характерной чертой которой является тотальное огосударствление
всей хозяйственной жизни.4
2
Чернов, В.М. К теории госкапитализма и социализма / В.М. Чернов // Революционная Россия. – 1926. – №47. – С.12-13.
3
Чернов, В.М. Краткий смысл пространных споров / В.М. Чернов // Революционная Россия. – 1926. – №46. – С.4-5.
4
Социалистический вестник. – Нью-Йорк, 1940. – №8. – С.119.
129
Эта идея стала отправной точкой для последующих рассуждений
Чернова. Обращаясь к анализу исторических предпосылок формирования советской системы, он усматривал ее истоки в особенностях капиталистической эволюции страны. Дело в том, подчеркивал Чернов, что
по целому ряду исторических причин империалистический капитализм
не выполнил своей исторической миссии – индустриализации страны.
Незавершенность и противоречия политики индустриализации, которую
до революции проводило царское правительство, привели к нарастанию
экономического отставания страны, что и проявилось с особой остротой
в годы первой мировой войны. «Экзамена мировой военной катастрофы
он (империалистический капитализм – К.О.) не выдержал и крахнул», –
заключал Чернов.
Коммунистическая партия, придя к власти, хотя и «отменила капитализм декретом», однако была вынуждена продолжить то, что не довершило прежнее государство. Советской власти пришлось взять на
себя «черную работу неудачницы буржуазии». Индустриализация стала «душой советской экономической политики».5 Однако в отличие от
С.Ю. Витте большевикам не удалось разрешить вопрос о внешних источниках финансирования модернизации. Это предопределило процесс
сворачивания нэпа. «Большевики не виноваты, что не остановились
перед таким эпилогом. Они сами были жертвою истории, жертвою обстоятельств, но прежде всего – жертвою собственного предприятия. Захват тоталитарной диктатуры в экономике и политике для разрешения
досоциалистических и несоциалистических задач мстит за себя жестоко
c’etart la fatalite», – заключал он.6
У советского государства не было тех источников накопления, которые использовала западноевропейская буржуазия. Поэтому вместо
использования экономических ресурсов колоний пришлось изыскивать
другие источники. Такую роль «внутренней колонии», по словам эсера,
и сыграло российское крестьянство. Большевики вынуждены были форсировать внутреннее накопление капиталов, стремясь сосредоточить их
в руках советского государства.7 Таким образом, Чернов к концу 1930-х
гг. практически признал, что у большевиков не было иной альтернативы,
кроме индустриализации за счет крестьянства, она была исторически
предрешена.
К 1930-м гг., по мнению Чернова, определились принципиальные
особенности советской экономической системы, покоившейся на го5
Чернов, В.М. Природа советского народного хозяйства // ГАРФ, ф.5847,
оп.1, д.34, лл.291-292 об.
6
7
130
сударственной собственности и тотальном государственном регулировании всей хозяйственной жизни. Советское государство не только
регулирует экономические процессы, используя рычаги Госплана, но и
является субъектом собственности. Оно является «единым и единственным Всехозяином, Государством-предпринимателем»8. Секрет возрастания финансовой мощи советского государства – сосредоточение в своих
руках не только власти, но и предпринимательской, и торговой прибыли,
и ренты.9
Характеризуя идеологические установки большевизма в 1930-е гг.,
Чернов подчеркивал, что они являются «определенной смесью наполеонизма, петрограндизма и ницшеанства». В сознании большевиков, на его
взгляд, произошла подмена цели и средств политики. Индустриализация
страны из средства для достижения благополучия личности и общества
превратилась в самоцель, а человек – в средство для достижения этой
цели. «Не производство для народа, а народ для производства» – такова
их цель, утверждает лидер эсеров.10 Большевики, стремясь сберечь как
можно больше сил и средств для воздвижения «Хеопсовых пирамид тяжелой индустрии и электрификации», забывают самого человека.11
Причины такой метаморфозы он верно связывает с последствиями
Первой мировой и гражданской войн. Чернов был уверен, что большевики перенесли методы управления, использовавшиеся царским и Временным правительством в период Первой мировой войны, на мирное время.
Главной задачей в милитаризированном государстве является увеличение внешней мощи, для которой население обязано жертвовать всем, потребности масс отступают на последний план.
Практически идеолог неонародничества подходит к пониманию
принципиальных особенностей российской модернизации, связанных
как с историческими, социально-экономическими, политическими условиями и с геополитическим положением страны. Как в эпоху Петра I, так
и в сталинский период основным стимулом для модернизации являлось
неблагоприятная внешнеполитическая обстановка, угроза поражения в
войне, это внешнее давление, являлось и является своеобразным стимулом для российской модернизации, которая в силу таких обстоятельств,
приобретает специфический милитаризированный характер. Сама Октябрьская революция, с точки зрения Чернова, явилась «законным дети8
Чернов, В.М. К познанию советской экономики / В.М.Чернов // За свободу.
– Нью-Йорк, 1942. – №6-7. – С.12-13
9
Чернов, В. М. На путях этатизма / В.М. Чернов // За свободу. – 1942. – №89. – С.40.
ГАРФ, ф.5847, оп.1, д.34, л.287.
10
ГАРФ, ф.5847, оп.1, д.30, лл.48-49.
ГАРФ, ф.5847, оп.1, д.60, л.852 (Черновик статьи В.М. Чернова, около 1932 г.).
11
Там же.
131
щем войны», более того – ее непосредственным продолжением, ее перенесением с внешних границ страны внутрь ее.12
Однако милитаристский дух большевизма – не только порождение
Первой мировой войны, на взгляд Чернова, его истоки следует искать в
глубинных исторических пластах самодержавного строя России. «Вековое господство самодержавия врезалось в психологию, коварно впивалось жалящими когтями в души самих революционеров, делало втайне
их духовными автократами», – писал он. На это «тайное родство» указывает даже остроумно подмеченное Черновым известное выражение
Ленина о советской власти как о «самодержавии народа».13
Итак, он убежден, что экономическую систему СССР нельзя считать
социалистической. В XX в., считает Чернов, мир вступает в новую эпоху. «гиперимпериализма», государственного капитализма или этатизма,
отличительными чертами которого являются усиление роли государства
в общественной жизни, сращивание финансовой олигархии с государственным аппаратом, обострение противоречий между индустриально-развитыми и аграрно-сырьевыми странами. Получается, что между
стадией «организационного, регулируемого» империалистического капитализма и социализмом в ХХ в. появляется новый качественный этап
– этатизм. Однако в странах, поздно вступивших на капиталистический
путь, с незавершенными процессами первоначального накопления и индустриализации, этатизм приобретает особые тоталитарные формы.
Продолжая развивать идеи Р. Гильфердинга, в статье «К познанию
советской экономики» в 1942 г. Виктор Михайлович отмечал: «Советский строй нельзя назвать ни капиталистическим, ни социалистическим, ни переходным этапом – смешанной экономикой, это нечто третье
– государственный капитализм – или этатизм … с собственными законами внутреннего равновесия и собственной тенденцией развития во
всю более зрелую, типическую и законченную форму». Чернов квалифицировал его как «тоталитарный хозяйственный этатизм».14 «Тоталитарному хозяйственному этатизму» в СССР соответствует, по мнению
12
Чернов, В.М. Подражатели Судейкина / В.М. Чернов // Революционная
Россия. – 1924. – №35-36. – С.14.
13
Чернов, В.М. Разрушение вместо созидания (Полное собрание сочинений
В.И.Ленина) / В.М. Чернов // Воля России. – 1924. – №1-2. – С.165-182.
14
Чернов, В.М. К познанию советской экономики. – С.16; Чернов, В.М. На
путях этатизма. – С.37-38; Чернов, В.М. Этатизм, оттесняющий социализм //
HIA, NC, box.391, f.22; Чернов, В.М. Природа тоталитарного этатизма // HIA,
NC, box.391, f.22 (Две последние статьи опубликованы: Коновалова, О.В. Политические идеалы В.М. Чернова: взгляд через годы / О.В. Коновалова. – Красноярск, 2005. – С.196-202; В.М. Чернов о тоталитаризме. Статьи конца 1930-х – начала 1940-х гг. (О.В. Коновалова) // Исторический архив. – 2008. - №1. – С.3-23).
132
Чернова, особая политическая форма – «тоталитарное однопартийное
государство».15 Характеризуя суть политического режима в СССР, Чернов писал о всевластии Сталина и коммунистической партии, сращивании партии и государства, об управлении страной с помощью репрессий.
В отличие от многих своих современников, причины репрессий в
СССР лидер эсеров связывал не столько со спецификой личности Сталина, сколько со своеобразием сложившейся политической системы, историческими закономерностями революционного процесса и особенностями политической культуры народных масс.16 Репрессии, по его мнению,
обусловлены логикой развития диктатуры, эволюционировавшей от
партийной олигархии к власти диктатора, потребностью осуществлять
партийный контроль над разросшимся бюрократическим аппаратом в
условиях форсированной модернизации при неблагоприятной внешнеполитической обстановке.
Исходные методологические установки позволили лидеру эсеров
и его единомышленникам по «Революционной России» вскрыть существенные противоречия советской политической системы и практически
предугадать сценарий краха «большевистского коммунизма». В статье
«Советское управление и коммунистическая партия», опубликованной
на английском языке в журнале «Foreign Affairs» в 1929 г., Чернов, характеризуя советскую политическую систему, подчеркивал, что Советы
только формально являются высшими в государстве. На самом деле они
лишь инструменты в руках Центрального Комитета партии.
Однако большевики, фактически передав реальную власть из рук
Советов в исполкомы, все же вынуждены были сохранить съезды Советов, хотя и ограничили их представительскими и учредительными функциями. Существование Съезда Советов как органа верховной власти, по
мнению В.М. Чернова и Г.И. Шрейдера, потенциально содержало опасность для политической монополии партии большевиков. Пока коммунистическая партия монолитна и в ее среде не существует разногласий,
она может не тяготиться всесоюзным и республиканскими съездами, но
опасность просыпается каждый раз, как только в правящей партии возникают разногласия. Перенесение внутрипартийной борьбы в область
советскую – открытая критика на советских съездах партийных директив – это значит апелляция к стране, это значит «ставшая во весь рост
грозная реальная опасность… краха диктатуры».17
15
HIA, NC, box 391, f.14.
16
Чернов, В.М. Аккорды и диссонансы революции / В.М.Чернов // Революционная Россия. – 1927. – №62. – С.10-13.
17
Шрейдер, Гр. Перспективы коммунистической диктатуры / Гр. Шрейдер //
Революционная Россия. – 1927. – №59-60. – С.26.
133
Другую скрытую опасность для советской политической системы, по
мнению эсеров, представляла непомерно разросшаяся бюрократия. Большевики ставили целью ликвидацию бюрократии, а на деле создание советского и партийного аппаратов привело к многократному росту «красной
бюрократии».18 Плебеизация бюрократического аппарата за счет выходцев
из рабоче-крестьянской массы, по мысли Чернова, не могла служить гарантом связи государства с народом, потому что у бюрократии свои интересы.
Они могут даже расходиться с интересами партии не только в индивидуальном, но и в корпоративном плане. Это может послужить основой для «не баррикадной, а легальной революции», так как состав советских съездов, преимущественно состоящий из бюрократии, может «сыграть» против партии.19
В этом плане процесс может начаться с расширения полномочий Советов и демократизации избирательной системы.20 Чернов, в отличие от
Шрейдера был уверен, что демократизация Советов может явиться только определенной ступенью на пути перехода к парламентской системе.21
В «Проекте платформы Американской федерации ПСР», предложенном
Черновым в 1930 г., подчеркивалось, что «для партии принципиально
вполне приемлемо открытое организованное возвращение в Советы»,
которое может послужить исходной точкой дальнейшей мирной эволюции России и «демократизации советского строя изнутри».22
В свою очередь демократизация политического строя в СССР, по мнению В.М. Чернова неизбежно приведет к распаду псевдо-федерации – выделению самостоятельных и независимых государств. В этом случае он
считал целесообразным образование на территории бывшего СССР конфедерации независимых государств из Российской Федерации, Украины,
Белоруссии, Грузии, Армении, Азербайджана, Узбекистана, Туркменистана, если необходимо, то и Кавказа. Для того чтобы процесс создания конфедерации не сопровождался вооруженными конфликтами, лидер эсеров
предполагал создание демилитаризованных зон, обеспечения на территории бывших республик гарантии равенства «иностранцев в гражданских
и имущественных правах с гражданами соответственных государств».23
18
ГАРФ, ф.5847, оп.1, д.31, л.79.
19
Шрейдер, Гр. Перспективы коммунистической диктатуры. – С.25-26.
20
Шрейдер, Гр. Какой должна быть демократизация Советов / Гр. Шрейдер
// Бюллетень Американской федерации ПСР. – 1930. – №5-6. – С.3-6.
21
Чернов, В.М. О демократии и трудовом цензе. – С.16.
22
Проект платформы Американской федерации ПСР // Бюллетень Американской федерации ПСР. – 1930. – №1. – С.9.
23
Платформа Социалистической лиги нового востока // Революционная
Россия. – 1927. – №59-60. – С.20.
134
Отмечая глубокие противоречия советской политической системы, Чернов предвидел, что их развитие логически приведет к ее перерождению и
краху. Пророческий смысл имели его слова, сказанные еще в ноябре 1920 г.
в беседе с сотрудников газеты «Daily News». Отвечая на вопрос о возможном падении большевизма, он заявил: чем «дольше удастся большевистской
власти продержаться, тем внезапней и катастрофичней будет ее падение.…
Будет так, как с самодержавием: хотя его падение ожидалось и предрекалось
давно, а пало оно вдруг, заставши всех врасплох, и пало с невероятной легкостью, хотя еще накануне казалось неприступной твердыней».24
Возвращаясь к этому вопросу в начале 1930-х гг., Чернов предостерегал,
что в период катастрофического падения большевизма может возникнуть
не менее опасная тенденция – стремление немедленно «возвратиться к здоровому капитализму», все перереставрировать, «денационализировать без
удержу», прикрываясь красивой ширмой «раскрепощения хозяйственного
индивидуума». Такая «эпидемии буржуазного поправения», по его мнению,
вполне может спровоцировать рецидивы большевизма.25
Чернов призывал «чрезвычайно осторожно и бережно» относится к
социально-экономическому наследию советской системы. В случае прихода к власти в России демократических сил он предлагал сохранить
«хозяйственно рентабельные и социально выгодные учреждения и предприятия кооперативного и государственного сектора, которые продемонстрировали свою жизненность и эффективность и могли бы послужить
твердым отправным пунктом дальнейшей восстановительной и преобразовательной работы».26
Таким образом, концепция тоталитаризма Чернова, по сути, являлась
логическим развитием его доктрины о типах капиталистической эволюции. Получалось, что именно государства, поздно вступившие на путь
капитализма, в развитии которых преобладали его «темные» стороны, в
условиях ХХ в. трансформировались в тоталитарные диктатуры. Но сам
Чернов такой вывод не сформулировал. Более того, он отказывался признавать тоталитаризм адекватной формой развития обществ, переживающих существенные трудности на пути модернизации. Теоретик считал
его своеобразным тупиком в общественном развитии. В этом, на наш
24
Чернов, В.М. О положении большевистской власти / В.М. Чернов // Воля
России. – 1920, 19 ноября. – С.2.
25
Чернов, В.М. Письмо Кляверу в Харбин (рукопись на 13 л., около декабря 1931-января 1932) // International Institute Social History (IISH), V.M. Chernov
Collection, box 16.
26
Проект платформы Американской федерации ПСР (принятый объединенным собранием эсеров Нью-Йорка) // Бюллетень Американской федерации ПСР.
– 1930. - №1. – С.8.
135
взгляд, проявились противоречия в концептуальных построениях Чернова. Он был убежден в существовании особых моделей капитализма,
обращал внимание на специфику социально-экономических отношений
стран, поздно вступивших на путь модернизации, однако при этом не
хотел признавать, что особым социально-экономическим условиям соответствуют адекватные им политические формы. Политические идеалы
Чернова, ориентированные на защиту прав и свобод личности, демократию, не позволяли ему смириться с диктатурой.
Советская тоталитарная партийная диктатура не является социалистической. «Демократия есть не что иное, как политическая сторона
социализма», суверенитет права, свобода – эта душа демократии и социализма, – писал Чернов в 1930-х гг.27 «Без свободы, – писал он, – нет,
и не может быть вложенного в труд личного начала; а без него и труд
не является индивидуальным творчеством, и трудящийся перестает
быть человеком во всем высоком значении этого слова, а превращается
в живого робота». Большевистский социализм и стал именно таким социализмом роботов. Государство, именуемое себя социалистическим, на
самом деле являлось «самым крупным из коллективных рабовладельцев
всех времен и народов, в распоряжении которого огромный край, типа
Дальстроя, покрытый лагерями принудительного труда».28
Перспективы развития социализма и социалистического движения
лидер эсеров неразрывно связывал с развитием демократии и поднятие
ее на новый качественный уровень – интегральной демократии, охватывающей все сферы общественной жизни внутри стран, распространение
ее принципов на сферу международных отношений. Суть социализма
в развитии и углублении политической демократии, распространении
демократических принципов на социально-экономические отношения,
международные процессы.29
Современная демократия «означает сохранение за большинством
лишь строго определенных преимущественных прав… при строго
огражденном праве меньшинств и при полной неприкосновенности известных прав личности».30 «Весь исторический ход развития демократического режима, – писал он, – неразрывно связан с гарантией неприкосновенности… неотчуждаемых прав человека и гражданина».31
Последующее развитие демократии, считал Чернов, должно сместить акценты от вопроса: кому принадлежит право управления государством к рассмотрению внутренней природы самой власти, перенесению
центра тяжести с однобокого упора на власть, на взаимное согласование
между собой понятий власти, права и свободы. Развитие демократии по
Чернову означало рассредоточение властных полномочий, их «черный
передел» не только между центром и периферией, между отдельными
ветвями власти, но и втягивание в политический процесс в качестве
субъектов властных отношений народных масс.32
«Демократизм состоит не только в работе для массы, но и в работе
через массу, путем ее поднятия на высший уровень», – писал он.33 Отношение к народу как к главной правотворческой силе составляет краеугольный камень концепции политической демократии Чернова. Вместе
с тем он понимал, что совершенствование внешних форм демократии
имеет предел, упирающийся в уровень культурного развития народных
масс. «Внутренний демократизм означает глубочайшую терпимость и
уважение к чужому убеждению как к «святому святых» личности. Им
исключаются все виды духовного деспотизма, фанатизма догмы и ненависти к несогласно мыслящим».34 Чернов считал, что демократия
предполагает внутреннюю потребность в критике и в оппозиции как в
элементах совместного искания истины. Поэтому она немыслима без соответственной трансформации народного сознания, без воспитания народа в подлинно-демократическом духе.
Основное предназначение демократии Чернов видел в том, чтобы
предложить обществу такую форму и способ развития, при которых для
разрешения социальных проблем удастся избежать вооруженных столкновений и кровавых революций. Демократия, по глубокому убеждению
Чернова, является способом «умиротворения человечества, нахождения
для разрешения всех его внутренних споров, распрей и конфликтов нормальных мирных путей: путей ПРАВА». «Демократия есть царство ПРАВА... суверенитет Права», – подчеркивал он. Демократия, по мнению
Чернова, призвана поднять на более высокий уровень авторитет права
вообще, открыть дорогу правоизъявлению широких народных масс.
«Суверенитет права – эта душа демократии – исключает суверенитет самодовлеющего произвола и насилия», – писал он.35
27
ГАРФ, ф.5847, оп.1, д.11, л.143, 127, 126.
28
Чернов, В.М. Истоки / В.М. Чернов // За свободу. – 1947. – №18. – С.20-21.
32
ГАРФ, ф.5847, оп.2, д.16, лл.51,52.
ГАРФ, ф.5847, оп.1, д.11, лл.146, 133.
33
ГАРФ, ф.5847, оп.2, д.16, л.47.
29
30
Чернов, В.М. Тезисы о демократии. / В.М. Чернов // Исторический архив.
– 2001. – №4. – С.6.Там же. – С.6.
31
136
Там же. – С.6.
34
ГАРФ, ф.5847, оп.1, д.67, л.470; Опубликовано: Чернов, В.М. Тезисы о
демократии / В.М. Чернов // Исторический архив. – 2001. – №4. – С.7.
35
ГАРФ, ф.5847, оп.1, д.11, л.127, 126.
137
Определяя задачи социалистического движения, он подчеркивал,
что задача современного социализма – стать «гуманитарным социализмом», дополнив «экономический автоматизм» марксизма «социализмом
гуманности». Развитие социализма невозможно «без внутренней духовной работы по формированию демократического миросозерцания, мироощущения и мировоздействия. Демократия есть логический вывод и
политический постулат современной гуманистической морали».36
По мнению Чернов большевистский эксперимент во всю силу обозначил для социалистического движения принципиально важный вопрос о соотношении цели и средств политики. Стремление к светлому
будущему посредством попытки большевиков осуществить на практике
идею диктатуры пролетариата привела к установлению диктаторского
режима. В этом случае сработала определенная закономерность – «когда чрезвычайное и ненормальное» надолго становится нормою жизни,
диктатура имеет тенденцию окостеневать в режим и вместо того, чтобы
служить своей цели – наибыстрейшему возврату к нормальному положению, – стремится сама себе сделаться целью… и утвердиться в качестве
особого принципиально иного государственного строя».37 Поэтому, призывал Чернов, социалистам необходимо отказаться от идеи диктатуры
пролетариата и исключить ее из своих программ.38
Конечно, для защиты своих устоев, даже демократическая власть
обязана прибегать к силе. «Именно последовательный демократизм не
только допускает, но даже требует, чтобы использование демократических прав и вольностей было отнято у тех, кто не признает связанных с
ними обязанностей – уважать права и вольности других».39 Но Чернов
предупреждал, что для демократии не проходит даром даже вынужденная самооборона путем установления диктатуры. «Диктатура демократии может быть навязана событиями, но от нее идет предательская покатость в сторону диктатуры ради диктатуры». Диктатура, установленная
всерьез и надолго вместо лекарства, для спасения демократии, может
стать «ядом, который сожжет, отравит демократию». Поэтому применение чрезвычайных полномочий для спасения демократии возможно
только на ограниченный промежуток времени и только тогда, когда демократия является, во-первых, исходным пунктом – источником, из кото36
Чернов, В.М. Двенадцать изречений Т.Г. Масарика о демократии. Рукопись. ГАРФ, ф.5847, оп.2, д.23, л.65,65об.
37
[Чернов В.М.] К вопросу о диктатуре и демократии. – С.9.
38
Чернов, В.М. Тезисы о демократии. – С.8; Чернов, В.М. Доклад о диктатуре и демократии // ГАРФ, ф.5847, оп.1, д.69, лл.681-681об.
39
138
ГАРФ, ф.5847, оп.1, д.11, л.138.
рого рождаются временные права «диктатуры», и, во-вторых, конечною
целью».40
Чернов был убежден, что «великого дела нельзя делать грязными руками, их прикосновение не проходит даром. Оно все искажает, все уродует, все обращает в свою наглядную противоположность. В грязных руках
твердая власть становится произволом и деспотизмом, закон – удавной
петлей, строгая справедливость – бесчеловечной жестокостью, обязанность труда на общую пользу – каторжной работой, правда – ложью».
Возможно, в будущем, считал он, человечество осознает, что насилие порождает насилие, и выработает более гуманные способы взаимоотношений между людьми, странами и народами. В связи с этим его
привлекала этическая доктрина Л.Н. Толстого о непротивлении злу насилием. Он считал, что в учении великого писателя «есть, конечно, зерно
какой-то высшей правды». «Насилие побеждают любовью, а не насилием; любовь, против насилия прибегающая к насилию, сама вырождается
в худший вид деспотизма».
Конечно, в реальной жизни, отмечал Чернов, «стихия массовых погромов, чужеземного нашествия, захвата власти и установления целого
строя деспотии внешней или внутренней требует встречной силы, героической вооруженной самообороны, восстания, революции». Применение силы порой необходимо, в том числе для того, чтобы предотвратить
большее насилие. Но все-таки, убежден эсер, моральный максимализм
Льва Толстого этим не опровергнут, а лишь дополнен: «когда любовь
вдохновляет на убийство… ни для истины, ни для любви это насилие
над самим собою не проходит так просто, даром».41
Чернов был убежден, что возрождение социалистической идеологии
невозможно без осознания того, что здоровый «пацифизм чувств» широких народных масс, «пацифизм человечности» являются неотъемлемым
общечеловеческим достоянием, которым нельзя поступиться в угоду победы какого-либо класса, даже если этот класс – пролетариат.42
Развивая эти идеи в неопубликованной работе «Итоги марксизма»,
написанной к 50-летию смерти К. Маркса, он указывал, что между политикой и этикой необходимо выработать определенное соотношение.
Размежевание между ними должно носить такой характер, при котором
этика очерчивает для политики определенные рамки, вне которых остаются недостойные средства борьбы, на них лежит моральное табу и их
40
Чернов, В.М. Уроки коммунистического опыта / В.М. Чернов // Воля России. – 1923. – №17. – С.29.
41
[Чернов В.М.] К вопросу о диктатуре и демократии. – С.10.
42
Чернов, В.М. На путях великого смятения / В.М. Чернов // Пути. – НьюЙорк. – 1933. – №2. – С.5-6.
139
применение «не оправдываемо никакими практическими удобствами и
никакой конкретной целесообразностью».43
Таким образом, от упоения революционной романтикой в начале
своей политической деятельности в 1930-1940-е гг. у Чернова не осталось и следа. Он признает революции, как и войны, «болезненными процессами жизни человечества» и надеется, что «эпоха моральной зрелости человечества, его подлинного Очеловечения, сдаст в исторический
архив не только революции, но и саму память о них, – как еще ранее
этого она сдаст в него безобразное чудовище войны».44 Демократические
установки Чернова приводят его в морально-этических вопросах к признанию приоритета общечеловеческих ценностей над классовыми.
43
ГАРФ, ф.5847, оп.1. д.11, л.183.
М. В. Соколов,
кандидат исторических наук, обозреватель Радио Свобода
Проблемы демократии и социализма в ташкентской
платформе ПСР 1930 г.
Дело началось с летних арестов в Москве группы бывших эсеров.
А в ночь с 5 на 6 сентября 1930 г. Полпредство ОГПУ в Средней Азии
провело в Ташкенте аресты ссыльных эсеров. Взяли бывшего члена
последнего (1925 г.) состава Центрального бюро Партии социалистовреволюционеров (ПСР) в Ленинграде литератора Евгения Евгеньевича
Колосова, и бывшего члена Дальневосточного комитета партии Ивана
Александровича Плеханова, участника «партизанской борьбы с меркуловской реакцией в Хабаровском районе»1. Забрали еще десяток ссыльных эсеров, «минусников» и уже отбывших высылку. Аресты продолжались всю осень не только в Ташкенте, но и в Самарканде, Алма-Ате,
Фрунзе, Казани, Москве и Ленинграде. Так началось дело, которое по
приказу полпреда ОГПУ в Средней Азии Бутенко было названо: «Реставрация». Операции ОГПУ в Ташкенте предшествовали июньские
аресты в Москве.
В Ташкенте в руки сотрудников ОГПУ СССР попали важные документы, в частности, вариант наброска новой платформы ПСР. Вопреки
традиционной советской версии, значительная часть эсеров, оказавшихся в тюрьме и ссылке, не считала свою партийно-политическую деятельность завершенной после ареста. В изученных автором протоколах допросов, относящихся к 1930 г., многие находившиеся в ссылке и вновь
арестованные твердо называли себя членами ПСР или сообщали, что
разделяют ее программу.
Во время обыска у сотрудника ташкентской конторы «Союзхлопка»
Ивана Плеханова в руки сотрудников ОГПУ попали наброски текста
платформы ПСР, уже полгода обсуждавшейся в группе ссыльных, а также краткие записи Плеханова о ходе дискуссий.
«Произведенным обыском в ночь на 6 сентября 1930 года в Ташкенте у Плеханова обнаружены партийные эсеровские документы:
1) партийная платформа ПСР 2) письмо обращение «Ко всем членам
ПСР, принимающим участие в обсуждении партийной платформы» 3)
44
Чернов, В.М. Рождение революционной России (Февральская революция)
/ В.М. Чернов. – Прага, 1934. – С.21, 30.
140
1
Революционная Россия №33-34. 1924. С.35.
141
краткое изложение оценки положения СССР, перспектив дальнейшего
развития и взглядов на партийную эс-эровскую работу членов ЦК ПСР,
отбывающих ссылку и минусы в Самарканде – Ратнер Е.М. и Иванова Н.Н., а также Стружинского А.П., Сорокина-Ковалева Ф.Д. и Иваницкого-Василенко А.А. 4) начало первой части очерка «Большевизм его
программа и тактика», с предисловием автора и др[угие] партийные
документы, в том числе конспект несостоявшегося доклада Плеханова
на активе ПСР о результатах его поездки в Самарканд для переговоров
с членами ЦК и активом ПСР о партийной работе»2.
Отрицая авторство партийного документа, и говоря о личных никому не известных записях для себя И.А.Плеханов пытался предупредить
коллег. Одну записку перехватили: «СО ПП ОГУПУ в Ср[едней] Азии
[…] сообщает, что 18 сентября с/г. Плеханов из своей камеры передал
Колосову Е.Е., следующее: «Я засыпался», «Держусь крепко – автор я
один», «Я изолирован»3.
В деле достаточно разнообразных доказательство, что в ссылке шла
работа именно над обновлением программы, так как ПСР не успела принять новую программу.. Плеханов ездил в конце 1929 г. в Самарканд в
командировку, встречался с двумя членами ЦК ПСР Николаем Николаевичем Ивановым и Евгенией Моисеевной Ратнер, Александром Павловичем Стружинским, другими видными партийцами. Все они поддержали идею новой программы.
Партия руководствовалась документом 1905 г., в сочетании с платформами, регулярно обновлявшимися на Советах партии. Последний X
Совет прошел в 1921 г. В политической резолюции X Совета ПСР указывалось на «утопичность надежд на постепенное перерождение диктаторской власти в формы демократической государственности», и на
«полную безнадежность реставрационных замыслов генеральск<ой>
контрреволюции».
Предлагалось занять позицию «третьей силы», которая одна только
способна вывести революцию на торный путь и обеспечить торжество
начал полного народовластия»4.
В качестве ближайшей ставилась задача «организации активных сил
города и деревни и идейной кристаллизации широких масс трудящихся классов». Партия должна была выдвигать лозунг «последовательной
системы народовластия» и «строго отмежевываться от всех элементов
справа, отказаться от какой-либо, хотя бы временной, хотя бы тактиче-
ской коалиции с буржуазией». На этой платформе представители
ПСР в России находилась и в дальнейшем.
В 1922 год С.П. Постников в статье «Очередные вопросы» подчеркивал основными принципами партии оставались: «Полная непримиримость с диктатурой большевиков и ясное сознание невозможности
какого-либо соглашательства с ними». Борьба за демократию и, в частности, за народовластие – в его чистой форме, т.е. за Учредительное собрание. Ясное сознание тактической непригодности для настоящего времени в России коалиции социалистических и демократических элементов
с буржуазными партиями, и, в частности, с кадетской партией. Единый
международный фронт с социалистами, но не с коммунистами»5.
Впрочем, были и более мягкие формулировки: В.В.Сухомлин отмечал: «Социалисты могут быть поставлены в необходимость […] вступать в соглашения с другими партиями, если они не имеют прочного
большинства в народе»6. Василий Сухомлин в другой объяснял: «Можно
сказать, что эсерам нечего гнаться за коалицией во что бы то ни стало,
что в период борьбы с большевизмом коалиции до сих пор приносили
один только вред, что в будущем возможно образование в России коалиционной власти, если будет налицо сильная демократическая республиканская партия и если не восторжествует буржуазная реакция»7.
На Берлинском совещания ПСР в декабре 1922 г. представитель правого крыла Н.Д.Авксентьев предполагал, что «отступая в экономической
области, правящая группа не может сделать коренных уступок в области политики». Авксентьев делал вывод, что конфликт между властью
и страной может быть «решен лишь путем насильственного устранения
правящей группы, лишь путем ее свержения»8. Авксентьев верил в то,
что новые силы нэпа будут добиваться режима демократии, он не исключал попыток реставрационных и реакционных, но в то, же время указывал, что ПСР следует проводить идею необходимости и неизбежности
борьбы всеми методами, под лозунгом «Демократическая республика
через Учредительное собрание»9. Также Авксентьев предлагал широкую
коалицию: «вступать во взаимодействие и связь с другими социалистическими и несоциалистическим группировками для общих или согласованных действий»10.
5
Революционная Россия, 1921, №20. С.27.
6
Воля России, 1922 №3, С. 39.
7
Воля России, 1923 №2, С.54.
2
ЦА ФСБ РФ. Д. Р.- 3062. Т.1 Л.739.
8
Революционная Россия, 1923, №24-25. С.22.
3
ЦА ФСБ РФ. Д. Р.- 3062. Т.1.Л.398.
9
Там же, С.23.
Там же. С.3.
10
4
142
Там же.
143
Напротив, лидер ПСР В.М. Чернов предлагал большевикам компромисс, от которого, он был уверен, они откажутся. Он заявил, что ПСР
«революцию ради революции не предпочитала мирным способам действия и, в случае согласия большевистской власти отбросить систему
партийного террора и устроить всеобщие свободные перевыборы в советы». Чернов предлагал «идти дальше к Учредительному собранию через
советы»11. По вопросу коалиции В.М.Чернов выступил за единство всего «социалистического, рабочего, трудового фронта». Только после его
создания он допускал «не противоречащие сохранению этого единства
формы согласования действий с передовыми элементами несоциалистической демократии, если он к тому времени будут реальной организованной и действующей в России силой»12. Под нажимом В.М.Чернова
коалиция с несоциалистическими силами была отвергнута. В 1923 г. в
ПСР выявилось наличие, как минимум, двух конкурирующих платформ:
правой – близкой к европейской социал-демократии и левой – традиционно народнической, но не исключавшей компромисса с заблудшими социалистами, большевиками.
В течение 20-х гг. эти платформы дрейфовали друг от друга все дальше и дальше, а в них появлялись новые трещины. Об этих тенденциях,
в общем, было известно и в СССР, так как советская печать неоднократно критиковала эсеров-эмигрантов, как пособников буржуазии, причем
наиболее активно – именно правое «ревизионистское» крыло. Именно на
советские публикации, как на источник знаний о позиции эмигрантской
части ПСР и ссылались арестованные в Ташкенте. Естественно было их
желание предложить находившимся в эмиграции лидерам партии, свой
взгляд на события – из СССР.
Бумаги, которые нашли в 1930 г. у Ивана Плеханова в Ташкенте,
показывают, что и у членов ПСР в СССР просматривается все то же
наличие двух платформ. Один из его собеседников Александр Александрович Иваницкий отмечал: «Соц[иальная] база большевизма – бюрократия; ( но очень сильная), при этом он так оценил перспективы
власти: «Накануне хозяйственного краха» и предрекал распад системы:
«Возможные концы: антоновщина, дворцовый переворот, война, конец,
контрреволюция»13. Перспектива: «Политическая реакция, погромы».
Но наступления реакции А.А.Иваницкий призывал не бояться: «Нет
того строя, который хуже большевизма, поэтому ничего не страшно; […]
Реакция пройдет»14. При этом он стоял на достаточно левых позициях,
указывал: «Я в развитие капитализма я не верю», «на пути коллективизации нам предстоит завоевывать доверие. […] Максимум завоевания»15,
то есть выступал за сохранение части сделанного коммунистами, отстаивая, по-видимому, ранний вариант НЭПа: «Децентрализция Хоз[яйства],
соревнование обобществленного и частного сектора; […] Оптимизм в
возможности привлечения частного капитала из заграницы»16.
Напротив, член ЦБ партии Федор Дмитриевич Сорокин-Ковалев стоял на правых позициях: «Программу надо пересматривать, в частности,
уступки в социализации земли. <.> Уступки в монополии торговли. […]
Особенно: право крестьянства на плоды своего труда; свобода труда».
Ф.Д. Сорокин-Ковалев исходил из того, что «социализм – дискредитирован, надо быть осторожным с его принципами»17.
В «колонии эсеров» в начале 1930 года при выработке платформы
также шли горячие споры, о чем и сообщал информатор ОГПУ: «7.II-30
г. на нелегальном собрании в квартире Флегонтова, на котором присутствовали Флегонтов, Беднякова, Кривчик, Плеханов, Штерн и Фонштейн
была подвергнута обсуждению платформа ПСР. […] 14– III-30 г. на нелегальном собрании фракции в квартире Кривчика в присутствие тех же
лиц, производилась читка всей платформы. ( По вопросам восстановления демократии в России). На собрании наметились некоторые разногласия, в частности, Четкин высказывался против выдвинутого положения
авторов платформы по вопросу трактовки «демократии», Колосов возражал против исключения автором платформы старого лозунга партии
«Учредительное собрание» и высказал мысль о том, что и сейчас в вопросе объединения масс в борьбе с большевиками ПСР должна идти под
этим лозунгом»18. К сожалению, полностью текст Ташкентской Платформы ПСР
не сохранился. В уголовном деле отсутствуют 1 и 2 главы: «Критика большевизма» и «Сущность революционного социализма». Обе они
лишь пересказаны в первом варианте обвинительного заключения. 3 глава «Пути преодоления большевизма» сохранилась полностью. Имеется
пересказ ее и в обвинительном заключении. Сравнение текста оригинала 3 главы платформы и ее пересказа в обвинительном заключении
показывает, что он сделан достаточно корректно и сохранил (хотя и
с использованием терминологии ОГПУ) все ее основные тезисы. Это
дает автору возможность при реконструкции 1 и 2 частей Платформы ПСР опираться на текст обвинительного заключения, и на тексты
11
Революционная Россия, 1923, №24-25. С.24
15
Там же.
12
Там же, С.25.
16
Там же, Л.200.
Там же.
17
Там же. Т.2 Л.199.
Там же.
18
Там же. Т.2 Л.199.
13
14
144
145
имеющихся в деле обращений: «К членам ПСР, принимающим участие
в обсуждении партийной платформы» и «К партийным товарищам», в
которых воспроизводится часть тезисов Платформы.
В обращении «К членам ПСР, принимающим участие в обсуждении
партийной платформы» авторы констатировали рост недовольства тем
курсом, которым СССР вела сталинская ВКП(б) по пути форсированной
индустриализации и коллективизации, сопровождавшихся обнищанием
народа и массовыми репрессиями.
Но тут же они указывали на то, что это недовольство настолько масштабно, что может смести и то сделанное к 1930 году, что эсеры считали
полезным:
«За последние годы и особенно сейчас в глубинах народной жизни
происходит процесс активизации, становящийся фактом огромного политического значения. Правда, этот процесс протекал и сейчас протекает замедленно и извращенно, благодаря организационному разоружению
трудящихся и отсутствию какой бы то ни было правовой возможности
для самоорганизации широких масс.
В то же время в недрах советской системы растут и крепнут реставраторские силы, для формирования которых довольно одной мимикрии
советской лояльности, и нет необходимости в широком сговоре в деталях, в громоздких массовых организациях, так как отрицательная программа контрреволюции – свержение большевизма и ликвидация революции, – не нуждается в такого рода широких организациях, в массовой
пропаганде и агитации по определенной, заранее установленной системе
воззрений. […]
Положение социально-революционной партии осложняется еще
боле тем, что одновременно с формированием буржуазно-монархической реакции, прикрывающейся различными националистическими и
религиозно-мистическими масками, идет формирование и буржуазнодемократической контрреволюции под флагом крестьянских интересов
и республиканско-демократических идей, прикрывающихся иногда и масками отступников от социализма, вводящими в заблуждение некоторую
политически наименее сознательную часть издерганных большевизмом
крестьян и интеллигенции, а может быть, и рабочих»19.
Как видим, авторы Платформы продолжали стоять на модифицированных позициях X Совета ПСР 1921 г., отвергая блокирование с другими антикоммунистами, считая их соперниками в борьбе за власть.
Авторы, явно знавшие реставрационные настроения населения, делали вывод: «Это обстоятельство диктует революционному социализму
необходимость поспешить с возобновлением массовой работы, чтобы
19
146
Там же, Т.2 Л. 207.
обогнать в формировании своих сил силы контрреволюции и сделаться
решающим фактором в развертывающемся движении, дав последнему
возможно более отчетливую программу и выработав его тактику как социально-трудового движения за охрану и дальнейшее продвижение к социализму всех результатов великой русской революции»20.
Платформа ПСР начиналась с первой главы «Критика Большевизма», где в разделе Е) говорится:
«Государственное устройство рассматривается как ничем не ограниченный произвол. Под диктатурой пролетариата разумеется диктатура
Политбюро ВКП(б). Советская конституция построена на хитрости, обсчитывающей трудовое крестьянство, которое в избирательных правах
урезано, и право голоса его сведено к одной трети голосов по отношению
к городскому населению. Открытое голосование считается подтасовкой
в целях проведении в госорганы кандидатов, навязываемых компартией.
Профсоюзы и другие общественные организации рассматриваются
как придаток к партийному аппарату: «Не массы через свои организации
участвуют в общественно жизни, а власть через свои массовое организации действует на население. Не массы выбирают власть, а власть избирает через своих агентов отдельных лиц и действует через них на массы».
Демократия и либеральность считается сданными в архив октябрьской революции. Малейшее нарушение запретного ведет к неограниченном государственному наказанию (тюрьмы, застенки, ссылки и т.д.).
[…] ПСР, считая себя «загнанным в подполье, измученным репрессиями и организационно ослабленным российским отрядом международной социалистической армии» находит необходимым: «Развить
максимум энергии, вмешаться в начавшийся процесс активизации масс,
восстановит разрушенные репрессиями организации, пополнить, обновить и укрепить свой состав притоком новых сил, а затем возглавить
движение, дав ему идеологию, программу и выработать его тактику, противопоставив большевистской политике»21.
В документе под названием «К партийным товарищам» повторялись
основные идеи из этого обращения. Следствие указывало, что «ПСР на
смену существующему общественно-политическому и экономическому
строю противопоставляет следующее: ( я беру политическую часть –
М.С.)
В) В области государственного устройства ПСР непоколебимо стоит
на прежних позициях «народовластии» и полной развернутой «демократии». Централизованной системе управления противопоставляется де-
20
Там же, Т.2 Л. 209.
21
ЦА ФСБ РФ Т.2. Л.317-318.
147
централизованная федерация с перенесением тяжести работы в органы
самоуправления и на организованные массы.
Предоставляется право деятельности в государственных и общественных организациях всем политическим партиям и группам. Свобода
слова, печати, партийные выборы, неприкосновенность личности, независимость суда, прекращение внесудебных арестов, административных
ссылок и т.п. за политическую неблагонадежность»22.
Звучит и страшное для Сталина предложение: ПСР считает необходимым покончить с «кошмаром русской жизни – чрезвычайкой […]»23.
Авторы предлагали ПСР организовать Крестьянский союз, который
«создается из трудового крестьянства и не допускает в свои организации
нетрудовые элементы деревни». Он «должен действовать в союзе с ПСР,
допускать свободную пропаганду идей ПСР среди членов союза и содействовать доступу партии в широкие круги трудового крестьянства»24.
Главная задача формулируется ПСР следующим образом: «Надо
вывести Россию на столбовую дорогу, идущую к социализму, добиться компрометации большевизма в сознании трудящихся как идеологии,
программы и тактики, вредной для социализма, оторвать массы от большевистской колесницы, направить их против большевиков за власть
трудового большинства, подвести это трудовое большинство к власти,
затем, чтобы двигаться к социализму, устраняя всяческие препятствия со
стороны реставраторских сил».
Таким образом, демократия предлагалась для трудовых классов,
каковыми авторы документа считали крестьянство и рабочий класс:
«ПРС считает, что крестьянство в данную эпоху вполне подготовлено
к отрицанию большевизма. Отрицательным явлением считается то, что
крестьянство в данное время, благодаря большевистской политике в деревне и благодаря утере влияния ПСР склонно к реставраторскому пути.
Основной задачей для крестьянства считается его организация в такие
объединения, которые приучили бы мужика действовать не только с ближайшим соседом, но и с трудящимися города. Удерживать крестьянство
от неорганизованных выступлений террористических актов, которые
признаются вредными для движения.
Авторы считали, что «город меньше реагирует и ближе стоит к большевистской политике. […] Поэтому воспитание членов ПСР, работающих в городе, должно быть направлено в первую очередь на внедрение
негативной части платформы, на дискредитацию большевистской по22
23
24
148
литики в деревне, на перспективы голода и необходимость поддержать
деревню в ее борьбе с большевистской коллективизацией»25.
Ссыльные эсеры указывали, что их партия должна «выступать против большевизма в качестве социально-революционной, а отнюдь не
консервативной силы и рассчитывать на сохранение максимума завоеваний и продолжения преобразовательной социалистической работы при
сочувствии и поддержке мирового социализма, Однако она не может увлекаться «вреднейшей затеей – построением социализма в одной стране,
пока что находящейся в буржуазном окружении»26.
Идея группы Ивана Плеханова состояла в том, чтобы оставаться революционной демократической партией: вернуть трудящимся массам
России всю сумму «общественной власти, выхваченной у них одной из
пролетарских партий, превратившееся сейчас в бюрократическую организацию, лишь прикрывающуюся именем рабочего класса»27.
Предлагавшийся ПСР лозунги характерны для конкурентов ВКП(б)
в борьбе за другой социализм: «Надо вывести Россию на столбовую дорогу, идущую к социализму, добиться компрометации большевизма в сознании трудящихся как идеологии, программы и тактики, вредной для
социализма, оторвать массы от большевистской колесницы, направить
их против большевиков за власть трудового большинства, подвести это
трудовое большинство к власти, затем, чтобы двигаться к социализму,
устраняя всяческие препятствия со стороны реставраторских сил»28.
Знание реальных настроений в советском обществе, массовой ненависти к большевикам вызывало у эсеров страх правой опасности, буржуазной реставрации. У новых идеологов ПСР он был, чуть ли не больше
неприятия реальной тоталитарной большевистской диктатуры. Похоже,
они по-прежнему опасались потенциального авторитаризма справа едва
ли не больше чем реального тоталитаризма слева.
Авторы платформы и в 1930 г. все еще наивно видели сталинцев
заблудшими членами общего социалистического движения: «Так как
тяжба социалистической демократии с большевизмом – это борьба за
преобладание внутри трудящихся, борьба за наиболее правильные пути
к социализму, «семейный спор» внутри трудящихся, то втягивать или
допускать в эту борьбу буржуазные силы – значит путать карты у борющихся масс, давать возможность укрепляться врагу, который в любой
момент захочет ликвидации и социалистических сил, как сил не менее, а
еще более для него опасных. …
25
Там же, Л. 215.
Там же, Л.320.
26
Там же, Л. 215.
Там же, Л.320-322.
27
Там же, Л.216.
Там же. Л.322.
28
Там же, Л. 218.
149
Трудовые массы должны быть в процессе борьбы еще более бдительны и насторожены по отношению к этим социальным группам и в
каждый момент должны быть готовы к решительному отпору всех их вожделений и притязаний. Борьба должна развертываться таким образом,
чтобы эти группы все время находились на почтительном расстоянии,
были изолированы, не могли примазаться к движению. Массы должны
быть научены распознаванию волков, хотя бы они и пытались одеть овечьи шкуры демократов. В координировании своих действий, о блокировках, коалициях с ними в процессе борьбы не может быть и речи.
Борющаяся с большевизмом социалистическая демократия должна
быть готова к их немедленному разоружению, как только эти группы
вздумают сформировать свои силы, она должна дискредитировать их,
чтобы они не смогли выступить в массы в качестве политически-активной силы, пользующейся влиянием среди трудящихся»29.
Призрак контрреволюции, на мой взгляд, парализовывал деятельность эсеров в СССР, делая их даже в теории неспособными к антитоталитарным коалициям. По-видимому, шок от Омских событий осени 1918
года был столь силен, что и через 12 лет после колчаковского переворота,
социалисты не могли заставить себя даже в «переходный период», ради
борьбы с диктатурой перейти на позиции широкой демократической коалиции, предпочитая вести «семейный спор» с большевиками.
В деле есть подробные объяснения двух участников дискуссий в Самарканде. Так слежкой было зафиксировано и мнение ссыльного члена
ЦБ ПСР А.А. Иваницкого-Василенко, который, как сообщал «агентурный источник ОГПУ», выступая перед эсерами Оранским, Терехиным,
Смагиным, Андреевым, Сорокиным-Ковалевым, говорил: «В России
сейчас налицо переломный момент, за которым в ближайшее время должен последовать переворот; уничтожение советской власти. Выступление Керенского за границей вполне своевременно, т.к. в России в настоящее время такой разгул реакции, какого ни было при царизме»30. В то
же время Иваницкий-Василенко говорил: «Пока вести широкую организационную работу несвоевременно. Есть люди, которые следят за ходом
событий и момента благоприятного не упустят»31.
Члену ЦБ ПСР Ф.Д.Сорокину-Ковалеву на следствии пришлось комментировать найденную запись его беседы с И.А.Плехановым в Самарканде в июне или июле 1930 г. и признать ее аутентичность: «[…] По
существу этих заметок заявляю: Заметка в документе: «Критика большевизма не нужна, нужна критика контрреволюции» означает, что критико29
30
31
150
вать сейчас большевизм не следует, поскольку она скомпрометирует себя
в глазах населения сам. Но критику нужно направить против контрреволюции. Против реакции, которая может воспрянуть, если произойдет
насильственный переворот в стране.
…В отношении дискредитации социализма и осторожности к нему,
разговор с Плехановым у меня был в том смысле, что крестьянству сейчас никаких обещаний о социализме говорить нельзя. Поскольку большевики, обещавшие много, не выполнили своих обещаний. Осторожность в данном отношении должна заключаться в практике, реального
улучшения положения крестьян, не обещая много в будущем. […]32, – сообщил следователям Ф.Д. Сорокин-Ковалев.
В деле имеется и другая цитата уже из доноса на Ф.Д. СорокинаКовалева, якобы сказавшего в апреле 1930 г. в присутствии Иваницкого-Василенко, Ерухимовича, меньшевика Кунина, и двоих ссыльных из
группы социалистической молодежи Армении: «[…]Кризис, разруха в
СССР, отсутствие твердой, прямой линии у партии коммунистов создали
в стране такое положение, что в ближайшее время неизбежно должен
произойти переворот. Начаться он должен с внутрипартийного переворота, и может кончиться приходом к власти буржуазии; наступит реакция. П.С.Р. удержаться будет трудно. Но задача П.С.Р. идти ко второй
революции. […] Больше всего мы злы на большевиков за то, что они
идею социализма в массах осквернили и опоганили, почему массы могут
пойти за реакционным правительством, дабы дальше быть от социализма, в котором они будут видеть большевизм. Но и то, что после большевиков наступит реакция, нас пугать не должно. Мы должны решительно
бороться с большевиками»33.
Вопреки инсинуациям ОГПУ Ф.Д. Сорокин-Ковалев не был сторонником вооруженной борьбы: «Ввиду создавшегося положения внутри СССР, выход из него я вижу в трансформировании существующей
власти, но противник свержения власти насильственным путем, путем
гражданской войны или интервенции. Мотивы таковы: при насильственном перевороте в создавшихся условиях может воспрянуть реакция. Поскольку крестьянство отрицательно относится к существующей власти,
особенно в связи с методами, которыми проводилась и проводится в настоящее время коллективизация сельского хозяйства. Таким образом, в
результате насильственного переворота, когда к реакции присоединится
и анархия, и остро станет национальный вопрос, то страна будет залита
кровью»34.
ЦА ФСБ РФ. Д. Р-35062.Т.2. Л. 219-220.
32
Там же, Т.1.Л.689.
ЦА ФСБ РФ Д. Р-35062 Т.1. Л. 754.
33
ЦА ФСБ РФ. Д. Р-35062 Т.1. Л. 704.
Там же .
34
Там же.
151
Эта же линия проведена и в Платформе: «Должны быть выброшены
из головы всякого рода террористические предприятия, вредные без массового движения и не нужные при наличии последнего. Что же касается
массового «вооруженного восстания», то последнее может быть поставлено перед массами не в начале, а лишь в конце движения, если логическое развитие последнего приведет к неизбежности такого рода вывода.
Вооруженный способ свержения правительств является единственным
только тогда, когда в движение не втянуты широкие массы, когда устранение власти происходит в порядке дворцовых переворотов.
При массовом же движении изолированное от населения правительство может сдать свои позиции, дезорганизовавшись еще накануне. Минимальный вред, проистекающий от неподготовленных вооруженных
выступлений при дворцовых переворотах, становится огромным, когда
в борьбу втянуты миллионы. Он становится чреватым пагубными последствиями не только для непосредственных его участников, но и для
масс, от имени которых эти непосредственные участники и выступают
и для всей страны, нормальная жизнь которой нарушается такого рода
выступлениями»35.
Даже следователи ОГПУ, хотевшие приписать эсерам призыв к мятежу, вынуждены были в своем заключении указывать: «Считая своей конечно целью массовое вооруженное восстание против советской власти,
ПСР находит, что этому должен предшествовать период кропотливой
подготовительной пропагандистско-организационной и агитационной
работы, как в нелегальной, так и в легальной формах»36.
В Платформе И.А. Плеханова однозначно указывалось, что «современное крестьянское движение заключает в себе для социалистической
партии большую опасность увлечения на реставраторский путь, втягивание в местные авантюристические предприятия или вообще в преждевременные вооруженные выступления, не сулящие ничего, кроме
жестокого подавления. Без большой предварительной пропагандисткой
организационной работы, без предварительного трансформирования
мужицкого антибольшевизма в народно-трудовое движение, ориентированное на положительную социалистическую платформу, на союз с
городом П.С.Р. поступила бы крайней легкомысленно, втянувшись в это
движение, санкционируя его своим именем»37.
Говорилось о необходимости «сдерживать преждевременные местные эксцессы, не разжигая антибольшевистских настроений, взяв упор
на внедрение своей положительной платформы, сознания необходимо35
36
37
152
сти согласования своих выступлений с городским рабочим классом, на
организацию крестьянства в такие объединения, которые приучили бы
мужика действовать согласованно не только с ближайшим соседом, но
и со всеми трудящимися»38. Авторы указывали: «Нельзя на первых же
порах навязывать или санкционировать каких бы то ни было радикальных методов, если мы не хотим поражения, расправы, неподготовленных
вспышек, провокаций и т.п.»39.
В документе отмечается: «Будучи социально-революционным, исчерпав все другие возможности и психологически подготовив себя и
идущие за ним массы к применению силы, руководящий актив может
оказаться победителем еще накануне фактического перехода от оружия
критики власти к критике ее оружием. Вооруженный способ свержения
правительств является единственным только тогда, когда в движение не
втянуты широкие массы, когда устранение власти происходит в порядке
дворцовых переворотов, при массовом же движении, изолированное от
населения правительство можете сдать свои позиции, дезорганизовавшись еще накануне»40.
Создается впечатление, что авторы Платформы искренне верили в
то, что в СССР повторится нечто вроде Февральской революции 1917 г.
, нечто вроде современных «бархатных» или «цветных» революций. Но
они вряд ли были возможны в условиях расцвета жесточайших тоталитарных диктатур, и могли состояться только после длительного периода
их разложения, превращения в слабеющие авторитарные режимы.
Как соотносится Ташкентская платформа с программными документами ПСР, принятыми на X Совете партии в 1921 г.? В целом идейная
основа оставалась прежней – неонароднический немарксистский социализм, прежняя позиция поддержки федерализма, развития самоуправления, широкой демократии – народовластия без отказа от идеи непосредственного внедрения социализма в жизнь немедленно после прихода к
власти.
Эти же позиции отстаивались В.М.Черновым в его работах, публиковавшихся центральным органом ПСР «Революционная Россия», а в
более мягкой форме их придерживалась и группа журнала «Воля России» (Сталинский, Слоним).
Ташкентская платформа во многом совпадает с этих групп эсеров
в эсеров в эмиграции. Платформа И.А.Плеханова и его коллег, дойди
она до эмиграции в 1930-31 гг., скорее всего, получила бы поддержку и
ультралевых конфедералистов В.М.Чернова и левоцентристской праж-
ЦА ФСБ РФ. Д. Р-35062. Т.2 Л.225-227.
38
ЦА ФСБ РФ. Д. Р-35062Т.2 Л.223.
ЦА ФСБ РФ. Д. Р-35062 Т.2 Л.324
39
ЦА ФСБ РФ. Д. Р-35062Т.2 Л.225.
Там же, Л.222.
40
ЦА ФСБ РФ. Д. Р-35062Т.2 Л.226-227.
153
ской группы «Воли России». Можно отметить совпадения по многим вопросам. Это и отказ от коалиции с «буржуазией», и курс на сохранение
«социалистических» завоеваний революции. Так что появление в руках
эмигрантов платформы И.А.Плеханова усилило бы позиции левого крыла в ПСР.
Но ОГПУ удалось выполнить поставленную задачу – удушить очередную попытку интеллектуального сопротивления сталинском режиму
и не дать политическим документам, созданным в ссылке противниками
большевизма дойти до бесцензурной эмигрантской или западной прессы. Аресты по делу «Реставрация» продолжались в октябре и ноябре
1930 года – брали и отошедших от политики и не покаявшихся эсеров
в Москве, Ленинграде, Казани, Ташкенте, во Фрунзе, «упаковав» в одно
дело к декабрю 1930 г до полусотни человек.
Все проходившие по делу был и разделены на две категории. Решением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 23 декабря 1930 года
видные эсеры во главе с И.А.Плехановым получили по 3 года политизолятора, более молодые – по году тюрьмы. Все – с дальнейшей ссылкой в отдаленные районы СССР41. Молодежи – как, например, студентке
Евгении Колесниковой дали высылку на 3 года, в Северный край. При
этом и реально пытавшимся заняться политикой авторам Платформы, и
болтавшим на собственной кухне, ОГПУ выписало одинаковые сроки42.
41
ЦА ФСБ РФ. Д. Р-35062.Т.2 Л.381-383.
42
Выписка из протокола Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 23
декабря 1930 г.: «1.Кудрявцева Сергея Андреевича, 2.Максимова Юрия Николаевича, 3. Чижева Владимира Петровича, 4.Керопян Леонида Кероповича, 5.
Ендржиевского Василия Александровича, 6. Заусаева Ивана Сафроновича, 7.
Ленькова Ивана Семеновича, 8. Воробьева Никанора Павловича, 9.Плеханова
Ивана Андреевича, 10 Солдатова Леонида Константиновича, 11. Росик Савву
Игнатьевича, 12. Карасева Василия Васильевича, 13. Новикова Константина Андреевича, 14.Величанского Григория Семеновича – заключить в места лишения
свободы, подведомственные ОГПУ, сроком на три года[…]. 15. Филиппова Василия Григорьевича, 16. Лукьянчикова Георгия Иосифовича, 17.Зисман Арона
Ильича, 18. Лобыцина Петра Константиновича, 19. Шмелева Николая Андреевича – заключить в места лишения свободы, подведомственные ОГПУ, сроком
на один год[…]. 20. Мюнх Владимира Кирилловича – выслать через ПП ОГПУ
на Урал сроком на три года […]. 21. Абрамова Василия Семеновича 22.Коренева Степана Михайловича – выслать через ПП ОГПУ в Казакстан сроком на три
года[…]. 23. Милова Николая Васильевича, 24. Колесникову Евгению Николаевну – выслать через ПП ОГПУ в Северный край сроком на три года, […] 25.
Замуховского Якова Михайловича – выслать через ПП ОГПУ в Среднюю Азию
сроком на три года. Дела 26. Ефимова Александры Дмитриевны, 27 Тумаковой
Августы Макаровны, 28. Чистосердова Ивана Петровича – прекратить. Во из-
154
Позже смягчена была участь Е.Е. Колосова: 23 января 1931 г. ему заменили ссылку на «минус»: «запретить проживание в гор. Ленинграде на
3 года»43. Он даже поселился в Москве, что, правда, не спасло его потом
от нового ареста в феврале 1933 г. по делу «левонародников». На новом
следствии Е.Е.Колосов мужественно заявил: «Я не прекращал и не нахожу нужным прекращать борьбу за свои народнические идеи. В интересах этой борьбы я пользовался трибуной легальной советской печати.
[…] Не отрицаю, что я критиковал политику соввласти и ея мероприятия
по разным вопросам. Вообще, политикой соввласти я не очарован»44.
Самый заметный из молодых эсеров И.А.Плеханов в 1934 г. был арестован в Архангельске снова за новую попытку интеллектуального сопротивления большевизму: он начал писать книгу с анализом взглядов
Н.К.Михайловского: «[…]За последнее время стал проявляться интерес
к идеологии 70-х годов Лаврову и Михайловскому, я решил еще в изоляторе дать систематизированное изложении философско-социологических взглядов Михайловского, чем облегчилось бы рассмотрение его
мировоззрения. Работа была рассчитана на 500-600 страниц, и предполагалось, что я предложу ее одному из издательств СССР, издать с любым
предисловием»45.
В ссылке в Архангельске И.А.Плеханов неосторожно высказался
по поводу отмены карточек, убийства Кирова, а, главное, сообщил соменение прежнего постановления: 29. Иваницкого-Василенко Александра Александровича 30. Филатова Сергея Николаевича, 31.Чернова Бориса Викторовича,
32 Мухина Николая Леонтьевича, 33 Раснер Саула Моисеевича – заключить в
места лишения свободы, подведомственные ОГПУ, сроком на три года […]. 34.
Штерн Соломона Ильича, 35.Кривчик Петра Иовича, 36.Котробай Константина Ивановича, 37. Михайлова Александра Романовича, 38.Фонштейн Авраамия
Самуиловича, 39. Четкина Алексея Ивановича, 40.Тарасова Бориса Фавстовича,
41.Кастакина Леонида Леонидовича, 42. Донич Андрея Николаевича, 43. Тавровского Израиля Наумовича, 44. Кондратьева Михаила Павловича, заключить в
места лишения свободы, подведомственные ОГПУ, сроком на один год[…]. 45.
Колосова Евгения Евгеньевича, 46. Гомзякова Александра Николаевича выслать
через ПП ОГПУ на Урал ,сроком на три года[…]. 47. Сорокина-Ковалева Федора
Данилович выслать через ПП ОГПУ на Урал, сроком на три года […]. Дело в
отношении гр. гр. 48. Леонтьева Александра Сергеевича, 49.Ивченко Григория
Васильевича, 50.Оронштейн Фани Ильиничны, 51. Покровского Ильи Федоровича – прекратить. 52. Ивановой-Ирановой Елены Александровны – выделить»
(ЦА ФСБ РФ. Д. Р-35062. Т.2 Л. 380-381).
43
ЦА ФСБ РФ. Д. Р-35062. Т.2 Л.386.
44
ЦА ФСБ РФ Д. Р-36036. Т. 3. Л.26-28.
45
Архив Управления ФСБ РФ по Архангельской области. Д. П-13006. Л.19.
155
служивцам, что в политизоляторе троцкисты ему рассказали ему о завещании Ленина. Свои взгляды Плеханов не скрывал: «В вопросах философии и социологии остаюсь сторонником Лаврова и Михайловского,
что же касается вопросов политического характера, я не являюсь сторонником диктатуры пролетариата и нынешнего государственного строя в
СССР. […] По вопросу о государственном устройстве в Советском Союзе
я придаю большое значении предполагаемому изменению конституции:
проведение прямых, равных и тайных выборов при свободе голосования
может существенно изменить структуру и функции органов власти и мое
отношение к ней»46. Таким образом, Плеханов фактически предсказал
путь будущей трансформации советской власти через выборы.
Плеханов был сослан на 5 лет уже в Тобольск47, где его и убили уже
в 1937 г. Е.Е.Колосов был вместе с женой Валентиной также расстрелян
НКВД в Тобольске в 1937 г. Практически все проходившие по делу «Реставрация» видные эсеры были расстреляны по спискам НКВД в 193738 гг. Пожалуй, единственное известное автору исключение – профессор
Л.К.Солдатов. Он был арестован в Архангельске, где он жил после ссылки,
в 1938 г., но в 1939 был выпущен на свободу, но след его на воле теряется.
Печальная статистика вновь подтверждает гипотезу о том, что Сталиным
в 1936-38 гг. была поставлена задача физического уничтожения всех, проходивших по учетам НКВД, как члены партий эсеров и меньшевиков48.
Появившаяся в России в 1930 г. новая платформа ПСР, попади она на
Запад, могла дать импульс к дискуссиям в эмиграции, показать миру, что
интеллектуальное сопротивление большевистской диктатуре не задушено. Именно поэтому ОГПУ сделало все, чтобы уничтожить все попытки
свободного обсуждения партийных планов даже в ссылке.
Попытка возродить ПСР была пресечена властями, а с ней была
уничтожена и возможность выработки на российской почве альтернативных ортодоксальному большевизму вариантов развития социализма. Как
показано выше, эсеры на рубеже 30-х годов признали: идея социализма
была полностью дискредитирована большевистской практикой. Носители других – гуманных практик и идеалов демократического социализма не смогли передать свои идеи следующему поколению, так как были
сначала изолированы в тюрьмах и ссылке, а затем уничтожены во время
Большого террора 1937-38 гг.
46
Там же, Л.13
47
Там же, Л.45.
48
Д.Б. Павлов считает, что в 1937-41 гг. было расстреляно 97-98 % социалистов. К концу 1953 г. в особых лагерях и тюрьмах МВД СССР из 94.7 заключенных менее 2 тысяч проходили по учету как «правые», «троцкисты», «меньшевики» и «эсеры». - Павлов Д. Б. Большевистская диктатура … С. 99-100.
156
Е. И. Фролова,
журналист, писатель, Санкт-Петербург
Демократический социализм: иллюзия или реальность?
Особое мнение эсера Ивана Калюжного
Сама тема Конференции, которая проходила в «Мемориале» 20-21
сентября с.г., и проблемы, вызвавшие ее к жизни, очень актуальны именно сейчас. Потому что пора, наконец, трезво и без иллюзий, без идеологического давления потерпевших крушение «коммунистических» идей,
понять – что же произошло при попытке осуществить на практике идею
Карла Маркса о неизбежности классовой борьбы и ее благотворном влиянии на развитие общества.
Некогда канцлер Бисмарк произнес фразу, вскоре ставшую крылатой (простите, цитирую по памяти): «…если осуществить на деле идею
противостояния классов, то надо выбрать для эксперимента страну, которую не жалко»…
Ну, вот и выбрали! Результаты «эксперимента» слишком очевидны
нам сегодня, когда созданный беспримерным террором и элементарной
экономической неграмотностью государственный советский строй пришел к своему логически обусловленному краху.
Мы с горечью видим развал страны и, что самое ужасное – фактическую гибель русского крестьянства. А ведь именно об интересах крестьянства больше всего думали и о ком радели в своей многосторонней
деятельности социалисты-революционеры, те самые эсеры, которых так
планомерно и беспощадно уничтожали большевики-ленинцы.
Однако, нельзя не признать, что эсеры тоже не избежали влияния
классовой теории Маркса. Только после гражданской войны со всеми
ее жестокими последствиями, в условиях эмиграции, после крушения
целого ряда иллюзий – они постепенно начали постигать весь ужас свершившейся в России трагедии.
Разумеется, были попытки продолжить борьбу с большевиками вне
пределов родины. В Париже состоялось заседание бывших членов разогнанного Учредительного собрания (подобные попытки делались и раньше, еще в Сибири). Затем было создано так называемое Внепартийное
Объединение с Административным Центром. Было его, явно запоздалое,
стремление помочь стихийно возгоревшемуся восстанию в Кронштадте.
Кроме того, в конце ноября 1923 года была созвана (увы! – мало эффек-
157
тивная) конференция в Берлине. Один из ее участников, старый народник и эсер Егор Егорович Лазарев, наиболее трезво оценивающий положение, сказал тогда в своем коротком слове: «Могу констатировать,
что все мы находимся в атмосфере сумасшедшего дома… В нас набито
столько утопизма, максимализма, что дальше идти некуда. Мы, прежде чем строить Центральную организацию, должны раз и навсегда
забыть прошлое…Мы все делали ошибки и все виноваты…»1
К сожалению, далеко не все его соратники готовы были с ним согласиться. Об этом свидетельствует и та, единственная в своем роде, теоретическая Конференция, которая проходила в январе-феврале 1931 года в
Праге и о которой далее пойдет речь.
Оговоримся сразу: подавляющее большинство ее участников всё еще
оставалось во власти наивного заблуждения: мол, противоестественная
власть узурпаторов власти – большевиков – не может быть долговечной,
то есть, народ взбунтуется и сбросит ее… И вот (за 60 лет до того, как
«коммунистический» режим в России действительно рухнул! )они намечали основные направления работы Партии С.-Р. в деле переустройства
родной страны.
На конференции присутствовали разные поколения сторонников народной демократии: «старики» А. В. Милашевский и Е. Е. Лазарев (который и открывал эту конференцию), литератор и историк С. П. Постников,
член Второй Государственной Думы В.Г.Архангельский. И более молодые – И.М. Брушвит, П. Д. Климушкин, И.И. Калюжный, И.П.Нестеров,
С.Н. Николаев и другие.
Конференция продолжалась несколько дней и содержала 7 докладов:
«Идеологические основы демократического социализма в понимании С.-Р.» «Государственный строй в России после большевиков», «Земельная политика», «Социально-экономическая политика», «Рабочая
политика», «Национальный вопрос».
Доклады вызвали оживленное обсуждение, особенно то, о чем говорил Василий Гаврилович Архангельский, его доклад – об идеологических основах демократического социализма – считался главным, основополагающим.
При обсуждении доклада В.Г. Архангельского первым взял слово
Иван Иванович Калюжный. «Об интегральном социализме» – так он
обозначил тему своего выступления.2
Прежде всего, он достаточно критично оценил целый ряд формулировок и выводов докладчика, ибо тот, по мнению Калюжного, во многом
еще находится под влиянием некогда модных воззрений марксизма.
1
2
158
«…мы занимаемся старыми перепевами, – сказал он – Докладчик не
поставил вопроса об идеологических основах так, как это следовало, и
не ответил на то, на что он должен был ответить…
Программа и действия партии должны обладать логической и моральной убедительностью. К сожалению, наша программа 1905 года,
наша деятельность во время активного участия в революции и, особенно, наши умонастроения и наше организационное поведение здесь, за
границей не обладают этой моральной и логической убедительностью –
они полны внутренних противоречий. Это является следствием многих
причин, главная из которых – идеологическая неустойчивость, наследие
в нашей программе чужого и чуждого идеологическим основам демократического социализма. Но чуждое не остается в положении только
неудачного механического соединения. В сознании ряда товарищей оно
проникает в самую сердцевину наших идеологических основ и трансформирует их до неузнаваемости, часто до полного отрицания. (…)
Полезно было бы сопоставить два основных, по различию своего понимания социализма: народнического – демократического, этического,
интегрального и марксистского – классового, экономического».3
И затем И.И. Калюжный, отрицая марксистский подход к историческому развитию человечества, задает вполне резонный вопрос: как в
условиях классовой ненависти при диктатуре пролетариата осуществить
посредством классовой борьбы самый важный, самый сложный и самый
длительный этап социализма?
А далее он дает свое понятие интегрального социализма, предполагая создание общества полностью, экономически и идеологически раскрепощенных людей, причем раскрепощенных не только внешне, но и
внутренне. Иными словами – личность человека должна быть психологически освобождена от влияния противоположных социализму идей и
верований.
В своем выступлении Иван Иванович уделяет большое внимание
роли свободной и сознательной личности – во всех проявлениях общественной жизни.
«Для демократического социализма сужение понятия интегральной
личности не только не нужно, но и вредно. – утверждает он. – Демократический социализм, несущий с собой освобождение от всех видов гнета
над личностью, лишает меньшинство быть или стать насильниками,
но он отнюдь не лишает это меньшинство права пользоваться жизнью
и ее благами на равных основаниях с освобожденным большинством…»4
РГАСПИ – фонд 673, оп. 1, Д. 955.
3
Там же.
Там же, Д.47, с. Ч.2, л.л 1-21.
4
Там же.
159
Не правда ли, эти слова, как нельзя более, созвучны нашей исторической и современной действительности?
На личности самого И. И. Калюжного стоит остановиться подробнее, ибо он определенным образом выделялся из общего ряда своих
соратников по партии. Начать с того, что он был сыном народовольцев
Калюжного Ивана Васильевича и Надежды Семионовны Смирницкой,
участников и жертв известной Карийской трагедии, покончивших самоубийством в 1889 году на каторге в знак протеста против применения
телесных наказаний к политическим заключенным.
В партию эсеров Иван Калюжный-младший вступил, когда ему едва
минуло 19 лет.
Был он человеком талантливым, наделенным редким даром предвидения. Его называли блестящим дилетантом, что вероятно, соответствовало действительности.
Прекрасный художник, острый политический карикатурист и публицист, он, (и это в его характере, пожалуй, самое главное) был честным,
принципиальным и глубоко преданным делу, которому посвятил жизнь.
Родился Иван Иванович в Самаре в 1882 году. Студентом московского Училища живописи, ваяния и зодчества он участвовал в декабрьском
вооруженном восстании 1905 года, был арестован и выслан из Москвы
в Самару. Там он входил в состав самарского и одновременно – областного Поволжского комитетов партии эсеров. Террористом он не был,
хотя самарская охранка очень старалась ему это приписать. Основным
делом Ивана Калюжного было изготовление фальшивых паспортов для
нелегалов, и надо сказать, что делал он это виртуозно, так как обладал
недюжинными способностями художника-графика. Кроме того, он и его
жена Елизавета «держали» подпольную типографию, где печаталась запрещенная литература, листовки и т.п.
В 1907 году Калюжный был арестован в Нижнем Новгороде и после тюремного заключения присужден к пятилетней ссылке в далекий
якутский улус. Несколько раз пытался из ссылки скрыться, но неудачно.
В 1912 году он возвращается в Самару, где возглавляет комитет партии
эсеров и даже несколько месяцев его боевую группу, заменив брошенного в тюрьму товарища. Опять арест и новая ссылка, на этот раз – в
Забайкалье.
В апреле 1917 года Февральская революция вернула ему свободу.
Калюжный вместе с женой, недавней каторжанкой Р.И. Рабинович, приезжает в Нижний Новгород. Он – редактор эсеровской газеты «Народ»
и член Совета крестьянских депутатов. Вскоре он становится во главе
губернского комитета партии С. Р. и в качестве такового избран делегатом 3-го и затем 4-го съездов партии. Был он также представителем от
Нижегородской губернии на Демократическом совещании Республики в
160
сентябре 17-го года. Состоял членом Предпарламента, который печально
закончил свое существование после Октябрьского переворота.
Всю свою жизнь И.И. Калюжный был убежденным и последовательным сторонником демократического пути развития России и непримиримым противником – как монархического строя, так и большевистской
диктатуры. На страницах газеты «Народ» часто появлялись его публицистические статьи, язвительные фельетоны и яркие политические карикатуры с острыми текстовками. В одной из своих передовых статей еще в
июле 1917 года он писал:
«Долой войну! Долой Временное правительство! Захват власти!» –
Вот те истерические лозунги, которые выбрасывают устно и печатно
большевики. Желая немедленно прекратить войну, они далеко не прочь
устроить бесчеловечную бойню внутри страны. Что это? – цинизм или
отсутствие здравого смысла?»5
Как тут не вспомнить знаменитый ленинский призыв, брошенный
им еще в апреле: о превращении войны империалистической в войну
гражданскую?..
Человек достаточно умный и прозорливый, И.И. Калюжный в эти
же июльские дни писал о пагубной политике партии большевиков, поощряющих аграрный террор и разорение не только помещичьих, но и
крепких общинных и частных крестьянских хозяйств. Писал и о ставке
большевиков на самые темные, люмпенизированные народные массы.
Характерно то, что уже тогда Иван Иванович засомневался в необходимости немедленной социализации земли – этой альфы и омеги аграрной
программы Партии эсеров. Он предвидел так же и то, что в результате
победы партии Ленина станет неизбежной гибель русского крестьянства,
так безоглядно и доверчиво пошедшего за большевиками, пообещавшими закончить войну и дать народу землю…
После Октября несколько номеров газеты «Народ» выходят под
дерзкой шапкой «ДОЛОЙ САМОДЕРЖАВИЕ!» ( имеется в виду самодержавие одной единственной партии). А сам редактор газеты участвует
в забастовках рабочих Сормовских заводов, в протестах против роспуска
Городской Думы, против бессудных арестов и уничтожения других, законно избранных демократических учреждений.
В конце января 1918 года газета «Народ» была закрыта, а в помещении Комитета партии С.-Р. произошел настоящий погром. Арестовали
(правда, не надолго) и главу Комитета. Чтобы продолжать борьбу, нижегородские эсеры ушли в подполье.
5
№34.
Газетный отд. Национальной библиотеки СПб, Р-2\1109; газета «Народ»
161
И.И. Калюжный стал одним из вдохновителей и организаторов рабочих забастовок и крестьянских восстаний в Поволжье. Захваченный
чекистами и зверски избитый он был приговорен к расстрелу, но сумел
бежать с помощью насильно мобилизованных в советскую армию конвоиров, знавших его еще по крестьянскому совету. Вот как сообщила об
этом 27 сентября самарская газета «Земля и Воля»:
«Вчера прибыл в Самару бежавший из Нижнего Новгорода председатель нижегородского губернского комитета социалистов-революционеров И.И. Калюжный.
И.И. Калюжный был приговорен советской властью к смертной
казни и бежал из-под расстрела».6
В Самару, освобожденную от большевиков с помощью восставшего
Чехословацкого легиона, съехались в то время многие участники разогнанного 5 января 1918 года Учредительного собрания, в большинстве
своем – правые эсеры. Было создано демократическое правительство
(КОМУЧ) и Народная армия. Но силы демократии на Волге, на Урале, в
Сибири были слабы и раздираемы противоречиями. В итоге – 7 октября
того же года Самара была снова взята частями Красной армии.
Рубежами на пути отступления российской демократии, назвавшей
себя «третьей силой» в гражданской войне, стали Уфа, Челябинск и затем Дальний Восток. Во Владивостоке при власти Земства и коалиционного правительства установилось нечто, похожее на народовластие.
И.И.Калюжный был издателем и редактором эсеровской газеты «Воля».
Она больше года отчаянно сопротивлялась двойному давлению – коммунистов Читы (тогдашней столицы ДВР) и монархически настроенных
кругов Владивостока. И кроме того, боролась с угрозой японской интервенции. Редактора Калюжного не раз арестовывали представители различных, сменявших друг друга властей, но он оставался верен себе и
своим убеждениям.
Однако, сторонники демократии опять потерпели поражение. И в
конце 1921 года перед угрозой нового ареста и неминуемого расстрела
Калюжный, как и некоторые другие члены партии С.-Р., вынужден был
эмигрировать…
Живя вначале в Берлине, а затем в Праге, Иван Иванович состоит сотрудником Пражского ЗЕМГОРА7, заведуя культурно-массовым отделом
и помогая в трудоустройстве прибывающих в столицу Чехословакии беженцев из Советской России. Когда в начале 20-х годов стараниями эми-
6
Там же. Р-2\ 4498, газета «Земля и Воля» № 140.
грантов было создано Общество помощи советским политзаключенным,
.Калюжный стал заместителем председателя этого Общества.
Кроме того, он много работает и как художник: в 1924-25 годах почти еженедельно берлинская газета «Дни», орган Временного правительства в изгнании, публикует под псевдонимом «НАВИ» («Иван», если
прочесть наоборот) его политические карикатуры с язвительными и
остроумными текстовками. Там же появляются созданные им дружеские
шаржи и рисунки.
Человек бескорыстный и мало практичный он, испытывая немалые
материальные трудности, берется за любое дело в области прикладного искусства: иллюстрирует книги, оформляет визитные карточки и
почетные дипломы и делает художественные переплеты к юбилейным
Адресам. Об удивительно тонкой резьбе по коже стоит сказать особо.
Один из таких Адресов в кожаном переплете вишневого цвета сохранился в личном архиве Е.Е. Лазарева, ибо был сделан к его 75-летию,
также как и портрет юбиляра в №764 газеты «Дни». В Дневнике, который вел Егор Егорович, рассказывается о том, как Иван Калюжный по
маленькой «документной» фотографии написал маслом большой и очень
выразительный портрет умершего в большевистской ссылке молодого
инженера – сына В.М. Чернова Бориса. Портрет этот был подарен отцу,
как утешение в его горе.
В одном из номеров «Дней» на странице, посвященной 40-летию со
дня смерти Н.М. Михайловского, был помещен его портрет с инициалами «И.К.». Взяв за основу известную фотографию, художник сумел
в собственной манере передать облик писателя, а большой его портрет
маслом «прекрасно исполненный И.И. Калюжным», как отметили те же
«Дни» в № 387, украшал сцену на торжественном вечере памяти Михайловского.8
В эти же годы Иван Иванович создает серию кукол в стиле русского
народного театра. Они были настолько выразительны, что искусствовед
Николай Еленев посвятил им несколько рассказов в журнале «Перезвоны» №21, который выходил в Риге в 1926 году.
Тоска по вынужденно оставленной родине приводит к тому, что Иван
Калюжный берется за сочинение оригинальных и ярко им самим иллюстрированных детских сказок, навеянных русским фольклором. Эти 14
сказок были переведены на чешский язык и изданы в Праге в 1923 и в
1927 годах.
Русскому культурно-историческому музею в Збрацлове (близь Праги) И.И. Калюжный подарил с свою, с любовью выполненную как дружеский шарж, акварель «Профессор Кизеветтер на кафедре». А в фонде
7
ЗЕМГОР – объединение земских и городских деятелей, оказывающее помощь эмигрантам из России.
162
8
ГАРФ, РЗИА – фонд 5824, оп. 1, Д. 30.
163
Русского зарубежного архива в ГА РФе удалось найти небольшой альбом, содержащий 27 шаржированных портретов «Эсеры за границей».
Автором почти всех шаржей был тоже Иван Иванович.9
Известна еще одна живописная работа И.И. Калюжного, о ней упоминает тот же Е.Е. Лазарев в своем «Дневнике», это поясной портрет
чеха Йозефа Штулика, старого спортсмена-Сокола. Однако местонахождение самого портрета, как и ряда других работ Калюжного неизвестно.
Должно быть, он по беспечности своей не очень заботился об их сохранности. Да и умер он неожиданно от паралича сердца в последний день
мая 1934 г. на 52-м году жизни. Не успев сделать многое из того, что им
было задумано.
К живописным работам Ивана Ивановича, найденным совсем недавно, следует отнести приобретенный у некоего коллекционера портрет
Ф.М. Достоевского. Портрет не был окончен, но авторство не вызывает сомнений, что и подтверждено подписью, выжженной на деревянной
раме. Этот портрет сейчас бережно хранится в музее Федора Достоевского в Петербурге.
Скоропостижная смерть Ивана Калюжного отмечена в целом ряде
периодических изданий эмиграции. Стоит обратить внимание на статью
В.Г. Архангельского в журнале «Свобода» № 2, выходившем в Париже.
на родине? Будем верить в это: покойный, по крайней мере, верил в конечное торжество демократии в России».10
На такой вот ноте заканчивается некролог, написанный В.Г. Архангельским. И остается только повторить за автором последние его слова
– о вере в конечное торжество демократии в нашей многострадальной
стране.
«От нас ушел человек большой духовной одаренности, крепкого природного ума, напряженно-несгибаемой воли и незаурядного таланта. По
своей натуре он был художник, и в то же время – боец, страстно ненавидевший всякий произвол и насилие, всякий общественный порядок,
покоящийся на угнетении. (...) И везде он оставался самим собой: цельным, без компромиссов, без уступок и колебаний. Он не боялся быть одним среди всех и, в случае необходимости, идти против всех. Его трудно было переубедить, заставить пойти ради удобств личной жизни на
какой-либо компромисс. Всю жизнь он прожил так, как подсказывала
ему его натура. (...) Его несговорчивость могла иногда раздражать, но
всякий знал, что за внешней шероховатостью его характера таится
преданность тому, что он с полной искренностью считал своим общественным долгом и требованием своей совести. Поэтому так подкупали и импонировали его нежелание считаться и сообразовываться с
чужими мнениями.
После него остались весьма ценные в художественном отношении
работы, неоконченные чертежи, проекты. И остается в Пражском
крематории урна с прахом...Найдет ли последнее пристанище эта урна
10
9
164
Там же, фонд 6772, оп. 1, Д. 77, л. 1-7.
Журнал «Свобода» №2, Париж, июнь 1934 (Ксерокс из личного архива
автора).
165
Гинтарас Митрулявичюс
Университет Миколаса Риомериса, Вильнюс, Литва.
Об отношении социализма и большевизма:
взгляд лидера и идеолога исторической литовской
социал-демократии Стяпонаса Кайриса1.
Наверно не будет ошибкой утверждать, что в посткоммунистических
странах достаточно большая часть населения, а также более или менее
большая часть представителей академического сообщества считают, что
в них существовал социализм. Трактовки, что в СССР и в других коммунистических странах существовал социализм, и что эти страны были социалистическими странами придерживается и большая часть левых постсоветских и постпросоветских стран и немалая часть левых западных и
других, не имеющих коммунистического (про)советского прошлого стран.
Но, как известно, исторические российские социал-демократы –
меньшевики, как и другие российские демократические социалисты –
эсеры, энесы (те которые такими остались после прихода к власти большевиков), как и большая часть западных демократических социалистов,
отрицали то, что строй создаваемый в Советской России, а потом созданный в СССР можно называть социализмом2. Этой же позиции придерживались и придерживаются разные течения левых коммунистов, троцкисты, экстроцкисты, анархисты, некоторые течения левых социалистов3.
Такой позиции придерживались разные левые диссиденты в СССР и в
других просоветских коммунистических странах.
Надо сказать, что демократические социалисты, в том числе российские, наверное, были самые последовательные социалистические критики большевизма и советского коммунизма, утверждающие, что строй,
1
Проблематика данной статьи на литовском языке анализируется в:
Mitrulevičius G. Steponas Kairys apie socializmo ir bolševizmo santykį// Gairės,
2012, Nr.:9.-P.36-39.; Mitrulevičius G. Steponas Kairys apie socializmo ir bolševizmo
santykį (II)// Gairės, 2012, Nr.:10.-P.40-44.
2
Mitrulevičius G. Ar buvo SSRS socializmas: socialdemokratų ir kitų kairiųjų
požiūriai istoriniu aspektu // Gairės, 2007, Nr.: 9. -P.30-38.; Nr.:10. P.35-43.
3
Там же.; Van der Linden M. Western Marxism and the Soviet Union. A Survey
of Critical Theories and Debates since 1917, Brill, Leiden, Boston, 2007.
166
который строили и построили большевики нельзя идентифицировать
как социализм. Что касается российских демократических социалистов,
то среди них одними из самых последовательных с самого начала были
правые меньшевики4.
Но, к сожалению, для широких слоёв общества и даже для наверно
достаточно большой части академического общества в постсоветских
и постпросоветских странах социалистическая критика большевизма и
СССР, как составная часть демократического социализма, как и такое явление как демократический социализм вообще, остается неизвестными,
или, в случае с последним, иногда имеется искаженное представление.
В этой статье попробуем взглянуть на то как сущность социализма, с
одной стороны и сущность большевизма, с другой стороны, а также их взаимоотношения после Второй мировой войны интерпретировал виднейший
литовский исторический демократический социалист Стяпонас Кайрис.
Стяпонас Кайрис (1879-1964)5 был ярким деятелем литовского национально-освободительного движения. Он входил в президиумы и
председательствовал на знаменитом Съезде литовцев (Великом Сейме
Литвы) 1905 года и Конференции литовцев в 18-22 сентября 1917 года6.
На этой конференции он был избран членом Совета Литвы («Летувос
Тариба»), который 16-го февраля объявил Акт о восстановлении независимости Литвы. С. Кайрис был одним из двадцати сигнатаров этого Акта
и одним из главных его авторов7.
4
Смотрите например: Аронсон Г. К истории правого течения среди меньшевиков. // Меньшевики после Октябрьской революции. Сборник статей и воспоминаний Б. Николаевского, С. Волина, Г. Аронсон, Ред.-сост. Ю. Г. Фельштинский. – Benson, Vermont, 1990 – C. 175-289.; Работяжев Н.В. Яшлавский А.Е.
Полвека исканий: очерк революции идейных воззрений меньшевистской социал-демократии // Вестник Московского Университета. Серия 18. Социология и
политология, 2002. Nr.:1. С.10-11.; Суслов А.Ю. Правый меньшевизм в эмиграции: журналы «Заря» и «Записки социал-демократа» // Социал-демократия в
российской и мировой истории. Обобщение опыта и новые подходы. – Москва,
2009.-С.346-356.; Меньшевики в эмиграции. Протоколы Заграничной Делегации
РСДРП. 1922-1951 гг. В 2 частях. Mосква, 2010.
5
О жизни и политической деятельности С. Кайриса см.: Ilgūnas G. Steponas
Kairys –Vilnius, 2002. Короткую биографию см.: Ilgūnas G. Kairys Steponas //
Socialdemokratai Lietuvos Respublikos Seimuose.-Vilnius, 2006.-P.136-140.
6
Mitrulevičius G. Lietuvos socialdemokratai iki Steigiamojo Seimo //
Socialdemokratai Lietuvos Respublikos Seimuose.– Vilnius, 2006.-P.30, 35,47-51.;
Mitrulevičius G. Socialdemokratai ir Lietuvos Tarybos sukūrimo procesas // Lietuvos
istorijos metraštis. 2004 metai, 1. –Vilnius, 2005.-P.103-126.
7
См.: Mitrulevičius G. Socialdemokratai Steponas Kairys ir Mykolas Biržiška
Lietuvos Tarybos darbe: santykis su Vasario 16-osios Akto priėmimu // Parlamento
studijos: mokslo darbai, Nr.: 11, 2011.– P.62-104.
167
Будучи искренним демократом, С. Кайрис был не только за демократическую республиканскую форму правления, но и за то, что это форма правления была принята демократическим путём. Он, как и другие
литовские социал-демократы, оставшиеся последовательными демократическими социалистами, постоянно требовал, чтобы как можно скорее
было демократическим путем избран Учредительный Сейм Литвы, который должен в Литве установить демократическую форму правления8.
Те литовские социал-демократы, которые остались верны социал-демократической традиции, и фактическим лидером которых был С. Кайрис, во второй половине 1919 года воссоздали из идейно-политической
и организационной дифференциации в начале этого года, фактически
переставшую существовать как партию СДПЛ9.
Во время войн за независимость в 1919 году С. Кайрис был министром снабжения и продовольствия в четвертом временном правительстве Литвы. В 1920-1922 годах он был избранный членом Учредительного Сейма Литвы, а в 1922-1927 годах был членом I-го, II-го, III-го Сеймов
Литвы, первым вице-председателем III-го Сейма Литвы10. Во время
авторитарного режима (конец 1926 – первая половина 1940 г.) политическая деятельность С. Кайриса, как и всей СДПЛ была ограниченной.
С. Кайрис в то время кроме работы в Каунаском Университете, работал
редактором газеты СДПЛ «Социалдемократас», которая постоянно подвергалась цензуре, а потом и вообще была закрыта (сама СДПЛ в 1936
году была запрещена)11.
Во время Второй мировой войны С. Кайрис был избран первым председателем Верховного комитета освобождения Литвы, который стремился освободить Литву, как от нацистской, так и от советской оккупации,
а после войны действовал в эмиграции, где в 1944 году оказался и С.
Кайрис, продолжавший трудиться в деле освобождения Литвы12.
С. Кайрис, отличавшийся политической, идеологической и просто
человеческой принципиальностью и честностью, был не только ярким
политиком-практиком. Он был и идеологом исторической литовской социал-демократии. Он был главным автором многих программ СДПЛ,
многих резолюций и постановлений съездов и конференций СДПЛ, ав-
8
Там же.
9
Mitrulevičius G. Lietuvos socialdemokratai iki Steigiamojo Seimo. P.60.
10
См.: Ilgūnas G. Kairys Steponas P.137-139. Подробнее: Ilgūnas G. Steponas
Kairys.P.128-181.
11
Ilgūnas G. Steponas Kairys.P.182-240.
12
Там же. P.241-410.
168
тором многих статей и других текстов политического, идеологического
и публицистического характера13.
Понятие «социал-демократия» для Кайриса было неотделимо от
понятия «социализм». Еще в 1931 г. написанном (вместе с Антанасом
Жвиронасом) и наполовину принятом проекте новой программы СДПЛ
С. Кайрис писал, что «каждый кто вступает в ряды социал-демократии
должен быть убежденным социалистом»14.
О понятии «социализм», о его сущности С. Кайрис писал не в одной статье, написанной в эмиграции после Второй мировой войны15.
Во-первых, здесь нужно упомянуть статьи «Идеологические черты социал-демократии» и «Социализм и лицо». В первой из этих статьей С.
Кайрис утверждал, что «социализм ещё в самых первобытных формах
был протестом против порабощения человека...», и что «в своей позитивной части социализм боролся за защиту человека от угнетения и
бедноты, за его освобождение и признание человеком»16. В упомянутой
статье акцентировалась родственность социализма и начального этапа
христианства и отмечалось: «и сейчас, когда воплощение социализма
становится реальной потребностью, христианский мир показывает не
только заинтересованность социализмом, но и готов признать его моральную сущность «и «готов даже сотрудничать, но все ещё беспокоит в
прошлом выросший горб».
В статье «Разбудить человека в человеке» (написано в 1958 г.) С. Кайрис писал так: «социализм родился как протест против неоправданных
социальных контрастов в капиталистическом обществе, против порабощения и пренебрежения человека. Этический мотив настаивал социалистов объявлять борьбу капитализму и стремится к созданию общества,
13
См.: Mitrulevičius G. Kas yra socialdemokratų partija: Stepono Kairio ir jo
vadovaujamos tarpukario LSDP atsakymai // www.lsds.lt.
14
Lietuvos socialdemokratų partijos programa // Kairys S. Tau, Lietuva. Boston,
1964.-P.430.
15
Надо обратить внимания на то, что в конце Второй мировой войны перед
выездом из Литвы С. Кайрис назвал себя Йузасом Каминскасом и под этой фамилией получил немецкий паспорт, и дальше в эмиграции, не желая повредить
своей жене, оставшейся в оккупированной СССР Литве ( несмотря на это она
в 1948 г. была сослана в Сибирь), некоторое время в эмиграции действовал под
упомянутой фамилией. Этой фамилией, а также другими псевдонимами он часто
подписывал и свои статьи. Смотрите: Ilgūnas G. Steponas Kairys. P.259-260, 263,
358. Некоторые анализируемые в этом тексте статьи, написанные его рукой или
отпечатанные, находящиеся в Рукописном отделе Библиотеки Вильнюского университета, были вообще неподписанны.
16
[Kairys S.] Ideologiniai socialdemokratijos bruožai // Vilniaus Universiteto
bibliotekos Rankraščių skyrius, Stepono Kairio fondas (F.257), Saugojimo vienetas
222. ( Дальше: VUB.RS.F.257-222).P.2.
169
основанного не на коммерческих, а на нравственных и этических ценностях. Социализм сразу поставил не политику и не экономику, но самого
человека на пьедестал своих стремлений»17.
Своё понимание социализма С. Кайрис более подробно изложил в
написанной в конце 1947 г. статье «Социализм и лицо». Обратив внимание на то, что во время Второй мировой войны происходило большое
уничтожение людей и что этим особенно выделялись «тотальные режимы» и акцентировав, что названный «отцом и учителем народов» Сталин
«и дальше проводит уничтожение человека», С. Кайрис утверждал что
«социалистическое движение – это может быть единственное движение
последних времён, которое сразу и со всей искренностью озаботилось
человеком»18.
По мнению С. Кайриса, «сами создатели научного социализма –
Маркс и Энгельс,– были людьми, которые своим умом исследовали общественные отношения людей, причины их разного проявления и горячим сердцем переживали все события того времени, надеясь, что правда
быстро победит, что жизнь человечества повернётся в сторону будущего,
которое было бы лучшим для всех».
Дальше в статье «Социализм и лицо» С. Кайрис писал что «социализм начал с того, что помог освободиться и становится людьми тем, которые до этого уже чуть не потеряли человеческого лица», то есть, социализм начал с освобождения «жестоко порабощенного человека труда». И
поэтому, пишет дальше С. Кайрис, «социализм, борясь за освобождения
человека труда, вначале был безоглядно строгим ко всем поработителям
человека труда и их помощникам». Поэтому противники социализма поспешили объявить социалистов «разрушителями мирового порядка». С.
Кайрис отмечает, что «чем больше в своей защитной борьбе усиливался
рабочий класс, тем больше выявлялась настоящая сущность стремлений
социализма». Её С. Кайрис в цитируемой статье определил так: «Борясь
за человека труда и вместе с ним, социализм боролся против любого угнетения человека, против любого насилия, за равные права для всех, за
человека вообще».
После этого утверждения С. Кайрис писал, что победы социалистического движения были победами не только рабочих. Они ими щедро делились со всеми, даже со своими противниками. Что было достигнуто для
улучшения жизни человека труда, тем обильно пользовались и другие.
Далее в статье «Социализм и лицо» Кайрис подчеркивал, что в нынешнее время социалистическое движение и все те, которые его поддер17
Kaminiskas J. [Kairys S.] Pažadinti žmogų žmoguje// Darbas, 1958, Nr.: 3-4.
P.17. // VUB.RS.F.257-320.
18
170
[Kairys S.] Socializmas ir asmuo // VUB.RS.F.257-242. P.1.
живают, переходит из защиты в нападение, то есть, собираются создавать
социалистический строй, и всеобщность стремлений социализма становится все ярче. Кайрис утверждает, что социализм, убежденный в правоте и реальности своих идеалов, своих последователей не выделяет и что
новый строй он создает для всех, он не стремится к особенному привилегированному положению рабочего или социалиста». С. Кайрис подчеркивает, что «создавать новую жизнь социализм приглашает, но не заставляет, не насилует и что из-за свой сущности не может насиловать», потому
что он главной целью своих стремлений ставит человека – свободного,
совершенствующего свои способности, человека, которому новая жизнь
стремится создать самые удобные условия для совершенствования».
С. Кайрис утверждает, что нынешнее время, «мы, социалисты, …часто сталкиваемся с оскверненным и изнасилованным войной человеком,
который никому не верит, а только оглядывается, не посягает ли кто его
опять обмануть и изнасиловать». «А что мне даст мне, как человеку ваш
социалистический строй?» – спрашивает по С. Кайрису этот человек. И
«в подтверждение своим сомнениям этот человек показывает в сторону
Советской России, будто социалистическую, но в реальности на кровью
человека и его осквернению основанную государству»19.
Указанием на такой возможный ответ обыкновенного человека социалисту С. Кайрис в статье «Социализм и лицо» подошел к проблеме о соотношении социализма и большевизма. Специально этой проблематике
была посвящена его статья «Социализм большевиков», опубликованная
в Германии, в газете «Атейтес келю» (в переводе «Дорогой будущего»)
в 1947 г. Вначале этого текста С. Кайрис пишет об обстоятельствах появления большевизма, его идеологических принципах и особенностях
тактики, и констатирует, что большевики уже в самом начале декларировавшие принцип «диктатуры пролетариата» поняли его как «диктатуру меньшинства над большинством и диктатуру не на ограниченное
время»20. Лидер литовской социал-демократии также обратил внимания
и на демагогию большевиков, которая помогла им прийдти к власти, и
на их враждебности к социал-демократии. Описав обстоятельства и последствия прихода к власти большевиков, С. Кайрис констатировал, что
Россия «из деспотии Николая просто прыгнула в большевистскую, правильнее сказать диктатуру Ленина»21.
Обратив внимания на то, что для осуществления диктатуры была
создан «всемогущий чека, созданы военные подразделения специального назначения и организован в мире невиданный шпионский аппарат»,
19
Там же.
20
[S.Kairys] Bolševikų socializmas // VUB. RS. F.257.-223.P.1.
21
Там же. P.1-2.
171
С. Кайрис констатировал, что в СССР «под социалистической вывеской
создалось полицейское государство худшего вида»22.
С. Кайрис обращает внимания на то, что «не забывая, что социалистическое общество должна быть демократически самоуправляющимся
обществом свободных людей, большевизм ухватился за ложь и одурачивание масс»23. Большевизм «распределил членов общества на сторонников режима и его врагов. Последние подлежат уничтожению. Сторонников режима большевизм пытается обмануть, утверждая, что сталинская
конституция это самая демократическая в мире, а СССР это образец для
всех как надо демократически самоуправляться»24.
По мнению Кайриса «определенными формами Сталин может новой
генерации советских людей вдолбить в голову принципы большевизма
и мнимые его успехи, и может даже на время вскружить головы части
рабочего класса Запада, одурачить часть западных дипломатов и часть
глупой кое-где интеллигенции». Но, «Сталин не может обмануть самой
жизни, поскольку жизнь в России не складывается так, как большевики
надеялись и хотели бы. Воплощение в жизнь планового хозяйства не зависит от приказов, для этого нужна свободная инициатива масс».
В статье «Социализм большевиков» С. Кайрис много внимания обращает на репрессивность большевистского режима, на то, что «неверным
режиму», так называемым «кулакам» и «саботажникам» были созданы
«батальоны смерти и концентрационные лагеря». Кайрис осуждал большевиков за порабощение человека, за презрение к человеческой жизни.
«Вместо социалистического общества – страна рабов», – так охарактеризовал он сталинский СССР25. В цитируемой статье С. Кайрис даже
утверждает, что в СССР «так жестоко порабощен огосударствленный человек», что «строительство пирамид во времена самых злых фараонов,
кажется», в сравнении с тем, что есть в СССР, «как походка по раю»26.
Очень жёстко С. Кайрис оценивал и осуждал большевиков за их постоянную ложь, за которую большевистский режим хватается, чтобы
«выдержать фасад», которым (ложью-Г.М.) «прокисла печать, радио, публичные собрания, Советы, весь бюрократический аппарат, Сталинская
конституция...»27. «Ложь, – пишет С. Кайрис, – экспортируется в заграницу», им «оперирует дипломатия и несчетные агенты «пятых колон». В
22
Там же. P.2.
23
Там же. P.2-3.
24
Там же. P.3.
25
Там же. P.4.
26
Там же. P.3.
27
Там же. P.4.
172
советской пропаганде, по оценке С. Кайриса, «черное стало белым», «ад
советской жизни» стал «веселой и счастливой жизнью».
По утверждению С. Кайриса, «большевизм есть неисправим» и что
«с фанатической настойчивостью развит в России, слепой к получаемым
урокам жизни, и может быть усиливаемый страхом перед возможной ответственностью за сделанные несчетные преступления перед человеком
и человечеством, большевизм признает только себя, ненавидя других».
Он по С. Кайрису, «как орды кочевников древних времен, руководимые
ханом Сталиным, движется с востока на запад, порабощая, втаптывая в
черную землю все, что есть демократического и, понижая уровень жизни, чтобы в обеднённой и нивелированной массе людей легче было привить дух большевизма и создавать советскую власть».
По мнению С. Кайриса, «чего большевики не достигают вооруженной силой, то они стремятся добиться пропагандой, своими агентами и
золотом». С. Кайрис утверждает что, «кроме всей бедности, с которой
приходится сталкиваться в сталинском раю, полное порабощение человека становится тем самым главным стимулом бороться против большевизма, бороться за потерянные свободы и за честь человека».
Несколько штрихов для характеристики большевизма С. Кайрис дал
в 1959 году в журнале «Darbas» ( «Труд») опубликованной статье «Лицом к Литве». По С. Кайрису, «Лениным объявленную науку Москва
считает неприкасаемым кораном большевизма», в результате чего «только то есть правильно, что проповедуется из Меки большевизмa, и только
в отсталой России создан «социализм», который может быть примером
всему миру»28.
В только что цитируемой статье С. Кайрис опять обратил внимания
на жестко репрессивный диктаторский характер большевизма, на культ
личности диктатора, на то, что сталинскому режиму было свойственно «публичные суды для заблудившихся», «ликвидация оплеванных»,
«резни, периодических чисток», «диктатура клики», «культ личности
автократа»29.
По мнению идеолога литовского демократического социализма, «в
хозяйственно и культурно отсталой и ещё пострадавшей от войны и
расколотой гражданскими войнами, большевики могли строить «социализм» лишь методами диктатуры, их все более и более ужесточая». А
«рабочий класс, поднимая крепостнические условия труда, должен был
жертвовать собой для будущего, не зная, когда этому будет конец. Для
коллективизации сельского хозяйства были пожертвованы миллионы
28
Kaminskas J. [Kairys S.] Visu veidu į Lietuvą // Darbas, 1959, Nr.:1. P.2. //
VUB.RS.F.257-320.
29
Там же. P.1.
173
крестьян, но через десятилетия было достигнуто только полное обнищание селян». Таким образом, большевизм, «человека ненавидел и не
ценил»30.
Похоже большевизм С. Кайрис характеризовал и 14 ноября 1962 года
в газете «Keleivis» («Путешественник») в опубликованной статье «Почему мир беспокоится?». Здесь С. Кайрис опять, подчеркивал:, что «большевизму свойственно полное порабощение человека», «эксплуатация
человека», «требование полного, слепого повиновения всему тому что
говориться из Москвы» и особенно «уже ставшая известной его (большевизма – Г.М.) нечеловеческая жестокость»31.
Эту последнюю черту большевизма С. Кайрис особенно подчеркивал в другой, в том же самом году в упомянутой газете, опубликованной
статье, под названием «Монголы были лучше. Почему мне отвратителен
московский большевизм?». В этой статье жестокость большевиков сравнивается (не первый и не единственный раз) с монголами Чингисхана,
опустошившими в XIII веке немалую часть Евразии32. По мнению С.
Кайриса, для «монголов было характерно то, что они не ценили человека и человека в человеке», и что «жестокость московского большевизма
можно называть монгольской».
В своем письме своему соратнику Иозасу Вилкайтису от 30 июня
1962 года С. Кайрис писал, что «по его пониманию», «московский большевизм есть насквозь промокший духом и сущностью монголизма», и
что «Ленина можно называть «Великим монголом», потому что им созданный большевизм отличается такими чертами как «неописуемая жестокость и готовность большевизма завоевать весь мир»33. Упомянув,
что в только что цитируемом письме, С. Кайрис назвал Ленина «великим монголом», можем сказать, что в старости он даже писал книгу о
Ленине под названием «Великий монгол» (рукопись этой книги к сожалению не сохранилась, но её содержание можно представить из переписки с Вилкайтисом и разных статей Кайриса посвященных той же самой
проблематике)34.
С. Кайрис обратил внимания и на такую черту большевизма, которую в другой своей статье назвал, «агрессивным месианизмом», ко30
Там же.
31
Kaminskas J. [Kairys S.] Del ko pasaulis nerimsta ? // Keleivis, 1962 11 14, Nr.:
46.// VUB. RS. F.257-320.
32
Kaminskas J. [S.Kairys] Mongolai buvo geresni. Kuo man atgrasus Maskvos
bolševizmas // Keleivis, 1962 06 27, Nr.: 26. // VUB. RS. F.257-320.
33
34
S.Kairio 1962 06 30 laiškas J.Vilkaičiui // VUB. RS. F.257-6.
Там же. Так же см.: S.Kairio 1962 12 06 laiškas J.Vilkaičiui // VUB. RS.
F.257-6. Ilgūnas G. Steponas Kairys. P.370-371.
174
торым «выражается восточная структура большевизма», которая ещё
«ужесточённая» захватывает «с танками и штыками новые края»35. В
своих статьях С. Кайрис немало писал о том, как большевики ведут себя
в захваченных краях сравнивая это поведение, как уже упомянули, с поведением монголов в XIII веке».
Уже из того, что здесь сказано видно, что большевизм для С. Кайриса несовместим с социализмом. Но С. Кайрис и прямо писал о взаимоотношении большевизма и социализма. Например, в уже цитированной
статье «Социализм и лицо» С. Кайрис писал, что «властители порабощенного края лицемерно превозносят демократию и социализм, которых
они уничтожают везде, где только находят и собираются для новых нападений, для новых завоеваний большевизма...»36. Дальше С. Кайрис подчеркивает что «западный демократический социализм есть большевизму
враг, так что «говоря о стремлениях социализма, нельзя социализм подменять с большевизмом, он (большевизм – Г.М.) не имеет ничего общего
с демократическим социализмом»37.
Об отношении большевизма к социализму С. Кайрис писал и во введении в книге о демократическом социализме, изданной на литовском
языке в Германии в 1949 году38. Здесь С. Кайрис подчеркивал, что большевизм «своими теоретическими основами и практической деятельностью извратил сущность социализма, расколол рабочее движение, повредил стремлениям социалистического пролетариата больше, чем любой
другой враг»39.
Отношения большевизма к социализму С. Кайрис объяснял и в статье «Социал-демократия поучилась». Идеолог литовского демократического социализма здесь писал, что, «большевизм, отколовшийся от социалистического движения, присвоил себе его идеологические принципы,
ими опирается в своих стремлениях, ими пытается основывать свою
деятельность, хотя и очень жестоко их фальсифицирует и искажает».
Так что, как здесь отмечает литовский социал-демократ, «диктаторский
большевизм стал сам ярым врагом демократического социализма»40.
Здесь в уже немало цитированной статье «Социализм большевиков»
С. Кайрис также утверждал, что «большевизм осквернил идеалы социализма» и, что «уничтожая везде демократию, большевизм разорвал лю35
Kaminskas J. [Kairys S.] Visu veidu į Lietuvą. P.2.
36
[Kairys S.] Socializmas ir asmuo // VUB.RS.F.257-242. P.1.
37
Там же. P.2.
38
Demokratinio socializmo pradai.-Stutgartas, 1949
39
Там же.
40
[Kairys S.] Socialdemokratija pasimokė // VUB.RS.F.257-240. P.1.
175
бую связь с социал-демократией, которая не понимает социализма без
демократии», и что «поработив человека и без оглядки его уничтожая,
большевизм потерял любую связь с социализмом, который человека ставит в центре всех своих стремлений»41.
Очень ясно свой взгляд про отношения большевизма к социализму
С. Кайрис изложил и в введении второго тома своих воспоминаний, где
он обращался к молодежи, проживающей в оккупированной Литве, с
предупреждением не поддаваться «идеологии ленинизма», «достойно
оценить режим оккупанта и твоего (литовской молодежи – Г.М.) злейшего врага», а также не поддаваться заблуждению насчет мнимого социализма Москвы, который на самом деле нужно называть «монгольской
деспотией»42. В своих текстах С. Кайрис полемизировал с теми называющим себя социалистами левыми, которые считали, что строй СССР
достиг определенных достижений и что он может эволюционировать в
сторону социализма или, что уже в нем заложены «основы социализма».
Отбрасывая эти аргументы в статье «Где базис социализма?», С. Кайрис
утверждал, «что для того, чтобы были достигнуты определенные достижения, Советский Союз из года в год мучил и убивал миллионы людей,
и, что систематическими и жесткими средствами вот уже более 40 лет
настойчиво стремился из своих граждан воспитать безликих людей, слепых рабов режима, вместо настоящего социализма пытаясь привить превозношения государства рабов...»43
С. Кайрис, полемизируя с теми, кто думает, что советский режим может
эволюционировать к социализму, и что со сменой поколений он настолько
демократизируется, что станет приемлемым и для демократических социалистов, а также и для тех, кто думает, что поворот советского деспотизма
к демократии может произойти без борьбы за освобождение от советского
порабощения, без последовательного сопротивления существующему режиму, утверждает, что так думающие «не имеют понятия о сущности деспотизма», и если «они понимают, что деспотизм без борьбы не изменится,
так как можно понять и оценивать людей, которые в этом режиме видят
создателей свободного будущего человечества, и как оценивать людей, которые не ставят главной задачей бороться за освобождение народа?»44.
По мнению С. Кайриса, особые сомнения вызывают те люди, которые хотя и называют себя социалистами, но не хотят видеть прямой
дороги в социалистическое будущее, которой идет демократическое социалистическое движение на западе, которое в эволюции процесса борь41
[S.Kairys] Bolševikų socializmas // VUB. RS. F.257.-223. P.5.
42
Kairys S. Tau, Lietuva.– Boston, 1964. – P.9.
43
[S.Kairys] Kur bazė socializmui ? // Keleivis, 1960 08 03 //VUB. RS. F.257-320.
44
Там же.
176
бы свободных людей уже подготовило для этого материальную базу и
готовит людей к свободному социалистическому будущему без кровавых
средств тирании»45.
Конечно С. Кайрис полемизировал и с оппонентами социал-демократов справа. В одной из здесь уже цитированных статьей он писал, что
«нас не удивляют оппоненты социалистического строя справа, которые
сознательно или из-за незнания путают социализм с большевизмом», и
которые, говоря о социализме, показывают в сторону СССР46. После этого лидер литовских демократических социалистов спрашивает, почему
правые не видят западных социал-демократов? И отвечает: правые как и
большевики «не хотят видеть успехов социализма и того, что Запад стоит
на пороге социализма», и им это не только неприемлемо, но и страшно,
и из-за этого они готовы идти на выдумки и сознательное очернение»47.
Итак, по утверждению С. Кайриса, «воплощение идеалов социализма возможно только в свободной, демократически самоуправляющейся
обществе», и что «социалистический строй не может быть принесен и
подарен извне – он может быть только созревшим и завоеванным у себя
дома, и только тогда он будет настоящим и стабильным»48.
Взгляды С. Кайриса на сущность социализма, с одной стороны, и
сущность большевизма, с другой стороны, и на их взаимоотношения
определяли взгляды всей литовской социал-демократической эмиграции49. Один из обобщённых вариантов её позиции находим в статье С.
Кайриса «Слово к «маленькому человеку»:
«Мы со всей строгостью отграничиваемся от большевизма, от режима, который человека порабощает, который идеалы социализма поменял
на жестокое полицейское государство, своенравно управляемое группой
людей. Основа наших стремлений – не фальсифицируемая не только политическая, но и социальная демократия»50.
Из всего здесь цитированного и нецитированного текста ясно видно,
что С. Кайрис ясно высказывался за то, что освобожденной от большевизма Литве нужен был социалистический строй.
45
Там же.
46
[S.Kairys] Bolševikų socializmas // VUB. RS. F.257.-223. L.5.
47
Там же.
48
VUB. RS. F.257-194.
49
См. программные документа Заграничной Делегатуры СДПЛ: Lietuvos
socialdemokratų partijos programinės gairės. Antroji laida. New York, 1951.– P.1314.; Lietuvos socialdemokratų partijos Užsienio delegatūros veiklos gairės.-London,
1968.-P.8-9.
50
[Kairys S.] Žodis į „mažąjį“ žmogų // VUB.RS.F.257-245.L.4.
177
Подводя итоги, отметим, что социализм в понимании лидера и идеолога исторической литовской социал-демократии есть apriori демократический социализм, и что большевизм лидерами литовского демократического социализма интерпретировался как явление извратившее его
сущность, его фальсифицирующее и ему вредящее явление. Явление,
которое никак нельзя назвать социализмом и, более того, являющегося
врагом социализма.
Взгляды на сущность социализма и сущность большевизма и их взаимоотношения были обусловлены социал-демократической традицией51,
и более или менее коррелировали в международной социал-демократии,
с хотя бы на программном уровне доминировавшими взглядами и, конечно, были обусловлены и недавней историей, и тогдашней ситуацией
в Литве.
В.В. Дамье,
доктор исторических наук, старший научный сотрудник
Института всеобщей истории РАН
Демократический социализм и анархизм:
Сходство и различия
Мысль о том, что между этими двумя течениями (а точнее, группами течений) существуют точки пересечения, не нова. В современной
России она выдвигалась еще в начале 1990-х годов, когда политологи
стали предпринимать первые попытки проанализировать возникавший
в стране политический спектр и выделяли такое направление, как «демократические левые». К нему иногда причисляли всех левых, которые
не относились к сталинистам или приверженцам модели КПСС. Разумеется, при этом не предполагалось, что причисляемые сами согласны с
такой формулировкой, но некоторые определенные основания для такой
классификации имелись. Речь шла о критике существовавшего до 1991
года режима, с точки зрения левых общественных ценностей. В данную
категорию попадали и демократические социалисты, и коммунисты«обновленцы», и анархисты, и троцкисты, и экосоциалисты, и различные другие левые антисталинистские течения1. Обращение к данной
теме сегодня выглядит в какой-то мере отголоском того, старого анализа.
Оно несколько искусственно, поскольку за основу берется один-единственный критерий: отрицательное отношение к сталинизму и к либеральному частному капитализму. Это, конечно же, не значит, что нельзя
сравнивать или сопоставлять анархизм и демократический социализм.
Сравнивать можно что угодно и с чем угодно; вопрос в том, как именно проводится это сравнение, по каким критериям, касается оно отдельных аспектов сопоставляемых течений или же сущностной интенции
их взглядов. Ну и, разумеется, немаловажно, для чего предпринимается
1
51
Подробнее: Mitrulevičius G. Ar buvo SSRS socializmas: socialdemokratų ir kitų
kairiųjų požiūriai istoriniu aspektu // Gairės, 2007, Nr.: 9. -P.30-38.; Nr.:10. P.35-43.
178
См., например: Коргунюк Е.Г., Заславский С.Е. Российская многопартийность: становление, функционирование, развитие. М.: Фонд ИНДЕМ, 1996. Глава 8 – http://www.partinform.ru/ros_mn/rm_8.htm. Однако многие политологи уже
в 1990-х гг. разделяли «демократических левых» и анархистов, см.: Тарасов А.Н.,
Черкасов Г.Ю., Шавшукова Т.В. Левые в России: от умеренных до экстремистов.
М.: Институт экспериментальной социологии, 1997.
179
это сравнение, что именно аналитики стремятся получить в итоге такой
мыслительной операции.
Начнем с определения понятий. Сразу становится ясно, что они в
значительной мере смутны и расплывчаты. Причем это относится как к
«демократическому социализму», так и к «анархизму». Так, говорить об
«анархизме вообще» не представляется возможным – это такой же миф
как «государственничество вообще». Люди, относящие себя к анархистам, еще, возможно, могли бы сойтись в отрицании государственных
форм социального устройства, но их позитивный идеал, их положительная программа окажутся весьма различными. Поэтому далее речь
пойдет не об «анархизме вообще», не о так называемом «анархизме без
прилагательных»2, а о социалистическом или коммунистическом анархизме. Поскольку он, бесспорно, отражает взгляды большинства анархистов в мире, мы будем для простоты называть его здесь просто «анархизмом».
Не проще оказывается и ситуация с демократическим социализмом.
Если мы обратимся к традиционной западной политологии, то окажется,
что демократический социализм – это нечто, более или менее равнозначное социал-демократии3. Но сопоставление современного мэйнстрима
социал-демократии не только с коммунистическим анархизмом и традиционным марксизмом, но даже с той же социал-демократией эпохи
«государства всеобщего благоденствия» сегодня выглядит почти как
кощунство. Достаточно напомнить о том, что нынешние социал-демократические партии, оказываясь у власти, проводят ту же самую антисоциальную политику, что и правые либералы, что они полностью восприняли неолиберальную логику и по существу выступают в союзе с
буржуазным классом против наемных работников и их интересов. В
действительности, социал-демократия уже перестала быть социалисти-
2
Так иногда именуют анархистские доктрины «без каких-либо определяющих ярлыков, таких как коммунистический, коллективистский, мютюалистский или индивидуалистический». См.: What is “anarchism without adjectives”?
// Anarchist FAQ / What is anarchism?/ 3.8 – http://en.wikibooks.org/wiki/Anarchist_
FAQ/What_is_Anarchism%3F/3.8
3
Программный документ Социалистического Интернационала (международного объединения социал-демократических и социалистических партий) –
Франкфуртская декларация 1951 г. – официально объявляла о приверженности
социал-демократии нормам и принципам «демократического социализма». См.:
Франкфуртская декларация Социнтерна (1951 г.) – http://sd-inform.org/nashaideologija/programnye-dokumenty-i-deklaraci/deklaraci-i-manifesty/frankfurtskajadeklaracija-socinterna-1951-g.html.
180
ческим течением4. Поэтому сравнение с анархизмом здесь вообще бессмысленно и неуместно.
Правда, сейчас наблюдается тенденция истолковать демократический социализм, как нечто иное: как стремление построить новое течение слева от социал-демократии, которое сохранило бы приверженность
социальным гарантиям и – пусть даже в самой отдаленной перспективе
– идеалу социальной эмансипации5. Пока что это скорее идея; ни о каком
массовом политическом движении подобного характера ни в мире, ни
тем более в современной России говорить не приходится. Есть не слишком большие и достаточно разнородные партии и группы, обладающие
весьма ограниченным политическим весом. Потенциал действий современных анархистов и демократических социалистов, в общем, вполне
сопоставим.
Таким образом, нам предстоит сравнить два течения современного
социализма: антиэтатистский анархизм, с одной стороны, и склонный к
использованию механизмов социального государства демократический
социализм, с другой. Это отчасти возвращает нас к старым спорам меж4
«В экономической политике они (социал-демократы, – В.Д.) не только не
решаются отменить реформы «неолиберализма» (приватизацию, разрушение
систем социального обеспечения, ухудшение положения трудящихся на производстве), но и продолжают в принципе следовать тем же самым курсом, не решаясь даже прибегнуть к традиционным для себя кейнсианским методам регулирования экономики. В лучшем случае правительства левых замедляют демонтаж
социального государства, требуя от трудящихся больших жертв под предлогом
его спасения и реформирования. На уровне идей происходит по существу полный отказ левого «мэйнстрима» от ряда левых ценностей: признается приоритет
свободного рынка, частной инициативы, частной собственности, конкуренции и
т.д., поддерживаются милитаристские военные блоки (НАТО) и т.д. Можно сказать, что системные левые все больше теряют специфические черты «левизны»
и становятся почти неотличимой частью общего глобализированного и «неолиберального» консенсуса» (Дамье В.В. Левые в Европе в ХХ веке: Альтернатива
системе или альтернатива в рамках системы? // Карло Росселли и левые в Европе. К 100-летию со дня рождения. М.: ИВИ РАН, 1999. С.63).
5
«В современной практике понятия «социал-демократия» и «демократический социализм» обычно разграничиваются: социал-демократами называют тех,
кто выступает не за разрушение капитализма, а за его усовершенствование; в
то же время, приверженцы демократического социализма отрицают капитализм
как систему, уже не соответствующую уровню развития демократии и пытаются
перейти к следующей социально-экономической формации, используя демократизацию и реформы. С противоположной стороны, социал-демократия граничит
с социал-либерализмом, который делает акцент на выравнивании стартовых возможностей в рамках капитализма» (Что такое социал-демократия? – http://sdorg.
ru/what_is_socdem)
181
ду анархистами и марксистами столетней давности. В 1908 году известный итальянский анархист Луиджи Фаббри написал статью о сходстве и
отличиях между анархизмом и марксизмом. Он утверждал, что главные
расхождения между обоими течениями лежат даже не столько в области
теории, поскольку оба они, в конечном счете, стремятся к одной и той же
цели бесклассового и безгосударственного общества. Принципиальные
различия обнаруживаются скорее в сфере тактики: каким путем идти к
подобному обществу и можно ли на этом пути использовать такой инструмент как государственная власть6. С этой мысли и целесообразно
начать наше сопоставление.
Здесь мы сразу же наталкиваемся на важное расхождение в целях.
Дело в том, что современный демократический социализм (не считая,
быть может, отдельных его представителей), в отличие от марксистского
социализма столетней давности, уже не выступает за коммунистическое
общественное устройство на базе всеобщего самоуправления без государства, без классов и на основе принципа «от каждого по его способностям, каждому по его потребностям» – даже в отдаленной перспективе.
Представление большинства демократических социалистов о социалистическом будущем куда более умерены.
Если не считать таких относящихся к демократическому социализму
течений, как, скажем, небольшая Социалистическая партия Великобритании, наоборот, признала принцип перехода к принципу производства
и безденежного распределения по потребностям после революции7, или
последователей американского марксистского синдикалиста Даниэля
Де-Леона, то большая часть демократических социалистов находится
сегодня скорее в русле социал-демократических представлений кейнсианской эры и понимает социализм как общество с различными формами
собственности. В качестве примера здесь можно привести программу
современной немецкой партии «Die Linke»8. Не говорят больше демокра6
Fabbri L. Die historischen und sachlichen Zusammenhänge zwischen Marxismus und
Anarchismus // Archiv für Sozialwissenschaft und Sozialpolitik . XXVI. Jg. 1908. S.559.
7
См.: Socialist Party of Great Britain. Socialism as a practical alternative (1987)
– http://www.worldsocialism.org/spgb/pamphlets/socialism-practical-alternative
8
«В солидарном экономическом строе, к которому стремятся Die Linke,
имеют место различные формы собственности: государственные и муниципальные, общественные, частные и кооперативные формы собственности», – говорится в партийной программе. См.: Programm der Partei DIE
LINKE. III. Demokratischer Sozialismus im 21. Jahrhundert. Eigentumsfrage und
Wirtschaftsdemokratie – http://www.die-linke.de/partei/dokumente/programm-derpartei-die-linke/iii-demokratischer-sozialismus-im-21-jahrhundert/eigentumsfrageund-wirtschaftsdemokratie/. При этом предполагается ввести «рыночное регулирование производства и распределения» в «демократические, социальные и
182
тические социалисты о перспективе исчезновения (или хотя бы «отмирания», как в классическом марксизме) государства. Поэтому о совпадении
конечных целей современного анархизма и демократического социализма говорить уже нельзя.
Тем не менее, можно, конечно же, обнаружить определенные точки
пересечения в некоторых весьма важных мировоззренческих аспектах,
таких как система ценностей и приоритетов. И анархизм, и демократический социализм считают, что человек имеет право на жизнь, независимо
от своей функции, от производительности, что человеческая личность
должна иметь безусловное право и возможность на развитие своих способностей и удовлетворение своих основополагающих потребностей.
Оба течения руководствуются этическими принципами свободы и справедливости, рассматривая их в гармоническом единстве, а не в противоречии, как это делает либеральная мысль.
Для обоих течений значим экологический критерий. И то, и другое
стремятся к ликвидации угнетения и подавления со стороны привилегированных групп и слоев общества. Можно даже сказать, что, в отличие
от других течений, которые обычно причисляют к левым, для анархизма и демократического социализма характерно принципиальное максимальное уважительное отношение к человеческим правам и свободам,
хотя акценты при этом расставляются ими по-разному. Так, для демократических социалистов (и здесь они сближаются отчасти с социал-либералами) важнее все же скорее «негативная» свобода, то есть свобода от
ограничений, диктата, давления и т.д., свобода чего-то «не делать». Для
анархиста важнее «позитивная» свобода9, «свобода для» (по выражению
американской анархистки Эммы Гольдман), то есть возможность снизу,
автономно, исходя из собственных представлений и потребностей строить свою жизнь в гармоничном сотрудничестве и согласовании с другими людьми10.
экологические рамки» и подчинить его соответствующему контролю (Programm
der Partei DIE LINKE. Präambel – dafür steht DIE LINKE – http://www.die-linke.de/
partei/dokumente/programm-der-partei-die-linke/praeambel-dafuer-steht-die-linke/).
9
Позитивная свобода, по оценке философа Эриха Фромма, «как реализация
личности подразумевает безоговорочное признание уникальности индивида…
Позитивная свобода предполагает и тот постулат, что человек является центром
и целью своей жизни; что развитие его индивидуальности, реализация его личности – это высшая цель, которая не может быть подчинена другим, якобы более
достойным целям» (Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1990. С.219, 220).
10
«Жизнь в свободе, в анархии принесет нечто большее, нежели просто освобождение человека от его нынешнего политического и экономического рабства. Это станет лишь первым, вступительным шагом к подлинно человеческой
жизни…, – писал в этой связи известный американский анархист Александр
183
Из этого различия вытекает и такой важный момент, как разное отношение анархистов и демократических социалистов к модели представительной демократии. Демократические социалисты являются ее безусловными и максимальными приверженцами. Они считают необходимым
всячески расширять ее, в том числе распространяя на сферу экономики,
и видят в этом, по существу, путь реформ, постепенно ведущий к социализму11. Анархисты же отстаивают человеческие права и свободы,
которые провозглашаются и при представительной демократии, но отвергают саму представительную демократию как модель и систему социального устройства. Они считают, что в процессе представительства
интересов воля суверенных личностей неизменно искажается, и поэтому
люди не должны делегировать свои суверенные права, свою «позитивную» свободу никаким выборным представителям, не должны вручать
этим представителям власть над собой12. Анархисты выступают за самоБеркман. – Повеления и запреты падут, и человек начнет быть самим собой, развивать и выражать свои индивидуальные склонности и собственное своеобразие.
Вместо того, чтобы говорить «ты не должен», общество скажет «ты можешь,
если готов взять на себя всю ответственность»» (Berkman A. ABC of Anarchism.
L.: Freedom Press, 1977. P.28). При этом анархисты подчеркивают, что речь не
идет об эгоистическом самоутверждении за счет других, а именно о равенстве в
свободе как основе гармонии. По словам Эммы Гольдман, анархизм сочетает в
себе «свободу от» и «свободу для»: «анархизм, таким образом, стоит за освобождение человеческого ума от владычества религии, за освобождение человеческого тела от владычества собственности, за освобождение от оков и стеснений правительства. Анархизм стоит за порядок, основанный на свободной группировке
людей в целях производства истинного общественного богатства; за порядок,
который гарантирует для каждого человека… полное пользование всеми необходимыми для жизни вещами, согласно индивидуальным желаниям, вкусам и
потребностям» (Гольдман Э. Анархизм. М.: ЛИБРОКОМ, 2011. С.30–31)
11
«Мы выступаем за усиление всех представительных учреждений – от коммунальных до Европейского парламента – как демократических органов принятия
решений», – говорится, например, в программе германской партии “Die Linke”.
Представительную демократию предполагается также дополнить элементы «демократии участия» и «прямой демократии» (Programm der Partei DIE LINKE.
IV.2. Wie wollen wir entscheiden? Demokratisierung der Gedellschaft. Stärkung der
Parlamente und partizipative Demokratie – http://www.die-linke.de/partei/dokumente/
programm-der-partei-die-linke/iv2-wie-wollen-wir-entscheiden-demokratisierung-dergesellschaft/staerkung-der-parlamente-und-partizipative-demokratie/)
12
«… Нет никаких реальных возможностей контролировать представителей: когда их избирают, они делают свое дело и могут быть смещены только себе
подобными политиками либо за какое-либо тяжелое преступление, – отмечает
один из современных анархистских авторов. – Однако… нельзя проконтролировать выполнение ими своих предвыборных обещаний, и становится очевидным,
что для того, чтобы быть избранным, значение имеет не политические качества,
184
управление как всеобщую систему, за принятие всех решений прежде
всего теми, кого эти решения непосредственно затрагивают, так чтобы
никакие «вышестоящие» органы не имели права отменять решение «низов», даже ссылаясь на «общенациональные» интересы или на арифметическое большинство членов общества в целом13. Анархисты – федералисты; для них суверенитет сконцентрирован в личностях и свободных
ассоциациях. Они допускают координацию усилий и действий снизу, через делегатов, которые не могут принимать никаких решений по своему
собственному усмотрению и безусловно связаны «императивным мандатом» (чётким наказом, обязательным для исполнения)14. Как видим,
а уровень убеждения и / или обмана других людей. Партия берёт власть на выборах и стесняет население, присваивая себе другие политические механизмы
принятия решений, даже на местном уровне, где ограничиваются проведением
других выборов по той же методике представительства, а не другими формами,
например, ассамблеарными, с их прямыми дискуссиями, консенсусом и договоренностями. Таким образом, представительство превращается в простое политическое орудие Власти и господствующих классов..» (Fernandez Andujar F.J.
Nada para el Pueblo, pero con el Pueblo //Adarga. Revista de pensamiento y critica
anarquista. 2013. Vol.1-2. Octubre. P.77).
13
В любом, даже самом демократическом государстве, решения вышестоящих (центральных) органов имеют приоритет перед решениями нижестоящих.
Так, например, жители отдельных территорий не имеют права не подчиняться
решениям центральных органов власти, даже если те идут вразрез с интересами
и пожеланиями этих жителей, поскольку «национальный суверенитет» государства неделим.
14
Анархисты определяют такую систему как соединение принципов автономии и федерализма. Основой новой структуры общества, говорится, например,
в декларации испанского анархо-синдикалистского профсоюза НКТ, будут «личность и первичная социальная ячейка, расположенная в квартале или округе и
распространяющаяся на местную коммуну… Коммуна станет базовой единицей
совместной жизни граждан и геосоциальной единицей, на которой будет строиться структура большой политической федерации, заменяющей государство.
Коммуны будут автономными и будут соединяться на районном, региональном
или национальном (или в общеиберийских масштабах) уровнях для осуществления целей солидарности, политической и экономической взаимодополняемости, предусмотренных в либертарно-коммунистическом обществе. Свободный и
добровольный союз, начинающийся с суверенной личности, освобожденной от
любого отчуждения, достигает кульминации в Иберийской конфедерации автономных либертарных коммун. На конгрессах конфедерации будут приниматься,
в условиях самой широкой свободы, наиболее значимые решения, касающиеся
жизни и интересов всей совокупности коммун, составляющих конфедерацию.
Соответственно, решения, касающиеся местных или региональных вопросов,
будут приниматься на этих уровнях, поскольку мы исходим из основополагающей концепции автономии. Разумеется, автономия при федерализме предпо-
185
здесь существует принципиальное отличие от модели представительной
демократии, которая передает избираемым снизу представителям право
принимать решения от имени граждан в рамках общества в целом.
Такое различие во многом определяет и разницу в тактике между
сторонниками обоих течений. Не говоря уже о более глубоких противоречиях в вопросе о реформах или революции, стоит лишь отметить, что
анархисты, разумеется, не против того, чтобы путем социальной борьбы
выбивать у господствующих классов уступки, также весьма важные и
глубокие, но они не считают такую борьбу за частичные требования самым важным и не видят в ней ту самую количественную борьбу за новое
общество, которая должна затем привести к качественным изменениям.
Борьба за частичные улучшения для анархистов – всего лишь средство
восстановить социальность, утраченную в атомизированном обществе:
это своего рода «школа» самоорганизации, «школа» самоуправляемого
сопротивления, или, как выражались некогда анархисты, «гимнастика
революции»15.
Из отрицательного отношения анархистов к модели представительной демократии вытекают и другие существенные моменты. Так, анархистов не интересуют борьба за власть и все, что с этим связано. Для них
неважно, какая клика, группа или партия формирует правительство. Они
в любой ситуации, при любой власти будут выдвигать социально-экономические требования и добиваться эмансипации человеческой личности.
Они не принимают участие ни в выборах, ни в движениях за их «честность» и «прозрачность», ни в выступлениях против одного правителя,
за другого. Они говорят: кто бы ни стоял у власти, мы будем выдвигать и
предъявлять совершенно определенные требования16.
Значит ли это, что анархисты и сторонники демократического социализма в силу столь резких разногласий не могут вообще ничего делать
вместе? Поскольку сторонники обоих течений разделяют некоторые общие ценности, они могут и должны сражаться против капиталистическовластнической реакции, выступать за социально-экономические права и
интересы людей труда, против разрушения социальной сферы (образования, здравоохранения, науки и др.), против клерикализации общества,
репрессий и запретительных маний власть имущих, против попрания человеческих прав и свобод. Они могут быть бок о бок в забастовках и социальных протестах. Но при этом демократическим социалистам стоит
считаться с тем, что анархисты ни с кем не заключают пактов, что они
всегда будут отстаивать автономию социальных движений и их независимость от любых политических партий, сохраняя свою идентичность.
лагает солидарность и взаимопомощь в общих интересах» (Concepto Confederal
del Comunismo Libertario // El anarco sindicalismo en la era tecnologica. Madrid:
Fundacion Anselmo Lorenzo, 1988. P.14–15)
15
В ходе повседневной самоуправляемой борьбы за свои права и интересы
трудящиеся смогут, как надеются анархисты, восстановить утраченные навыки
социальности и научиться осуществлять на практике навыки и идеи солидарности и свободы. «Только так, создавая этические ценности, способные развить
в пролетариате понимание социальных проблем, независимо от буржуазной цивилизации, можно придти к созданию наразрушимых основ антикапиталистической и антимарксистской революции – революции которая разрушит режим
крупной индустрии и финансовых, промышленных и торговых трестов», – подчеркивал аргентинский анархист Эмилио Лопес Аранго (цит.по: Дамье В.В.
История анархо-синдикализма: Краткий очерк. М.: ЛИБРОКОМ, 2010. С.85).
16
См.: Нам не важно, какая клика будет формировать правительство – нам
важно жить лучше! Заявление российской региональной секции Международной ассоциации трудящихся – http://www.aitrus.info/node/1800.
186
187
С. В. Сайтанов
кандидат исторических наук, Международный славянский институт
Тенденции демократического социализма
в анархо-реформистских взглядах П. А. Кропоткина
До недавнего времени Петра Алексеевича Кропоткина рассматривали лишь как теоретика анархо-коммунизма1. А между тем, во второй
половине лондонского периода его эмиграции и особенно после его возвращения в Россию в 1917 г., взгляды его носили двойственный характер, соединяя анархизм как стратегическую цель развития человечества
и реформизм как тактику достижения этой цели. Хотя и среди других
социалистических учений есть революционные и реформистские2.
Как утверждает выдающийся российский исследователь анархизма
П. А. Кропоткина Н. М. Пирумова, член основанного в 1884 г. в Лондоне «Фабианского общества» сторонников эволюционного перехода к
социализму (одного из первых обществ демократического социализма)
Бернард Шоу назвал Кропоткина «одним из святых столетия»3.
И это не было случайностью. Демократический социализм – это
концепция сочетания социалистического устройства общества с демократическими формами политической жизни. Демократический социализм провозглашает свободу, равенство, социальную справедливость и
солидарность4. Концепция демократического социализма очень близка
общественно-политическим взглядам П. А. Кропоткина, сформировавшимся в поздний период его жизни и деятельности как анархиста, который можно определить как «анархо-реформизм»5.
В конце XIX – начале XX века П. А. Кропоткин начал постепенно
отходить от радикального анархизма. Рубежом, обозначившим разрыв с
анархо-радикализмом и переходом на анархо-реформистские позиции,
можно условно считать статью «О современном состоянии России»
(1897 г.), в которой П. А. Кропоткиным была позитивно рассмотрена
проблема создания парламента в России6. С этого времени вместо критики парламентаризма, П. А. Кропоткин начинает искать более прогрессивные и эффективные формы представительной демократии. А полный
разрыв П. А. Кропоткина с анархо-радикализмом и окончательный переход на позиции анархо-реформизма отчетливо проявился в отношении
Кропоткина к I Мировой войне.
Во время I Мировой войны интернационалист Кропоткин с немногими анархистами выступил в поддержку стран Антанты. Одной из причин
этого была его вера в авангардную роль Франции в мировом революционном процессе. Вместе с тем, спасение Франции означало для Кропоткина и спасение европейского прогресса, и будущего анархистской
революции7, а, следовательно, и будущего всего человечества8.
В конце XIX в. под давлением международного рабочего движения государство начало постепенно эволюционировать в сторону социального. Если
ранее оно выражало интересы, прежде всего, господствующего класса, то
теперь, стремясь расширить свою социальную базу, пытаясь сбить накал
рабочего движения, оно предприняло шаги для устранения классовых антагонизмов. Эти изменения позволили П. А. Кропоткину отказаться от своих
лозунгов, направленных на уничтожение государства, ограничившись критикой в адрес централизованного и монополистического государства9.
В письме с обращением «Милостивая государыня» П. А. Кропоткин
утверждал, что «Россия, да и весь образованный мир, кроме Германии,
т. е. Англия, Франция, Италия, США вступили с этой войной в полосу
глубокой социальной перестройки. Везде вопрос труда и капитала, личного и общественного владения землей, производства и потребления,
встал во весь рост в последние 3 года»10. Реализации этих социальных
процессов в западноевропейских странах, по мнению П. А. Кропоткина, могло помешать вмешательство милитаристской Германии11.
6
1
Старостин Е. В. Предисловие // Анархизм. Сборник. М., 1999. С. 5.
2
Якушик. В. М. Социал-реформизм в современном мире. Киев, 1990. С. 4
3 Пирумова Н. М. Гуманизм и революционность Петра Кропоткина // Вопросы философии. 1991. № 11. С. 38.
4
Глоссарий. ру: Демократический социализм URL: http://www.glossary.ru/
cgi-bin/gl_sch2.cgi?RElsuqwgyo,lxqop!xu.ogrons.
5
Сайтанов С. В. Анархо-реформизм в общественно-политических взглядах
П. А. Кропоткина (1897 – 1921 гг.): дис. … канд. ист. наук. Иваново, 2012.
188
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 490. Л. 9.
7
Мкртичан А. А. П. А. Кропоткин и Западная Европа // Новая и новейшая
история. М., 1991. № 2. С. 58.
8
Мкртичан А. А. «Всякого угнетателя личности я ненавижу» // Труды комиссии по научному наследию П. А. Кропоткина. Вып. 2. М., 1992. С. 10.
9
Назаров А. А. Эволюция социально-экономических воззрений П. А. Кропоткина. Дис… канд. экон. наук. М., 1994. С. 90-91.
10
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 765. Л. 1.
11
Кропоткин П. А. О войне. М., 1916. С. 25.
189
В «Письмах о текущих событиях» Кропоткин заявил, что «При данных условиях всякий, кто чувствует в себе силы что-нибудь делать и
кому дорого то, что было лучшего в европейской цивилизации, и то, за
что боролся рабочий Интернационал, может делать только одно, – помогать Европе раздавить врага самых дорогих нам заветов»12. А в своем
письме от 17 июня 1917 г. к личному составу Семеновского полка, с благодарностью за встречу, оказанную ему при возвращении в Петроград
после эмиграции, П. А. Кропоткин говорит о правах человека и политических правах как о высшем идеале13.
Сформировавшаяся у Петра Алексеевича анархо-реформистская
позиция, выраженная в поддержки им таких демократических государственных институтов, как парламент, да и в поддержке в I Мировой войне самих демократических государств, являющихся, по Кропоткину,
переходной стадией на пути построения анархического общества, оценивалась многими анархистами как «политическая смерть» Кропоткина14. Нам же она представляется как начало тенденции сближения П. А.
Кропоткина с принципами демократического социализма.
Таким образом, выступая за войну до победного конца на стороне
стран Антанты, которые воплощали для анархо-реформиста Кропоткина
начала западной демократии, Петр Алексеевич явно поставил принцип
демократии и демократические ценности как безусловно прогрессивные
в развитии человечества. Более того, демократическое устройство государства, являющееся базовым принципом демократического социализма, напрямую увязывается Кропоткиным с борьбой Интернационала, а
значит и с его пониманием идей построения анархического общества.
Поскольку одновременно с усилением государства шло и создание
гражданского общества и правового государства, Кропоткин пришел к
мысли, что ликвидация государства может происходить как революционным, так и эволюционным путем, который представлялся ему как отказ государства от неэффективного вмешательства в экономику и общественную жизнь, и развитие различных форм самоуправления.
И Петр Алексеевич сам идет навстречу этой тенденции. В конспекте его речи, подготовленной к Государственному совещанию 12 августа
1917 г., были такие слова: «Широкое развитие за последние 20 лет муниципального коммунизма в Италии, во Франции и в Англии, и развитие
12
Кропоткин П. А. Письма о текущих событиях. М., 1917. (впервые опубликованы в сентябре и октябре 1914 г. в «Русских Ведомостях») С. 3.
13
14
НИОР РГБ. Ф. 410. Картон 3. Ед. хр. 34. Л. 2.
Бубенко О. Н. Федерализм как основа будущего общественного устройства в теории П. А. Кропоткина // Конституционализм и федерализм в России
(XIX-XX вв.). Барнаул, 2004. С. 67.
190
кооперативов в корне изменяют ходячие понятия о капитале и труде среди европейского общества»15.
П. А. Кропоткин по своим анархо-коммунистическим убеждениям
был противником частной собственности. Он предлагал повсеместно
ввести «местное городское и земское самоуправление, которое должно
быть устроено так, чтобы все отдельные самоуправляющиеся единицы,
вплоть до самых мелких, были возможно более свободными и пользовались возможно большими правами»16.
Другим важным принципом в общественно-политических взглядах Кропоткина – принцип синдикализма – создание независимых организаций рабочего класса, которые должны бороться за освобождение
трудящихся и от ига капитала и от ига государства с целью реорганизация жизни на основе либертарного коммунизма. Эта позиция сближает
взгляды Кропоткина и движения «гильдейских социалистов», являющегося одним из направлений внутри «демократического социализма».
Перейдя на анархо-реформистские позиции, П. А. Кропоткин полагал, что необходимым условием, позволяющим добиваться становления
анархического общества, являются общедемократические свободы, основанные на традициях в обществе. При этом Петр Алексеевич предлагал не заменять государство обществом, а изменять общественные
отношения и условия труда внутри государства17. Преобразованное государство в этом случае, по мысли Кропоткина, станет федерацией. Переходной стадией к этому состоянию общества может быть федеративное
государство или союз государств – конфедерация.
Для П. А. Кропоткина федерация – это способ объединения общества, при котором наиболее полное выражение получают отстаиваемые
им демократические ценности. Поэтому в 1918 г. в своей статье «Федерация – путь к объединению» Кропоткин снова выступил с призывом
к созданию в России федеральной республики по образцу США и Англии18. В подтверждение своего продолжения в этом вопросе анархической традиции, П. А. Кропоткин ссылается на авторитет М. А. Бакунина и объявляет целью создания такого государства – объединение всей
Европы в один государственный союз. «Лучшие люди второй половины
XIX века (в том числе М. А. Бакунин) проповедовали республиканскую
15
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 735. Л. 66-69.
16
Обращение Московской Лиги Федералистов о задачах Лиги // Вопросы
философии. 1991. № 11. C. 52.
17
Кропоткин П. А. Анархия и ее место в социалистической эволюции. М.,
1917. С. 30.
18
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 1. Ед. хр. 766. Л. 4-6.
191
федерацию, т. е. Балканские Соединенные Штаты, как зачаток Соединенных Штатов Европы», – утверждал он19.
Мысль о федерализме проходит и через все творчество П. А. Кропоткина. Идеи федерализма разрабатывались им как теоретически в статьях
«К вопросу о федерации», «Федерация», так и практически – созданием
им в 1917 г. в Москве Лиги Федералистов. В рукописи «К вопросу о федерации», он утверждал: «Демократия – не что иное, как широкоразвитое самоуправление. А самоуправление может сохраниться только тогда,
когда соединение мелких единиц в одно более общее целое происходит
на федеративных началах»20.
В итоге длительного пути развития своих общественно-политических взглядов, П. А. Кропоткин, отстаивая по-прежнему анархические
принципы построения нового общества (федеративное устройство свободных самоуправляющихся общин), вместе с тем, добавил и демократические ценности, присущие социально ориентированному государству, построенному на принципах демократического социализма.
Отсюда всемерная поддержка П. А. Кропоткиным демократических
государственных институтов, прав и свобод. И отсюда же вначале критическое отношение, а затем и полное отрицание построенного большевиками авторитарного государства. Он не принял Октябрьскую революцию
и диктатуру большевиков, поскольку они исказили идею Советов как
всенародного представительного органа, отвергли (вначале) принцип
федерализма в построении государства и общества, преследовали кооперативное движение – основу, по Кропоткину, строительства будущего
анархического общества, установили диктатуру и насаждали террор.
После крушения СССР вышеприведенные идеи П. А. Кропоткина,
казалось бы, наконец, должны восторжествовать в новой демократической России. Однако, объявленные при Б. С. Ельцине демократические
свободы, начиная с 1993 г., постепенно стали заменяться на авторитарные методы управления страной. Ни подлинного федерализма, ни ответственного перед народом парламента, ни сильного среднего класса из
числа малых и средних предпринимателей, ни реального самоуправления населения на местах больше нет.
За пределами России кропоткинские идеи анархо-реформизма нашли свое продолжение и развитие в государствах Западной Европы и Ев-
росоюза. Прежде всего, это относится к фундаментальным идеям П. А.
Кропоткина – идеям взаимопомощи и расширения федеративного и демократического начал в рамках республиканского устройства государств.
Вместе с тем, П. А. Кропоткин подчеркивал важность таких идей,
как самоуправление, синдикализм и федерализм, без которых невозможна истинная демократия. И именно страны западной демократии воплощали для него прогрессивное развитие, как государства, так и общества
в этих государствах. Эти идеи повлияли на формирование социальноориентированных государств, на нивелирование классовой борьбы, развитие взаимной помощи между предпринимателями рабочими и другими социальными слоями, которая выразилась в привлечении рабочих к
управлению производством и участию их в получении прибыли21.
Политическая и социальная концепции П. А. Кропоткина были, с
одной стороны, нацелены на неизбежность установления анархического общества как итога прогрессивного развития человечества, с другой
стороны, ориентированы на построение и поддержку демократического
государства, гарантирующего права и свободы личности и общественных организаций.
П. А. Кропоткин в поздний период его жизни и деятельности исходил в конкретных своих действиях из некоей программы-минимум,
активно участвуя в борьбе за демократию, как в Западной Европе, так
и в России. Следует особо подчеркнуть, что он рассматривал анархизм
в качестве своеобразного логического итога либеральных политических
учений, в основу которых был заложен принцип предельной минимизации функций государства и расширения свободы и автономии нравственной личности22.
Таким образом, «анархо-реформистские» идеи П. А. Кропоткина, а
вместе с тем и тенденции «демократического социализма» заключенные
в них, нашли свое продолжение, как в российском, так и в международном социалистическом движении.
19
Кропоткин П. А. Обращение к украинскому народу / Публикация И. В.
Петушковой // Труды комиссии по научному наследию П. А. Кропоткина. Вып.
1. М., 1992. С. 173.
20
Цит. по: Свобода, нравственность и самоорганизация. С точки зрения
революционера (П. А. Кропоткин). От 19.04.01. URL: http://www.kirsoft.com.ru/
freedom/KSNews_18.htm
192
21
Назаров А. А. Эволюция социально-экономических воззрений П. А. Кропоткина. Дис… канд. экон. наук. М., 1994. С. 147-148.
22
Никульченков Е. И. Проблема эволюции и революции в социально-политической теории П. А. Кропоткина (политико-этический аспект): дис. … канд.
полит. наук. СПб, 1993. С. 19.
193
И.А. Кукушкина,
кандидат исторических наук, Институт всеобщей истории РАН
Красная Вена: теория и практика
австрийского демократического социализма
Автором термина «демократический социализм» был австрийский
социал-демократ, один из теоретиков межвоенной австрийской социалдемократии Отто Бауэр. «Мы хотим демократического социализма, –
писал он в 1919 г., т.е. экономической самодеятельности (wirtschaftliche
Selbstverwaltung) всего народа. Посредством демократических организаций народ должен сам управлять хозяйством…Рабочие комитеты на
отдельных предприятиях, комитеты квартиросъемщиков в жилых домах,
профсоюзы, общества потребителей и сельскохозяйственные товарищества, городские и сельские общины, советы управляющих отдельными отраслями промышленности и наблюдательные советы в имениях,
окружные аграрные управления и их уполномоченные, а также Советы
по культуре земледелия и Государственный совет сельского хозяйства,
совет управляющих национального Центрального банка, и, наконец, национальное собрание и созданное им правительство – вот важнейшие
организации, которые вступят на место капиталистов и помещиков…»1
Ряд мероприятий социалистического характера австрийские социалдемократы намеревались осуществить уже в 1918 – 1920 гг., когда их представители входили в коалицию с Христианско-социальной партией.2 Большие надежды они связывали, в частности, с деятельностью министерства
социального управления, которое возглавлял социал-демократ Ф. Хануш,
и работой комиссии по социализации, возглавляемой О. Бауэром. Были
приняты законы о принудительном приеме на работу (14.5.1919), о запрете
труда женщин и подростков в ночную смену, об оплачиваемых отпусках,
на предприятиях введен восьмичасовой рабочий день.
15.5.1919 был принят закон о производственных советах, которые
получали право участия в подготовке коллективных договоров и контро1
130.
Bauer O. Der Weg zum Sozialismus// Bauer O. Werkausgabe. – Bd.2. – S. 129-
ля над их выполнением, контроля над осуществлением законов об охране труда, выплатой заработной платы, участия в управлении бытовыми и
благотворительными учреждениями.
18.12.1919 Конституционное Национальное собрание одобрило законопроект Хануша о создании согласительных арбитражных палат (из
представителей рабочих и предпринимателей) и коллективных договорах,
26.2.1920 – о создании рабочих палат (Arbeiterkammer), которым предоставлялись права законодательной инициативы и соучастия в управлении производством. 24.5.1920 г. был принят закон о страховании по безработице.
Из законопроектов, разработанных комиссией по социализации, следует отметить Закон об общественных предприятиях
(Gemeinwirtschaftliche Unternehmungen), принятый 20.07.1919 и определивший формы и методы социализации, а также «О переводе предприятий в собственность общин». На основании этих законов был создан
целый ряд общественных предприятий, не только гарантировавших занятость рабочих и их участие в управлении производством, но и сыгравших позднее важную роль в претворении в жизнь жилищной программы
Красной Вены (в частности, общественное предприятие домостроения и
строительных материалов «Gesiba»).
Автором концепции Красной Вены был президент венского ландтага Роберт Даннеберг. Являясь одновременно депутатом австрийского
парламента (Национального совета), он был одним из тех, кто добился
предоставления Вене прав федеральной земли.
10 ноября 1920 г. в соответствии со ст.111 Федеральной Конституции
была принята Конституция Вены, в которую, после разделения полномочий («Trennungsgesetz» от 29.12.1921) между Нижней Австрией и Веной,
были внесены необходимые изменения. С 1 января 1922 г. Вена получала
права федеральной земли. Муниципальный совет становился одновременно ландтагом, городской сенат – земельным правительством, бургомистр – главой земельного правительства. Конституционные законы
(финансовый и налоговый), принятые Национальным советом 3 марта
1922 г., разграничили права федерации, земель и общин в финансовых
вопросах и установили широкие права земель в области финансов и налоговой политики. В частности, земли получили право устанавливать
т.н. «земельные надбавки» (Landeszuschläge) к уже имеющимся прямым
федеральным налогам, а также вводить собственные налоги.
Все вышеуказанные документы создали конституционную основу
самостоятельности Красной Вены. Финансовая основа была создана
членом венского правительства Гуго Брайтнером3. Брайтнер полностью
2
См. подробнее: Кукушкина И.А. «Наши дела говорят за нас…» Австрийская социал-демократия в годы Первой республики: опыт нахождения у власти.//
Политика и власть в Западной Европе ХХ века. – М., 2000. С.164-180.
194
3
См. подробнее: Кукушкина И.А. Гуго Брайтнер и «Красная Вена»// Карло
Россели и левые в Европе. К 100-летию со дня рождения. – М., 1999. С.135-149.
195
реформировал налоговую систему, заменив косвенные налоги на прямые
и введя социально дифференцированные и прогрессивные налоги. Были
отменены налоги на арендную плату и на продукты питания, ранее тяжелым бременем ложившиеся на плечи неимущих слоев населения.
В соответствии с классификацией Р. Даннеберга4 муниципальные
налоги Вены делились на три группы:
А. Налоги на роскошь, увеселительные мероприятия и развлечения,
В. Налоги на предприятия и налоги, вытекающие из товаро-денежных и имущественных отношений,
С. Налоги на землю и аренду.
«Нам в Вене удалось заставить имущие классы платить налоги в таком объеме, в каком они никогда раньше не платили», – писал Г.Брайтнер
в 1926 г.5 В то же время налоговое «бремя» никак не связывало предпринимательскую инициативу: большинство мелких и средних предприятий,
не говоря уже о рабочем классе от значительной части налогов просто освобождались. Так, например, налог на деликатесы (продукты питания и
напитки) должны были платить лишь владельцы роскошных ресторанов,
баров, винных погребков, кабаре, кондитерских и кафе класса «люкс». По
данным на конец 1929 г. из 3663 венских гостиниц, имевших рестораны,
его платили только 694.6 Лишь восемь ресторанов, три кафе и две кондитерские платили налог по высшей ставке – 15%.7 Кроме того, как отмечал
Г.Брайтнер, большинство налогов «не задевали жизненно важных потребностей» населения, поскольку далеко не всем приходилось платить, например, сборы с тотализатора или налоги на предметы роскоши8.
Наибольшую часть доходов из всех муниципальных налогов приносил в городскую казну так называемый «налог на социальное обеспечение» (группа В): его платили все предприятия в размере 4% от выплаченной заработной платы и банки – в размере 6%, на плечи рабочих
и служащих этот налог перекладывать запрещалось. Хотя налог не был
целевым, его название было вполне оправданным, что подтверждалось
социальной политикой муниципалитета.
В 1923 г. был введен налог на жилые и производственные помещения (Wohnbausteuer), инициатором которого был Р.Даннеберг. Этот
4
Danneberg R. Das Neue Wien. Wien, 1930. S. 11-25.
5
Breitner H. Kapitalistische oder sozialistische Steuerpolitik? Wien, 1926. S. 4.
6
Patzer F. Streflichter auf die Wiener Kommunalpolitik (1919 – 1934). Wien –
München, 1978. S.20.
7
Reisinger G. Leben und Werk des österreichen Politikers Wilhelm Ellenbogen?
Dissertation zur Erlangung des Doktorgrades an der Rhilosophischen Fakultät der
Universität Wien. – Wien, 1969. S.32. Данные на конец 1928 г.
8
196
Breitner H. Kapitalistische oder sozialistische Steuerpolitik? S.5.
налог, введенный вместо довоенного налога на арендную плату, предусматривал строго дифференцированное обложение квартиросъемщиков в
зависимости от величины и качества занимаемого ими жилья. Небольшие по размеру квартиры рабочих облагались годовым налогом в 10,8
шиллингов, квартиры служащих – 18 и 42 шиллинга (в зависимости от
размеров жилой площади), более комфортабельные квартиры для среднего класса – от 72 до 1620 шиллингов. За аренду квартир класса «люкс»
приходилось платить в качестве налога от 22770 до 52770 шиллингов в
год9. Указанный налог был целевым: собранные средства направлялись
на строительство доступного муниципального жилья и поддержку поселкового кооперативного строительства.
Налоговая политика венского правительства дополнялась новыми
принципами тарифной политики. Муниципальные предприятия (газовое
хозяйство, электростанции, городской трамвай, водоснабжение и др.) больше не служили средством извлечения прибыли и покрывали лишь расходы на свое содержание. В результате плата за освещение и электричество
снизилась почти в два раза, плата за пользование газом – на 25%. Тридцать
пять литров воды на человека в день отпускалось бесплатно10. Также была
снижена плата за проезд в общественном транспорте. Для трудящегося населения были введены недельные проездные, а также билеты «туда и обратно», билеты для детей и школьников продавались по символической цене.
Наиболее впечатляющие результаты были достигнуты социал-демократическим правительством Вены на трех направлениях: жилищное
строительство, социальное обеспечение, школьная реформа.
Первая жилищная программа, одобренная 21 сентября 1923 года,
предусматривала строительство 25 000 квартир в течение пяти лет.
Противник и социал-демократии оценили ее как «предвыборную
пропаганду»11, однако цель была достигнута гораздо раньше – и в 1926
г. муниципалитет обязался к концу срока построить дополнительно
5 000 квартир. На 1927 – 1933 гг. было запланировано строительство еще
30 000 квартир. Всего за 1923 – 1933 гг. 61.175 квартир, в новые дома
переехало 220 000 человек12.
9
Danneberg R. Die sozialdemokratische Gemeinde-Verwaltung in Wien. 2. Aufl.
B., o.J. S.17.
10
Breintner H. Kapitalistische oder sozialistische Steuerpolitik? S. 9 -12.
11
На плакатах ХСП обещание социал-демократов характеризовалось как
«пускание пыли в глаза» и «переброска Вены в страну с молочными реками и
кисельными берегами».
12
Podbrecky I. Rotes Wien. Gehen & Sehen. 5 Routen zu gebauten Experimenten.
Von Karl-Marx-Hof bis Werkbundsiedlung. Wien, 2003.S.16.
197
В домах, имевших более 300 квартир, располагались собственные
прачечные, оснащенные стиральными машинами, сушильными установками, автоматическими катками для белья, а также душевые и ванные
комнаты. Рядом с домами устраивались скверы и детские площадки. В
крупных жилых комплексах размещались муниципальные детские сады,
библиотеки, продуктовые магазины, зубные клиники, социальные учреждения.
Большое внимание муниципалитет уделял поддержке поселкового
кооперативного строительства. Товарищества по строительству поселков получали кредиты, им выделялись муниципальные земли. Ранее
упоминавшееся общественное предприятие «Gesiba» снабжало их строительными материалами.
Муниципалитет и сам принимал участие в строительстве новых поселений: в 1923 – 1928 гг. им было построено собственными силами и на
собственные средства 1234 поселковых дома, 519 квартир и 24 магазина
в многосемейных домах. Всего же к концу 1928 г. при поддержке или при
непосредственном участии муниципалитета появилось 4678 домов, 593
квартиры, 40 магазинов и ряд других зданий общественного характера13.
Жители многих новых поселков могли заниматься приусадебным хозяйством – к домам примыкали небольшие огороды, имелись помещения
для содержания мелких домашних животных. Внутри поселений размещались безалкогольных кафе и столовые.
Удивление и восхищение современников вызвала и социальная политика венского муниципалитета.
Министром социального обеспечения венского правительства был
профессор Венского университета, известный ученый – биолог Юлиус
Тандлер. Социальное обеспечение, по его мнению, должно иметь такое
же значение, как правовая помощь и образование. «Каждый, кто живет
в обществе, – писал он, – имеет право на социальное обеспечение; общество же обязано оказывать ему социальную помощь». При этом, как
социальные работники, так и те, кого они обслуживают, должны нести
ответственность перед обществом: «социальную помощь должны получать только те, кто в ней действительно нуждается, социальное обеспечение не должно превращаться в растрачивание общественных средств»14.
Поэтому социальная работа, по Тандлеру, должна быть направлена не
только на оказание помощи нуждающимся в ней, но и служить важным
средством воспитания – «воспитания чувства долга, сопричастности к
человеческому обществу, воспитания классового сознания и, кроме того,
действительной человечности».
13
14
198
Фундаментом всей социальной работы Ю.Тандлер считал обеспечение молодежи, которое (для каждого отдельного человека) начиналось
еще до его рождения – с оказания помощи его будущим родителям – и
продолжалось до достижения им 18-летнего возраста. 35 женских консультаций проводили специальное медицинское обследование будущих
матерей, здесь они также получали советы специалистов в вопросах питания и гигиены ребенка. Для родившегося ребенка выдавался бесплатный «набор новорожденного». Молодые матери, не являющиеся членами больничных касс, имели право на получение денежного пособия в
течение четырех месяцев после родов.
111 муниципальных детских садов посещали более 10 000 детей,
три четверти из них получали бесплатное питание. Для беспризорных
детей было построено специальное уютное здание временного детского
приюта, откуда детей старались направить в их новые, приемные семьи.
Заботу о детях, которые не могли воспитываться в семье, брал на себя
муниципалитет15.
14 районных управлений по делам молодежи давали бесплатные
врачебные и педагогические консультации. Школьники проходили еженедельный медицинский осмотр. Ежегодно около 25 000 детей Вены направлялись летом за город, чтобы набраться сил и здоровья.16 Для детей
создавались туристические базы, открытые купальни, в зимнее время
– катки, строились детские больницы, а также специальные здания или
встроенные помещения для групп продленного дня (Horte). В 1927 г.
муниципалитет приобрел для молодежи бывший дворец Габсбургов на
Вильгельминенберг.
Заботой о молодежи не ограничивалась деятельность управления
социального обеспечения. В компетенцию Тандлера входила поддержка
безработных, малоимущих, лиц пожилого возраста. Велась борьба против туберкулеза, который после войны получил такое распространение,
что его стали называть «венской болезнью». В каждом районе имелись
специальные медицинские пункты, где заболевших осматривал врач и
назначал им лечение. Здесь же родственники больного могли получить
необходимые консультации по уходу за ним.
В Вене успешно осуществлялась реформа средней школы, приостановленная на государственном уровне после выхода социал-демократов
из коалиционного правительства в 1920 г.
В качестве эксперимента шесть венских школ были преобразованы
в «единые средние школы», дающие ученикам возможность приступить
к выбору будущей профессии на четыре года позже, т.е. не с 10-ти лет, а
Danneberg R. Das Neue Wien. Wien, 1930. S.67.
15
Там же, S. 28-37.
Tandler J. Wohltätigkeit oder Führsorge? Wien, 1925. S.4.
16
Hofbauer J. Op.cit. S.35.
199
с 14-ти. Одновременно во всех школах был введен новый учебный план,
получивший высокую оценку австрийских инспекторов и зарубежных
специалистов.17 Учебный материал школьникам выдавался бесплатно.
Для особо одаренных детей вводились специальные дополнительные
курсы: музыки, языков, химии, физики и др.
Ученики на предприятиях, обучающиеся будущей профессии, в течение 10 месяцев посещали бесплатные общеобразовательные курсы,
где преподавались необходимые им предметы (черчение, соответствующие разделы химии и физики, материаловедение, граждановедение, производственная гигиена и др.)
Для малоимущих муниципалитет выделял стипендии. Так, в 1926
г., были выделены 90 стипендий по 180 шиллингов ученикам средней
школы, 90 стипендий по 300 шиллингов студентам высших учебных заведений и пять стипендий по 100 шиллингов студентам Академии музыки и изобразительного искусства.18 В 1929 г. школьники получили 400
стипендий по 300 шиллингов, студенты вузов – 400 стипендий по 420
шиллингов, будущие педагоги – 70 стипендий по 420 шиллингов.19
Для подготовки и переподготовки учителей школы на базе бывшей
привилегированной Академии учителей был создан Педагогический институт Вены, при нем – открыты курсы повышения квалификации. Основан научный институт экспериментальной психологии. В 1924 г. открылась Центральная педагогическая библиотека, ставшая вскоре одной
из лучших в Европе.
Муниципалитет содержал на свои средства исторический музей, музей Древнего Рима, музеи Шуберта и Гайдна, музей часов, приобретал
для них выдающиеся произведения изобразительного искусства. Посещение исторического музея входило в программу средней школы – здесь
проходили занятия по краеведению.
Достижения Красной Вены нашли отражение в Линцской (1926 г.)
программе СДРПА, где впервые на общепартийном уровне была дана
развернутая концепция построения демократического социализма. Программа базировалась на трех основополагающих принципах: политической демократии (всеобщее избирательное право, демократические методы управления), хозяйственной демократии и социальной демократии.
Под хозяйственной демократией (Wirtschaftsdemokratie) понималось
«расширение прав рабочих и служащие на соучастие в управление пред17
Das Urteil über den Lehrplan für das 1 – bis 5. Schuljahr der Allgemeinen
Volksschule in Österreich auf Grund der vierjährigen praktischen Erprobung an allen
Wiener Volksschulen. Amtlichen Bericht. Wien, o.J.
18
19
200
приятиями и всей экономикой через систему производственных советов,
профсоюзов и рабочих палат»20.
Понятие социальной демократии включало в себя комплекс социальных мер, многие из которых были осуществлены венским социал-демократическим правительством, и теперь предполагалось распространить
их на всю Австрию. Таковыми были, в частности: расширение социального обеспечения на случай болезни, нетрудоспособности, по старости, инвалидности, защита материнства и детства, расширение системы
общественного здравоохранения, демократическая реформа средней и
высшей школы. В области культурной политики предполагалась «организация системы образования рабочих и развитие народного образования, а также народной культуры». Работе в этом направлении уделялось
особое внимание: в Австрии социал-демократия стала не только политической партией, но и широким «культурным движением»21.
Гуго Брайтнер, в 1945 г., подводя итоги деятельности довоенной австрийской социал-демократии, считал основными ее заслугами предотвращение гражданской войны, сохранение единства рабочего класса,
передовое социальное законодательство, социальную политику в Вене,
что «дало не только лучшие школы, квартиры, объекты социального
обеспечения, сооружения для занятий спортом и отдыха, но и глубокое
душевное удовлетворение, гордость сделанным и надежду на лучшее
будущее…»22
О.Бауэр назвал Вену «образцом социалистической политики реформ» и, наряду с Линцской программой, важнейшей притягательной
силой для всего Интернационала23.
И хотя социал-демократы не переоценивали достигнутое ими в Вене,
полагая, что «социализм нельзя построить из одной ратуши»24, все же
можно считать опыт Красной Вены первой удачной попыткой построения демократического социализма.
20
Там же, S 255.
21
Hindels J. Das Linzer Programm. Ein Vermächtnis Otto Bauers. Wien, o.J.
(1986 ?).
22
IISG Amsterdam. Liste des Archivs Fridrich W. Adler, 84.
Danneberg R. Die sozialdemokratische Gemeinde-Verwaltung, S.37.
23
Bauer O. Nach dem Parteitag. //Bauer O. Werkausgabe. Bd.9, S.171.
Danneberg R. Das neue Wien. S.51.
24
IISG Amsterdam, Liste des Archivs Friedrich W.Adler, 84, 4
201
Б. И. Колоницкий
доктор исторических наук,
Санкт-Петербургский Институт истории РАН
Образы А.Ф.Керенского в газете «Дело народа»
(март-октябрь 1917 года)1
Изучение истории политических партий в последние десятилетия
было важнейшим направлением исследования Российской революции,
и именно здесь были достигнуты существенные научные успехи. Нельзя
считать, что возможности этого подхода исчерпаны. Приходится даже
констатировать, что недостаточно изучена история партии большевиков:
исследования А.Рабиновича убедительно показывает, что историки разных взглядов, примыкающие к различным научным школам, недооценивали разногласия и противоречия внутри этой партии2. В этом проявляется и телеологичное видение истории (образ партийного государства
без должных оснований проецируется на раннюю историю большевизма), и следование – порой неосознанное – тем схемам, которые создавала
коммунистическая историография.
Невозможно утверждать, что достаточно изучена и история Партии
социалистов-революционеров (ПСР), крупнейшей политической партии
в 1917 году, хотя различные аспекты истории партии в этот период давно изучались российскими и зарубежными историками3. Пожалуй, иные
периоды в истории ПСР изучены лучше, чем тот период, когда ее члены
были министрами Временного правительства.
1
Статья подготовлена в рамках исследовательского проекта «Российские
общественные движения и международный контекст: Проблема трансфера западноевропейских практик и политических технологий в эпоху революций начала ХХ в.» (Программа Отделения историко-филологических наук Российской
Академии наук «Нации и государство в мировой истории»).
2
3
Рабинович А. Большевики у власти. М., 2007. 622 с.
Radkey O. The Agrarian Foes of Bolshevism: Promise and Default of the
Russian Socialist Revolutionaries (February to October 1917. New York, 1958; Idem.
The Sickle under the Hammer. New York; London, 1963; Гусев К.В. Партия эсеров:
От мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции. М., 1975; Его же.
Рыцари террора. М., 1992.
202
Исследованию истории ПСР этого периода препятствует несколько
обстоятельств. Социалисты-революционеры представляют собой очень
сложный объект для изучения, при этом подходы, хорошо работающие
при исследовании иных политических партий, не дают подобного эффекта при исследовании эсеров. Партия, отказывавшаяся принципиально
от жесткой централизации, представляла собой очень сложное образование. Ситуация еще более осложнилась после Февраля, когда в популярную и влиятельную партию хлынули «мартовские эсеры», при этом
новые члены ПСР порой играли важную роль в политической жизни на
местах. На изучении ПСР сказалось и то обстоятельство, что в силу различных причин партия не смогла после Гражданской войны создать свой
коммеморативный проект, сопоставимый с политикой памяти, проводимой меньшевиками, кадетами, монархистами в эмиграции и, разумеется,
большевиками в СССР (что проявилось, в частности, в различных издательских и архивных проектах). Это не могло не сказаться на количестве
исторических источников по истории различных политических партий,
введение в научный оборот источников явно ассиметрично, грандиозные
масштабы деятельности ПСР в 1917 году не находят должного отражения в источниковой базе.
Поэтому наряду с методами традиционной политической истории,
уделявшей особое внимание программам партий, биографиям их лидеров, программам и тактике, при изучении ПСР особенно важно использовать подходы т.н. «новой» политической истории, которые ориентированы на исследование специфических форм политической коммуникации,
политической символики, политического языка.
Историков не могли не привлекать отношения руководства ПСР и
Александра Федоровича Керенского, наиболее известного политического деятеля Февраля. Керенский официально заявил о своей принадлежности к партии после свержения монархии. Современный исследователь
справедливо отмечает, что для ветеранов партии в руководстве ПСР наиболее авторитетным лидером был В.М.Чернов, в то время как для широких масс (и для многих «мартовских» эсеров) вождем партии считался
А.Ф.Керенский4.
Само по себе это противопоставление и противостояние лидеров
не могло не создать известного напряжения, хотя первоначально нарастающие конфликты внутри партийного руководства долгое время
скрывались от партийных масс. Противоречия осложнялись и принципиальными разногласиями внутри партии относительно организации
власти, темпов проведения революционных преобразований, внешней
4
Морозов К.Н.: «Руководство партии с.-р. всегда рассматривало Керенского... как в известной мере попутчика» // Российская история. 2013. № 4. С. 32.
203
политики России. Если большинство представителей руководящих органов ПСР можно условно именовать «центристами», или даже представителями «левого центра», то некоторые ветераны партии поддержали А.Ф.Керенского, особое значение для «революционного министра»
имела поддержка Е.К.Брешко-Брешковской, которую пропаганда партии
именовала «бабушкой русской революции». «Правые» эсеры группировались вокруг петроградской газеты «Воля народа», которую ее оппоненты именовали порой «Волей Керенского». Полемика между «Волей
народа» и центральным органом партии газетой «Дело народа» была
порой весьма острой, перерастая в настоящую пропагандистскую войну осенью 1917 года. Если первоначально авторитет Керенского был
важным ресурсом партии, то осенью открытая критика Керенского центральными органами партии, прежде всего Черновым и его сторонниками, становилась и проявлением кризиса в партии, и фактором, усугубляющим этот кризис.
Неверно было бы описывать ситуацию внутри ПСР только как личное
противостояние двух лидеров и поддерживавших их групп. Актуально и
изучение конструирования различных образов партийных вождей, образов, важных для различных категорий социалистов-революционеров.
И Керенский, и другие лидеры ПСР впоследствии уделяли немалое внимание конфликту в руководстве партии. 10 марта 1947 года
А.Ф.Керенский писал В.А. Маклакову, под впечатлением от чтения мемуаров этого деятеля Конституционно-демократической партии:
«Да и вовсе не надо принадлежать к крылу консервативно-либеральных монархистов для того, чтобы сейчас – да и тогда – видеть, что после Манифеста 17-го октября и во время перводумья к.-д. сыграли роковую роль (как эс-эры в февральское время; об этой параллели я написал в
рецензии на Вашу первую книгу, но Руднев – вычеркнул, храня чистоту
партийных риз перед посторонними). «Вожди» обеих партий взрывали
власть, при которой только и могли плодотворно работать для России не
потому, что не любили России; не потому, что были безмерно честолюбивы, но потому, что видели действительность только через книги или доктрину и были лишены способности «прямого зрения», т.е. политической
интуиции, а без нее нельзя быть политиком, как нельзя быть скрипачом
без музыкального слуха и со знанием только теории скрипичной игры.
Один делал политику по книжкам/историческим прецедентам, другой по
партийной подпольной программе, не догадываясь даже, что ни книжки,
ни программа НЕ применимы в той действительности, которая их окружала… А в обеих партиях, в центральных партийных аппаратах у них не
было конкурентов «на власть». У нас с Вами был один общий – при всем
различии взглядов на соотношение сил в России недостаток: мы пренебрегали существовавшими партийными аппаратами и своих не создавали.
204
Поэтому Ваши правильные интуиции остались примерами внутрипартийной безответ[ной] критики, а моей работе после Февраля [удар] был нанесен не Лениным, не Милюковым-Корниловым, а изнутри ц.к.п.с.-р.»5
Как видим, Керенский проводит параллель между своей судьбой и
судьбой Маклакова, он считает себя и Маклакова заложниками, а то и жертвами догматической, нереалистичной, «книжной» политики вождей своих
партий, соответственно Милюкова и Чернова. В этом частном письме Керенский оценивает ситуацию более жестко, чем в различных вариантах своих воспоминаний: главным виновником своего политического поражения
он в этом тексте называет руководство ПСР, прежде всего Чернова.
Со своей стороны и видные деятели эсеров уделяли внимание роли
Керенского в ПСР и его ответственности за кризис в партии. В своих показаниях советским следственным органам в 1937 году А.Р. Гоц отмечал:
«Руководство партии c.-р. всегда рассматривало Керенского как
случайного члена партии, органически не связанного с её основным руководящим ядром, как в известной мере попутчика, не принимавшего
участия в нелегальной работе партии в дореволюционный период. Для
широких же кругов населения Керенский и партия с.-р. представляли
одно неразрывное целое. Керенский в глазах страны олицетворял партию с.-р. За подобную оценку партия с.-р. расплачивалась уже в первые месяцы Февральской революции, когда чрезвычайная популярность
Керенского привлекла в ряды партии с.-р. огромные массы сочувствующих из кругов интеллигенции, мелкой буржуазии, кооперации, влила
в партию с.-р. элементы социально разнородные, быстро разводнившие
основные подпольные кадры партии, выкованные в период борьбы с
царским правительством и толкавшие партию вправо. Но ещё больше
партия с.-р. пострадала, когда популярность Керенского, в особенности
после июньского наступления, пошла резко на убыль, и рабочий класс и
крестьянская часть армии своё разочарование Керенским перенесли на
партию c.-р. в целом. Вместе с тем, благодаря участию Керенского в правительстве с первых же дней революции у партии с.-р. не было периода,
когда она находилась бы в открытой оппозиции к правительству. А ведь
период оппозиции для всякой политической партии является периодом
накапливания сил, их оформления, организации, политической консолидации, идейного сплачивания»6.
Нельзя не учитывать «обстоятельства времени и места», те драматические условия, в которых был создан данный текст. Однако есть общие
моменты, присущие и частному неподцензурному письму Керенского, и
5
Hoover Institution Archives. Vasilii Maklakov Papers. Box 8, file 20, p. 1-2.
6
Морозов К. Н.: «Руководство партии с.-р. всегда рассматривало Керенского... как в известной мере попутчика» // Российская история. 2013. № 4. С. 32.
205
показаниям Гоца: конфликт ветеранов партии в руководстве (а не одного
лишь Чернова) и Керенского рассматривается как фактор огромного политического значения. Показательно также, что фактически совпадают
и оценки «партийного патриотизма» главы Временного правительства.
Керенский признает, что он готов был жертвовать «партийной догмой»
ради целей революции, а Гоц указывает, что наиболее популярный лидер
Февраля был чужим в руководстве ПСР.
Выступления и поступки Керенского в 1917 году могли создать весьма противоречивое впечатления относительно его отношения к партии.
В одних случаях он позиционировал себя как представителя партийной
молодежи, с почтением ждущего советов и одобрения ветеранов ПСР.
Это проявлялось и в его речи на партийном съезде и в отношении к
Е.К.Брешко-Брешковской. Постоянная поддержка со стороны «бабушки», подчеркивавшей статус Керенского как «любимого внука», была
важным политическим ресурсом, но некоторых видных деятелей партии
постоянное использование авторитета Брешко-Брешковской не могло не
раздражать, откровенно критиковать ее они не могли.
В иных ситуациях Керенский аттестовал себя как ветерана освободительного движения, который десятилетиями мужественно боролся с
царским режимом. Можно с уверенностью предположить, что ветераны
партии иронично или (и) критично воспринимали такую самооценку.
Наконец, порой Керенский занимал позицию «надпартийного политика», вождя всего народа, стоящего над партийными разногласиями.
Показательно, что на одной современной карикатуре Керенский изображен как учитель, пытающийся урезонить дерущихся учеников, каждый
из которых символизирует одну из ведущих российских политических
партий – социал-демократов, кадетов и эсеров7. В первые месяцы после
Февраля «надпартийная» позиция сулила и немалые политические выгоды: «проснувшиеся» к политической жизни жители России полагали,
что падение монархии и «ликвидация темных сил» привели к уничтожению внутренних противоречий, метафора «единой семьи» распространялась на все население. Межпартийные противоречия воспринимались
в этом контексте как проявления «эгоистических» интересов партийных
лидеров. Стремление преодолеть партийные противоречия находило порой отражение и в резолюциях. В то время, когда Керенский возглавлял
военное министерство, газета этого ведомства опубликовала постановление союза врачей 5 Сибирского армейского корпуса. Врачи заявляли:
«России в настоящее время нет партии, есть одна партия, – великий
7
См. Abraham R. Alexander Kerensky: The First Love of the Revolution. London,
1987. Лист 10 вклейки иллюстраций.
206
свободный русский народ и одно правительство, кабинет министров, избранный временным исполнительным комитетом».8
«Надпартийная» позиция Керенского помогала ему создавать и воссоздавать политическую коалицию умеренных социалистов и либералов, что способствовало реорганизациям Временного правительства и
до какого-то момента препятствовало скатыванию страны к гражданской
войне. Однако отсутствие прочной связи с партией социалистов-революционеров влекло и многие негативные последствия, «надпартийная» же
позиция эти связи ослабляла. В то же время и в ПСР развивалась дискуссия относительно стремления известного члена партии стать национальным лидером. «Воля народа» в августе защищала главу Временного правительства от критики центрального органа партии: «Люди, умственный
горизонт которых ограничен столбами фракционности, меряют речь тов.
Керенского партийным аршином и находят, что «он лавировал между
правыми и левыми». Эти люди не разглядели, что министр-председатель
поднялся выше партийных интересов и стал на точку зрения государственного интереса, которая не разъединяет, а объединяет». В свою очередь и эта публикация вызвала новые критические публикации в «Деле
народа», газета требовала большей определенности от члена партии.9
Популярность и непопулярность Керенского были важными политическими факторами, влиявшими и на общее развитие революции, и
на положение ПСР. Поэтому важной исследовательской задачей является
и изучение динамики этой популярности, и анализ тех политических и
культурных форм, которые оформляли отношение к наиболее популярному лидеру Февраля. Эту задачу невозможно решить без изучения того
как видные деятели социалистов-революционеров, партийные печатные
органы и комитеты формировали свое отношение к Керенскому.
Естественно начать такое исследования с нового внимательного прочтения петроградской газеты «Дело народа», которая была центральным
органом партии. Этот источник постоянно используется специалистами,
однако его информационная ценность столь велика, что историки вновь
и вновь обращаются к нему. При изучении газеты особое внимание в
этой статье будет уделяться публикации резолюций, которые принимались различными партийными организациями и комитетами социалистов-революционеров, частями и подразделениями армии и флота,
группами рабочих и крестьян, представителями кооперативов и общественных организаций.
Разумеется, не следует полагать, что резолюции позволяют услышать
«настоящий голос» рабочих, солдат и крестьян, ценность этого источ8
Русский инвалид. 1917. 7 июня.
9
Дело народа. Пг., 1917. 16 августа.
207
ника в другом. Резолюции формулировались партийными активистами
разного уровня и (или) членами всевозможных комитетов, ориентирующихся на главную газету ПСР. Редакция газеты «Дело народа», отбирая
определенные резолюции для публикации, формировала представления
о «типичном» и нормативном: именно так должны были реагировать
идеальные читатели газеты и сторонники партии. Публикуемые резолюции представляли собой образец и в политическом, и в риторическом
отношении. Нередко они использовались впоследствии местными активистами при составлении новых резолюций.
Я попытаюсь дать представление о тех резолюциях, в которых упоминался А.Ф.Керенский, и сопоставить их с теми резолюциями, в которых был упомянут В.М.Чернов. Я также сопоставляю резолюции, публиковавшиеся в «Деле народа», с иными резолюциями, посвященными
лидерам ПСР. При анализе резолюций необходимо учитывать политический контекст, который менялся чрезвычайно быстро, что проявлялось
и в динамике позиции партийных руководителей и отражалось в иных
публикациях партийной прессы.
В газете «Дело народа» было опубликовано не менее двадцати резолюций, посвященных А.Ф.Керенскому, которые были приняты в марте
и апреле 1917 года, ни один другой лидер Российской революции в это
время не удостаивался подобного внимания редакции и (или) организаций и коллективов, ориентирующихся на газету.
Одной из первых была резолюция конференции петроградских социалистов-революционеров от 2 марта, одобрявшая действия революционного министра: «Считая необходимым контроль за деятельностью
Временного правительства со стороны трудящихся масс, конференция
приветствует вступление А.Ф.Керенского во Временное правительство в
звании министра юстиции, как защитника интересов народа и его свободы, и выражает свое полное сочувствие линии его поведения в дни революции, вызванным правильным пониманием условий момента». Через
два дня аналогичную резолюцию приняла и петроградская областная организация10. Видные деятели ПСР, оказавшиеся в дни революции в столице, публично одобряли деятельность Керенского. Можно предположить, что публикация резолюций столь авторитетных собраний оказало
воздействие на членов партии в иных городах. Во всяком случае, деятели
ПСР в Петрограде полагали, что провинциальные организации поступят
таким образом: в том же номере газеты печатались резолюции конференций и комитетов, приветствовавших Керенского и присоединявшихся к
решениям столичных организаций.11 Публикация подобных резолюций
10
11
208
продолжалась и в последующие дни.12 В некоторый случаях вступление
Керенского в правительство описывалось и в более восторженных тонах.
Так, собрание членов ПСР в Тифлисе, состоявшееся 17 марта, оценило
его поступок как «акт подлинной мудрости».13
2-я петроградская конференция вновь выразила поддержку Керенскому. Председатель конференции А.Гоц от лица этого собрания обращался к министру юстиции: «Петроградская конференция партии социалистов-революционеров горячо приветствует в вашем лице, Александр
Федорович, своего товарища, стойкого, неустанного борца и защитника
интересов всей революционной демократии».14
Некоторые резолюции специально указывали на сферу правительственной деятельности Керенского. Так, 18 марта правление минской
группы ПСР направило ему приветствие. Политика характеризовали как
«…стража прав человека и гражданина, и выражает уверенность, что в
вашем лице все социалистические и радикально-демократические элементы страны найдут достойного защитника дорогой для нас правды-истины и правды-справедливости».15
Можно отметить, что эту партийную резолюцию отличало особое
видение Керенского, он описывался как представитель широкого демократического фронта, включающего и несоциалистические элементы.
Для такой характеристики имелись основания. Во-первых, Керенский
действительно стремился создать максимально широкий фронт «живых
сил страны». Во-вторых, именно такая оценка позиция нового министра
юстиции находила отклик и у несоциалистической части общественности. Общее собрание Юридического отдела Всероссийского союза городов 20 марта приветствовало «друга и защитника народа»: «Собрание
глубоко убеждено, что знамя права и справедливости свободного народа
находится теперь в твердых и надежных руках».16 В то же время можно
предположить, что для многих социалистов подобное одобрение «буржуазной общественности» было подозрительно. Резолюции таких групп
не печатались на страницах «Дела народа».
Публикация же в главной газете ПСР приговора сельского схода
Ключевской волости Вольского уезда от 13 марта задавала пример для
крестьянских резолюций: «…выразить Александру Федоровичу Керен-
12
Дело народа. 1917. 13 апреля.
13
Дело народа. 1917. 18 марта.
14
Дело народа. 1917. 7 апреля.
Дело народа. 1917. 15 марта.
15
Дело народа. 1917. 18 марта.
Там же.
16
РГИА, ф. 1405, оп.538, д. 177, л. 40.
209
скому, избраннику Вольскому, как стойкому борцу за свободу, благодарность за отстаивание народных прав».17
Интересна и резолюция, принятая 30 марта народным собранием в
городе Красный Холм Тверской губернии. Составители революции заявляли от имени 400 граждан: «Мы приветствуем А.Ф.Керенского за его
самоотверженную работу для упрочения и расширения завоеваний революции и просим его щадить свое здоровье для блага народа. Он не имеет
права расточать свою жизнь – всенародное достояние, и пусть окружающие его позаботятся об его отдыхе и покое, пусть отнимают у него время
и здоровье те, кому это действительно необходимо».18 Забота о здоровье
политического лидера стало очень важным элементом культов вождей,
получивших развитие в последующее время.
Показательно, в какую группу политических акторов включался Керенский в резолюциях. 9 апреля в газете «Дело народа» была опубликована информация о приветствиях, посланных съездом рабочих и солдатских депутатов фронта в Минске, и приветствие Всероссийского съезда
учителей из Петрограда. Депутаты съезда направили приветственные
телеграммы Брешко-Брешковской, Керенскому, Г.Плеханову, Петроградскому Совету и Временному правительству. Учителя же приветствовали
армию и флот, Крестьянский союз, Керенского, Брешко-Брешковскую,
В.Фигнер, Плеханова «и других деятелей революции».19 Показательно,
что организаторы собраний, происходивших в разных местах, независимо друг от друга, включали Керенского в число важнейших участников
политического процесса и помещали его имя рядом с именами знаменитых ветеранов освободительного движения. Можно с уверенностью
предположить, что некоторые видные деятели ПСР не возражали против придания Керенскому столь высокого символического статуса, хотя
вряд ли такую позицию разделяли все. Интересно, что включение Керенского в пантеон главных «борцов за свободу» характерно и для других
резолюций. Так, в газете сторонников Г.Плеханова было опубликовано
послание военного и гражданского комитета далекой Кушки: «... протягиваем свою братскую трудовую руку лучшим борцам за свободу матушки-Росии, за торжество всемирного счастья на земле: Плеханову, лучшей
из женщин бабушке Брешковской, Вере Фигнер, Марии Спиридоновой,
Вере Засулич, Чхеидзе и министру социалисту Керенскому и другим с
пожеланием здоровья и сил на дальнейшую работу в пользу трудящегося класса России и торжества социализма».20 Включение Керенского
17
Дело народа. 1917. 13 апреля.
18
Дело народа. 1917. 6 апреля.
19
Дело народа. 1917. 9 апреля.
20
Единство. 1917. 28 мая.
210
в число самых знаменитых ветеранов освободительного движения способствовало укреплению его статуса революционного вождя.
Это проявлялось и в визуальной репрезентации революционной политической культуры. В клубе запасного батальона лейб-гвардии Семеновского полка портрет Керенского висел среди портретов «деятелей и
мучеников русской революции».21 Сторонники ПСР печатали и серии
агитационных почтовых открыток, наряду с портретами ветеранов освободительного движения печатались и портреты Керенского.
В апреле в «Деле народа» была опубликована и первая резолюция,
в которой упоминался и Чернов, вернувшийся в Россию из эмиграции.
Кутаисская губернская конференция ПСР «... посылала «…сердечный
привет ... как своему испытанному теоретическому вождю».22 Важно отметить, что характеристики в этой и других резолюциях Чернова
существенно отличаются от обращений к Керенского. Последнего, как
правило, не именуют «идейным борцом», «дорогим учителем». Стиль
прославления вождей существенно отличался.
В конце апреля на страницах «Дела народа» впервые появляется и
критика в адрес Керенского. Руководители ПСР не были довольны тем,
что министр юстиции наряду с другими членами Временного правительства фактически одобрил т.н. «ноту Милюкова», что спровоцировало Апрельский кризис. Впрочем, по этому поводу они не спешили
критиковать Керенского публично. Однако, вскоре видные эсеры не могли оставить без внимания новое публичное выступление популярного
министра. 29 апреля на совещании делегатов фронта Керенский произнес т.н. «речь о взбунтовавшихся рабах». Он, в частности, сказал: ««Неужели русское свободное государство есть государство взбунтовавшихся
рабов?... У меня нет прежней уверенности, что перед нами не взбунтовавшиеся рабы, а сознательные граждане, творящие новое государство».
Речь влиятельного политика стала важным информационным поводом,
слова о «взбунтовавшихся рабах» цитировали буквально все, но использовать ее могли умеренные социалисты. Для большевиков и других радикальных социалистов речь стала поводом для атак на Керенского, в
то же время либеральные и консервативные издания сочувственно цитировали популярного политика, критикуя Петроградский Совет, а это
создавало проблемы. «Рабочая газета», центральный орган меньшевиков, просто избегала цитировать выступление Керенского. «Дело народа» не сочло возможным занять такую позицию. Некоторые фрагменты
речи видного деятеля партии были опущены при публикации, а вскоре в
21
Журавлев В.А. Без веры, царя и отечества: Российская периодическая печать и армия в марте-октябре 1917 года. СПб., 1999. С.116.
22
Дело народа. 1917. 30 апреля.
211
газете появилась статья Н. Русанова, в ней выступление Керенского подвергалось критике, которая, впрочем, была взвешенной и осторожной.
Русанов отмечал: «До сих пор Керенский был необыкновенно счастлив
в своих выступлениях». Из этого следовало, что последнее выступление
вряд ли может считаться удачным. Русанов стремился и дистанцироваться от речи Керенского, и сохранить популярного и влиятельного оратора
в качестве политического союзника: он объяснял пессимизм министра
тем, что он «измучен огромным трудом», и выражал надежду на изменение его оценок: «Но нам бы хотелось надеяться, что наш товарищ лишь
на миг попал под влияние мрачного гипноза, и что он снова, смелый и
бодрый, ступит на путь той самоотверженной деятельности, которая
сделала его имя дорогим для всей трудовой, народной, революционной
России».23 Можно с большой долей уверенности предположить, что статья Русанова отражала мнение многих видных эсеров: они уже на этом
этапе не могли не критиковать его, но в то же время стремились сохранить популярного политика в своих рядах.
Впрочем, некоторые известные члены партии оценивали выступление
Керенского иначе, публикации «Воли народа» использовали его для тиражирования образа бесстрашного «народного трибуна»: «Министр социалист нашел в себе смелость сказать всю правду народу, сказать так, как
могут говорить только очень и очень немногие. … Какая правда в них!
Какая смелость! Такие слова могут говорить только сильные духом, подлинные трибуны народа, умеющие говорить с ним, как равные с равным,
без трусливого опасения и без демагогической лести. … Пока есть такие
люди, – страна не погибла, как бы ни грозны были окружающие ее тучи».
«Необыкновенная» речь Керенского и его «грозные предупреждения»
использовались газетой и впоследствии для политической мобилизации
своих сторонников.24 Уже на этом этапе в отношении к Керенскому и его
выступлениям проявлялись противоречия среди видных деятелей ПСР.
Эти статьи появились еще во время правительственного кризиса, отражая конфликты тех дней. 5 мая было создано коалиционное временное
правительство, в котором В.М.Чернов занял пост министра земледелия,
а А.Ф.Керенский стал военным и морским министром. Реорганизация
власти отразилась на динамике резолюций, публиковавшихся в эсеровской прессе, и на их содержании.
В мае в «Деле народа» печатались резолюции, поддерживающие
В.М.Чернова, выявлено не менее девяти таких резолюций. В этом проявлялись и надежды сторонников ПСР, связанные с его назначением на пост
23
Русанов Н. Русская революция и последняя речь Керенского // Дело народа. Пг., 1917. 2 мая.
24
212
Воля народа. 1917. 30 апреля; 2 мая.
министра земледелия, и желание партийного руководства использовать
популярность «селянского министра» для укрепления авторитета партии.
В то же время сокращается публикация в «Деле народа» резолюций,
поддерживающих Керенского, удалось выявить всего три таких резолюции, хотя в консервативных, либеральных изданиях и газетах правых
социалистов печаталось тогда немало приветствий в адрес военного министра. Да и выражения поддержки, публиковавшиеся в главной газете
ПСР, вряд ли могли полностью удовлетворить военного министра. Так,
общее собрание выборных от солдат, чиновников и офицеров Петроградского разгрузочного 127 батальона заявляло: «... горячо приветствует нового военного министра А.Ф.Керенского, и выражает уверенность,
что вступление социалиста на столь ответственный и трудный в настоящее время пост придвинет развязку и окончание войны. Да здравствует
единение армии с новым министром-товарищем!»25 Поддержку такого
рода можно охарактеризовать как условную: военнослужащие приветствовали нового министра в той степени, в какой она приближала мир.
Дальнейшая же интерпретация такой поддержки могла не охватывать
все последовавшие действия Керенского.
В то же время поддержка других сторонников ПСР могла быть и
более восторженной, дальнейшее развитие получал образ вождя революции. В газете эсеров Гельсингфорса 9 мая была опубликована приветственная телеграмма моряков линейного корабля «Севастополь», посланная Керенскому: «Мы гордимся, что ныне имеем у руля управления
такого кормчего, на которого обращены взоры всего мира. Вы наш вождь.
Мы Вам беззаветно верим. Ведите нас на борьбу за братство, равенство
и свободу не только России, но и всех порабощенных народов».26 Образ великого кормчего, уверенно ведущего корабль революции, был близок эсерам главной базы Балтийского флота.27 Команда «Севастополя»
решительно поддерживала в это время и продолжение войны: «До тех
пор, пока Германия не откажется от имперской и захватной политики,
считаем необходимым активное продолжение войны под руководством
25
Дело народа. 1917. 7 мая. В некоторых случаях газета лишь сообщала о
послании, но не излагала его содержание. Упоминалось, например, что краевой
съезд ПСР в Тифлисе «единодушно» принял предложение приветствовать Керенского телеграммой. Дело народа. 1917. 28 мая.
26
Народная нива. Гельсингфорс, 1917. 9 (22) мая.
27
Ср. стихотворение гельсингфорсского эсера, посвященное Керенскому:
«…Ты по волнам корабль свободы // На рейд спасенья смело вел, // И строил
новой жизни своды – // Революционный ореол. …». Е.Шубматин, артиллерист.
Вождю Революции (Посвящается Керенскому) // Народная нива. Гельсингфорс,
19 июля (1 августа).
213
нашего вождя А.Ф. Керенского».28 Одна из статей, опубликованных в газете ПСР Гельсингфорса была озаглавлена: «Поддержим Керенского!»29
Резолюции и статьи такого рода, печатавшиеся в провинциальной
прессе ПСР, на страницах «Дела народа» почти не появлялись. Исключением была резолюция солдат и офицеров запасного моторно-понтонного батальона, которая утверждала, что в связи с назначением министром социалиста и «искреннего защитника народных интересов»
А.Ф.Керенского военнослужащие могут доверять всем своим начальникам, подчиненным «любимому вождю народа».30 Но и эта резолюция не
содержала столь активного выражения поддержки продолжению войны,
которая содержалась в резолюциях, печатавшихся в иных изданиях ПСР.
Можно предположить, что у активистов ПСР и не было единства
взглядов относительно мер, проводившихся министром. Керенский взял
курс на установление «железной дисциплины» в армии и готовил наступление российской армии. Немало социалистов-революционеров выступало решительно против этих мер, еще большее число членов партии
связывало свою поддержку с выполнением ряда условий, которые Керенский и его сторонники считали неприемлемыми.
Руководители ПСР не могли игнорировать и другой важный фактор:
многие военнослужащие по разным причинам отвергали политику министра, а это впервые создало возможность для открытой и массированной
пропагандистской кампании против Керенского со стороны его противников «слева». Это наглядно проявилось и в динамике политики большевиков.
До Апрельского кризиса они опасались открыто критиковать популярного
министра, что проявлялось даже в текстах В.И.Ленина: его характеристики
Керенского в статьях и публичных выступлениях существенно отличались
от документов для внутреннего пользования. Открытая критика Керенского
проявлялась в высказываниях, понятных только подготовленной партийной
аудитории, которая могла расшифровать их смысл.31
Политика военного министра дала большевикам и их союзникам
возможность нападать на «каторжные приказы Керенского», а т.н. «Декларация прав солдата» Керенского, которая в консервативных и либе28
Бажанов Д.А. 1-я бригада линейных кораблей Балтийского флота в марте-октябре 1917 г.: аспекты повседневности. Диссертация на соискание учёной
степени магистра образования. СПб., 2001. С. 79.
29
Народная нива. Гельсингфорс, 1917. 17 (30) мая.
30
Дело народа. Пг., 1917. 27 мая.
31
Подробнее см.: Колоницкий Б.И. А.Ф.Керенский как Луи Блан: Образ «революционного министра» в пропаганде большевиков (март – апрель 1917 года) //
Историко-филологический сборник в честь Любови Николаевны Киселевой. М.,
2010. С. 231 – 242.
214
ральных кругах рассматривавшаяся как чрезмерно революционная, была
заклеймена большевиками как «Декларация солдатского бесправия».32
Подобная агитация находила отзвук у многих военнослужащих, она
была созвучна и взглядам ряда левых эсеров. В этих условиях полная солидарность с позицией военного министра создавала бы для руководства
ПСР немалые трудности: она провоцировала новые проблемы и отталкивала от партии радикально настроенных солдат и матросов. Между тем
Керенский ожидал от ПСР не условной, а полной поддержки своего курса.
Противоречия в партии проявились в выборах Центрального Комитета на III съезде ПСР, Керенский не набрал нужного для избрания
количества голосов. Итоги голосования стали политической сенсацией:
делегаты съезда отвергли кандидатуру наиболее популярного политика
страны. Лидеры партии утверждали, что итоги голосования объяснялись
тем, что Керенский и так перегружен многочисленными обязанностями в
правительстве. Это объяснение удовлетворило немногих. Брешко-Брешковская, возмущенная итогами выборов, отказалась войти в ЦК. Это еще
более обостряло кризисную ситуацию в партии.
В июне в «Деле народа» было опубликовано всего четыре резолюции, поддерживавшие Керенского. Так, например, было напечатано постановление студенческого батальона, военнослужащие которого выражали «безусловное подчинение министру Керенскому» и выражали
готовность ведения, «когда это потребуется, активной борьбы в защиту
русской революции».33 Но в газете была опубликована и резолюция собрания 6-го запасного саперного батальона, осуждавшая одну из милитаристских манифестаций.34 Если учесть, что участники манифестации
прославляли Керенского, то можно предположить, что сторонники военного министра без радости встретили эту публикацию.
При этом следует отметить, что хотя большевики в это время и
критиковали Чернова и других «министров-социалистов», они сосредоточили свои главные пропагандистские атаки на военном министре,
олицетворявшем политику наступления. В то же время на страницах социалистических, либеральных и консервативных газет, поддерживавших
подготовку наступления, печатались резолюции, прославлявшие Керенского, фигура военного министра становилась важнейшим знаком политического размежевания в стране, именно он олицетворял мобилизацию
общества в целях продолжения войны, именно он противопоставлялся в
это время Ленину, который стал персонификацией политического ради32
Зиновьев Г. Декларация прав, или декларация бесправия // Правда. 1917.
16 мая; Декларация бесправия // Солдатская правда. 1917. 17 мая.
33
Дело народа. Пг., 1917. 14 июня.
34
Дело народа. Пг., 1917. 25 июня.
215
кализма. Газета меньшевиков так описывала типичную сцену тех дней:
«На Знаменской площади спорят о наступлении, о Керенском, спорят
страстно, не стесняясь резкого жеста, бранного слова».35 На демонстрацию 18 июня некоторые войсковые части Петрограда вышли с лозунгами: «Доверие Керенскому!», «Да здравствует Керенский!», «Доверие
товарищу Керенскому».36 Выражение доверия вождю заменяло формулировку детализированной политической позиции. Правда, лишь немногие части, участвовавшие в демонстрации в Петрограде, выдвигали
подобные лозунги, а главная газета ПСР эти лозунги не поддерживала.37
В этих условиях в позиции «Дела народа» проявлялось двойственное
отношение руководства ПСР к Керенскому, которое отражало и разногласия среди видных эсеров, и стремление руководителей партии учитывать
настроения масс. Не все ветераны партии желали участвовать и в создании
политического культа Керенского, который приобрел завершенную форму в
конце июня, на фоне вестей и слухов о первоначальном успехе Июньского
наступления. (В создании этого культа активно участвовала газета военного
министерства, печатавшая резолюции и приказы начальников разного уровня, прославлявшие «гения русской свободы, любимого народного вождя,
великого патриота и честного гражданина»)38. Плакаты, прославляющие
Керенского и портреты военного министра стали распространенными символами милитаристской политической мобилизации. «Дело народа» сдержанно относилось к подобному развитию революционной политической
культуры. Лишь изредка печатались резолюции, отражающие этот культ.
Так, в главной газете ПСР весьма оперативно была опубликована резолюция 2-го батальонного комитета 3-го стрелкового полка, она гласила: «Начавшееся победоносное наступление русской армии, знаменуя мощность и
силу революционного духа солдатских масс, есть дело рук вдохновителя и
творца новой армии – товарища Керенского. Им сделано то, что мы считали
до сих пор и невозможным, и невероятным. Доверие, слава и честь народному вождю!»39 Но публикации такого рода были весьма редкими.
35
Рабочая газета. 1917. 24 июня.
36
Революционное движение в России в мае-июне 1917 г. Июньская демонстрация. М., 1959. С.530 - 532.
37
Правда, иногда и выражение «полного доверия» Керенскому не означало
фактической поддержки его приказов. Выражение доверия министру не помешало солдатам камышловского гарнизона в самый разгар наступления потребовать
отпусков на сельскохозяйственные работы. Френкин М.Русская армия и революция, 1917 – 1918. Munich, 1978. С. 339.
38
Русский инвалид. 1917. 1 июня.
39
Дело народа. 1917. 22 июня.
216
В то же время активисты ПСР разного уровня не упускали случая
использовать авторитет популярного министра во время всевозможных
политических акций, в том числе и избирательных кампаний.
Видные деятели партии считали также нужным защищать Керенского от нападок слева, которые усилились в это время. Командир 26-го
армейского корпуса доносил помощнику главнокомандующего армиями
Румынского фронта: «Особу военного министра нагло поносят, считая
его за друга буржуев, и приказа его слушать не хотят».40 Настроения
такого рода получили широкое распространение, а радикально настроенные солдаты провозглашали: «Смерть Керенскому!», иногда подобные угрозы исходили от групп военнослужащих. Такие призывы были
осуждены на страницах «Дела народа» Черновым.41 Большой резонанс
вызвало письмо группы моряков крейсера «Аврора», которые требовали
ухода Керенского, угрожая ему смертью (официальные представители
команды считали письмо провокацией неизвестных лиц).42
Резкая критика Керенского была в дни Июльского кризиса важным
инструментом политической мобилизации для большевиков и их союзников. Утверждали, что одним из лозунгов движения был призыв: «Первая пуля – Керенскому».43
Это утверждение впоследствии оспаривалось, однако определенно
известно, что резкая критика военного министра звучала в выступлениях
официальных большевистских ораторов, особенно активно эту тему развивал в своих речах Г.Е.Зиновьев. Напротив, некоторые видные деятели
ПСР выступали в защиту Керенского, О.С.Минор, например, не побоялся выступить 3 июля перед возбужденной толпой у Таврического дворца,
не без успеха полемизируя с Зиновьевым.44 Для защиты Керенского использовались и иные приемы. В газетах правых социалистов указывалось, что некоторые уличные ораторы, призвавшие к убийству военного
40
Революционное движение в русской армии (27 февраля – 24 октября 1917
года). М., 1968. С.171.
41
Чернов В. Тезисы с иллюстрацией // Дело народа. Пг., 1917. 28 июня.
42
Дело народа. 1917. 13, 14 июля.
43
Революционное движение в России в июле 1917 г. Июльский кризис: Документы и материалы. М., 1958. С.247. Эта угроза подтверждалась и в личных
письмах. Солдат-фронтовик писал армейскому комиссару Временного правительства: “… сделаем то, что бросим окопы и пойдем на Петроград душить такую сволочь, как вы, и первая пуля принадлежит Керенскому”. Революционное
движение в русской армии (27 февраля – 24 октября 1917 года). М., 1968. С.205.
44
Дело народа. 1917. 4 июля.
217
министра, утверждали, что Керенский еврей. Соответственно, «Дело народа» писало о слиянии антисемитизма и «уличного большевизма».45
Июльский кризис привел к существенному изменению политической
ситуации. Керенский возглавил Временное правительство, его полномочия
возросли, позиции же левых сил ослабли. Некоторые левые эсеры, которые
вместе с большевиками участвовали в штурме власти, подверглись репрессиям. В то же время либеральные и консервативные круги, влиятельные
представители предпринимателей и генералитета желали дальнейшего
сдвига оси политической жизни страны вправо, они опирались на Ставку
верховного главнокомандующего, которую возглавил Л.Г.Корнилов. На
этом этапе объектом критики либеральной и консервативной прессы наряду
с большевиками стали и видные деятели ПСР. Объектом пропагандистских
атак был В.М.Чернов, который порой становился персонифицированным
образом врага для сторонников ограничения революции.
Неудивительно, что социалисты-революционеры, только что мобилизовали свои ресурсы для защиты виднейшего лидера партии. Эсеры,
только что защищавшие Чернова от большевиков, вынуждены были развернуть фронт и противостоять нападкам на своего вождя со сстороны
«буржуазной» печати. Так, множество резолюций, поддерживающих
«селянского министра», публиковалось в «Деле народа».
Показательно, что в июле в центральном органе ПСР было опубликовано всего две резолюции, выражающие поддержку главе Временного
правительства. Так, например, резолюция одного из волостных съездов
ПСР уверяла, что собрание «... клянется, что граждане далекой Сибири
стойко постоят за дорогую свободную родину, за ее лучших министровсоциалистов и, в особенности, за т.т. Чернова и Керенского». Примерно в
то же время Исполнительный комитет города Ардатов, обращаясь одновременно к Керенскому и Чернову, уверял двух вождей: «... только вы
можете спасти революцию...». О том же говорило и обращение к Чернову Глуховского волостного собрания: «Вы и Керенский незаменимы никем для спасения родины».46 Можно предположить, что провинциальные
эсеры были не очень осведомлены о разногласиях между двумя лидерами, но сама публикация этих резолюций в «Деле народа» служила задачам защиты Чернова: эти резолюции приветствовали сразу двух лидеров
ПСР, авторитет Керенского использовался для защиты Чернова.
Между тем порой резкой критике подвергался уже и Керенский. Известность приобрело собрание группы офицеров в Петрограде 14 июля,
на котором о главе Временного правительства говорили «в недопустимом тоне». Такого рода выступления подвергались критике в прессе
45
46
218
ПСР.47 Умеренные социалисты полагали, что травля Чернова перерастет в пропагандистскую атаку на других лидеров эсеров и меньшевиков. И.Г.Церетели заявил на собрании объединенных комитетов 20 июля:
«Сначала Чернов, затем последует удар на Керенского, потом на Скобелева, затем удар на меня и вообще на всех тех, кто любит и спасает
Россию».48 Все же публичная критика Керенского «справа» велась в это
время редко, хотя в разговорах, в переписке и дневниках она звучала все
чаще. Либеральные и консервативные политики стремились использовать все еще влиятельного главу Временного правительства как своего
союзника, они считали наиболее желательным политическое сотрудничество главы Временного правительства и Верховного главнокомандующего. Иногда это проявлялось и в резолюциях. Так, Совет союза казачьих войск постановил: «Оказать поддержку как генералу Корнилову,
так и герою революции А.Ф.Керенскому»49. Показательно, однако, что
«Дело народа» эту резолюцию не опубликовало.
Поворотным событием в истории Российской революции стало «Дело
Корнилова». Необходимость создания широкого фронта защиты революции от верховного главнокомандующего, бросившего вызов Временному
правительству, проявлялась и в том, что в газете «Дело народа» публиковались резолюции, призывающие поддержать Керенского. В то же время
газета подчеркивала, что в среде офицеров-корниловцев царит озлобление
против Керенского.50 Можно предположить, что редакция газеты и в этой
ситуации стремилась использовать авторитет главы Временного правительства для политической мобилизации и изоляции сторонников Корнилова.
Хотя после ликвидации «дела Корнилова» формально Керенский
выглядел победителем, он вновь смог сформировать Временное правительство, но его авторитету был нанесен серьезный удар. Многие в стране были уверены в том, что само выступление генерала Л.Г.Корнилова
стало возможным лишь вследствие того, что Верховный главнокомандующий и глава Временного правительства пытались заключить тайное
соглашение, направленное не только против большевиков, но и против
умеренных социалистов. Преследующие различные цели противники
Керенского печатали сенсационные документы и аналитические статьи,
подтверждающие эту версию. Эту тему развивали и большевики, и другие радикальные социалисты, и консервативные, и либеральные издания, и беспартийные газеты, жаждущие сенсаций.
47
Копытовский Н. Тонкая нить // Дело народа. Пг., 1917. 20 июля; Эльский.
Мимоходом // Там же. 22 июля.
48
Дело народа. Пг., 1917. 22 июля.
Единство. 1917. 7 июля; Дело народа. 1917. 8 июля.
49
Воля народа, 1917. 10 августа; РГИА, ф.1470, оп.1, д.286, л.184.
Дело народа. Пг., 1917. 23, 29 июля; 6 августа.
50
Дело народа. Пг., 1917. 29, 31 августа.
219
Особое значение имела позиция эсеровской прессы. 3 сентября в
«Деле народа» было опубликовано несколько статей Чернова, который
критиковал Керенского за то, что он «оторвался от демократии».51 Обвинение виднейшего лидера эсеров в адрес наиболее влиятельного политика, принадлежавшего к партии, критика «режима личной власти» на
страницах центрального органа ПСР было проявлением глубокого раскола в рядах социалистов-революционеров и объективно способствовало
углублению политического кризиса в стране. На заседании Петербургского комитета большевиков 7 сентября с удовлетворением констатировали: «Сейчас даже Чернов вынужден выступать против Керенского».52
В то же время «Дело народа» не могло игнорировать некоторые важные
политические резолюции, поддерживавшие Керенского. Так, Третий съезд
Амурского казачьего войска призвал «…к сплочению вокруг Временного
правительства, возглавляемого истинным вождем революционного народа
А.Ф.Керенским».53 Это была последняя резолюция, откровенно призывавшая к поддержке Керенского, которая была напечатана в «Деле народа».
Между тем в защиту Керенского выступила «Воля народа», поддержку Керенскому вновь оказала Брешко-Брешковская. Сам Керенский
опубликовал на страницах газеты правых эсеров письмо, в котором он
отвергал упреки «Дела народа». В этих условиях и члены редакции центрального органа ПСР В.Зензинов и Н.Ракитников выразили протест
против публикации статей Чернова, они публично заявили, что эти тексты не получили одобрения всей редакции. Затем последовало и общее
редакционное заявление, в котором признавались неудачными некоторые
фрагменты статей, их стиль и тон.54 Однако к этому времени в прессе появились новые доказательства соглашения Керенского и Корнилова, что
вызвали появление критической статьи Чернова в том же номере «Дела
народа», в котором было напечатано и редакционное заявление.
Все же сведения о конфликтах внутри руководства партии, известные
по публикациям в прессе, были лишь «верхушкой айсберга»: многие активные социалисты-революционеры не представляли, сколь остро критиковали Керенского на заседаниях ЦК ПСР осенью 1917 года.55
51
Чернов В. Корнилов и корниловщина // Дело народа. Пг., 1917. 3 сентября
52
Петербургский комитет РСДРП (б) в 1917 году: Протоколы и материалы
заседаний. СПб., 2003. С.435.
53
Дело народа. 1917. 10 сентября. Показательно, что эту важную резолюцию
перепечатывали и некоторые издания левых эсеров. См.: Социалист-революционер. Гельсингфорс, 1917. 12 (25) сентября.
54
Даже предварительное изучение пропаганды ПСР позволяет сделать
вывод о том, что процитированные в начале статьи тексты Керенского и
Гоца не вполне точно отражают динамику конфликтов внутри ПСР.
Керенский рассматривает конфликт внутри руководства ПСР как
свое личное противостояние с «догматиком» Черновом, которому де
было чуждо творческое отношение к политике. Такое видение ситуации
игнорирует сложнейшую обстановку в партии, организацию которой
вряд ли можно назвать «вождистской». Хотя в пропаганде ПСР можно
найти многие элементы культа вождя, связанные с развитыми приемами
культивирования подвигов «борцов за свободу», но партия представляла
собой сложную и динамичную коалицию различных группировок, которые не мог контролировать какой-то один лидер.
Утверждение же Гоца о том, что руководство ПСР всегда рассматривало Керенского как «случайного члена партии», «не связанного с её
основным руководящим ядром», как «попутчика» требует комментария.
Думается, что многие ветераны партии действительно воспринимали
Керенского как «выскочку», а то и как «чужака». Представляется, что не
только рациональные мотивы, не только политический расчет повлияли на
то, эсеры не избрали в свой Центральный комитет наиболее популярного
политика России. Сказалось и неприятие иной политической культуры, которую представлял Керенский, которая формировалась вокруг Керенского.
Жесты политика, идеально соответствующего жанра «митинга-концерта»,
поведение его обожателей и обожателей отталкивали ветеранов партии.
Вместе с тем нельзя не отметить, что даже если руководство ПСР
воспринимало Керенского как «попутчика», то главная эсеровская газета в течение нескольких месяцев формировала у своих читателей совершенно иное мнение: авторитетные члены партии публично подтверждали его репутацию как вождя партии.
Особое значение имела поддержка Брешко-Брешковской, некоторый
других старых участников освободительного движения. Их авторитет
«борцов за свободу», авторитет, долгое время создававшийся партией,
работал на Керенского.
При формировании образа Керенского использовался разработанная десятилетиями революционная традиция описания лидера партии.
Невозможно отрицать, что партия, боровшаяся за идеалы демократического социализма, способствовала формированию культа вождя народа,
культа, ставшего важным элементом политической культуры Российской
революции и, опосредованно, советской политической культуры.
Дело народа. Пг., 1917. 8, 10 сентября.
55
См.: Протоколы заседаний ЦК партии эсеров (июнь 1917 – март 1918 г.) с
комментариями В.М. Чернова // Вопросы истории. 2000. № 7. С. 10.
220
221
А.Ю. Суслов,
доктор исторических наук наук, Казанский национальный
исследовательский технологический университет
Эволюция образа российских социалистов
в историческом сознании советского общества
Историография социалистических партий в Советской России прошла довольно сложный путь, отразив колебания политической конъюнктуры и смену властных режимов. Она являлась частью советской историографии в целом, отразив ее характерные черты – политизированность
и господство моноидеологии, но в тоже время была под более жестким
идеологическим давлением1. С первых лет большевистской власти историки советского общества были поставлены в зависимое положение.
Историческая наука формировала соответствующее историческое сознание общества, представления о врагах большевизма и их роли в истории.
Сразу же после захвата власти перед большевиками, как перед любым
революционным режимом, встал вопрос о легитимности, то есть задача
доказать, что ими была совершена настоящая революция, а не военный
переворот, как утверждали меньшевики и эсеры. Созданию «образа революции» и ее врагов и была подчинены многочисленные советские публикации антиэсеровской и антименьшевистской направленности.
Именно тогда, в 1920-е гг., в стране сложился своеобразный тип
взаимоотношений науки, идеологии и политики, который продолжал
господствовать и далее2. После окончания гражданской войны власть
1
См.: Shteppa К.F. Russian Historian and the Soviet State. – New Brunswick, 1962;
Mazour A. The Writing of History in the Soviet Union. – Stanford, 1971; Афанасьев
Ю.Н. Феномен советской историографии // Советская историография. – М., 1996.
– С.31 – 37; Litvin A. Writing history in twentieth-century Russia: a view from within /
translated and edited by John L.H. Keep. – Houndmills; New York, 2001; Дьяков Ю.Л.
Историческая наука и власть (советский период). – Тула, 2008, и др.
См. также: Бычков С.П., Свешников А.В. Проблема феномена советской историографии // Очерки истории отечественной исторической науки XX века / Под
ред. В.П. Корзун. – Омск, 2005. – С.299 – 323; Степанов М.Г. Феномен советской
историографии в современных исторических исследованиях // Известия Алтайского гос. ун-та. – Барнаул, 2008. – №4/5. – С.196 – 202, и др.
2
Алексеева Г.Д. Историческая наука в России. Идеология. Политика. – М.,
2003. – С.13.
222
организует Комиссию по истории Октябрьской революции и Российской коммунистической партии (Истпарт) с филиалами по всей стране.
Истпарт был создан при Наркомпросе в сентябре 1920 г. и передан под
начало ЦК РКП(б) в декабре 1921 г. Одной из главных задач Истпарта
было собирание документов и материалов по истории революционного
движения и Октябрьской революции, в том числе за рубежом.
Создаются новые библиотеки, архивы, музеи для хранения «памятников» по истории революции. Появляется первое поколение историков-марксистов, формировавшихся из партийной среды (в основном,
социал-демократической) и связанных после 1917 г. с государственной
деятельностью. Именно они (И.И.Минц, М.В.Нечкина, А.Л.Сидоров,
Э.Б.Генкина, Н.Л.Рубинштейн, А.М.Панкратова и другие) стали активными участниками острой идейной борьбы с противниками большевизма. Эта борьба была частью глобального государственного проекта
по конструированию образа революции, гражданской войны и истории
большевистской партии. Газеты, листовки, школьные учебники, исторические труды, митинги, официальные церемонии и празднества3, агитпоезда, фотографии, кинофильмы формировали, как отмечает Ф.Корни,
«основополагающие нарративы» нового режима4, включавшие ряд ключевых символов и сюжетов, в том числе и о «врагах революции».
Важной частью пропаганды становится кино. Именно с 1920-х гг.
восприятие прошлого и настоящего современным человеком становится все более опосредованным экраном. Кроме того, в Советской России
роль кино в социальном конструировании усиливалось неграмотностью
значительной части населения. Начало расцвета кинематографа совпало
с формированием тоталитарного режима5. Образы меньшевиков и эсеров в кинематографе очерчены резко отрицательно.
Знаковым стал документальный фильм Д.Вертова «Процесс эсеров». Сюжеты про судебный процесс 1922 г. стали первыми частями киножурнала «Кино-Правда», в том же году материал был смонтирован в
отдельный фильм; информация о первом дне суда завершалась крупным
3
О процессе становления системы советских праздников как части социального конструирования см.: Малышева С.Ю. Советская праздничная культура в
провинции: пространство, символы, исторические мифы. – Казань, 2005.
4
Corney F. Telling October: memory and the making of the Bolshevik revolution.
– Ithaca, 2004. – P.10.
5
Подробнее о роли документального кино в советской культуре 1920-х см.:
Малькова Л.Ю. Современность как история. Реализация мифа в документальном
кино. – М., 2001. – С.11 – 117; Papazian E. Manufacturing truth: the documentary
moment in early Soviet culture. – DeKalb, 2009; Булгакова О. Советский глухоглаз:
Кино и его органы чувств. – М., 2010.
223
планом нагана, из которого, как свидетельствует надпись, стреляли в Ленина – Вертов умел поддерживать напряжение в зрителе, предвосхищая
авторов современных телесериалов. Первоначально власти не видели
смысла для съемок в зале суда, Д.Вертову с трудом удалось добиться
разрешения – первые выпуски «Кино-Правды» ограничивались уличными сценами и показом массовой демонстрации в поддержку обвинения
20 июня 1922 г. Однако затем власти, озабоченные реакцией населения
на эсеровский процесс, допустили Вертова для съемок собственно судебных заседаний. Вертов искусно манипулировал образом обвиняемых
и образом возмущенного зала, его камера как бы ловила преступников
врасплох, показывая затем широкое обсуждение хода суда и приговора.
К.Ватулеску, анализировавшая советскую культуру 1920-х, отмечала, что Д.Вертов в традициях голливудских фильмов назначал аудитории
в суде роль присяжных заседателей6. Документальный фильм «Процесс
эсеров» сыграл огромную роль в антиэсеровской пропаганде – кинохроника распространялась по всей стране, а сам режиссер сравнивал свое
творчество с работой агентов ГПУ, которые также не знают, что их ждет,
но имеют определенную конечную задачу7. Найденные Вертовым приемы – нагнетание обвинений при фактическом отсутствии защиты, компрометация представителей социал-демократии, апелляция к мнению
толпы (показ митингов «по адресу правосудия») – в фильмах-процессах
30-х годов превратятся в кинематографический штамп. Вожди революции заняли чужие места в мифологическом сознании, и покушение на
них стало восприниматься как святотатство. Вертов через монтаж превратил орудие покушения на вождя в своеобразный тотем, оставляющий
в подсознании зримый след, вопреки времени, вытеснившему его из памяти. Режиссер стремился не просто отражать политические события,
как в прежней кинохронике, но вскрывать политический смысл происходящего собственно кинематографическими средствами.
Не меньшее значение имел знаменитый фильм С.Эйзенштейна и
Г.Александрова «Октябрь» (1927 г.), где после выступающего на трибуне
меньшевика следовал кадр, запечатлевший руки, перебирающие струны
арфы, а речь эсера монтировалась с балалайкой. То, что в последующие
десятилетия советской власти фильм ассоциировался с представлением
о «Великом Октябре», в немалой степени было сформировано именно
Эйзенштейном, его весьма образную кинематографическую версию
выдавали чуть ли не за документальную фиксацию свершившегося.
«Октябрь» можно считать в мировом кино одним из первых примеров
6
Vatulescu C. Police aesthetics: literature, film, and the secret police in Soviet
times. – Stanford, 2010. – P.92.
7
224
Там же. – P.85.
воплощения на экране «второй реальности», кажущейся подлиннее реальности осязаемой. Так, в ряде позднейших картин 1930-х гг. сцена
штурма Зимнего дворца из фильма Эйзенштейна вставлялась как чернобелый «документальный» отрывок.
Карикатурными были образы социалистов и в других популярных
фильмах 1930-х гг., эсеры и меньшевики откровенно высмеивалась (трилогия о Максиме Г.Козинцева и Л.Трауберга, «Ленин в Октябре» и «Ленин
в 1918 году» М.Ромма). Литература и кино фактически становились институтами по «производству Истории»8. Именно кино предоставляло наибольший простор для мифологизации истории. В итоге, как позднее точно
подметил писатель Ю.В.Давыдов, образы представителей социалистических партий в массовом сознании на долгие годы стали стандартными: «…
большевик – как бы держатель контрольного пакета с акциями-истинами,
он на дружеской ноге с токарями-слесарями. Меньшевик – пенсне на местечковом носу – суетлив, труслив, трухляв, токаря-слесаря над ним потешаются. А эсер, этот взбесившийся мелкий буржуа, прикидываясь другом
народа, носит косоворотку и такой уж нервный, такой нервный, будто за
пазухой у него адская машинка; он либо бомбист, злонамеренно мешающий развитию массового движения, либо нахал, дергающий за бороду
Карла Маркса»9. Факты реальности превращались в факты исторической
памяти. Исторические лица становятся персонажами художественных
произведений, их индивидуальные черты, отображенные в источниках,
подвергаются художественному переосмыслению с тем, чтобы образ приобрел целостность и выразительность. Таким образом, мифологизация образа социалистов в историческом сознании населения Советской России
происходила преимущественно визуальными способами, хотя, разумеется, при активном участии исторической науки и публицистики.
Как отмечает С.Ю.Малышева, при анализе мифов исторической памяти можно выделить три уровня таких «мифов»: уровень «глобальный»
(представления об истории, ее ходе, историческом времени; этот уровень
можно назвать макроисторическим или метаисторическим); уровень мифологии, сложившейся вокруг конкретных исторических событий; наконец, уровень мифов, создающихся вокруг той или иной исторической
личности (микроисторический)10. Миф о Ф.Каплан в этом плане доволь8
Добренко Е. Музей революции: советское кино и сталинский исторический
нарратив. – М., 2008. – С.7.
9
Давыдов Ю. Савинков Борис Викторович, он же В.Ропшин // Савинков Б.В.
Избранное. – М., 1990. – С.7.
10
Малышева С.Ю. Мифологизация прошлого: Советские революционные
празднества 1917 – 1920-х годов // Диалоги со временем: Память о прошлом в
контексте истории. – М., 2008. – С.683-684.
225
но характерен для изучения истории формирования антиэсеровской традиции на примере конкретной личности.
Исследователи проблем культурной памяти и коммеморации
(Э.Хобсбаум и др.) отмечают, что существуют «границы применения»
изобретенных традиций. Они должны быть в какой-то мере созвучными
потребностям тех сообществ, которым адресованы. Другими словами,
очень сложно навязать населению образ, к которому люди не испытывают никакой близости. Далеко не каждый образ прошлого можно превратить в исторический миф. Как показывают исследования, механизм
создания мифа вокруг реального исторического события заключается в том, чтобы соотнести повествование об этом событии с одним из
«циркулирующих в мировой культуре универсальных сюжетов»; отбросить из рассказа все «лишние» детали и привнести детали новые,
более соответствующие мифическому прообразу; и, наконец, перевести повествование в яркий образный ряд11. Поэтому в антиэсеровской
и антименьшевистской пропаганде и использовались отмеченные выше
черты, апеллировавшие к бытовому антисемитизму и недоверию к интеллигенции, то есть к архаическим структурам мышления, архаическим
способам освоения мира. Историк Б.Орлов, анализировавший причины
формирования мифа о Ф.Каплан, пришел к выводу, что «фигура Каплан
была уникальной. Ее отщепенство от России и русского народа было абсолютным. Еврейка, интеллигентка, с уехавшей из России семьей, без
места в жизни и без малейшего намека на смысл существования. Она
вписывалась в естественную схему «врага», не требуя поправок и дополнений. Ее роль убийцы доказывалась не уликами или вещественными
доказательствами, а чутьем, происхождением и фамилией»12. Советская
пропаганда прочно увязала подсудимых эсеров на процессе 1922 г. с Каплан и террором против большевистских вождей в 1918 г.
Постепенно эти представления начинают разрушаться, хотя и в
ограниченных масштабах. Этому способствовала критика сталинизма
в годы оттепели, появление в 1960-е гг. неподцензурной диссидентской литературы (самиздата) – прежде всего произведений В.Шаламова
и А.Солженицына, публикация художественных произведений (романов, пьес) и фильмов о гражданской войне, чекистах, эмиграции,
Б.В.Савинкове и левых эсерах. В них образы «врагов революции» были
иногда далеки от карикатурных – можно выделить фильм «Шестое
июля» (1968 г., режиссер Ю.Ю.Карасик, сценарист М.Г.Шатров) о вы11
Малышева С.Ю. Мифологизация прошлого: Советские революционные
празднества 1917 – 1920-х годов // Диалоги со временем: Память о прошлом в
контексте истории. – М., 2008. – С.683-684.
12
226
Орлов Б. Миф о Фанни Каплан // Время и мы. – Тель-Авив, 1976. – №3. – С.155.
ступлении левых эсеров в 1918 г.13, снятый к юбилею ВЧК сериал «20
декабря» (1981 г., режиссер Г.Никулин, сценарист Ю.Семенов) и другие. Принципиальным новаторством этих кинематографических работ
была трактовка характера противников большевиков как цельных, искренних, идейно убежденных людей. Важным было также обращение
к истории существования многопартийности, осуществлению которой
в стране помешали обстоятельства. Образ М.Спиридоновой в исполнении А.Демидовой («Шестое июля») запомнился зрителями своими
человеческими чертами, о чем актриса говорила сама14. Далеко не всеми фильм был встречен благожелательно: историки с кафедры истории
13
Бывшая левая эсерка Б.А.Бабина (1894 – 1983) в своих мемуарах конца 1960х гг. писала: «Случилось так, что в эти дни, спустя полные полвека после рокового V съезда Советов, я смотрела идущий на экранах Москвы фильм под названием
«Шестое июля». С тревогой ожидала увидеть и услышать шаблонный поток лжи
и клеветы. Этого не произошло. Скажу больше: события тех дней были изложе­
ны исторически верно, не было и привычного для наших официальных историков
стремления показать героев этих событий в качестве разновидностей контрреволюции». См.: Бабина Б.А. Февраль 1922 // Минувшее: исторический альманах. – Вып.2.
– М., 1990. – С.35.
Примечательно, что фильм «Шестое июля» посмотрело в 1968 г. 33,2 млн.
зрителей (14-е место в прокате). Сама пьеса М.Ф.Шатрова «Шестое июля», написанная в 1962 г., была поставлена в Москве в 1964 г. во МХАТе и театре
им.К.С.Станиславского, многих театрах страны (так, Русский драматический театр
им.М.Ю.Лермонтова в Алма-Ате был удостоен за пьесу «Шестое июля» в 1967 г. Государственной премии Казахской ССР) и стран «социалистического содружества».
«Судьба фильма поколебалась какое-то время на весах партийной оценки, но потом перевесила чаша благосклонности. Пусть не покажется это странным, но помог
«чехословацкий» фон. Руководство оценило фильм, воспевающий решительность
большевиков-ленинцев, их отвагу и самопожертвование в подавлении инакомыслия», – вспоминал А.Н.Медведев, в ту пору главный редактор журнала «Советский
фильм». См.: Медведев А.Н. Только о кино // http://biblioteka.teatr-obraz.ru/node/7142.
14
«Чем искреннее, убежденнее Спиридонова, чем меньше она похожа на
трафаретного врага, чем больше в ней каких-то даже симпатичных, человеческих
черточек, тем трагичнее будет обреченность ее дела. Может быть, следовало поискать в этом характере еще большей глубины». См.: Демидова А. «Почему я хочу
сыграть Гамлета» // Юность. – 1968. – №8.
Сам М.Ф.Шатров отмечал в одном из интервью 1969 г.: «В пьесе я пытался
показать, что противопоставляются не плохие люди хорошим, люди, по-разному
представлявшие себе пути и перспективы революции. И, конечно, Спиридонова
субъективно была честным человеком, но объективно она привела бы революцию
к поражению, если бы ее лозунги были приняты. А конфликт между такими людьми, которые стоят на субъективно честных позициях, всегда необычайно сложен,
часто страшен и трагичен. К этим диалектическим конфликтам нельзя подходить с
примитивной вульгаризаторской точки зрения, как это часто у нас практиковалось
одно время, когда говорили, что борьба шла между просто хорошими и плохими
людьми». См.: Шатров М.Ф. Творчество. Жизнь. Документы. В 5-ти тт. – Т.1. – М.,
2006. – С.103.
227
КПСС МГУ Н.В.Савинченко и А.И.Широков в своей рецензии обозначили «ложный замысел фильма» и «фальшивое новаторство». Рецензентов не устраивало, что главное внимание в нем сосредоточено не на
деятельности В.И.Ленина и ЦК большевиков, а на М.А.Спиридоновой и
ее окружении. «Историческое событие – разгром мятежа «левых» эсеров
– показано в кривом зеркале», – подытожили они15. Исполнитель роли
В.И.Ленина в фильме «Шестое июля» артист Ю.И.Каюров вспоминал в
эфире радиостанции «Свобода» 21 января 2004 г., что отрицательная рецензия в «Огоньке» помешала получить создателям фильма Ленинскую
премию16.
Кинематограф «оттепели» был напрямую причастен к кризису советской идеологии, стал точкой отсчета для ее «заката». Попытка вдохнуть в
нее новую жизнь с помощью фильмов историко-революционной тематики, отождествление эпохи «оттепели» с периодом первых лет революции
(не случайно «Шестое июля» было черно-белым фильмом, ассоциирующимся с документальной хроникой 1920-х), когда еще не было сталинских репрессий, оказалась неудачной. Одной из главных причин стало
то, что «оттепель» создавала свои мифы (прежде всего о В.И.Ленине и
идеальном обществе – справедливом и гуманном) в противовес официальным мифам сталинской эпохи, не имея возможности выйти за рамки
«социализма с человеческим лицом» и незыблемости революционных
идеалов17. Безусловно, пьеса М.Шатрова и фильм Ю.Карасика были
правдивее и достовернее, чем «Ленин в 1918 году». Однако, фильмы
Ромма, будучи фальсификациями, были поставлены на основе глубокой
убежденности, на сознании того, что создается образ исторического процесса. По своему масштабу они превосходили кинематограф оттепели.
Фильм «Шестое июля» создавал образ проверки истории, не нес в себе
15
Савинченко Н.В., Широков А.И. О фильме «Шестое июля» // Огонек. –
1970. – № 13. – С.25. Со схожими претензиями к пьесе и фильму выступили
Ю.Зубков и Ф.Журко. См.: Зубков Ю. Документальность и историческая правда
// Октябрь. – 1969. – №7. – С.208 – 209; Журко Ф. Поэзия документов и фактов:
Лениниана в историческом развитии // Наш современник. – 1969. – №10. – С.112
См. весьма характерный перечень замечаний со стороны Главной сценарно-редационной коллегии Комитета по кинематографии к режиссерскому сценарию
фильма «Шестое июля» – Кинематограф оттепели: Документы и свидетельства.
– М., 1998. – С.158 – 159..
16
«В шкуре вождя» //http://archive.svoboda.org/programs/sp/2004/sp.012104.
asp. Одним из консультантов фильма «Шестое июля» был историк В.Т.Логинов,
в тот момент научный сотрудник ЦПА ИМЛ и член художественного совета
«Мосфильма».
17
Подробнее см.: Soviet Cinematography 1918 – 1991: Ideological Conflict and
Social Reality. – New York, 1993. – Р.129 – 145; Кинематограф оттепели / Отв.ред.
В.Трояновский. – Кн.1. – М., 1996; Кн.2. – М., 2002.
228
мощного идейного заряда, как ленты 1930-х годов. Поэтому неслучайно
– рецензенты в этом правы – образ Ленина выглядит слабо.
В итоге культура 1960-х немало способствовала разрушению советской системы, так как произведения советской культуры и особенно
советское кино сохраняли свою художественную ценность прежде всего
своими избыточными смыслами, теми, которые не предполагала система. Для нее любой вид искусства оставался, прежде всего, средством
пропаганды и агитации.
Демократизация общества в России в 1990-е гг., отмена цензуры, вызвали всплеск интереса к истории, прежде всего советского общества,
у профессиональных исследователей, среди деятелей культуры, массмедиа и рядовых граждан. Подчеркнем позитивные стороны произошедших изменений: появились разнообразные, в том числе частные источники поддержки исторической науки, профильных музеев, архивов,
телевизионных передач, генеалогических разработок. В начале XXI в.
документальный фильм вернул себе позиции одного из главных телевизионных продуктов в нашей стране. Центральные телеканалы производят (сами или заказывают независимым студиям) несколько сотен
документальных программ, которые выходят в эфир с пометкой «документальный фильм» и положительным образом отражаются на рейтинговых показателях. В 2009 г. крупные российские телеканалы показали
1900 часов документальных фильмов. К 2010 г. в структуре телевизионного контента документалистика составила 7% и заняла 5-е место с
долей аудитории в 26%, уступив только новостям, развлекательным программам, кинофильмам и сериалам. Это говорит о серьезном воздействии документального жанра на современном российском телевидении
на формирование исторического сознания общества.
Показательно, что, несмотря на привлечение весьма авторитетных
ученых в качестве экспертов, в большинстве случаев тиражируются старые мифы параллельно с новым мифотворчеством. Трансформация научного знания в обыденное в России проходит весьма медленно и противоречиво. Сюжет с Каплан весьма характерен для современного состояния
обыденного исторического сознания российского общества – в нем причудливо переплетаются новые научные исследования, давние стереотипы
и фантастические гипотезы. Покушению на Ленина в 1918 г. посвящено
несколько документальных фильмов («Фиалка террора», 2003, Украина,
реж.И.Кобрин; «Кто заплатил Ленину: тайны века», 2004, Россия, реж.
Г.Огурная – выдвигается версия о причастности Парвуса к покушению
1918 г.; «Тайны века. Ульяновы. Неизвестная семья. Покушение», 2004,
Россия, реж.О.Рясков и др.), множество газетных, журнальных и сетевых
публикаций.
229
Вполне можно согласиться с А.П.Ненароковым, что «роль телевидения в воспитании интереса к истории за передачами, в которых поиски форм сопровождаются знанием того, о чем идет речь, и уважением
к историческому факту»18. Давно подмечено, что история и телевидение
плохо совместимы по своей природе. Исследователи сходятся во мнении,
что телевизионная реальность того или иного канала привлекает зрителей не ее жизнеподобием, а соответствием господствующим в обществе
вкусам, которые отчасти формируются тем же телевидением. В основе
этих вкусов лежат эталоны массовой культуры, интерпретированные во
второй половине ХХ в. культурой постмодернизма. Однако влияние на
них оказывают и индивидуальные вкусы руководства канала, и государственная идеология, и политический заказ. Тем не менее, в случае обращения кинематографа к историческим событиям необходима обоюдная
ответственность и зрителя, и режиссера: первый должен понимать, что
имеет дело с художественным произведением, второй – чувствовать ответственность за трактовку реальных событий19. Историческая наука постепенно изменяет и массовые представления общества о месте и роли
социалистических партий в истории России ХХ в., однако трансформация научного знания в обыденное – весьма долгий и сложный процесс.
18
Ненароков А.П. В поисках жанра. Записки архивиста с документами, комментариями, фотографиями и посвящениями. – Кн.1. Вдаль к началу. – М., 2009.
– С.234.
19
Токарев В.А. Между страстью и пристрастностью: Клио и художественный кинематограф // http://www.csu.ru/files/history/39.rtf. См. также: Television
histories: shaping collective memory in the media age / Ed. by Gary R. Edgerton and
Peter C. Collins. ­– Kentucky, 2001; Зверева В. История на ТВ: конструирование
прошлого // Отечественные записки. – 2004. – №5; Новикова А.А. Документальная драма на телевидении: от спектакля к реалити-шоу // Вестн. Моск. ун-та.
Сер. 10. Журналистика. – 2007. – № 2. – С.32 – 43, и др.
230
Л.Г. Протасов,
доктор исторических наук, Тамбовский государственный
Университет им. Г.Р. Державина
«Лица необщим выраженьем»
(социопортрет провинциального социалиста)1
Российская многопартийность начала ХХ века явилась на свет с серьезными родовыми травмами – симбиоз форсированной модернизации
европейского типа и российской социально-политической архаики. Ее
знаковой чертой было доминирование «внесистемной оппозиции» в лице
социалистических партий. По нашим подсчетам, основанным на материалах 5,5 тыс. персоналий, конфигурация политических сил российской
провинции в том общем виде, в каком она сложилась к февралю-октябрю
1917 г., выглядела так: правые – 9,2%, либералы – 21,7%, социалисты –
62,4%2. Спустя столетие кажется очевидным, что этот баланс имел для
России ХХ века фатальные последствия. На выборах Всероссийского
Учредительного собрания в конце 1917 г. социалисты всех мастей и оттенков увлекли своими идеями и посулами 80% дееспособного населения страны. Можно спорить о том, был ли это на самом деле социалистический выбор народа, согласно необольшевистским представлениям,
интуитивный порыв или коллективное политическое самообольщенье,
но нельзя устранить самого этого факта.
При всем том, каковы бы ни были долгосрочные объективные факторы (аграрное перенаселение, цивилизационная отсталость страны и
пр.), в кризисные моменты истории не они, а конкретные политические
установки и выражавшие их личности определяли реальный ход событий. Соответственно, изучению подлежат не столько программные положения партий, сколько модели поведения их лидеров, и объяснение
нужно искать в самом механизме их взаимодействия с теми, кто следует
за партийными знаменами.
1
Статья выполнена при поддержке ФЦП «Научные и научно-педагогические
кадры инновационной России» на 2009–2013 годы (проект «Политическая культура провинциального российского общества в 1917 году», № 14.132.21.1029).
2
См.: Дьячков В.Л., Протасов Л.Г. Политики российской провинции начала
ХХ века: опыт изучения электронной базы данных // Политические деятели российской провинции от эпохи Николая II до Сталина. Тамбов, 2012. С.23.
231
232
котором он формировался как личность, с его поколением, и тем особо
значим для исследователя. Корреляция возраста и партийной принадлежности фигурантов элиты в общем движении и в конкретных деталях
раскрывает уже подмечавшуюся особенность: омоложение активистов
находится в безусловной взаимозависимости от усиления радикальнореволюционного характера их партий. Чем «коммунистичней» и революционней была идеология, тем более молодых людей она привлекала.
И чем моложе был «прирожденный» активист, тем более радикальные
идеи роились в его голове. Если же поддаться соблазну вывести общероссийские средние возрасты для различных политических партий, то
получим картину их омоложения по мере нарастания их революционности. Правым было в среднем под 60 лет, октябристам – 51, кадетам – 50.
Революционеры же прямо годились этим правым и консервативным «отцам» в «дети»: эсерам, меньшевикам, левым эсерам и анархистам было
в 1917 г. в среднем 35-38 лет. Самыми юными были, разумеется, большевики с их 30 годами в среднем3 (напрашивается вывод: их приобщение
к политике случилось в самом «пассионарном» возрасте 18-20 лет – в
эпоху 1905 года).
Осветим сословно-социальный облик нашей когорты. Исторически
сословное деление общества в ХХ веке уже превратилось в реликт, для
самих социалистов – в анахронизм, но в плане исследования сохранило,
пожалуй, роль социального индикатора (см. табл. 1).
Духовное сословие
Почетные граждане
Разночинцы
5,1
6,8
30,5
3,8
5,4
0,4
8,0
100,0
Меньшевики
33,8
16,3
37,5
3,3
5,4
–
3,7
100,0
Эсеры
52,4
16,5
20,9
1,9
6,2
2,1
–
100,0
Энесы
36,7
25,2
13,5
4,9
14,8
1,2
3,7
100,0
Национальные
социалисты
6,5
4,4
9,7
1,9
12,3
2,2
3,0
100,0
3
Всего
Купцы
Большевики
Мещане
Дворяне
Таблица 1. Сословно-социальный состав и партийность (в %%)
Крестьяне
В докладе предпринята попытка наметить общий «портрет» социалиста как политической доминанты России начала ХХ века, решения и
действия которой определили судьбу миллионов людей и всей страны
на многие десятилетия. Эти наблюдения основаны на социометрическом
обсчете совокупности из трех тысяч персоналий – депутатов четырех
Государственных Дум, кандидатов в члены Всероссийского Учредительного собрания, лидеров партийных комитетов, чья политическая социализация состоялась в провинции. Выбор в качестве объекта именно
провинции исходит из презумпции ее роли в политике на историческом
переломе, а также из того, что в России начала ХХ века провинция – это
не только основная территория страны, но и суть имперской системы, с
ее центростремительными и центробежными тенденциями. Для очень
многих провинциальных «пассионариев» именно столицы были вожделенной целью и местом реализации жизненных устремлений, тогда как
рожденные и росшие в столицах стартовали в жизнь с этим заметным
социальным гандикапом, но без тех карьерных стимулов, которые двигали предприимчивых маргиналов. Это отчасти объясняет кажущийся
парадокс, почему Петербург и Москва, будучи крупнейшими городами
страны и средоточием всевозможных конфликтов эпохи, породили политических лидеров и в абсолютном и в относительном измерении до
странности мало в сравнении с реальной ролью обеих столиц в политической жизни империи на любом историческом отрезке. К тому же в
рассматриваемый период исторического экстрима эскалаторы и лифты
социальной мобильности работали усиленно во встречных направлениях, что делало грань между столичной и провинциальной политической
элитой весьма подвижной.
Базовым социографическим показателем для всего социалистического спектра является то, что 67% всех провинциальных политиков (не
позднее 1900 г.р.) родились в 1876-1890 гг. – годы демографического
взлета, определившего, с одной стороны, фазу аграрного перенаселения,
с другой – активную урбанизацию с сопутствующим ей нарастанием
городских социальных стрессов. На преимущественно маргинальный
состав элиты указывает и сельское происхождение доброй ее половины: 59-60% у эсеров и национальных социалистов (т.е. провинциальных
активистов, входивших в национальные социалистические партии и
объединения), 55% – у энесов (народных социалистов), 50,5% – у большевиков и, вполне закономерно, учитывая сугубо «городской» характер
партии, только 42% – у меньшевиков.
Возраст для политика, несомненно, имеет важнейшее, подчас и
определяющее значение. Дело не только в житейском опыте или витальных ресурсах организма, но, прежде всего, в том, что возраст связывает
политического деятеля с историческим временем, хроноконтекстом, в
Там же. С.34-35.
233
4
Дьячков В.Л., Протасов Л.Г. «Мы все учились понемногу» (образовательные цензы провинциальных политиков начала ХХ века) // Политические деятели
российской провинции от эпохи Николая II до Сталина. С.49.
234
лигенцией, для которой приобщение к политике шло преимущественно
через культуру, университеты. Косвенным свидетельством этой заинтересованности является минимальный процент не закончивших образования среди них.
66,8
9,1
0,4
1,3
12,4
100,0
Энесы
56,7
19,7
3,2
7,8
12,6
100,0
Меньшевики
41,9
18,4
3,3
15,4
21,0
100,0
Эсеры
31,7
24,0
5,3
10,4
28,6
100,0
Левые эсеры
26,0
28,5
3,9
16,9
24,7
100,0
Большевики
21,6
16,9
5,5
15,5
40,5
100,0
Всего
неполное среднее
Национальные социалисты
низшее
среднее
Партийность / Образование
неполное высшее и ср..специальное
Таблица 2. Образование и партийность (в %%)
высшее и ср..специальное
Вполне закономерно в провинциальной элите лидируют среди выходцев из крестьян эсеры, далее идут национальные социалисты и большевики, отражая высокую степень их маргинализованности, особенно
в сравнении с энесами и меньшевиками. Выразительны также своей
контрастностью 6,8% дворян среди большевиков и целых 25,2% – среди народных социалистов, словно бы обозначая фланги радикализма в
социалистической идеологии и степень их обусловленности принадлежностью к «первенствующему сословию». Повышенный процент
мещан, самого размытого из всех сословий, среди социал-демократии
(большевики и меньшевики) наверняка связан с наличием здесь рабочих
в первом-втором поколениях, для которых еще не нашлось формального
места в сословно-бюрократической иерархии общества. В свою очередь,
народные и национальные социалисты выделяются высоким удельным
весом выходцев из духовного сословия. Обилие «поповичей» в социалистических рядах, вообще-то, не новость, как и разнообразные мотивы
этого явления социального и психологического характера: от неизбежного для быстро модернизирующегося общества конфликта «отцов и детей» в священнических семьях до полной смены формата веры с чуда небесного на чудо земное, пусть и при атеистической наружной оболочке.
С 1860-х годов высшие учебные заведения России были основными центрами широкой оппозиции самодержавному режиму. Никогда в
нашей истории элитарность и образование не гармонировали настолько, взаимно стимулируя друг друга, как именно в начале ХХ века, когда
резко возросла общественно-политическая значимость высшего образования, тесня профессионально-техническую и расширяя возможности
инкорпорации в разного рода элитарные структуры, не исключая и политики.
Прежде всего, очевидна корреляция политической радикальности
и уровня образования в рассматриваемой нами элите (см. табл.2). Чем
меньше было образования у человека за плечами, тем вероятнее увидеть его среди радикалов, и наоборот. В самом ярком виде сниженное
образование проявлялось среди левых социалистов. Анализ образования народных социалистов подтверждает, что и в этом отношении они
были интеллигентной «прокладкой» между левыми кадетами и правыми
эсерами. Большинство (56,7%) из них – люди с полным высшим образованием (для сравнения: у кадетов – 69,9%, у октябристов – 58,1%)4.
Почти не уступает кадетской образованность у национальных социалистов, представленных в основном формирующейся национальной интел-
Иной тип образованности обнаруживается у революционных партий
и течений. Уже среди правых эсеров и эсеров центра доля высшего образования падает почти в два раза до 31,7%, а у левых эсеров и вовсе до
26%.
Давно подмечена характерная для радикалов незавершенность высшего или среднего специального образования, причем чаще они завершали обучение ради политики. Если среди либералов «незавершенка»
составляет 12-13%, то у социалистов она колеблется от 16,9% до 28,5%.
Революционеры отмечены недо- и малообразованностью, потому среди
эсеров доля лиц с незаконченным высшим и среднеспециальным образованием составляет весьма высокие 24%, а с незавершенным средним
– 10,4%. Доля эсеров, чье образование закончилось начальной школой –
24,7%5. Зато по тем, кто вообще нигде не учился, но в провинциальную
политическую элиту революционной России смог подняться, эсеры бесспорные лидеры.
Рассматривая структуру высшего и среднего специального образования провинциальной социалистической элиты, нетрудно обнаружить
5
Там же. С.49.
235
в ней некую партийную «специализацию» (исторический суррогат той,
что впоследствии будет принята партийно-советской номенклатурой) и
даже вузовско-партийную связку. Самой радикальной репутацией в ту
пору пользовались Технологический институт в Петербурге и Петровско-Разумовская академия в Москве – этот, по выражению И.В. Гессена, «революционный рассадник»6. Технические вузы и специальности
прельщали юных диссидентов тем, что их выпускники могли служить
непосредственно обществу, народу, а не самодержавному режиму. Энесы – самые большие «гуманисты» на российской революционной почве:
12,8% – с историко-филологическим, 11,9% – дипломированные врачи,
а доли лиц с военным образованием меньше только среди большевиков
(соответственно, 1,8% и 1,3%)7. У эсеров по убывающей следуют гуманитарии, естественники, юристы, врачи. В ПСР, считавшейся защитницей крестьянских интересов, достаточно высокая доля лиц с высшим
сельскохозяйственным образованием – 5,7%, но эсерам не было равных
по доле аграриев по образованию в сегменте незаконченное высшее и
среднее специальное образование, что обеспечило им первенство по тем,
кто учился на агронома, ветеринара или лесничего8. Юридическое образование также показательно в плане общей готовности социалистов
действовать в рамках существующей правовой системы, последовательно снижаясь от либерального центра (кадеты и октябристы – около 30%
юристов) до 17,2% у энесов, 15,2 – у меньшевиков, 9,7 – у эсеров и 7,1%
у большевиков)9.
Образовательный ценз рождает два наблюдения. Во-первых, все цвета социалистического спектра отличались высоким, по меркам начала
прошлого века (и даже его середины), цензом, что, несомненно, открывало им доступ в политическую элиту и выделяло из остальной массы
рядовых социалистов. Во-вторых, высшая и низшая степени образования обратно пропорциональны (при примерно равной доле среднего и
средне-специального образования), что наталкивает на мысль, что степень политического радикализма при больших величинах и измерениях напрямую была связана с уровнем полученного образования. Дело,
разумеется, не сводилось к факту наличия высшего образования, а к открывшимся благодаря ему возможностям самореализации личности. Образованные юристы, журналисты, педагоги, инженеры, оставаясь во власти усвоенных ими в молодости социалистических идеалов, соотносили
6
Гессен И.В. В двух веках. Жизненный отчет // Архив русской революции.
Т.22. М., 1993. С.22.
7
Дьячков В.Л., Протасов Л.Г. «Мы все учились понемногу»… С.48.
8
Там же. С.49.
9
Там же. С.47.
236
их с перспективами реформ и революций, включая собственную судьбу,
выходили за пределы маргинального мышления.
Наш анализ раскрывает и подтверждает положение о понижении
общего уровня образования от либеральной «вершины» к правому и
особенно к левому радикальным краям политического спектра. Только
среди левых и правых радикалов растет доля активистов с низшим образованием. Все партийные направления, кроме большевиков, от когорты
к когорте поддерживали и даже наращивали присущие их рядам доли
высшего образования. Только у большевиков она круто падает от одной
возрастной когорты к следующей. Впрочем, нехватка позитивных профессиональных знаний заполнялась, образно говоря, «магическим сознанием», не прошедшим критической проверки опытом цивилизации,
но подкрепленным собственными представлениями об общественном
благе и неукротимым желанием претворить их в реальную жизнь.
Инверсионный порядок складывания партийной системы в России
заключался в том, что, во-первых, социалистические партии раньше возникли, чем либеральные, во-вторых, среди социалистов прежде оформились национальные партии, в основном на окраинах империи, где
национальная дискриминация проявлялась и воспринималась острее
(польский «Пролетариат», еврейский Бунд, армянский Дашнакцутюн)10.
С появлением общероссийских политических партий их состав вполне закономерно отражал этнический состав населения страны. Общий
взгляд обнаруживает, что в партийно-политическом спектре провинциальной России были представлены все крупнейшие национальные группы почти в той же последовательности, что и в национальном составе
населения.
Переходя к национальной составляющей (табл.3), в которой везде,
кроме, понятно, национальных социалистов, преобладал русский элемент, стоит отметить высокий процент украинцев среди российских
эсеров (и это при наличии партии украинских социалистов-революционеров, отличавшихся от собратьев по идеологии тягой к автономизму, трансформировавшемуся в 1917 г. в сепаратизм), а также высокий
удельный вес евреев среди социал-демократов (не берем еврейские социалистические партии). В свою очередь, украинские эсеры и социалдемократы численно доминировали среди национальных социалистов.
Евреи, пятые по численности в населении империи, были третьими
практически во всех социалистических течениях. Если они не удивляют
своей левизной, то остается загадкой предпочтение ими ортодоксального марксизма при сравнительно низкой доле социал-сионизма.
10
1997.
См. об этом: История национальных политических партий России. М.,
237
100,0
Эсеры
48,8
30,3
5,8
1,6
0,8
3,6
9,1
100,0
Энесы
62,0
26,9
3,5
0,4
0,4
1,1
5,7
100,0
Национальные социалисты
2,7
58,2
13,3
–
1,1
9,2
15,5
100,0
Из всех социальных параметров род занятий труднее всего верифицировать. У большинства фигурантов не было прямого соответствия
между изначально избранной профессией и родом деятельности. Активным революционерам приходилось часто менять место жительства, занятия, уходя от полицейских преследований. Подчас сложно выделить
преобладающий характер занятий конкретного лица (например, земледелец и кооператор, адвокат и журналист). Участие в кооперативном движении было вообще знамением времени, а для социалистов – легальной
формой партийной работы в межреволюционный период, как и оппозиционная публицистика и журналистика, обычно сопряженная с резкой
критикой власти. Очень многие члены изучаемой когорты в 1917 г. занимали различные административные и общественные должности, что
отражает широкую внедренность политической элиты в управленческие
структуры разного уровня и профиля, но мало что прибавляет к социальному облику политических активистов (см. табл.4).
Выделим три наиболее существенных обстоятельства. Первое: самый высокий процент «реальных» (не по происхождению, а по занятости) рабочих и крестьян – у большевиков и меньшевиков. Второе: самый низкий удельный вес людей интеллигентных профессий (педагоги,
врачи, юристы, инженеры, агрономы, свободные профессии) – у большевиков, заметно уступая остальным, как и процент служащих. Третье:
у большевиков наивысший процент тех, кого можно назвать партийными работниками (пропагандисты, подпольщики). Это, образно говоря,
политики-«совместители», у которых практическая политическая деятельность не отделена от основного рода их занятий. Здесь доминировали люди физического труда, исполнители конкретных партийных поручений. Следует оговориться, что это не всегда те, кого можно назвать
профессиональными революционерами, людьми, единственным заня-
238
Таблица 4. Род занятий и партийность (в %%)
Большевики
48,3
8,6
16,9
9,5
15,9
0,8
100,0
Меньшевики
39,4
16,1
28,8
5,3
10,0
0,4
100,0
Эсеры
34,9
19,7
29,6
8,5
5,0
2,3
100,0
Энесы
2,4
32,0
60,1
4,2
1,3
–
100,0
Национальные социалисты
15,8
17,3
52,4
11,0
2,4
1,1
100,0
всего
100,0
4,5
прочие
5,5
5,0
рабочие, крестьяне
7,3
1,6
военные
1,6
4,3
интеллигент. профессии
6,9
22,9
служащие
прочие
14,7
18,9
тием в жизни которых была революционная деятельность, живших на
средства партии. Но зачастую это рабочие и служащие, люди обычных
профессий, которые сами собой не открывали им путь в партийную элиту, если бы не их революционные заслуги. Можно предположить, что
очень многие из них канули бы в историческую безвестность, вернувшись к привычным житейским делам, если бы не события 1917 г., в которых они вновь востребовались как активные деятели. В этом повышенном балансе большевистских активистов легко угадываются контуры
будущего аппаратного стиля, когда большевизм легализовался, а затем и
овладел рычагами власти. Но в данном случае важнее подчеркнуть, что
это была партия непосредственного действия.
партийные функционеры
кавказцы
9,5
42,8
всего
поляки
54,5
Меньшевики
евреи
Большевики
русские
прибалты
украинцы
Таблица 3. Этносостав и партийность (в %%)
Подведем краткий итог. Общий «портрет» социалиста начала ХХ
века получается недорисованным, размытым, и вовсе не из-за нехватки
исходных данных, а в силу того, что еще не завершилось формирование
социалистической элиты. Она сама была одновременно и порождением
и творцом политической культуры России 1917 г., точнее, ее революционной субкультуры, сложившейся еще до появления публичной «нормальной» политики. При этом провинциальная социалистическая элита
носила оставленные нами «за кадром» отчетливые следы «социального
рельефа» конкретной местности, чем выдавала незавершенное, переходное состояние модернизации страны. Да и сам социалистический
спектр нигде не был так разноголосен и пестр, как именно в многоукладной России. Оборотной стороной этого коллективного «портрета» была
слабость либерализма, политическая и ментальная, его неспособность
противостоять правому и особенно левому радикализму. В итоге термин
«революционная демократия», скрывавший за собой разнородные соци-
239
алистические, а заодно и анархические силы, в 1917 году стал расхожим
и воспринимался как залог демократического процветания и торжества
народоправия во взбаламученной войной и революцией стране. На поверку это оказалось великой иллюзией. Во внутривидовой борьбе всегда
побеждают более сильные и агрессивные, что и случилось в октябре 1917
г. с прорывом к власти большевиков, непреклонных поборников самого
жесткого толкования социализма. На их фоне остальные течения социализма ощутимо проигрывали и в политической воле, и в непреклонной
тяге к власти, и в организационно-структурном отношении, выглядели в
глазах «толпы» нерешительными и вялыми политиками, и это свойство
«бессознательного» массового сознания побивать вчерашних кумиров
было сполна и умело использовано большевизмом.
Марк Янсен,
PhD, историк, Амстердамский университет,
Нидерланды
Борис Сапир: российский социалист и историк
российского социалистического движения1
Борис Моисеевич Сапир родился 11/24 февраля 1902 года в польском
городе Лодзи, известном своей текстильной промышленностью. В
то время Польша еще находилась в составе Российской империи. Его
отец был довольно состоятельным торговцем текстильными товарами.
Семья Сапиров придерживалась еврейских традиций, но в религиозных
вопросах не была консервативной. Борис изучал древнееврейский язык и
читал Библию в оригинале. Дома между собой разговаривали по-русски,
а с персоналом говорили на идиш. Сионизму в семье не уделялось
внимания. Когда Борису исполнилось восемь лет, он поступил в русскую
гимназию Витановского.
В августе 1914 года началась первая мировая война. Борис вместе
с матерью отдыхал в Бад-Гомбурге, в Германии. Он был эвакуирован
и полгода находился у тети в Слониме, в Белоруссии. В 1915 году он
вернулся обратно в свою семью, которая к тому времени уже находилась
в Москве.
Борис продолжил обучение в одной из известных гимназий, в
Лазаревском институте, в котором училось много армян. Во время
революции 1917 года обучение в гимназии было прервано, но Борис все же
получил диплом об окончании гимназии. Он погрузился в революционную
деятельность, активно занимался в организации, оказывающей помощь
революционерам, возвращающимся в Москву из тюрем или ссылки.
Борис и его приятель Лев Ланде поддерживали отношения с Союзом
евреев учащихся средних школ. Наряду с этим он пару месяцев работал
в Историческом музее, где помогал приводить в порядок архивы, в
частности архивы охранки, доступ к которым только что был открыт.
1
Данная статья основана прежде всего на различных интервью автора с
Б.М.Сапиром и под заглавием «Жизнь меньшевика» была опубликована на
русском языке в: Воля. 1995. № 4-5. С. 227-236. Специально для данного издания к тексту статьи была добавлена библиография Б.М.Сапира, составленная
М.Янсеном в январе 1980 г. и дополненная в 1990 и 1992 гг.
240
241
В октябре 1917 года большевики свергли Временное правительство
либералов и социалистов, которое находилось у власти со времени
Февральской революции. Александр, брат Бориса, участвовал в
октябрьских сражениях студентов против большевиков. Родители Бориса,
с их либеральными взглядами, нe видели в большевистской власти ничего хорошего и вскоре вернулись с двумя сыновьями в город Лодзь, который к тому времени уже принадлежал независимой Польше. Но Борис,
средний сын, вопреки желанию родителей решил остаться в Москве.
У него появился интерес к социал-демократическим идеям, т.е. идеям
меньшевиков. В июне 1918 года он присутствовал на собрании ЦИК в
гостинице «Метрополь», во время которого большевики выгнали меньшевиков из Советов. Будучи студентом Института народного хозяйства
им. Плеханова, он стал работать в профсоюзе рабочих химической
промышленности, в котором меньшевики еще имели некоторое влияние.
В ноябре 1919 года он официально вступил в партию меньшевиков.
В то время Центральный Комитет меньшевиков как раз принял
решение послать членов партии в Красную Армию в связи с наступлением
белых по направлению к Москве. Борис Сапир, как и многие другие,
был мобилизован и отправлен на юг. Несмотря на его революционный
энтузиазм, первое разочарование к Борису пришло уже в поезде: его
спутников, солдат Красной Армии, больше интересовал белый хлеб в
Киеве, чем успехи революции.
Борис стал начальником информационного отдела пятнадцатой
дивизии и должен был собирать сведения о настроениях среди
населения и в армии. К тому же он преподавал марксизм курсантам.
Борис находился в Крыму в конце 1920 года. После поражения Врангеля
Борису предложили остаться в Красной Армии, но он этого не хотел и в
начале 1921 года вернулся в Москву.
Там он вновь стал работать в союзе химиков, поступил опять в
институт им. Плеханова и принимал активное участие в молодежной
организации меньшевистской партии (кроме того, он был редактором
журнала «Юный пролетарий»). Все это продолжалось недолго. 25 февраля
1921 года сотрудники ЧК вторглись в московский меньшевистский клуб
как раз в то время, когда там происходило общее собрание московской
меньшевистской партийной организации. Борис Сапир был одним из
ста пятидесяти арестованных. Он попал в Бутырскую тюрьму в Москве.
В ночь с 25 на 26 апреля всех заключенных социалистов насильно
перевели в различные тюрьмы страны. Сапир попал в Рязань, но позднее
его вернули в Бутырку, а в ноябре его выпустили из тюрьмы.
В период нэпа заниматься политической деятельностью становилось
все сложнее как для меньшевиков, так и для других политических
группировок, кроме, разумеется, коммунистической партии. В январе
242
1922 года Федор Дан и несколько других руководителей меньшевистской
партии получили разрешение выехать за границу, Сапир был одним из
тех, кто их провожал на московском вокзале. Для оставшихся ситуация
становилась все более неприятной.
15 февраля 1922 года сотрудники ГПУ вторглись на собрание московского комитета меньшевистской молодежи. Около 25 человек было
арестовано, среди них Сапир и Лев Ланде. Сначала они сидели в тюрьме
на Лубянке, но после того как они объявили голодовку, их в апреле перевели в Бутырку. В июне арестованных без какого-либо процесса приговорили к ссылке в Сибирь, но после второй голодовки заменили ссылкой
в деревню в Курской губернии. Через несколько месяцев Сапиру и Ланде
удалось оттуда бежать в Харьков, где они продолжали подпольную политическую деятельность. Оттуда Сапир вернулся в Москву, где стал секретарем Центрального Бюро меньшевистской партии. Вскоре, в январе
1923 года, последовал его третий и последний арест. Он опять попал в
Бутырку, и в апреле ГПУ его приговорило к двухлетнему заключению в
концентрационном лагере. В «столыпинском» вагоне он был отправлен в
Архангельск, откуда должен был еще более ста километров идти по снегу в Пертоминск, и в конце концов он на пароходе «Глеб Бокий» попал на
Соловецкие острова. Он прибыл туда 1 июля 1923 года.
Соловки были самым известным концентрационным лагерем
ленинского периода. В течение 1923 – 1925 гг. там, в зданиях монастыря, находились в заключении несколько сотен социалистов. В сравнении
с более поздними, сталинскими лагерями там были довольно сносные
условия. Не было принудительных работ, и кормили сравнительно хорошо, хотя и не было мяса и свежих овощей. Но условия постепенно ухудшались. 19 декабря 1923 года при введении более строгого лагерного
режима охранники застрелили 5 заключенных социалистов. Различные
политические группировки (меньшевики, эсеры, левые эсеры, анархисты)
имели на Соловках свои фракции. Сапир, находившийся в Савватиевском
скиту, являлся представителем молодежи в бюро меньшевистской
фракции, пользовался большим уважением. Один из заключенных,
находившихся вместе с ним, описывал в своих воспоминаниях, что это
был красивый черноволосый парень, «всегда с книжкой под мышкой
или в руках». Он хорошо разбирался в марксизме и экономике и всегда
был готов дать свои комментарии, если кто-либо его об этом просил.
Он делал это «с присущим ему тактом, мягкостью, без тени тщеславия,
нисколько не принижая своего собеседника»2.
Из последующего описания, данного Владимиром Рубинштейном,
товарищем Бориса Сапира по партии, находившимся вместе с ним
2
Ягур А.В. Сионисты на Соловках. 1980 (рукопись). С. 95-97, 124.
243
в заключении в Савватиевском скиту, Сапира легко узнают люди,
знавшие Бориса в более поздние периоды его жизни: «Я вспоминаю
проницательный взгляд умных глаз Бори, его несколько ироничную
улыбку. Скромный до застенчивости, он никогда не перебивал спорящего,
всегда вдумывался в возражение собеседника. Он всегда был спокоен и
уравновешен. Я не помню его эмоционально приподнятым, как другие,
даже в самых жарких спорах или дискуссиях. Отстаивая свое мнение, он
делал это всегда в мягкой форме, так, чтобы не обидеть собеседника...
Боря Сапир очень много работал над собой, был достаточно подкован
в экономической теории Mapкса, изучив все три тома «Капитала»,
<…> В политических дискуссиях Боря участвовал редко, когда же он
выступал, то речь его была по-деловому кратка и ярко отражала факты,
сопоставление и анализ которых не оставляли сомнений у слушавших
в правильности его выводов. Говорил он ровно и негромко, не прибегая
к «ораторским эффектам», чем грешили иногда другие лидеры социалдемократической и особенно эсеровской молодежи. Боря не любил
говорить о событиях или предметах, которых он сам основательно не
изучил или не был бы о них достаточно информирован. <…> Впрочем,
он никогда не подчеркивал свое превосходство в знании предмета, как
и наше верхоглядство и дилетантство, которым грешили многие из нас.
<…>»3
Осенью 1924 года Сапир был перемещен в Кемь, в другой лагерь,
находившийся на материке, на берегу Белого моря. По истечении срока в
июне 1925 года он был отправлен в ссылку в Курган в Западной Сибири;
путь туда продолжался шесть недель. Тут он тоже пробыл недолго. Уже
осенью того же года он бежал: он изменил внешность (сбрил бороду) и
просто сел в поезд и поехал в Москву. Там он получил от Центрального
бюро меньшевистской партии указание отправиться за границу, чтобы
проинформировать товарищей по партии о ситуации в России. 31 декабря
1925 года он нелегально перешел границу в независимую Латвию. Весь
его багаж состоял из томика Гейне «Книга песен» и «Географии России»,
страны, которую он, сам того не желая, покидал навсегда.
С марта 1926 г. по 1928 г. он жил в Берлине, бывшем в то время
центром меньшевистской эмиграции. Изучал право и экономику,
будучи вольным слушателем Берлинского университета. С 1928 года
он и Лев Ланде, который также эмигрировал, продолжали образование
в Гейдельбергском университете у профессора Густава Радбруха. Как
явствует из предмета диссертационной работы «Достоевский и Толстой
о проблемах права» (1932 г.), его больше интересовала литература. После
защиты докторской диссертации он опять поселился в Берлине.
Вскоре после того, как Гитлер пришел к власти, Сапир был
вызван в гестапо. Один студент, учившийся вместе с ним, донес, что
он «коммунист». Русские сотрудники допрашивали его о связях с
коммунистами, которых у него, естественно не было. В апреле 1933 года
он перебрался в Париж.
В руководящих социал-демократических кругах к фашизму
относились как к отклонению в буржуазной системе. Они предполагали,
что у фашизма нет шансов в Германии, так как там имеется широкий слой
пролетариата, благодаря которому в конце концов победит социализм.
Этого же мнения придерживались такие люди, как Карл Каутский и
меньшевистский руководитель Федор Дан. Сапир понимал реальность
лучше них. Он уже видел, и как возникал насильственный режим в
России, и как вооруженные коричневорубашечники маршировали
по улицам Берлина. Совместно с товарищем по партии Григорием
Бинштоком и другими он отстаивал свою диссидентскую точку зрения.
Под псевдонимом Б.Ирлен он в 1933 году написал брошюру «Маркс
против Гитлера». Он настаивал на менее терпимом отношении к фашизму,
который и для пролетариата имел в известной мере привлекательную
силу. Нужно было против этого вооружиться и в случае надобности
применить недемократические методы. Каутский нашел брошюру
Ирлена недостаточно марксистской. В ответе он писал: «Нет ничего более неправильного и опасного, чем мнение Б.Ирлена, что фашизм непобедим там, где он уже укрепился. Это не только возможно, нет, на основе
целого ряда хорошо обоснованных соображений очень велика вероятность того, что ни одна из нынешних диктатур долго не продержится, но
немецкая диктатура будет первой, которая рухнет вследствие кризисной
ситуации и всеобщего презрения даже тех слоев населения; которые до
сих пор ей верно следовали»4.
В конце 1935 года Сапир переехал из Парижа в Голландию, где он
вначале работал на маленьком текстильном предприятии, основанном
Львом Ланде в Хилверсуме в 1933 году. Через посредничество товарища
по партии Бориса Николаевского ему в начале 1936 года была предложена
работа в только что открывшемся Международном институте социальной
истории (МИСИ) в Амстердаме. Основной задачей этого института было
сохранение архивов истории социалистического движения. Борис Сапир,
став начальником русского отдела, в сотрудничестве с Николаевским (в
то время бывшим начальником парижского филиала) положил начало
3
Рубинштейн В. Так было. Записки социал-демократа. М., 1990 (рукопись).
С. 58-59.
244
4
Kautsky К. Was tun? // Tribune (Prag). 1934. № 1. С. 10.
245
богатой коллекции русских архивов, периодической печати и книг этого
института.
Сапир
активно
занимался
политической
деятельностью.
После отъезда из России и до начала второй мировой войны он
был представителем меньшевиков в Исполнительном комитете
Социалистического Интернационала Молодежи. Напечатал много
статей о социалистической молодежи, о фашизме, о демократии и
диктатуре, об актуальных политических вопросах, о Голландии и т.д. в
меньшевистском журнале «Социалистический вестник» (1921 – 1965).
После захвата Голландии немцами в мае 1940 года Сапиру опять
пришлось бежать. Первая попытка сорвалась: он поехал на велосипеде
в Зандфорт, на берегу Северного моря, но ему не удалось найти лодку,
на которой его могли бы переправить в Англию. 18 июля 1940 года по
приказу немецкой полиции безопасности МИСИ был закрыт. Через
месяц после этого обер-штурмфюрер СС доктор Принцинг в докладной
записке о МИСИ назвал Сапира «русским евреем и троцкистом»! После
закрытия института директор Николас Постумус устроил сотрудников
на работу в амстердамскую университетскую библиотеку, но с апреля
1941 года Сапиру, как еврею, больше не разрешалось там работать.
В ноябре 1941 года он совместно с семьей Ланде бежал из Голландии.
Через Бельгию и Северную Францию они пешком добрались до той части
Франции, которая еще не была оккупирована. При попытке перейти
швейцарскую границу они были задержаны и высланы обратно. В Лионе
им удалось получить кубинскую визу. В начале 1942 года семья Ланде
и Б. Сапир прибыли из Марселя в Касабланку, откуда на португальском
судне шесть недель плыли в Гавану. Там они должны были в течение
полугода пребывать в лагере Тискорния, находившемся на острове,
недалеко от побережья, так как американские власти предполагали,
что среди беженцев находились немецкие шпионы. После этого Сапир
прожил еще полтора года в Гаване, где был руководителем работы об
истории еврейской общины на Кубе. По этой теме им было сделано
несколько публикаций.
В конце концов Сапир получил американскую визу и в феврале 1944
года приехал в Нью-Йорк. По прибытии он писал в письме: «Путешествие
Колумба было намного короче». После Берлина и Парижа новым
центром меньшевистской эмиграции стал Нью-Йорк. Сапир был принят
в руководство партии и стал секретарем Заграничной Делегации РСДРП.
Зарабатывая на жизнь, был начальником исследовательского отдела
американского общества «Джойнт», организации, которая оказывала
помощь евреям, проживающим за пределами Америки. Занимался
исследованием условий, в которых находились евреи в различных странах
мира. Вскоре после окончания войны Сапир совершил многомесячную
246
поездку, чтобы посетить лагеря с еврейскими беженцами в Германии.
Он узнал, что его родители во время войны погибли в варшавском
гетто. Будучи в Голландии, встретился с Берти Виллекес-МакДоналд,
сотрудницей МИСИ, которую хорошо знал. Он забрал ее с собой в НьюЙорк, и в 1948 году они поженились. У них родилось двое детей. Семья
в летнее время регулярно приезжала в Голландию, и тогда Сапир обычно
проводил много времени в МИСИ.
В конце сороковых годов вопрос о том, можно ли сотрудничать с
другими русскими эмигрантами, среди прочих с бывшими власовцами,
вызвал конфликтную ситуацию в среде меньшевистских эмигрантов.
Сапир и несколько его единомышленников считали, что сотрудничество
невозможно, так как нет общих целей. Поэтому они перешли в
оппозицию. Но разрыв продолжался недолго. С конца пятидесятых годов
все единодушно работали над «Меньшевистским проектом», целью
которого было зафиксировать историю меньшевистского движения.
Конфликт с Николаевским, начавшийся в конце пятидесятых годов,
особой политической основы не имел. Причину, в основном, надо искать
в нелегком характере Николаевского, который был недоволен новым
директором МИСИ Рютером. Последний отказался напечатать статью
Николаевского о фальсификации истории в Советском Союзе. Кроме
того, у Николаевского были подозрения, что Рютер хотел заполучить
контроль над собранием архивов, которое Николаевский забрал с собой
в Америку. Сапир оставался лояльным по отношению к МИСИ. Это
вызвало недовольство Николаевского и Сапиром. В конце 1959 года
в письме Анне Адама фан Схелтема Николаевский представил его
как человека, ищущего денежной выгоды, а о его знаниях он писал,
что они «весьма посредственны». Эти обвинения трудно воспринять
всерьез. Характерно, что Сапир не отплатил Николаевскому той же
монетой и позже он всегда отзывался о нем с похвалой. Ссора между
Николаевским и Рютером имела для МИСИ печальные последствия, так
как богатые архивы, оставшиеся после смерти Николаевского в 1966
году, амстердамскому институту не достались.
После выхода на пенсию в 1967 году Сапир с семьей вернулся в
Голландию (семья Ланде, жившая с ними по соседству в Нью-Йорке,
вернулась туда на год раньше). Сапиры поселились в доме родителей
Берти в Бларикуме (ее мать скончалась там в 1979 году в возрасте 101
года). Борис поступил вновь на службу в МИСИ и занялся редакцией
«Русской серии по социальной истории»: ряд публикаций источников
по истории русского социалистического движения. В этой серии он
закончил двухтомник о русском социалистическом журнале «Вперед!»
(1873 – 1877 гг.), двухтомник, содержащий переписку редактора этого
журнала Петра Лаврова, один том с перепиской меньшевистского лидера
247
Федора Дана, а также небольшой том воспоминаний его супруги Лидии
Дан. И все это с обширным вводным текстом и примечаниями.
Несмотря на то, что договор с 80-летним Сапиром окончился в 1982
году, он продолжал несколько раз в неделю из Бларикума приезжать в
институт, в котором у него все еще была своя рабочая комната. В начале
1985 года Амстердамский университет присвоил ему звание почетного
доктора. В конце 1986 года у него был приступ стенокардии, и он был
вынужден прекратить свои поездки в амстердамский институт. Из-за
слабого здоровья ему не удалось закончить последний проект – историю
меньшевистского журнала «Социалистический вестник» с детальным
указателем всех выпусков.
Всю свою жизнь Сапир очень внимательно следил за развитием
событий в Советском Союзе. Он очень резко критиковал тоталитарный
режим, который, по его мнению, существовал уже со времен Ленина.
События развивались таким образом, что только под конец жизни ему в
какой-то степени удалось восстановить разрыв со страной его молодости,
разрыв, который длился несколько десятилетий. Он нашел кое-кого, кто
был связан с его старыми товарищами по меньшевистской партии и с
его друзьями в России, которые почти все погибли во время тотального
советского террора.
Хотя Сапир никогда не чувствовал, что ему необходимо основательно
пересмотреть свое мировоззрение, в последние годы жизни он в какой-то
мере отошел от марксизма, но не от социал-демократического движения.
В начале 1985 года в одном из своих редких интервью, которое он дал
во время присуждения ему звания почетного доктора, в ответ на вопрос,
считает ли он себя марксистом, Сапир ответил, что он сам этого не
знает, так как режимами, которые называли себя марксистскими, было
совершено так много преступлений. Он также больше не разделял
марксистского учения о закономерностях истории: историей все же
правит случай. Но он считал, что социалистическое движение имело
одно огромное достоинство: оно подняло миллионы людей со дна и
превратило их в граждан.
11 декабря 1989 года в больнице в Хилверсуме скончался Борис
Сапир, один из самых последних меньшевиков. Он всегда боялся
коммунистической экспансии, но в самом конце жизни ему все же
было суждено увидеть начало развала коммунистической империи. К
сожалению, он умер за месяц до основания Социал-Демократической
Ассоциации в Советском Союзе.
248
Библиография Б.М. Сапира
1926
Они отказываются (Юношеские делегации) // Социалистический Вестник
(далее – СВ). 1926. № 9. С. 14-15 (под псевд. С.Моисеев)
Какой быт создает комсомол // СВ. 1926. № 15-16. С. 23 (под псевд.
С.Моисеев)
О чем говорят «Ирпенские» аресты // СВ. 1926. № 22. С. 15-16 (под псевд.
С.Моисеев)
19 декабря 1923 (К годовщине Соловецкого расстрела) // СВ. 1926. № 23. С.
12-13
Германский союз социалистической молодежи // СВ. 1926. №. 24. С. 16 (под
псевд. С.Моисеев)
1927
Sozialistische Jugend-Internationale und Terror gegen die Arbeitetbewegung //
Sozialistische Jugend-Internationale. 1927. № 5. S. 35-36 (под псевд. B.Berman)
Die Tragodie auf den Solowetzki-Inseln // Sozialistische Jugend-Internationale.
1927. № 12. S. 90-91
Готовят новую бойню? // СВ. 1927. № 2-3. С. 16-17
Задачи рабочей молодежи // СВ. 1927. № 2-3. С. 23-24 (под псевд. С.Моисеев)
Долой смертную казнь // СВ. 1927. № 5-6. С. 23 (под псевд. С.Моисеев)
Экономическое положение рабочей молодежи // СВ. 1927. № 9. С. 14-16 (под
псевд. С.Моисеев)
Международное совещание при СИМ // СВ. 1927. № 13. С. 15-16
Рационализация и юношеский труд в России // СВ. 1927. № 16-17. С. 23-24
(под псевд. С.Моисеев)
Милости диктатуры // СВ. 1927. № 21-22. С. 7-8
Соц.-дем. Молодежь и СИМ // СВ. 1927. № 21-22. С. 23-24 (под псевд.
С.Моисеев)
1928
Оппозиция и комсомол // СВ. 1928. № 2-3. С. 22-23 (под псевд. С.Моисеев)
Лицемерная самокритика // СВ. 1928. № 7. С. 10-11 (под псевд. С.Моисеев)
Религия в борьбе за молодежь // СВ. 1928. № 12. С. 16 (под псевд. С.Моисеев)
5-й конгресс КИМа // СВ. 1928. № 20. С. 15-16 (под псевд. С.Моисеев)
Милитаризация молодежи // СВ. 1928. № 22-23. С. 23 (под псевд. С.Моисеев)
Der Funfe Kongress der kommunistischen Jugend-Internationale // Internationale
Sozialistische Jugendkorrespondenz. October 1928. S. 5-7
1929
К юбилею комсомола // СВ. 1929. № 2. С. 15-16 (под псевд. С.Моисеев)
Человек в комсомоле // СВ. 1929. № 5. С. 14-15 (под псевд. С.Моисеев)
Правая, левая – все одна сторона // СВ. 1929. № 13. С. 15-16 (под псевд.
С.Моисеев)
Расправа с Шацкиным // СВ. 1929. №. 19. С. 14-15 (под псевд. С.Моисеев)
Правая оппозиция в комсомоле // СВ. 1929. № 21. С. 15-16 (под псевд.
С.Моисеев)
1930
Die Verzweiflungspolitik von Stalin // Internationale Sozialistische
Jugendkorrespondenz.. Mai 1930. S. 2-4
Возрождение военного коммунизма и КСМ // СВ. 1930. № 4. С. 15-16 (под
псевд. С.Моисеев)
249
О детях «лишенцев» // СВ. 1930. № 12. С. 15-16 (под псевд. С.Моисеев)
Комсомол за проработкой решений 16-го съезда ВКП // СВ. 1930. № 19. С.
11 (под псевд. С.Моисеев)
1931
Der Moskauer “Menschewiki”-prozess // Internationale Sozialistische
Jugendkorrespondenz. Mart 1931. S. 3-6
1932
Dostoewsky und Tolstoi uber Probleme des Rechts. Tubingen, 1932
Демократический социализм (О «Записках социал-демократа») // СВ. 1932.
№ 13. С. 3-9
Конгресс СИМа // СВ. 1932. № 21. С. 13-14
1933
Marx gegen Hitler. Wien-Leipzig, 1933 (под псевд. B.Irlen)
Рец. на: B.Nikolajewsky, Asew: Die Geschichte eines Verrarts // Monatschrift fur
Kriminalpsychologie und Strafrechtsreform. 1933. № 2
Quer durch die Politik // Die Zukunf. № 1 (12.01.1933). S. 11-16, № 2
(19.01.1933). S. 29-32, № 3 (26.01.1933). S. 46-48, № 4 (02.02.1933). S. 59-62, № 7
(23.02.1933). S. 111-112 (под псевд. Observer)
Ara Hitler // Die Zukunf. № 5 (09.02.1933). S. 76-79 (под псевд. Observer)
Vorspiegelgeruche // Die Zukunf. № 6 (16.02.1933). S. 94-95 (под псевд.
Observer)
Комсомольский туннель // СВ. 1933. № 3. С. 8-10
Социал-демократия перед проблемой фашизма // СВ. 1933. № 9. С. 3-9
Василий Кононенко (некролог) // СВ. 1933. № 9. С. 15
Демократия и диктатура // СВ. 1933. № 16-17. С. 20-23
Северное чудо (Швеция, Финляндия, Дания, Норвегия) // СВ. 1933. № 22.
С. 14-15
19-ое декабря (К годовщине соловецкой трагедии 1923 года) // СВ. 1933. №
24. С. 5-6
1934
Без политической мысли (к дискуссии к 17-му съезду ВКП) // СВ. 1934. №
3. С. 7-10
1935
Im Geste der Einheitsfront? // Internationale Sozialistische Jugendkorrespondenz.
1935. № 10. S. 4
Der Weg zur Macht // Zeitschrift fur Sozializmus. № 26-27 (November-december
1935). S. 856-865 (под псевд. B.Irlen)
Реорганизация комсомола // СВ. 1935. № 13. С. 4-6
О пути к власти // СВ. 1935. № 16. С. 12-14, № 17. С. 9-11
Пятый конгресс Социалистического интернационала молодежи // 1935. №
18. С. 13-14
VI-ой Конгресс Коммунистического интернационала молодежи // СВ. 1935.
№ 22. С. 5-8
1936
Необходимое дополнение (О внешней политике Интернационала) // СВ.
1936. № 3. С. 8-11
Под знаком всенародности (О Х-ом съезде комсомола) // СВ. 1936. № 11. С.
11-13
250
1937
Das Archiv von Valerian Smirnoff // Bulletin of the International Institute for
Social history. 1937. S. 90-102
Выборы в Голландии // СВ. 1937. № 11. С. 11-12
1938
Liberman et le socialism russe // International Review for Social History. 1938.
P. 25-88
Die Prozesse in Moskau // Internationale Sozialistische Jugendkorrespondenz.
1938. # 4. S. 6-7
1942
В оккупированной Голландии / Голландия под немецкой оккупацией // СВ.
1942. № 11-12. С. 157-159, № 13-14. С. 181-183, № 15-16. С. 203-206
1943
Cronik fur idischen tzenter // B.Sapir und S.M.Kaplan (eds.) Tzu der geschichte
fur idischen tzenter in Kuba. Havana, 1943. S. 38-76
Oifn weg tzu representative kerpenschaft // S.M.Kaplan and A.I.Dubelman (Eds.)
Havaner Lebn, Almanach 5704, Havana, 1943. S. 33-47
Социал-демократия перед проблемой фашизма // СВ. 1943. № 5-6. С. 56-59,
№ 7-8. С. 85-88, № 9-10. С. 108-110
1944
Jewish Committee far Kuba un ir beitrag tzu dem idischn gemeinde-lebn in Kuba //
S.M.Kaplan, A.I.Dubelman (eds.). Havaner lebn, Almanach 5705. Havana, 1944. P. 65-71.
О третьей силе // СВ. 1944. № 5-6. С. 60-62
Миссия демократического социализма // СВ. 1944. № 9-10. С. 106-108
Голос подполья Голландии // СВ. 1944. № 13-14. С. 164-166
Польский вопрос // СВ. 1944. № 15-16. С. 171-173
Освобождающаяся Европа // СВ. 1944. № 17-18. С. 206-209
Четвертая республика? // СВ. 1944. № 21-22. С. 248-250
1945
Поражение Германии // СВ. 1945. № 7-8. С. 85-87
Возрождающаяся голландская социал-демократия // СВ. 1945. № 9-10. С.
113-114
Луиза Каутская // СВ. 1945. № 11-12. С. 135-136
Съезд французской социалистической партии // СВ. 1945. № 15-16. С. 176177
Встреча с Европой // СВ. 1945. № 17-18. С. 189-190
1946
Jews in Cuba (Immigration and settlement) // The Jewish Review. 1946. № 1. P.
3-18, № 2. P. 109-114.
Штрихи к характеристике // Гарви П.А. Воспоминания социал-демократа.
Нью-Йорк, 1946. С. LV-LXVII
Об одной двусмысленности // СВ. 1946. № 1. С. 14-16
Революция на Яве // СВ. 1946. № 3. С. 76-78
В поисках новых путей (Образование Рабочей партии в Голландии) // СВ.
1946. № 4. С. 96-98
Референдум во Франции // СВ. 1946. № 5. С. 129-131
Большевизм и меньшевизм (По поводу книги Ф.И.Дана «Происхождение
большевизма») // СВ. 1946. № 7. С. 175-178
Трагедия французских выборов // СВ. 1946. № 11. С. 250-252
251
1947
Solovki // Dallin D.J., Nicolaevsky B.I. Forced Labour in Soviet Russia. New
Haven, 1947. P. 170-188
Is war with Russia inevitable? An examination of Burnham’s new thesis // Modern
Review. 1947. № 5. P. 360-366
Эксперимент Леона Блюма // СВ. 1947. № 1-2. С. 16-18
О неизбежной войне // СВ. 1947. № 5. С.122
Куда идет Европа // СВ. 1947. № 11. С. 207-209
Конференция социалистических партий в Антверпене // СВ. 1947. № 12. С.
239-241
1948
The Jewish community of Cuba: Settlement and growth. New York, 1948
Germany and Austria // The American Jewish Year Book. 1947-48. P. 362-380
Интернационал «третьей силы» // СВ. 1948. № 1. С. 13-15.
После Антверпена // СВ. 1948. № 3. С. 66-67, 72
Проблемы Интернационала // СВ. 1948. № 4-5. С. 83-85
Германия и Европа // СВ. 1948. № 6. С. 99-100
Конец Ненни // СВ. 1948. № 7. С. 128-130
Кризис во Франции // СВ. 1948. № 10. С. 176-178
Памяти Б.И.Спивака // СВ. 1948. № 10. С. 192
Большевизм (По поводу книги Б.Вольфа) // СВ. 1948. № 11. С. 210-212
19-ое декабря 1923 года (Двадцатилетие соловецкой трагедии) // СВ. 1948.
№ 12. С. 230-231
1949
Jewish population of the world // The American Jewish Year Book. 1948-49. P.
691-724 (совм. с Л.Шапиро)
Joint Distribution Committee in Jewish Life // Israel Tomorrow. Vol. 1. 1949
(совм. с Л.Шапиро)
Bolshevism // Modern Review. Vol. 2. № 7-8 (January 1949). P. 365-371
Меньшевизм // СВ. 1949. № 1-2. С. 18-20
В поисках равновесия // СВ. 1949. № 3.С. 31-32
Социалистический Интернационал // СВ. 1949. № 5. С. 90-91
Проблема Германии на Парижской конференции // СВ. 1949. № 6. С. 99-100,
120
Современная щигалевщина (О романе Д.Оруэлла «1984») // СВ. 1949. № 7.
С. 134-136
Кризис «третьей силы» // СВ. 1949. № 12. С. 225-227
1950
Английская рабочая партия у власти // СВ. 1950. № 1-2. С. 8-10
Социализм на новом этапе // СВ. 1950. № 5. С. 83-85
Голос Европы // СВ. 1950. № 10. С. 181-183
1951
Вооружение Германии и германская социал-демократия // СВ. 1951. № 1. С.
5-7
Заявление // СВ. 1941. № 12. С. 249 (совм. с Г.Аронсоном и Б.Двиновым)
1952
Проблемы русского социализма // Против течения. Сб. 1.Нью-Йорк, 1952.
С. 5-14
252
Задачи и тактика РСДРП в эмиграции (тезисы) // Против течения. Сб. 1.
Нью-Йорк,Ю 1952. С. 57-61 (совм. с Г.Аронсоном и Б.Двиновым)
Заявление // Против течения. Сб. 1. Нью-Йорк, 1952. С. 63-64 (совм. с
Г.Аронсоном и Б.Двиновым)
1953
Письмо в редакцию // СВ. 1953. № 5. С. 100
Рец. на: K.Marmor (ed.) Lieberman briv // jewish social Stidies. 1953 (?)
1954
Россия после Сталина // Против течения. Сб. 2. Нью-Йорк, 1954. С. 13-22
Заявление // Против течения. Сб. 2. Нью-Йорк, 1954. С. 49 (совм. с
Г.Аронсоном, Д.Далиным, Л.Дан, Б.Двиновым, С.Гарви, Л.Ланде)
Для истории. Ответ «Социалистическому вестнику» // Против течения. Сб.
2. Нью-Йорк, 1954. С. 50-55 (подпись – Редакция)
П.Гарви и М.Кефали // Против течения. Сб. 2. Нью-Йорк, 1954. С. 55-56
1956
70-летие Б.Л.Двинова // СВ. 1956. № 7-8. С. 152
1957
Unknown chapters in the history of “Vpered” // International Review of Social
History. 1957. № 1. P. 52-77
Социалистический Интернационал и Суэц // СВ. 1957. № 1. С. 16-18
На пороге новой эпохи // СВ.1957. № 4. С. 64-65
И.В.Альбарда (Некролог) // СВ. 1957. № 6. С. 124
1958
Памяти С.С.Гарви // СВ. 1958. № 7-8. С. 156
1959
Андрей Кранихфельд: К истории движения социал-демократической
молодежи в России // Мартов и его близкие. Нью-Йорк, 1959. С. 138-147
1960
Наш соловецкий староста // СВ. 1960. № 2-3. С. 46-47
1961
Рец. на: F.Venturi Roots of Revolution (New York, 1960) // The new Leader. 9
January 1961. P. 25-26
1965
Jewish socialists around “Vpered” // International Review of Social History.
1965. № 3. P.365-384
Letter to the Editor // The Listener. 10 June 1965
1966
Рец. на: W.B.Scharlau aund Z.A.Zeman Freibeuter der Revolution (Koln, 1965)
// Jewish Social Studies. 1966. № 2. S. 122-124
1967
Рец. на: I.H. van Eeghen Uit Amsterdamse dagboeken (Amsterdam, 1964) //
Jewish Social Studies. 1967. № 1. S. 71
1968
Theodore Dan und seine letztes Buch // Th.Dan Der Ursprung des Bolschevismus.
Hannover, 1968. S. 9-19
Введение // Б.Двинов От легальности к подполью (1921-1922). Станфорд,
1968. С. 9-14
253
Рец. на: J.P.Nettl Rosa Luxemburg (London, 1966) // Slavic review. 1968. № 1.
P. 146-148
Рец. на: I.Getzler Martov: A political biography of a Russian social democrat
(Melbourne, 1967) // Jewish Social Studies. 1968. № 4. P. 282-283
1969
Sotsyalistim jehudiyim s’viv ktav-haeth “Vpered” // Baderech, 1969. № 4. S. 87100
Рец. на: R.Wortman The crisis of Russian Populism (London, 1967) // Jahrbucher
fur Geschihte Osteuropas. 1969. # 3. S. 451-452
1970
«Вперед»: 1873-1877: Материалы из архива Валериана Николаевича
Смирнова. Dordrecht, 1970
1971
An Unknown correspondent of Andrey Bely (Andrey Bely in Berlin 1921-1923)
// The Slavonic and East European Review. 1971. № 3. P. 450-452
Рец. на: V.Akimov On the dilemmas of Russian Marxism (London, 1969) //
Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. 1971. № 1. S. 123-125
1972
Petr Lavrov // International Review of Social History. 1972. № 1-2. P. 441-454
1973
Рец. на: A.Ascher Pavel Axelrod and the development of Menshevism
(Cambridge, Mass., 1972) // Slavic Review. 1973. № 4. P. 814-815
Рец. на: N.Valentinov Maloznakomyj Lenin (Paris, 1971) // Canadian Slavonic
Papers. 1973. # . P. 111-112
Petr Lavrov // J.Rougeri et al. (eds.) 1871: Jalons pour une histoire de la Commune
de Paris. Paris, 1973. P. 441-454
1974
П.Л.Лавров, годы эмиграции: Архивные материалы в двух томах. Dordrecht,
1974
Notes and reflections on the history of Menshevism // L.H.Haimson (ed.) The
Mensheviks: From the Revolution of 1917 to the Second World War. Chicago-London,
1974. P. 349-388
Рец. на: J.Rothenberg The Jewish religion in the Soviet Union (New York, 1971)
// The American Historical Review. 1974. № 2. P. 530-531
Рец. на: N.Jasny Soviet economies of the twenties. Names to be remembered
(London, New-York, 1972) // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. 1974. № 3. S.
439-440
Рец. на: R.C.Williams Culture in exile (Ithaca, 1972) // Canadian Slavonic Papers
1976
Н.Г.Кулябко-Корецкий (1846-1931) // Н.Г.Кулябко-Корецкий Из давних лет.
Newtonville, 1976. P. 1-5
1977
Dostojewsky und Tolstoi Uber Probleme des Rechts. Aalen, 1977
Leib Ben-Shimon Landa (31.1.1901 – 5.7.1976) // Bashaar. 1977. № 3 (133). S.
274
Рец. на: W.Geierhos Vera Zasulic und die russische revolitionare Bewegung
(Munchen, 1977) // Canadian Slavonic Papers
254
1979
Boris Ivanovich Nikolaevskij // M.Hunink et al. (eds.) Voor Arthur Lehning.
Daarn, 1979. S. 367-375
В защиту социал-демократов // Русская мысль. 11 сентября 1980
1982
Рец. на: М.Бернштам (ред.) Народное сопротивление коммунизму в России:
Независимое рабочее движение в 1918 году (Париж, 1981) // Canadian Slavonic
Papers. 1982. № 3. P. 296-298
1985
Федор Ильич Дан: Письма (1899-1946). Амстердам, 1985
Herrineringen tegen de achtergrond der besetting // Ph. Van Praag (red.)
Herinneringen aan Koos Vorrink. Amsterdam, 1985. S. 38-39
Eredoctor // Folia Cuvitatis. 01.02.1985
1986
Измена социалистов // Новое русское слово. 6 июня 1986
1987
Из архива Л.О.Дан. Амстердам, 1987
1988
Предтечи и зарождение меньшевизма // Ю.Г.Фельштинский (сост.)
Меньшевики. Бенсон, Вермонт, 1988. С. 7-33
Рец. на: T.L.Gladkova/T.A.Osorgina (red.) Русская эмиграция (Париж, 1988) //
Новый журнал. 1988. № 172-173. С. 592-593
1989
М.Л.Свирская Из воспоминаний (публ. Б.Сапира) // Минувшее.
Исторический альманах. Вып. 7. Париж, 1989. С. 7-57
Библиография // Новый журнал. 1989. № 175. С. 314-316
1990
Послесловие // Ю.О.Мартов Письма 1916-1922 // ред.-сост.
Ю.Г.Фельштинский. Бенсон, Вермонт, 1990. С. 306-311
1992
М.Л.Свирская Из воспоминаний (публ. Б.Сапира) // Минувшее.
Исторический альманах. Вып. 7. М., 1992. С. 7-57
255
А. Б. Сосинский,
кандидат физико-математических наук,
Независимый Московский Университет
Мой дед эсер В.М.Чернов
(по семейным и личным воспоминаниям)
Я, по-видимому, являюсь единственным живущим в России
человеком, который имел возможность лично общаться с Виктором
Михайловичем Черновым, лидером и главным идеологом партии
социалистов-революционеров. Мой рассказ будет состоять не только из
личных воспоминаний о тех встречах, но также из нескольких эпизодов
жизни Чернова, эпизодов семейной жизни, связанных с Черновым,
которые можно охарактеризовать как семейные предания.
Хочу сразу предупредить, что не следует ждать от моего выступления
исторической точности и проверенных исторических фактов. Рассказы
основаны на субъективных источниках. Это не то, что привыкли ожидать
историки и люди, которые интересуются историей. С другой стороны,
может быть несколько иной взгляд на такого рода выступление. Приведем
пример. Имеется знаменитая цитата Дантона, когда на Учредительном
собрании во Франции в 1789-м году он сказал: «Мы здесь по воле народа и покинем этот зал, только если нас будут выгонять штыками». Это
знаменитая цитата никогда Дантоном не произносилась. Он в одной из
своих речей вначале действительно произнес первую часть этой фразы, а вторую часть он никогда не говорил. Тем не менее, в некоторых
школьных учебниках по французской истории во Франции можно эту
цитату найти. Я полагаю, что можно думать, что это не так плохо. Это,
конечно, обман, это идет против реальных фактов, но эта цитата гораздо лучше передает дух и атмосферу того времени, чем какие-то более
точные формулировки историков. И в этом смысле мое выступление находится где-то между историей и легендой, где-то ближе к легенде, но
опять-таки очень часто легенды не смотря на свою неточность передают
дух и атмосферу времени, психологию действующих лиц.
Прежде чем перейти к рассказу тех эпизодов жизни Чернова,
на которых основан мой доклад, я хочу объяснить, каким образом я
прихожусь Чернову внуком. В 1906 году Чернов познакомился с моей
бабушкой Ольгой Елисеевной Федоровой (в девичестве Колбасиной)
вскоре после того, как сам Чернов расстался с Анастасией Слетовой,
256
его первой женой, и сама Ольга Елисеевна развелась со своим мужем.
Возник бурный роман. Моя бабушка, надо сказать, была очень яркой и
интересной женщиной. Она активно интересовалась революционным
движением и уже сама тяготела к таким, как следует говорить на этой
конференции, социалистически-демократическим взглядам. И вскоре
она стала женой Виктора Михайловича. Она была очень хорошо
принята в семье. Отец Елисей Колбасин был дворянином, помещиком,
литератором и очень близким другом Тургенева. Черты характера
Елисея Колбасина отражены в персонажах тургеневской прозы. У Ольги
Елисеевны было трое детей: сын Вадик и две дочки Ольга и Наталья,
двойняшки. А Чернов их принял очень радушно, он очень любил детей.
И искренне полюбил этих детей и их усыновил. Это 1906 год. Тут имеется
некоторое разночтение. В исторических источниках утверждается, что
они стали мужем и женой официально, по семейным сведениям никакого
формального бракосочетания не было. Разумеется, церковного не могло
быть, но и гражданского не произошло. В 1908 году у Чернова и Ольги
Елисеевны родилась дочка, которую они назвали Ариадна. Это моя мама.
Ну, теперь я перехожу к рассказам о нескольких эпизодах из жизни
Чернова. И начну сдела Азефа. Все, конечно, знают, что когда Азеф
возглавлял боевую организацию эсеров, возникли подозрения, что он
провокатор и связан с охранкой. Бурцев занимался систематическим
изучением этой ситуации и давал сообщения, доказывающие, что Азеф
провокатор. Эти сообщения были достаточно убедительны, тем не
менее Чернов никак не хотел в это верить, он даже собирался устроить
гражданский суд над Бурцевым за клевету. Он считал Азефа своим
другом. Интересно, что в рамках самой семьи еще раньше Бурцева Азеф
был разоблачен не кем-нибудь, а няней нашего семейства. Такая Арина
Родионовна начала прошлого века. Когда он впервые появился на пороге
этого дома, она ахнула: что это такое, как он сюда приходит, это же вор.
Правильно его раскусила, но его любили и жаловали и Ольга Елисеевна и
Виктор Михайлович. И только тогда, когда Лопухин, это бывший начальник
полицейского управления уже в отставке, сообщил, что действительно
Азеф фактически работал в охранке, Чернов понял, что нужно положить
конец деятельности этого провокатора, а дальнейшее – это семейный
пересказ того, как это происходило. Тогда Виктор Михайлович вместе
с Савинковым вдвоем, хотя на самом деле по историческим сведениям
там еще был третий человек, но по семейным рассказам вдвоем пошли
к Азефу домой его убивать. У Чернова был револьвер. Они вошли в дом
и хотели сначала объяснить Азефу, почему они пришли и зачем, а затем
его застрелить на месте и скрыться. Однако, произошло замешательство,
потому что в этот момент дома оказалась жена и дети Азефа. И Чернов
не мог в присутствии жены и детей убить этого человека. Не потому, что
257
он боялся свидетелей, а просто не мог из нравственных соображений.
Они, таким образом ушли, установили слежку за выходом из дома, но,
как говорит семейная легенда, Азеф по крышам домов скрылся и убежал.
Вот такой эпизод, такой рассказ хорошо известного факта, который поразному освещается в разных источниках.
Второй эпизод из жизни семьи Черновых с 1911 по 1914 год. В это
время они жили в Аляссио, в Италии. После окончания дела Азефа, как
известно, Чернов на себя принял вину за то обстоятельство, что был допущен в ряды эсеров и эсеровской боевой организации провокатор, вышел
из ЦК партии и в каком-то смысле отстранился от политической деятельности. В это времяон занимался в основном деятельностью литературной.
Хотя он писал также и политические статьи, но в основном он занимался
литературными журналами. В частности он сотрудничал в журнале
«Современник» с Горьким. Кстати, моя бабушка была издавна знакома
с Екатериной Павловной Пешковой, и через Пешкову Чернов и Горький
познакомились и подружились. В этот период у них были довольно
близкие политические взгляды, и они сотрудничали в литературе, а сам
Виктор Михайлович уделял очень большое внимание семье и много
читал. Его любимым писателем был Гоголь, он очень любил Некрасова и
все время его цитировал, еще другим любимым его поэтом был Верхарн,
которого, кстати, он много переводил. В этот период у него произошла
ссора с Горьким. Жили они на роскошной вилле на Средиземном море.
Эта вилла досталась по наследству, вернее деньги на ее покупку достались
по наследству моей бабушке. К сожалению, эта вилла не перешла ко мне,
семья позже ее потеряла. Называлась она «Вилла Ариадна», была так названа в честь моей мамы. Это был наиболее благополучный период семейной жизни. В 14-м году, когда началась первая мировая война, Чернов переехал в Париж, ивслед за ним приехала егосемья. Чернов вернулся в Россию
в 17-м году после начала февральской революции. При этом в отличие от
Ленина он не захотел ехать поездом через Германию, он добирался морем,
поэтому он оказался здесь позже. И в это время через мою бабушку он
познакомился со своей будущей третьей женой Идой Самойловной Сермус.
Это такая классическая история. Бабушка жаловалась, что ее приголубила,
полюбила, ввела в дом, они вместе жили, и это кончилось предсказуемым
образом, и в 17-м году Чернов начал в каком-то смысле уходить из семьи.
Хотя как вы понимаете, в 17-м году семейные соображения были не то что
на втором, а даже на третьем плане. По семейным рассказам это произошло
в 18-м году, но наверное все-таки правильно это указано в книжке Анатолия Авруса и Александра Новикова «Биография Чернова»1.
1
В.М. Чернов: человек и политик. Материалы к биографии / Сост. А. П.
Новиков. – Саратов, 2004.
258
В 20-м году произошел следующий совершенно замечательный
инцидент. Было это в большом зале консерватории, там происходила
встреча приехавших из-за границы профсоюзных деятелей. По
историческим источникам из Англии, по семейным источникам из
Франции, Германии и Англии. Там выступали разные большевики
профсоюзные деятели, и в какой-то момент там появился человек
крепкого телосложения, небольшого роста, с бритой головой, но в
кепочке, с чисто выбритым лицом, который стал выступать. И на прекрасном французском языке стал рассказывать профсоюзным деятелям
о том, что на самом деле творят большевики. На что большевистское
начальство, организующее эту встречу, сразу стало суетиться. Но они
быстро успокоились, когда увидели, что группа людей в кожаных пальто
и с ружьями стала приближаться к подиуму, с которого выступал этот
человек, и перед самым концом речи к нему подошли, схватили его под
руки и вывели из зала. Этот человек был Виктор Михайлович Чернов,
который находился в розыске ЧК уже 2 года, а люди в кожанках были его
соратники из организации, на улице его ждала машина, они его посадили
и увезли.
Вообще Чернов в период от октябрьской революции до отъезда в
Эстонию через Финляндию в 21-м году три года разыскивался ЧК, а
также был в какой-то момент арестован Колчаком. Чернова освободили
солдаты чешского экспедиционного корпуса. Следующий эпизод можно
назвать так: девочка на коленях Лациса. Мартына Лациса вы знаете, а
история такая. 1920 год, недавно ЧК удалось отловить Ольгу Елисеевну, две старшие дочки, Ольга и Наталья, некоторое время с ней были,
а потом их освободили, они были в школе-интернате в Серебряном
бору. А моя мама, двенадцатилетняя девочка, жила у некой большевички, подругис революционных лет моей бабушки. Еще до раскола
между большевиками и эсерами многие люди, не разделяющие те же
самые политические взгляды, тем не менее по-человечески дружили.
И эта дама, я, к сожалению, не сумел в своих бумагах найти фамилию,
жила в Москве. И большевики стали интересоваться моей мамой. Она
очень красивая была девочка, умная ужасно, начитанная, с прекрасным
домашним образованием. И вот началась серия ее посещений. Она началась с Демьяна Бедного. Демьян Бедный, фамилия которого, как вы знаете, на самом деле Придворов значительно точнее соответствует его статусу, чем фамилия Бедный, жил тогда в Москве в огромной пятикомнатной
квартире. Вот он просто для развлечения пригласил к себе дочку Чернова. Мама это рассказывала так, что он ее привел, она была шокирована
роскошью, в которой живет Бедный. Понимаете, еще 1920 год, Москва
голодает, ситуация крайне тяжелая у всех, а он живет в такой роскоши. И
больше всего ее поразила коллекция кукол. Там была огромная комната
259
с застекленными полками, на которых располагалась фантастическая
коллекция кукол. Демьян Бедный, видимо, распорядился, чтобы,
когда экспроприировали разных знатных людей в Москве, все куклы
доставлялись к нему. И маме это очень понравилось, она попросила
одну, чтобы с этой куклой поиграть, на что ей Демьян Бедный сказал:
нет, нельзя. Вот так она посетила Демьяна Бедного.
А одним из следующих посетителей был Лацис из ЧК. И Лацис очень
интеллигентно и очень любезно с ней разговаривал, посадил ее к себе на
коленки и сказал: «Ты, наверное, скучаешь по своему папе, мы можем
помочь тебе с ним встретиться. Ты нам скажи, где он находится…»
Девочка, которая всю жизнь жила в обстановке профессиональных
революционеров, скрываясь от власти, конечно на это не клюнула, а
ответила: «да, да, спасибо, как мило с вашей стороны, но к сожалению я
не знаю, где мой папенька». Хотя она прекрасно знала, он был в Москве
в этот момент. ЧК так и не сумело его отловить.
А следующий случай был такой. Пришла Анна Ильинична и сказала,
что Владимир Ильич хочет пообщаться с дочкой Чернова. И тут эта
большевичка, у которой жила моя мама, чего-то взбунтовалась. То ли ей
не понравилось, что так издеваются над девочкой, то ли она не любила
Анну Ильиничну, но она ее послала, говоря современным языком. И
мама не оказалась у Ленина. А потом уже в советское время, когда мы
жили в России в 50-е и 60-е годы, мама любила рассказывать, как она
лишилась блистательной карьеры. Она говорила: «Я бы разъезжала по
пионерлагерям, по домам отдыха и рассказывала бы, как дедушка Ленин
меня посадил на колени. Самый человечный человек спрашивал, не
скучаешь ли ты без своего папеньки». Это вот такой смешной эпизод из
того трагического времени.
Семья в некотором смысле снова соединилась в Праге в 1923 году.
Там оказался Чернов, он, как известно, дружил с Масариком, причем
еще до Первой Мировой Войны. Он оказался в Чехии. И совершенно независимым образом в Чехию перебрались моя бабушка Ольга
Елисеевна и ее три дочки. Это было сделано внезапно, в 23-м году по
ходатайству Горького они были отпущены легально за границу. Там
Чернов встречался со своими детьми, моей мамой и приемными дочками.
Старший сын к этому времени умер давно. Но Ольга Елисеевна и Чернов
не пересекались в этот момент. Хотя они сохранили хорошие отношения,
но из разных семейных соображений он не хотел с ней встречаться. А
потом моя семья, то есть Ольга Елисеевна и дочки, перебрались в Париж.
Теперь последний, пятый, эпизод. Он происходил на острове
Олерон. Это небольшой остров на западном побережье Франции, где
находилась вся наша семья. В семье был такой матриархат: Ольга Елисеевна, ее три дочки и их мужья, которые либо присутствовали, либо
260
отсутствовали. Отец ушел добровольцем в иностранный легион французский, где он воевал с Гитлером и был в плену в этот момент. Другой
муж, Вадим Леонидович Андреев, сын знаменитого писателя драматурга
Леонида Андреева, жил с семьей. А третий зять находился в Париже. Вот
в этот период в 1940-м году на остров Олерон приехал Чернов вместе с
Идой Самойловной. И там он посещал наше семейство. Я не помню эти
посещения, хотя он часто там бывал. Мои двоюродные братья, которые
моего возраста и чуть старше, очень хорошо помнят его посещения, а
я не помню. Вот это был еще эпизод семейной жизни условной семьи.
А потом Чернову удалось бежать из оккупированной Германии через
Марсель в Лиссабон и, наконец, оказаться в Нью-Йорке. В это время
некий поступок совершила Ида Самойловна. Она поехала в Париж и
сумела раздобыть для Чернова разные бумаги. Вы понимаете, еврейка,
причем с очевидной еврейской наружностью, рисковала жизнью, сумела
достать ему бумаги, после чего он полулегально перебрался в Марсель,
а из Марселя в Лиссабон. По семейным преданиям его в Америку
звали какие-то американские государственные деятели, потому что они
считали, что после войны падет советский режим и нужен политический
деятель демократического плана, который мог вернуться в Россию. Это
семейное предание, никаких документов, подтверждающих эту точку
зрения, нет.
И еще я хорошо помню, уже году в 42-м, когда мне было 4-5 лет, я
писал письма – вернее, открыточки - своему деду. Ольга Елисеевна всю
жизнь любила Виктора Михайловича, она очень страдала от того, что он
ее покинул и наивно надеялась его вернуть. И действовала через мою
маму, которую он любил, и внука, которого он тоже должен был любить.
А я очень рано научился писать и хорошо помню, как меня сажали на
стул, давали карандаш и я печатными буквами писал открыточки деду.
Они сохранились. Это единственный исторический документ, который
подтверждает мой рассказ. Они находятся в архиве Николаевского в
Гуверовском институте в Калифорнии. И я даже их видел. Я туда ходил
и одну из этих открыточек лицезрел.
Ну, теперь я заканчиваю свой рассказ уже не эпизодом, а просто
личными воспоминаниями. Я снова, а фактически, с точки зрения
собственного сознания, впервые увидел Виктора Михайловича в 1948
году в Нью-Йорке, куда мое семейство приехало. Отец получил работу
в секретариате Организации Объединенных Наций. К этому времени он
приобрел советский паспорт, который не давал права въезда в Россию.
Это была такая странная ситуация, но оказалось, что к счастью, потому
что все те, кто получили паспорта с правом въезда и из Парижа вернулись
в Россию, очень быстро оказались в местах не столь отдаленных. А отцу
повезло. Когда он уже собрался ехать, видимо ЧК решило, что нечего
261
импортировать людей, в лагерях своих хватает, не надо тратить деньги, и
перестало впускать этих новоиспеченных советских граждан.
В США мы оказались в очень хорошем, может даже сказать, в чуть
привилегированном состоянии. Отец получал очень большую зарплату.
Они всегда жили очень скромной жизнью, а тут такой upper middle class2
американской жизни. И сразу же в один из первых дней нашего появления
мама, папа и я отправились в гости к Чернову. С нами там была Ольга
Елисеевна, но ее с собой нельзя было брать по семейным причинам. И мы
оказались у Чернова. Я помню, что я был очень шокирован, потому что
он жил в очень плохом районе города Нью-Йорка Бронксе и жил очень
бедно. Была маленькая, тесная и плохая квартира. Там было население в
основном чернокожее и очень бедный район. Фактически у него не было
никаких собственных источников дохода, и его поддерживала еврейская
община и родственники Иды Самойловны.
Чернов выглядел очень бодро и хорошо. Не очень высокого роста,
но очень крепкий, очень сильный, несмотря на свой возраст (в 48-м ему
было 75 или 74 года), с прекрасно поставленным красивым голосом,
он любил петь и охотно пел разные революционные песни, а также
песни, так или иначе связанные с Волгой. Он очень любил Волгу, для
него Волга была такой пуп земли, и он любил рассказывать про Волгу.
В частности он мне рассказывал про всякие свои приключения, когда он
был мальчиком, плавал на лодках и так далее.
Я не помню, рассказывал ли он мне что-то такое из политики или
нет, если рассказывал, то он быстро понял, что меня это абсолютно
не интересует. Как ни печально, ничего сказать про его политические
взгляды и мысли этой эпохи я не могу. Мы с ним, как ни странно, много
говорили про поэзию. В моем семействе был пунктик поэзии. И я очень
хорошо для мальчика 12-14 лет знал и французскую поэзию, и очень
много русской поэзии. Но у нас как-то взгляды поэтические не очень
совпали. Я совершенно не понимал тогда Некрасова и считал, что он
пишет некрасивые, неловкие, технически слабые стихи, и не очень
ценил Верхарна, которого так любил Виктор Михайлович.
Впоследствии мы довольно часто встречались. Либо на квартире
Виктора Михайловича, либо очень часто мы встречались в доме у такого
художника Федора Рожанковского. Замечательный детский художник,
который в Америке расцвел и был очень богатым человеком. Он дружил независимо с нами и с Виктором Михайловичем. И очень часто мы
встречались там у него, иногда вместе ходили на разные пикники. Вот
тут у меня очень хорошее воспоминание о Чернове на природе. Он попрежнему был очень силен, он в зрелом возрасте увлекался борьбой и
2
262
сам, по-видимому, очень недурно умел бороться. Он был очень силен,
он легко меня подхватывал, подбрасывал и так далее. На меня произвело
впечатление и то, с каким умением и как ловко он разжег костер на одном
из пикников, потом был такой жест, который я очень хорошо помню: мы
сидим где-то на земле, а у него были короткие, крепкие, крестьянские
пальцы, он вынимал землю пальцами, разминал ее и сразу говорил про
качество этой земли, что здесь можно выращивать и так далее.
Чернов прожил в Нью-Йорке до 1952 года. Он умер в 52-м году, я
был на похоронах. Последние годы он болел довольно тяжело, тем не
менее он так себя держал, что у меня никогда не было ощущения, что
он больной. Он уже не ездил к Рожанковским, мы его посещали на его
квартире, но он производил такое серьезное впечатление.
И последнее, что я хочу сказать, что перед смертью Чернов в
каком-то смысле осуществил свою мечту. И об этом было сказано в
некрологах. После его смерти во всех крупных американских газетах
появились небольшие некрологи, то есть он не был забыт, хотя он был
отброшен за пределы активной политики, но о нем помнили. Были
небольшие некрологи. И такое последнее действие было формальным
объединением разных таких, опять-таки в терминологии данной
конференции, демократических социалистов, для него это было очень
важным, хотя конечно политическое значение этого акта, совершенного
уже старыми людьми, не имело уже реального политического веса. Вот
все, что я хотел вам поведать.
Верхушка среднего класса.
263
Т. А. Семенова,
кандидат физико-математических наук, НИЯУ МИФИ, Москва
Мой дед – эсер В.Н. Рихтер
(20.07.1880 – 6.11.1932)
Владимир Николаевич Рихтер, сын вольного штурмана, вырос и получил образование в Одессе. С гимназических лет он увлекся революционной деятельностью, был убежденным социалистом-революционером
до последних лет жизни. Дед был широко образован, музыкален, был
хорошим преподавателем, прекрасным журналистом, любил читать лекции, увлекался археологией. И все люди, которые так или иначе были
связаны с ним, отзывались о нем тепло. Об этом пишет Е. Олицкая, которая никогда его не видела, но слышала рассказы о нем от соловецких
ссыльных эсеров, сидевших с Рихтером в Вятке. Об этом свидетельствуют памятные подарки, полученные от товарищей-сокамерников в одесской тюрьме. У меня хранится деревянный могендовид – шестиконечная
звезда, вырезанная заключенными и подаренная деду с надписями на обратной стороне.
Изучением биографии деда я занялась совершенно случайно. Я знала, что мой дед был эсером. Видела в молодости одну из его тетрадок в
руках своей тети, его младшей дочери Веры Рихтер. Слушала рассказы
бабушки, но интереса не проявила. Слишком занята была своими делами: учеба, потом работа, наука, семья, дети, походы. Времени ни на что
не хватало.
Умерла в 1987 г. тетя Вера, в 1993 г. умерла мама, Мария Рихтер.
Наводя в доме относительный порядок и перекладывая бумаги, я натыкалась иногда на папку с какими-то газетами, заглядывала в нее. Но там
были старые одесские газеты – не интересно. В конце 90-х годов вдруг
позвонила мне троюродная тетя и говорит: «Тут один историк – Морозов
– разыскивает какие-нибудь документы о В.Н. Рихтере, и я дала Морозову твой телефон. Не удивляйся, если он позвонит. Может, ты ему поможешь». Я отвечаю: «У меня никаких документов нет, только одна папка
со старыми газетами. Вряд ли они будут Морозову интересны».
Прошло еще примерно 2 года. Мы с мужем решили разобрать антресоли, где уже много лет лежали несколько чемоданов со старыми вещами. Достали один чемодан, другой и вдруг в одном из чемоданов обнаружили бумажные свертки. Приоткрыли один из них – какие-то бумаги.
264
Достаем одну – это военный аттестат середины 19-го века моего прапрадеда Крузе, участника ермоловской войны на Кавказе (о нем я никогда
не знала). Древность документа меня поразила. Чемодан был снят с антресолей, свертки раскрыты, и в них оказалась масса документов, большая часть которых принадлежала В.Н. Рихтеру. Я с увлечением читала
эти документы, открывая для себя своего собственного деда. Буквально
через несколько дней мне позвонил К.Н. Морозов. Поразительно, можно
подумать, что он специально выжидал эти два года и позвонил именно тогда, когда я обнаружила документы. Если бы он позвонил раньше,
наше знакомство ни к чему бы интересному не привело. Велика же интуиция у историков! От Морозова я узнала, что дед был в 1917 г. активным,
уважаемым и весомым членом ЦК партии эсеров, но в исторической литературе сведений о нем было очень мало.
Мы с К.Н. Морозовым пронумеровали каждый документ вплоть
до мельчайших записок на обрывках бумаги, составили полный список
документов и я разложила их по папкам в соответствии с нумерацией.
Эта кропотливая работа положила начало нашему дальнейшему сотрудничеству. Многие документы, дневники, письма были переведены
в электронный вид. Результатом совместной работы стала большая книга1, посвященная В.Н. Рихтеру. Работа с архивом оказалась настолько
интересной, что мы продолжили поиски новых сведений, так как много
белых пятен осталось в биографии деда.
Остановлюсь на некоторых периодах биографии деда, о которых
удалось узнать хоть что-то новое за время после выхода книги.
Период революции 1905 г. Для меня всегда остро стоял вопрос, как
это возможно, чтобы в одном и том же хорошем, порядочном и умном
человеке могут совмещаться такие крайние полярности – участие в терроре и борьба за благо людей и справедливость.
О революционной деятельности деда в 1904-1907 гг. в Одессе было
известно очень немного. В личном его архиве почти нет таких документов. Однако, К.Н. Морозову удалось отыскать в Государственном архиве
сведения о слежке за Рихтером агентуры Департамента полиции в Одессе в 1904 г. Он подозревался в принадлежности к Боевому отряду эсеров
вместе с В.И. Сухомлиным и Н. Л. Геккером. А после отъезда за границу
в ноябре 1906 г. В.Н. Рихтер был включен в секретный «Список лиц, за
коими, по возвращению в пределы России, надлежит установить секретное наблюдение»2. Сведений о прямых участиях в терактах не было. Года
1
Морозов К.Н., Морозова А.Ю., Семенова Т.А. «Сын вольного штурмана»
и «тринадцатый смертник» процесса с.-р. 1922 г. / Документы и материалы из
личного архива В.Н. Рихтера. -М.: РОССПЭН. 2005. 655 с.
2
ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО.1904.Д. 1306. Л.1-8.
265
два назад, уже после выхода книги3 в архиве С.-Петербурга было найдено дело, из которого приведу вольную выписку:
Рихтер Владимир Николаевич. Записан в список наиболее видных
террористов, фотографические карточки которых помещены в альбомах, находящихся на руках у чиновников охраны.
Кличка «Николаевич».
Родился в 1880 г. в Ростове на Дону. Во время пребывания в Университете принадлежал к партии социалистов-революционеров. Проживал в Одессе, участвовал в организации взрыва в Одесском жандармском
управлении в 1905 г. и др.4
Дед арестован был 5.03.1906, сидел в тюрьме, постановлением от
16.06.1906 отправлен в Вологодскую ссылку. Это пока единственное
прямое указание на участие В.Н. Рихтера в терактах.
Но в личном архиве Рихтера хранится дело «Одесского охранного
отделения» за 1906-1907 гг.5, в нем приведен список активных в этот
период эсеров Одессы, за которыми велась слежка. У многих указаны
клички наблюдения и домашние адреса. И хотя сам В.Н. Рихтер в это
время был уже в эмиграции, охранка вела наблюдение за остальными
членами эсеровской группы.
Например, в отчете тайного наблюдателя «Ивановского» от 11 октября 1906 г. записано (привожу сокращенные выдержки):
«В среду 11-го октября ... в здании медицинского факультета был
прочитан «Валентином» реферат на тему «Философское обоснование
Программы Партии Социалистов революционеров». После реферата
были дискуссии. Оппонентами были Соц. демократы ...
Председателем дискуссии был избран социалист-революционер
«Всеволод», член комитета рабочей организации ПСР» (подозреваю, что
это друг В.Н. Рихтера с гимназических лет Всеволод Лебединцев, казненный в 1908 г. за участие в подготовке покушения на вел. князя Николая Николаевича и министра юстиции И.Г. Щегловитова – Т.С.).
«Во время чтения реферата раздавались воззвания к студентам. Сбор
был больше ста рублей. Так как для приобретения новой типографии
нужно много денег, а с другой стороны нужно найти, где купить необходимый материал, решили революционным путем приобрести станок и
шрифт» (подчеркнуто мной – Т.С.).
3
Морозов К.Н., Морозова А.Ю., Семенова Т.А. «Сын вольного штурмана»
и «тринадцатый смертник» процесса с.-р. 1922 г. / Документы и материалы из
личного архива В.Н. Рихтера. -М.: РОССПЭН. 2005. 655 с.
4
5
РГИА. Ф. Дворцовая полиция, оп.1 д.1959 1328-2-77а, л.82 1913 г.
«Дело Одесского Охранного отделения». 1906-1907 гг. Личный архив В.Н.
Рихтера.
266
И еще приписка там же:
«Оружие действительно доставляется, но как, не могу сказать».
В донесении того же «Ивановского» от 25 ноября 1906 г. сообщается:
«Областной комитет с.р. не разрешил иметь студенческой организации ни библиотеки, ни кассы, ни оружия! Все это студенческая организация должна сдать в областной комитет и таким образом обратить нынешнюю автономную организацию студентов с.р. в обыкновенную «ячейку».
Далее агент рассказывает, что недавно избранный студенческий комитет
подал в отставку, а вместо него избран новый, который должен бороться
за автономию студенческой организации. Приводятся клички вошедших
в новый комитет. Агент утверждает, что эта тактика областного комитета
привела к расколу организации. Образовалась новая группа «Народносоциалистической партии», которую возглавил приват-доцент Новороссийского университета Твердохлебов». Эта фамилия встречается среди
документов деда. В его архиве есть фотографии и Всеволода Лебединцева, и Владимира Николаевича Твердохлебова.
Еще одно подтверждение действий боевой группы содержится в донесении агента Аладьина от 5 февраля 1907 г. Приведен рисунок – план
здания медицинского факультета и указано место, где «имеется склад
нескольких десятков бомб и библиотека очень обширная областного комитета п.с.р.».
Таким образом, и в отсутствие В.Н. Рихтера в Одессе продолжает
активно работать группа эсеров в 1906-1907 гг. Полиция регулярно отслеживает действия группы. «Ивановский» – тайный агент, внедренный
в группу, присутствует на всех ее собраниях.
В отчетах полиции фигурирует несколько фамилий и кличек членов
Южно-русского комитета партии эсеров, среди них – Гершуни, Свежинский, Наум Геккер (кличка «Калека»). Когда Рихтер вернулся в Одессу в
1918 г., он продолжал работать совместно со старым эсером Н. Геккером.
Эмиграция 1907-1917. Прожил Рихтер в эмиграции до Февральской
революции, учился во Франции, затем в Италии. Был членом Следственной комиссии по делу Азефа. Будучи в Италии, жил в Риме, временами
на Капри, часто бывал в Алассио. Многочисленная русская эмиграция
отдыхала в этих местах. Алассио был любимым курортом и эсеров, и
большевиков, и анархистов. Например, А. М. Горький жил и на Капри, и
в Алассио с 1907 по 1913. Известно6, что в 1909 г. Горький вложил деньги в создание на Капри школы пропагандистов. Эта школа должна была
растить из рабочих будущих революционеров, в ней читали лекции сам
Горький, Богданов, Луначарский и др. большевики. Когда у Горького на
6
Екатерина Павловна Пешкова. Биография: Документы, Письма, Дневники,
Воспоминания. -М.: 2012. С. 300-301
267
Капри гостил Ленин, он счел эту школу одиозной, неправильно трактующей классовый принцип, антипартийной и потребовал ее закрыть. В
результате школа не просуществовала и полугода и была закрыта.
В советские времена, когда и Горький и Ленин были «величайшими большевистскими символами, я, будучи еще школьницей и зная, что
бабушка с дедом жили на Капри, где жил и Горький и бывал Ленин, както спросила бабушку: наверное, ты их знала и общалась с ними. Расскажи о них. Бабушка ответила, что оба «символа» не вызывали у них симпатии, и они с дедом практически с ними не общались. При этом следует
подчеркнуть, что бабушка и дед были знакомы с Екатериной Павловной
Пешковой. Бабушка всегда очень тепло отзывалась о ней. А в годы, когда дед сидел в советских тюрьмах и в ссылке, Ек. Павл. через Красный
Крест много им помогала. В первом письме моей бабушки к Ек. Павл. с
просьбой найти, куда пропал дед, бабушка напоминает ей, что они знакомы и встречались в Италии. Важно также отметить, что в молодости (до
встречи с дедом) бабушка была большевичкой. По ее рассказам она возглавляла в 1907-1909 гг. петербургскую большевистскую организацию
(организация была маленькой, никаких членских билетов еще не существовало). Бабушка была арестована, судима и некоторое время сидела
в Шлиссельбургской крепости. Будучи отпущенной на поруки, бежала
в Италию. Естественно, я спросила по подростковой наивности, почему
же бабушка не вернулась в большевистскую партию по возвращении из
Италии, на что получила краткий ответ: «К тому времени я поняла, какое
это грязное дело».
По бабушкиным рассказам я поняла, что в 1917 г. она вернулась в
Россию в мае вместе с В.Н. Рихтером и детьми. В августе месяце этого
года, разбирая домашнюю переписку, обнаружила, что в мае дед вернулся один и окунулся в жизнь партии. А бабушка приехала лишь в августе
вместе с детьми. В коротком августовском письме другу семьи она сообщает, что вот наконец их корабль встал на рейде Архангельска, завтра
она ступит на русскую землю. Из Архангельска бабушка сразу отправилась в Петербург и поселилась в маленькой комнатушке вместе с дедом
и маленькой дочкой (моей будущей мамой) на Галерной, в доме, где располагался ЦК ПСР и работал дед. Даже такие мелкие детали доставляют
радость, когда их обнаруживаешь и уточняешь ход событий.
Май 1918-1921 гг.. В мае 1917 дед, вернувшись в Петроград, включился в бурную жизнь партии эсеров. На 3-м съезде ПСР был избран в
ЦК. Вновь избран в ЦК на 4-м съезде в декабре и оставался членом ЦК
вплоть до Майского Совета ПСР 1918 г. Об этом периоде его жизни подробно рассказано в книге «Сын вольного штурмана». На майском Совете
В.Н. Рихтер снял с себя звание члена ЦК и уехал в Одессу.
268
Одесса в гражданскую войну 1918-1921 гг. много раз переходила из
рук в руки. Жизнь была трудная и нищая. В.Н. Рихтеру приходилось зарабатывать, чтобы прокормить семью. Для этого он преподавал в женской гимназии своей матери – в гимназии Ю. Шилейко и М. Рихтер – и
в других школах, читал курсы лекций в учреждениях. И самое главное
– он снова возглавил одесскую партийную организацию, вел активную
пропагандистскую работу, читал очень много бесплатных публичных
лекций по истории народничества, по русской литературе, рассказывал о
программе партии эсеров и ее философских основах.
По просьбе учениц гимназии Ю. Шилейко и М. Рихтер дед организовал для них в 1919 г. кружок. Этот кружок быстро разросся, его стали посещать гимназисты из других школ. И сравнительно недавно мне стали
известны имена некоторых членов этого кружка. Сколько человек входило в этот кружок, пока не известно. Все они были примерно пятнадцатилетнего возраста. Одесские чекисты следили за партийной деятельностью В.Н. Рихтера и, в частности, за деятельностью кружка молодежи.
Об этом кружке расскажу подробнее, поскольку личность В.Н. Рихтера и
занятия его с молодежью не только сформировали мировоззрение молодых слушателей, но и сильно повлияли на их дальнейшую судьбу.
Один молодой человек (это был младший брат одного из членов
кружка), присутствовавший на собраниях кружка, написал донос. Донос
алогичный и безграмотный.
Приведу отдельные выдержки из доноса от 27.01.1921 г.:7
«Собиравшиеся в нашей квартире некоторые члены с.р., считая меня
надежным человеком, говорили при мне все не стесняясь...». «...но вот
представился удобный случай, пришел старый член8 и в руках крутил
какую-то газету... Стащив эту газету, я сорвался в порт и заявился к т.
Протасову... Я постарался хитростью узнать.., где они собираются, и это
мне удалось...: Петра Великого, № 12, клуб Михайловского. Притом я
сообщил о всем замеченном агенту ст. Одесса-Порт Протасову, который
мне указал план действий, и после моей слежки за ними ... он лично со
мной ходил на ул. Петра Великого и следил за указанными мною лицами».
В этом доносе мельком были упомянуты только две фамилии членов
кружка.
Совсем недавно – в июле 2013 года – мне позвонила О.И. Стучевская
и прислала воспоминания своей матери Е.А. Заславской и бабушки Д.Г.
Заславской. Обе женщины были членами гимназического кружка В.Н.
7
ЦА ФСБ РФ. Дело Р-47515. Л. 9.
8
В начале доноса указано имя «старого члена» – учитель В.Н. Рихтер.
269
Рихтера. Благодаря этим воспоминаниям удалось выяснить еще три фамилии гимназистов, входивших в кружок.
Сейчас известны семь имен «воспитанников» В.Н. Рихтера. Их судьбы сложились по-разному. Кружок прекратил свою работу после ареста
В.Н. Рихтера. Дед был арестован спустя месяц после доноса: 22 февраля 1921 г. Одесская ЧК дала ему следующую характеристику: он «после разгона учредительного собрания вновь вернулся в Одессу и принял
здесь самое активное деятельное участие в работе организации. Долгое
время состоял председателем Одесского Комитета П.С.Р. как легального,
так и нелегального в 1919 г., 20 и 21 г. и по день своего ареста. Рихтер является теоретиком, духовным главою организации, особенно пользуется
большими симпатиями среди учащейся молодежи, им был организован
кружок по изучению народничества, из которого в последнее время образовалась студенческая организация. Даже и теперь, находясь в изоляторе, он руководит действиями Одесской организации П.С.Р.»9.
В 1922 г. были арестованы по крайней мере четверо из известных
нам 7 членов кружка. Со временем 6 человек из кружка образовали 3
семейные пары. Судя по отзывам их детей, бывшие кружковцы до последних лет жизни сохранили память о кружке и очень тепло отзывались
о В.Н. Рихтере.
Первая пара, о которой стало известно из доноса, – Владимир Владимирович Ванслов и Мария Леонидовна Фесечко. Фамилия Ванслова
меня насторожила, с одной стороны – она довольно редкая, а с другой
стороны эту фамилию я слышала в разговорах нашей семьи. Младшая
дочь В.Н. Рихтера – Вера – в годы Второй Отечественной войны недолго
была замужем за Виктором Вансловым, сыном В.В. Ванслова и М.Л.
Фесечко. В годы ее замужества она вместе с семьей Вансловых жили
в Камне-на Оби. В это время моя семья жила в Колыванстрое на Алтае
и через Веру Рихтер завязалась переписка между Вансловыми и моими
бабушкой (В.В. Суворовой, женой В.Н. Рихтера) и мамой М.В. Рихтер.
Таким образом, наша семья снова оказалась связанной с бывшими учениками деда.
Ванслов и Фесечко в начале 20 годов вступили в партию эсеров.
После ареста деда и распада кружка, М.Л. Фесечко была арестована в
Киеве, а Ванслов в это время скрывался. После того, как Фесечко была
приговорена к ссылке в Вятку, ее муж явился в в киевское ГПУ и просил
разрешения сопровождать жену в ссылку, поскольку Мария Леонидовна
была беременна. В киевском ГПУ сказали: «если с.-р. сами добровольно
9
Морозов К.Н., Морозова А.Ю., Семенова Т.А. «Сын вольного штурмана»
и «тринадцатый смертник» процесса с.-р. 1922 г. / Документы и материалы из
личного архива В.Н. Рихтера. -М.: РОССПЭН. 2005. С. 57-59.
270
едут с женами в Вятку, мы только этому рады»10. В феврале 1923 они
приехали в Вятку. Там Ванслов был арестован и увезен в Москву, а в мае
у Марии Леонидовны родился сын Виктор11.
После ссылки семья часто кочевала с места на место, оба работали
преподавателями русского языка и литературы сначала в школах, а затем
в вузах и закончили свою жизнь в г. Калинине (Твери)12.
Вторая семейная пара, возникшая после совместного участия в
кружке – Дора Григорьевна Заславская и Аркадий Михайлович Литвак13.
Дора Григорьевна училась у В.Н. Рихтера в гимназии Ю. Шилейко и М.
Рихтер. Оба они были постоянными участниками кружка В.Н. Рихтера,
там и познакомились впервые. Заславская была арестована в 1921 г. в
Одессе, затем в 1923 г. арестована, попав в засаду в Москве, и провела
несколько месяцев на Лубянке (с 15.01.23 г. до середины мая 1923 г.). Д.Г.
Заславская получала высшее образование в Москве и рассказывала об
одном из зачетов, на котором преподаватель (возможно, одессит) «узнал
о том, что они занимались у Рихтера: «А, рихтеровские девушки! Значит,
подготовлены прекрасно – давайте зачетку!»14
А.М. Литвак также сидел в Доме предварительного заключения с августа 1921 по январь 1922 г. А в марте-апреле 1922 был арестован снова
и отбыл в Одесской ГубЧК три недели в качестве заложника за побег
Рихтера. До сих пор я знала одного заложника – мою бабушку В.В. Суворову, которая была в заложниках после побега мужа. Теперь мне известен второй заложник.
Дальнейшая жизнь семьи складывалась относительно благополучно
до 1949 г. В 1949 г. оба были арестованы. В вину им обоим было поставлено участие в студенческо-гимназическом кружке в 1919-1920 гг. и
антисоветская пропаганда.
Из показаний на допросе Д.Г. Заславской в 1949 г.:
«Да, я состояла в этом кружке, его вел наш гимназический учитель
литературы – эсер, только что вернувшийся из эмиграции. Мне и моим
товарищам было к тому времени по пятнадцать лет. Начавшаяся революция застала нас, конечно, совершенно неподготовленными. Мы считали,
что для того, чтобы выбрать свое место и определить свой путь, нужно
выработать свое мировоззрение, как тогда говорили. И мы обратились
10
ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 27. Л. 4 об.-5.
11
ГАРФ. Ф. Р-8409, д. 27, л. 206-207 об.
12
Ванслов В.В. Под сенью муз. – М.: Памятники исторической мысли. 2007.
С. 7-8.
13
Воспоминания Е.А. Заславской и Д.А. Заславской. Архив Мемориала.
14
Там же.
271
к нашему преподавателю, чтобы он помог нам в этом. Так образовался кружок по истории общественной мысли, где мы знакомились с программами партий. ... Кружок был легальный, и наше участие в нем не составляло секрета. ...Занимались серьезно и увлеченно: изучали историю
политических учений, знакомились с трудами П. Лаврова и Н. Михайловского ..., изучали философию, писали рефераты, готовились к ним,
подолгу сидя в «Публичке», выступали с докладами»15.
Когда Заславская возмущалась тем, что их судят в 1949 г. за участие в кружке сорокалетней давности, когда они были 15-летними подростками, следователь отвечал, что ее «преступление срока давности не
имеет»16.
То же самое пишет в воспоминаниях и А.М. Литвак: «Ученическостуденческий кружок по истории русской общественной мысли, руководителем которого был учитель-эсер, квалифицировался как эсеровский,
а готовившиеся там доклады как эсеровские. В моем деле, например,
значится, что доклады о Пушкине, о революции 1848 года во Франции
были эсеровскими – это одно дает представление о степени квалифицированности и грамотности тех, кто в 1949 г. в моем «процессе» сочетал
одновременно сбор материалов, следствие и суд...»17.
За то, что Д.Г. Заславская «в 1920-1923 гг. являлась участницей эсеровской молодежной организации, проводила активную антисоветскую
деятельность, в 1927-49 гг. среди своих знакомых проводила антисоветскую агитацию провокационно-клеветнического характера»18 она была
приговорена к 5 годам лагерей. Ее муж А.М. Литвак получил 8 лет лагерей. Оба они вышли на свободу после смерти Сталина, Д.Г. Заславская
была освобождена в апреле 1953 г., А.М. Литвак – в декабре 1954 г.
Среди участников кружка была и ближайшая подруга Д.Г. Заславской – Наталья Григорьевна Шенберг. Они вместе учились в гимназии
Ю. Шилейко и М. Рихтер и сохранили дружбу до конца своих дней. Сын
Н.Г. Шенберг рассказывал, что они обе с удовольствием вспоминали
Рихтера и очень хорошо о нем отзывались.
От сына Н.Г. Шенберг я узнала и еще о двоих участниках кружка.
Он вспомнил их фамилии по рассказам матери: Шура Левина и Сеня
Кессельман. О семье Семена Львовича Кессельмана и Александры Дмитриевны Левиной приведу один забавный эпизод. Молодые родители
назвали свою дочку Правдой. Е.А. Заславская вспоминает: «Мама рассказывала, как девочка всем улыбалась, когда газетчики на улицах вы15
Там же.
16
Там же.
17
Там же.
18
Там же.
272
крикивали: «Правда»»19. Девочка Правда выросла, преподавала в школе,
и имя ей пришлось изменить – она стала Кессельман-Левиной Ириной
Семеновной. Но домашние и друзья по-прежнему звали ее Правдой. С
Правдой я была знакома, она была дружна с моей тетей, дочерью моей
бабушки от первого брака. Правда-Ирина рассказывала своему сыну со
слов своей матери А.Д. Левиной, что члены кружка В.Н. Рихтера разгуливали по Одессе со значками ПАРБУ – партия будущего.
Мне кажется, что личность Владимира Николаевича Рихтера оставила сильный след в душах детей, которые у него учились. Приведенных
немногих примеров достаточно, чтобы понять, как близки были люди,
объединенные кружком, какая хорошая атмосфера была создана в их маленьком обществе, и какими стойкими оказались эти люди в гнетущей
обстановке лет сталинского террора. Более того, они сумели передать
свое отношение к В.Н. Рихтеру своим детям и внукам. Удивительно также, что и после гибели В.Н. Рихтера в ссылке в 1932 году часть этих персонажей оказалась близкой нашей семье, моей бабушке – жене Рихтера
– и ее дочерям.
19
Там же.
273
Л.Л. Касаткин,
доктор филологических наук, Институт русского языка
им. В.В. Виноградова РАН(Москва)
Мои родители Л.Л. Касаткин и М.Г. Касаткина-Опескина
Мой отец, Касаткин Леонид Леонидович, родился в г. Балашове Саратовской губ. в 1895 г. Его отец – военный, подполковник, мать – дочь
агронома, управляющего имением богатого помещика Лежнева. В связи
с назначениями отца семья жила в разных городах на Волге: в Камышине, Самаре, Астрахани, Вольске.
В детстве у моего отца проявились способности к рисованию, и после окончания реального училища он поступает в Петербурге в 3-й «головной» класс известного художественного училища технического рисования А.Л. Штиглица и окончил его в 1916 г.
Началась 1-я мировая война. Л.Л.Касаткин в 1915 г. призван в армию,
учится в артиллерийском училище Петрограда, которое кончает через
год офицером, попадает на фронт, в 1917 г. он уже в чине штабс-капитана
артиллерии (современный старший лейтенант), член партии эсеров.
В июле 1918 г. во время мятежа левых эсеров Касаткин в Москве
скрывается от ареста у своих тёток в Большом Козихинском пер., прибегает к ним после вооружённого столкновения с большевиками у Никитских ворот.
В 1920-22 гг. Касаткин в Чите, по словам моей матери, он – товарищ
(т.е. заместитель) министра просвещения правительства Дальневосточной республики, часть которого составляли эсеры. После входа войск
большевиков в Читу Касаткин арестован 21 октября 1922 г., ему объявлено, что он высылается в Советскую Россию. В поезде едет свободно, но
после пересечения границы Дальневосточной республики в вагон входят
солдаты, он вновь арестован, снят с поезда. Затем тюрьма в Иркутске и
Ярославле. Приговор 5 января 1923 г. – 3 года заключения в концлагере,
и отправлен на Соловки. Он – в числе первых заключённых Соловецкого
лагеря особого назначения – СЛОНа.
О дальнейшей его жизни знаю отчасти по воспоминаниям Екатерины Олицкой, попавшей на Соловки в следующем, 1924-м году, отчасти
по рассказам моей матери и её знакомых. В Соловках Л.Л.Касаткин был
участником протеста эсеров и анархистов против ужесточения режима
274
лагеря и расстрела их 19 декабря 1923 г., когда специально присланная
команда открыла огонь по заключённым Савватьевского скита. Шесть
человек было убито, двое – ранено. А затем Л.Л.Касаткин участвовал и в
массовой 15-тидневной голодовке, проводившейся во всех трёх скитах,
где были политзаключённые: в Савватьево, Муксалме и Анзерке на трёх
соловецких островах.
7 августа 2013 г. в Соловках Мемориалом был установлен и открыт
памятник узникам соловецких политскитов 1923-1925 гг, а в Савватьево
установлен памятный знак с именами погибших во время савватьевского
расстрела 19 декабря 1923 г. Низкий поклон Константину Николаевичу
Морозову и всем участникам этой акции.
Екатерина Олицкая в своих воспоминаниях дважды упоминает Касаткина, пишет о нём как о «замечательном художнике» Саватьевского
скита. Молодёжь организовала художественную самодеятельность, в
бывшем здании часовни разыгрывали спектакли, Касаткин обладал широкими знаниями из разных областей искусства, науки, техники. В СЛОНе проявились его художественные способности: он писал пьесы, по которым разыгрывались спектакли, вместе с другим художником создавал
к ним декорации, костюмы из тех скудных средств, которые у них были.
И там, и позднее писал стихи.
В 1924 г. на Соловки была сослана и Мина Германовна Опескина,
будущая моя мать. После Анзера и Муксалмы, она попала в Савватьево
и тоже участвовала в спектаклях в качестве музыканта. Она родилась
в Одессе в 1903 году, после гимназии поступила в широко известную
одесскую консерваторию по классу фортепиано, но на 4-м курсе была
арестована, как член социал-демократической партии меньшевиков. Перед этим кто-то из ЧК предложил ей стать осведомителем, рассказывать,
о чём говорят на собраниях их кружка. Она в резкой форме отказалась.
Когда за ней пришли с обыском, ей удалось спрятать запрещённую литературу под матрац лежавшей парализованной матери, которую не тронули. Но и не найдя ничего крамольного, Мину Опескину увели, судили
и приговорили к 2-м годам Соловков. Там она познакомилась с Касаткиным, в спектаклях она создавала музыкальное сопровождение, играя
палочками по подвешенным бутылкам с водой. Заранее настраивала их
на определённое звучание.
В 1925 г. политзаключённых с Соловков перевели в тюрьму в Верхнеуральске. Там Мина Опескина получила назначение в ссылку в Пишпек (позднее город Фрунзе, затем Бишкек – столицу Киргизии). На стене
камеры она написала об этом. Случилось так, что в эту же камеру затем
перевели Касаткина. Он заявил, что Опескина – его жена, и попросил
то же назначение. Так они встретились в Пишпеке, поженились, и там в
конце 1926 г. родился я.
275
Но когда Опескина ехала в ссылку, у неё была пересадка на другой
поезд в Ташкенте. Время между поездами – 10 часов, и Опескина пошла по данному ей адресу к жившей в Ташкенте ссыльной меньшевичке. Та приняла её очень хорошо, накормила, дала продуктов с собой. А
по приезде в Пишпек Опескина написала открытку с благодарностью
за помощь. Через некоторое время у этой ташкентской ссыльной был
произведён обыск, изъята вся корреспонденция, и Опескину за меньшевистские связи приговорили к новой ссылке – в Зырянский край – УстьСысольск, центр автономной области коми-зырян (с 1930 г. Сыктывкар).
Но в связи с тем, что Опескина была беременна, по ходатайству её и её
мужа новую ссылку отложили до рождения ребёнка. Потом получили
и разрешение на сопровождение её мужем. В 1927 г. выехали в УстьСысольск уже все втроём. В 1929 г. вернулись во Фрунзе.
В 1930 г. Л.Л.Касаткин вновь арестован и приговорен ОСО КОГПУ
23 декабря 1930 г., по статье 58-11. за «антисоветскую деятельность» к 1
году лишения свободы – политизолятора, т.е. тюрьмы. Причина та, что
ссыльные г. Фрунзе организовали кассу взаимопомощи, и Касаткин – её
казначей. В 1932 г. вернулся во Фрунзе.
Мы с матерью жили в это время в маленькой комнатке в полуподвале, где помещались только кровать, маленький столик и табуретка. Я
сидел за столом и что-то рисовал и вдруг с удивлением увидел, как к нам
по каменным ступеням, ведущим в комнату, спускается какой-то незнакомый бородатый мужчина, а мать бросилась к нему и обнимает его. Это
был мой отец.
В следующие годы он вначале работал геодезистом, но затем главным его занятием стала живопись. Он много писал и портреты, и пейзажи, вся наша квартира (а мы уже жили в более просторной двухкомнатной квартире) была увешана его картинами. Фотографии их время от
времени помещались в местных газетах. Вместе с С.А.Чуйковым он участвует в организации Союза художников Киргизии, был его Секретарём,
создаёт художественное училище, где преподаёт и сам. Многие художники Киргизии, в том числе и прежний председатель правления Союза
художников Киргизии Г.Айтиев, его ученики. Он участвует в создании и
Киргизской государственной картинной галереи, где висели и его картины. В 1937 г. несколько месяцев он был директором этой галереи.
При доме пионеров он создал кружок, где разыгрывались кукольные
спектакли. Тексты этих спектаклей он писал сам. Кукол тоже делал сам,
шил им костюмы, учил этому членов кружка. Дети были очень увлечены
этим делом. Помню, как он лепил из глины головы, делал с них гипсовые
слепки, а потом из папье-маше вылепливал окончательные фигурки и
раскрашивал их.
276
Моя мать в эти годы пианистка на радио, в концертном объединении
и концертмейстер-пианист Киргизского музыкально-драматического театра, позднее Киргизского гос. театра оперы и балета. В 1935 г. её посылают, единственную от Киргизии, на Всесоюзный конкурс пианистов
в Ленинград.
5 июня 1937 года, в воскресенье, мы втроём идём на базар купить
продуктов. На обратном пути отец и мать вошли во двор, а я остановился
возле дома вымыть в арыке пыльные босые ноги. Вдруг стремительно
возвращается мать: «Беги, предупреди Александра Илларионовича: у
нас обыск». Товарищ отца художник Игнатьев шёл вместе с нами, но
остановился в полуквартале от нашего дома поговорить с женой, лежавшей в больнице. Я помню, как изменилось его лицо, когда я передал ему
это.
А в квартире сотрудники НКВД проводили обыск, забирали бумаги,
некоторые книги. Так, ими были взяты книги по искусству на немецком
языке, которого они не знали, и взяли на всякий случай. А потом велели
отцу взять матрац с кровати, который он свернул и взвалил на плечи, и
повели через весь город – он посредине, они по бокам. Я вышел на улицу
и долго смотрел им вслед.
Вначале дело отца было передано в суд. В это время у нас было два
свидания с ним. Одно в комнате, разделённой двумя рядами проволочной сетки, между которыми ходил часовой. А второе в комнате, заполненной надзирателями, которые ходили рядом, занимались какими-то
делами, а мы сидели в углу, колени в колени и могли свободно говорить.
Отец сказал: «Бери сына и уезжайте как можно скорее, тебя тоже должны
арестовать». Мать очень любила его и ответила: «Пока я хоть чем-нибудь
могу тебе помочь или хотя бы узнавать о тебе, не уеду». Но ни помочь
ему ни узнать о нём она уже больше не смогла. Назначенный суд отменили, а дело перешло тройке.
Впоследствии, в феврале 1955 г., мать писала генеральному прокурору СССР:
«Я проживала в г. Фрунзе Киргизской ССР вместе с мужем Касаткиным Леонидом Леонидовичем. До ареста он находился там в ссылке
после отбытия срока лагеря 3 года и политизолятора 1 год. В 1935 году
он получил паспорт, права гражданства, а 5 июня 1937 года в г. Фрунзе
был снова арестован. Когда следствие окончилось, я имела 2 свидания с
ним. Очень коротко мой муж сказал мне, что свидетелем в деле указан
местный житель Ромодин Аркадий, который ни по работе, ни в личных
отношениях никогда не сталкивался с моим мужем и свидетелем согласился выступить под угрозой ареста, что обвинения относятся к тому периоду, в связи с чем он уже без суда, в административном порядке отбыл
1 год политизолятора в 1930 году, что ему приписывают какую-то связь
277
с Гоцем, человеком, которого он ни разу в жизни не видел и никогда не
переписывался, что показания о нем написал человек, которого на допросах подвергали жестоким избиениям.
Дело моего мужа было подведомственно спецколлегии. Я пригласила защитника, который вел дело мужа и имел с ним свидания в тюрьме.
Осенью 1937 года на заседании спецколлегии дело рассматривалось и
спецколлегия судить отказалась «за отсутствием состава преступления».
Тогда дело было оттуда изъято, передано на тройку НКВД, защитнику и
мне было отказано в свиданиях с моим мужем, и с тех пор я больше его
не видела. На многочисленные мои розыски я получала сообщения, что
он осужден без права переписки, а на последний запрос, в октябре 1954
г., получила ответ из МВД, что «местонахождение его неизвестно».
Я не знаю существа дела моего мужа, но искренно убеждена, что
это безукоризненно честный советский человек, был художником, любил
свое искусство, с увлечением преподавал живопись киргизской молодежи, его картины до ареста занимали достойное место в картинной галерее во Фрунзе, и антисоветской деятельностью он не занимался.
Я очень прошу Вас пересмотреть его дело и уверена, что невиновность моего мужа будет установлена».
Касаткин Леонид Леонидович 29 ноября 1937 года тройкой НКВД
Киргизской ССР приговорён к расстрелу с конфискацией имущества.
Приговор приведён в исполнение 8 декабря 1937 года. Но ещё 20 лет я и
моя мать получали ответы из органов: «приговор – 10 лет без права переписки». А в 1955 году загс г. Фрунзе выдал свидетельство о его смерти
от якобы рака желудка в 1947 г. Этот приговор был отменён Судебной
коллегией Верховного суда СССР 8 июня 1955 года и дело прекращено
за отсутствием состава преступления. А затем Касаткин Леонид Леонидович был и реабилитирован.
Наша маленькая квартирка во Фрунзе в одноэтажном доме с камышовой крышей и земляным полом поступила в распоряжение НКВД.
Как рассказывали мне потом соседи по двору, все наши вещи вывозили на грузовике. Картины отца не помещались, и сотрудники ногами
утаптывали их в машину. В художественном музее Бишкека недавно мне
рассказали, что после ареста Касаткина все его картины сняли и велели
уничтожить. Кто-то хотел их сохранить и закопал их в саду возле музея.
Прошло столько лет, и где это, никто не знает, да и не могли они там сохраниться.
Мать в августе этого, 1937 года, посадила меня на поезд, попросила
соседей по купе присмотреть за мной. Поезд до Москвы, где меня должны были встретить родственники отца, шёл от Фрунзе 5 суток, и почти
всё это время я простоял у окна тамбура, не желая ни с кем разговари-
278
вать. А за матерью уже была постоянная слежка, и уехать вместе со мной
она уже не смогла бы.
В это время произошёл случай, который мог сильно изменить судьбу М.Г.Касаткиной. Во фрунзенском музыкально-драматическом театре,
где она работала, проводили общее собрание и, как тогда было принято,
в президиум собрания заочно выдвинули Сталина и при этом все встали.
Касаткина и сидевшая рядом с ней женщина сделали вид, что не слышали этого, сидели и продолжали оживлённо разговаривать друг с другом.
То ли этого не заметили те, кто мог донести, то ли в НКВД уже было
подготовлено решение, но этот случай никак не отразился на судьбе Касаткиной. В августе 1937 г. она была арестована и 29 ноября, в тот же
день, когда был вынесен приговор Л.Л.Касаткину, приговорена к 10 годам исправительно-трудовых работ с формулировкой «за связь с врагом
народа». Конечно была связана, жена ведь.
По дороге в лагерь знавшая её женщина посоветовала сказать, когда
в лагере выстроят всех и будут спрашивать о профессии, что она знает
бухгалтерское дело, а она научит её этому делу. Мать так и сделала, и
это, скорее всего, спасло ей жизнь. Разные люди говорили мне впоследствии, что, работая в конторе лагеря – предприятия почтовый ящик №
АМ–244 статистиком плановой части1, она многим людям помогала.
Мина Германовна Опескина-Касаткина в лагерях пробыла до 1947
года. После освобождения жила в г. Соликамске. Летом 1948 г. я приезжал к ней. Она снимала крохотную комнатку, учила музыке детей в
городском детдоме и сопровождала музыкальными иллюстрациями открытые лекции музыковеда Павла Александровича Вульфиуса, художественного руководителя Соликамского Дома культуры, жившего в Соликамске после заключения в лагере.
В 1948 г. Мина Германовна вновь арестована, следователи пытаются создать новое дело и обвиняют её в якобы вновь открытых прошлых
преступлениях, неучтённых приговором 1937 года. Не в силах перенести
новый лагерь, она решает покончить с собой. Ночью соседка по камере,
случайно проснувшись, видит, как Мина скручивает простыню и пытается сделать петлю. Бросилась к ней, обняла, остановила.
Наконец, приговор – бессрочная ссылка в Красноярский край. Из
Красноярского пересыльного пункта её вместе с ещё шестью заключёнными самолётом привезли прямо в поле у села Мотыгино Удерейского
района на Ангаре. Пришёл председатель колхоза, спрашивает: «Кто из
вас знаком с крестьянским трудом? Мне нужны доярки, скотницы, рабочие». Но прибывшие – городские жители: учительница истории, инже1
В позднейшей лагерной справке 1955 года сказано: «использовалась на работе в качестве статиста плановой части».
279
нер, музыкальный работник. Мина Германовна какое-то время работает
уборщицей в парикмахерской. Местной больнице нужен регистратор, и
главврач берёт Касаткину на эту должность. Кроме работы регистратора,
она каждый месяц составляла отчёты – сколько в больнице больных, какие у них болезни. Но затем приходит распоряжение от НКВД – уволить
её: данные больницы – это секретные сведения, которые не должна знать
осуждённая по 58 статье.
В 1952 году после окончания учёбы в МГУ я приехал в Мотыгино к
матери повидаться. Снимала она в крестьянской избе койку, а работала
в клубе и в детском саду, учила детей музыке, сопровождала игры музыкальными номерами. В 1954 году она была освобождена, потом реабилитирована. Жила в Москве, работала учителем музыки в детских садах.
Последние годы жила вместе со мной и умерла в 1973 году.
Прожила она 70 лет; когда ей было 20 лет, была арестована и 30 лет
прожила в неволе – лучшие годы жизни.
Я.В.Леонтьев
доктор исторических наук, Московский государственный
университет им. М.В. Ломоносова
Последние из эсеров.
К 130-летию со дня рождения О.П. Тарасовой
«Для меня история партии эсеров
всегда была полна особого интереса.
В этой партии были, бесспорно, собраны
– десятилетиями собирались – лучшие люди России
по своим человеческим качествам:
самые смелые, самые самоотверженные
– лучший человеческий материал».
Варлам Шаламов, «Четвертая Вологда». Ольга Петровна Тарасова (в девичестве Красильникова) родилась в
Севастополе в марте 1883 г., спустя месяц после ареста последней остававшейся на свободе из лидеров «Народной воли» – В.Н. Фигнер. В этом
было что-то символичное: рождение будущей эсерки в момент гибели
остатков первой в России социал-революционной партии. Через двадцать с небольшим лет Тарасова (тогда еще Красильникова) лично встретится с Верой Николаевной Фигнер, оказавшись одновременно с ней в
архангельской ссылке. Скончалась О.П. Тарасова в не менее знаковый
для левонароднического движения день – 6 июля 1990 года в возрасте
107 лет.
В данной статье сконцентрируюсь главным образом на изложении
биографии Ольги Петровны, с которой мне довелось довольно тесно
общаться в последние полтора года ее невероятно долгой и интересной
жизни. Воспользуюсь в основном двумя источниками – её собственноручной «Автобиографией», датированной 3 ноября 1932 г. и написанной
во время попытки вступить в Общество бывших политкаторжан и ссыльно-поселенцев, и заявлением на имя Генерального прокурора СССР Р.А.
Руденко, датированным 19 апреля 1954 г.
«Автобиография» начинается со слов: «Отец мой был присяжный
поверенный, мать акушерка. В 96-м году отец умер, и у матери на руках осталось четверо детей, которых ей и пришлось поднять на ноги. По
окончании гимназии зиму и весну 1900 года я провела в Херсонской гу-
280
281
бернии на голоде1. Муж моей сестры, земец-либерал, очень сочувственно отнесся к моему желанию работать в одной из столовых для голодающих, открываемых земством в деревнях Херсонской губ., особенно
пострадавших от недорода, как тогда на официальном языке называли
голод. Виденные мною народное горе и нужда определили в дальнейшем
мои искания и требования к жизни. Я твердо решила учиться на доктора с тем, чтобы в дальнейшем работать в деревнях, оказывая помощь
сельскому населению, которое, как мне казалось, нуждается в помощи
культурных людей. На следующий 1901-й год муж мой сестры помог
мне уехать в Швейцарию и поступить на медицинские курсы в Женеве»2.
В этих поступках тоже было что общее, роднившее её с Фигнер, ибо
за тридцать лет до того почти её сверстница Вера Филиппова3 отправилась из России изучать медицину в Цюрихский университет. К сказанному Тарасовой стоит добавить, что она окончила гимназию (по другим
сведениям, пансион для благородных девиц) в Петербурге и что её отец
принадлежал к сословию почетных граждан, получив личное дворянство по окончании университета. По матери же она происходила из адмиральской семьи Кумани, дворянского рода греческого происхождения,
принявшего русское подданство при Екатерине II.
Продолжу цитировать «Автобиографию»: «Занимаясь в университете, я в то же время вступила в кружок молодежи, занимающийся самообразованием. Изучали мы политическую экономию, читали, делали
доклады; часто всем кружком ходили на публичные рефераты, устраиваемый лидерами с.д. и с.р. Выступали тогда перед молодежью Плеханов,
Чернов и другие партийные теоретики и ораторы, привлекающие в свои
ряды будущих борцов революции»4. В личных беседах с автором этой
статьи Ольга Петровна вспоминала и о своих посещениях выступлений
марксиста Владимира Ульянова. «Здесь же заграницей, – продолжала
она, – мне удалось познакомиться и сойтись с с.-д. группой «Свободовцев» <…>, у которых в типографии я и работала несколько месяцев, чтобы постигнуть типографское искусство и быть хотя бы в этой области
полезной в революционной борьбе. Теоретически мне тогда уже были
ближе социалисты-революционеры».
Журнал «Свобода» издавался в Швейцарии одноименной «революционно-социалистической» группой (основана Е.О. Зеленским-Надеждиным в мае 1901 г.), и подвергся нападкам Ульянова-Ленина за синтез
1
Расхожее выражение, употреблявшееся в годы молодости О.П. Тарасовой,
означавшее волонтерскую работу по оказанию помощи голодающим крестьянам.
народнических и социал-демократических идей. В программной брошюре «Возрождение революционизма в России» Надеждина и других
изданиях группы «Свободы» пропагандировались идеи революционного террора и «экономизма». В блоке с петербургскими «экономистами»
«свободовцы» выступали против «Искры» и Петербургского комитета
РСДРП5.
Далее в «Автобиографии» сообщалось: «Проведя год за границей,
и перейдя на второй курс, на лето я поехала к матери в Севастополь.
Здесь в это время находился в это время мой двоюродный брат, старый
народоволец Сергей Андреевич Никонов. Мое революционное настроение, серьезное отношение к жизни способствовали дружбе, которая скоро создалась между мною и семьей Никоновых. Поведала я ему робко
о желании принять участие в революционной борьбе, хотя чувствовал,
что данных для этого у меня еще слишком мало, слишком я молода и
неопытна <…>»6.
С.А. Никонов (1864-1942), друг Александра Ульянова, известный в
Севастополе врач-хирург, по-видимому, оказал немалое влияние на её
партийный выбор. В это время он был членом Севастопольского комитета ПСР, впоследствии станет городским головой Севастополя, будет
избран депутатом Учредительного собрания по Таврическому округу,
займет пост министра народного просвещения и культов в Крымском
краевом правительства С.С. Крыма, и умрет от истощения в блокадном
Ленинграде.
«В это время в Севастополь приезжает Мария Осиповна Лебедева (Шебалина). В результате ее переговоров с Никоновым, знакомства
со мною, она предлагает мне работу в типографии социал<истов>револ<юционеров> при Боевой Организации. О такой работе я и не мечтала. <…> С этого и началась моя работа в Партии социалистов-революционеров», – вспоминала О.П. Тарасова.
Матери перед отъездом из дома она заявила, что уезжает на лето
заниматься с детьми некоего помещика. «Хозяином» конспиративной
квартиры в Пензе, куда отправилась Тарасова, был молодой юрист Борис Фавстович Тарасов (1872-1937), который позже станет её супругом
и отцом их двоих детей. Он родился в Красноярске и принадлежал к потомственному священническому роду. Однако его отец уже трудился на
педагогическом поприще, имея чин титулярного советника. По окончании Красноярской гимназии Борис Тарасов поступил на юридический
факультет Московского университета. Во второй половине 1890-х гг. он
служил судебным следователем в Канском окружном суде, контактируя
2
ГАРФ. Ф. 533. Оп. 3. Д. 2900. Л. 5.
3
Фамилия, которую носила В.Н. Фигнер после замужества.
5
Груп­па прекратила свое существование в 1903 г.
ГАРФ. Ф. 533. Оп. 3. Д. 2900. Л. 5.
6
ГАРФ. Ф. 533. Оп. 3. Д. 2900. Л. 5.
4
282
283
со ссыльными народовольцами и марксистами. В конце 1898 г. он выехал
за границу, побывав в Вене, Цюрихе, Берне и Берлине, а по возвращении
в Россию в 1899 г. обосновался в Москве, где устроился помощником
присяжного поверенного. Здесь он вошел в политическую связь с А.А.
Аргуновым и другими членами «Северного союза с.-р.», вступив затем в
образовавшуюся ПСР. В конце лета 1901 г. он был приглашен Л.П. Булановым, П.П. Крафтом и Е.К. Брешко-Брешковской на совещание в Саратов, где ему было предложено поставить партийную типографию.
Повстречавшая его впервые в Пензе О.П. Тарасова указывала: «Типография эта была организована в Пензе в 1902 году, в ней я проработала
всего месяца два <…>, после чего по указанию Азефа типография была
арестован приехавшими специально для этого петербургскими жандармами. Работников этой типографии <…> увезли сейчас же в Петербург и
посадили в Петропавловскую крепость, где я, просидев 5 месяцев, была
переведена в ДПЗ7. Здесь еще просидела 4 месяца, после чего была освобождена на поруки мужа сестры до ссылки в Архангельскую губ., куда я
попала летом 1904 года»8.
Здесь надо уточнить: к организации типографии Б.Ф. Тарасов приступил в конце октября 1901 г., и в начале 1902 г. в ней были отпечатаны
первые брошюры. В итоге Пензенская нелегальная типография стала
первой общепартийной типографией эсеров. Именно в ней перепечатывались для широкого распространения внутри страны первые номера
«Революционной России», вышедшие ранее в провалившейся типографии в Томске и продолжавшие с № 3 выходить в Женеве. Арест Тарасова, Красильниковой и второго наборщика Р.Х. Цурвизова (проживавшего
по документам дворянина Германова) произошел 29 августа 1902 г. Арестованные содержались в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. В отличие от Красильниковой, организатор типографии поплатился
гораздо более дальней ссылкой – в Якутскую область, откуда он, впрочем, успешно бежал в августе 1904 г. за границу.
Вернемся к «Автобиографии» О.П. Тарасовой: «В Архан<гельской>
ссылке в это время уже находились С.А. Никонов и Ек<атерина>
Ал<ександровна> Бибергаль, с которой мы очень сошлись и поселились
вместе». Бибергаль стала близкой подругой Тарасовой. Её имя не редко
упоминается рядом с именем А.С. Грина в качестве его первой возлюбленной.
«Ранней весною 1905 г., – продолжается повествование в «Автобиографии», – я бежала из ссылки за границу, в Париж, где встретилась
с Б.Ф. Тарасовым. Оба мы решили нелегально вернуться в Россию для
7
8
284
дальнейшей революционной работы. Он уехал в мае, я же через месяцполтора после него. Интересно, что оба мы уехали из квартиры жены
Азефа. Любовь Григорьевна нас снаряжала, давала адреса, поручения.
Наряду с другими поручениями я должна была перевести через границу
в Москву динамит, который и был в особых мешках одет на меня»9.
В беседе с автором статьи было уточнено, что эти мешки были спрятаны под корсет. «Исполнив это поручение, по указанию О.С. Минора,
я поехала в Харьков для переговоров об организации нелегальной типографии. Из Харькова пришлось ехать в Курск, где через несколько дней я
была арестована <…> Мой арест был связан с провалом Харьков<ской>
организации, в которой оказались провокаторы. Было это в конце августа
или начале сентября 1905 года».
Тем временем находившийся на нелегальном положении Б.Ф. Тарасов также был арестован в Харькове и находился в заключении вплоть
до октябрьской амнистии. «Октябрьская революция 1905 года, – пишет О.П. Тарасова, применяя не совсем обычное определение к этим
событиям, – застала меня в Курской тюрьме. После амнистии 1905
года я приехала в Севастополь к матери, и здесь опять встретилась с
Сер<геем> Ан<дреевичем> Никоновым, Бор<исом> Фав<стовичем>
Тарасовым и многими другими старыми товарищами. Сейчас же
вступила в Севаст<опольскую> организацию партии социал<истов>револ<юционеров>. Грянул Ноябрь. Восстание матросов, в которое был
вовлечен Шмидт, захватило всех нас. Все мы принимали в нем пассивное участие. Помню, как приходилось ездить с поручениями и переговорами в казармы на Бессарабскую Сторону к восставшим матросам,
как потом их спасали, находя для них убежища, деньги, паспорта. Стены
моей комнаты были увешены просыхающими паспортными бумагами,
которые тут же заполнялись и выдавались. Потом в Севастополе началась обычная работа подпольных организаций. Я работала в качестве
пропагандистки в кружках портовых рабочих и так бывала счастлива,
когда кружки через комитет вызывали на занятия «товарища Ольгу»10.
В «Автобиографии» Ольга Петровна не стала распространяться о
личной жизни. Но именно в этот период пребывания в Севастополе начались её супружеские отношения с Б.Ф. Тарасовым. Летом 1906 г. там
же родилась их первая дочь Катя. Другое важное обстоятельство этого
периода – участие Тарасовых в вербовке в ПСР кузена Ольги Красильниковой, лейтенанта Бориса Николаевича Никитенко (1884-1907). Он
был уроженцем Севастополя, внуком адмирала и сыном офицера полевой артиллерии. По окончании Морского кадетского корпуса Никитенко
Дом предварительного заключения.
9
ГАРФ. Ф. 533. Оп. 3. Д. 2900. Л. 5 об.
10
Там же.
Там же. Д. 5 об. – 6.
285
был выпущен мичманом Черноморского флота и служил штурманом на
минном транспорте «Дунай». После обстрела восставшего «Очакова» он
был послан с отрядом моряков для захвата горевшего судна. Увиденное
настолько потрясло его, что Никитенко через их общего с Тарасовой родственника С.А. Никонова предложил себя в распоряжение революционеров.
Процитирую воспоминания Никонова: «Я хотел сейчас же пойти с
ним к Тарасовым. Это была чета молодых социалистов-революционеров
с солидным уже революционным стажем, и в приеме ими Бориса я не
мог сомневаться. Но его мнительность оказалась сильнее моих убеждений, и на этот раз он категорически отказался идти со мною к Тарасовым. Мы порешили на том, что я сначала переговорю с Тарасовыми, а
потом уже приведу его, если они выразят желание его видеть. Мои переговоры с Тарасовыми привели именно к тому результату, который я ожидал, и Борис был у них принят самым радушным и теплым образом»11. В
итоге переведенный вскоре после с Черноморского флота на Балтийский
Никитенко вышел в отставку и вернулся в Севастополь, где вошел в состав Военной организации ПСР. Одним из первых его революционных
деяний стало участие в организации побега Б.В. Савинкова.
Вернусь к «Автобиографии» Тарасовой: «В январе 1907 года пришлось выехать из Севастополя, т.к. чувствовалось, что дальше там
не продержаться. Приехав в Петербург, я постаралась связаться с
Петерб<ургской> организацией П.С.Р. Мне было поручено заняться рассылкой нелегальной литературы по провинциям, для чего меня должны
были ввести в курс дела и передать адреса. 31-го марта утром пошли за
этим на явку, но мне сказали, что передача откладывается, т.к. экстренно
в этой квартире должны собраться несколько лиц по другому делу. Уходя
из этой квартиры, я встретила на лестнице Азефа, который очень дружески встретился со мною. Расставшись с ним и отойдя несколько шагов от
этого дома, я была арестована.
Совершенно неожиданно для себя, я очутилась в группе лиц, привлекаемых по процессу Б.Н. Никитенко, Б. Синявского и др. обвиняемых
в покушениях на царя, вел<икого> князя Ник<олая> Ник<олаевичу> и
Столыпина. <…>»12.
Здесь необходимо сделать отступление. Борис Никитенко перебрался в Петербург из Севастополя в ноябре 1906 г., зарабатывая на жизнь настройкой роялей, секретарем присяжного поверенного и литературными
переводами с английского для журнала «Русское богатство». В то же вре11
Никонов С.А. Борис Николаевич Никитенко // Каторга и ссылка. 1927. Кн.
31. С. 218-219.
12
286
ГАРФ. Ф. 533. Оп. 3. Д. 2900. Л. 6.
мя, он принял предложение шурина Савинкова Л.И. Зильберберга войти
в состав Боевого отряда при ЦК ПСР, а после ареста последнего в феврале 1907 г. возглавил отряд. По поручению ЦК отряд занимался разработкой планов центрального террора, ведя подготовку покушения на П.А.
Столыпина и лиц императорской фамилии (включая самого Николая II).
В связи с прекращением террора в период работы II Государственной
Думы (где, кстати, юрисконсультом фракции эсеров подвизался присяжный поверенный Б.Ф. Тарасов) отряд получил инструкцию ЦК на продолжение разработки покушений, но на их исполнение следовало ждать
особой санкции на случай возможного роспуска Думы. Однако ввиду
полицейской провокации, инициированной Азефом, в течение 31 марта
и в ночь на 1 апреля 1907 г. произошли аресты членов Боевого отряда и
лиц из их окружения. ЦК ПСР для того, чтобы выйти из двусмысленного
положения, в котором он оказался в связи с заявлением о приостановке террора в период выборов и работы II Государственной Думы, возложил вину на якобы самоуправство Никитенко, известного боевикам
под кличкой «Капитан». Во время следствия и на суде Никитенко, подчиняясь партийной дисциплине, подтвердил эту ложную версию. «Дело
18-ти» о заговоре, имевшем конечной целью цареубийство, рассматривалось Санкт-Петербургским Военно-окружным судом 5-15 августа того
же года. Борис Никитенко и еще двое подсудимых были приговорены к
смертной казни через повешение13.
В числе восемнадцати привлеченных по делу оказались «присяжный
поверенный Борис Фавстов Тарасов, 35 лет» и «Ольга Петрова Тарасова, 24
лет», обвиняемые в ряду других «в том, что в 1906-1907 годах вступили в
вышеупомянутое преступное сообщество, причем, находясь в постоянных
и тесных сношениях с главными руководителями боевой организации, они
обсуждали совместно с ними план цареубийства и план лишения жизни
августейшего главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича,
исполняли с тою же целью отдельные поручения руководителей организации <…>»14. Инкриминируемые им деяния позволяли предать их суду по 2
и 3 частям 102 статьи Уголовного Уложения. При обыске у О.П. Тарасовой
были изъяты «собственноручные записки её о рассылки революционной
литературы во многие местности Российской Империи и письмо, в котором
неизвестный автор говорит, что он и его товарищи только в лице Тарасовой
и Екатерины Александровны [Бибергаль] встретили действительных социал-революционеров, людей партийных, даже энтузиастов».
13
Подробней см.: Маркелов К. Покушение на цареубийство в 1907 г. (Процесс Никитенко, Синявского, Наумова и др.) // Былое. 1925. № 3.
14
Спиридович А.И. Партия Социалистов-Революционеров и ее предшественники. 1886-1916. Пг., 1918. С. 368-369.
287
На суде было оглашено письма отца Бориса Никитенко к младшему
сыну Глебу, написанное тогда, когда подсудимый находился еще на военной службе, из которого следовало, «что отец Никитенко скорбит о
перемене в образе мыслей Бориса, говоря, что с его революционными
убеждениями оставаться во флоте нельзя и что поэтому он выходит в
отставку, и объясняет крайний образ мыслей сына воздействием на него
обвиняемой Ольги Тарасовой (курсив мой. – Я.Л.), под влияние которой
он окончательно подпал, прибавляя в заключение, что Борис окончит
тем, что поступит на службу не в Добровольный флот, как предполагает,
а к «террористам»15.
В итоге О.П. Тарасова оказалась признана виновной «в пособничестве означенному сообществу» и осуждена, «по лишении прав состояния, к ссылке на поселение», а Б.Ф. Тарасов по суду был оправдан «за
недоказанностью обвинения».
В «Автобиографии» Тарасова излагает: «… я была приговорена к
ссылке на поселение, которую и отбывала с 1907 года в Енисейской губ.
Сначала была отправлена в село Федино Пинчужской волости, но, не
дойдя до него, на зиму была оставлена в Рыбном на Ангаре. Зиму провели с сопроцессниками Эмме16 и другими товарищами. Весною, благодаря хлопотам Б.Ф. Тарасова меня перевели в Ялань (в 25 верст<ах> от
Енисейска), где я и прожила до 1910 года. <…> В 1910 г., летом было
отдано распоряжение за вредное влияние на ссылку меня и Ф.В. Гусарова перевести в отдаленнейшие деревни Енисейск<ой> губ. (Ссыльные
Ялани встречали проходящие этапы политических, разбирали на ночь их
по домам, снабжали пищею и т.д.). В ответ на это новое гонение я бежала
опять за границу. До конца 1913 года провела во Франции, Швейцарии.
Годы эти посвятила самообразованию»17.
В 1912 г. в городе Гренобле во французских Альпах Тарасова родила
младшую дочь Веру. Затем, «в конце 13-го года, соскучившись по России
и не имея возможности из-за детей пробраться нелегально, я решила воспользоваться манифестом по случаю 300-т летия Дома Романовых. Манифест давал возможность вернуться на место прежней ссылки, не подвергаясь за это положенным взысканиям. С конца 1913 года по 1921-ый
прожила в Красноярске, где меня и застала революция 1917 года. <…>
Во время беженской волны, вызванной войной 14-го года, принимала
деятельное участие в работе Комитета по оказанию помощи беженцам.
Работала в секции оказания помощи детям»18.
15
Там же. С. 378.
16
Супругами Константином и Антонией Эмме.
17
ГАРФ. Ф. 533. Оп. 3. Д. 2900. Л. 6.
18
Там же. Л. 6 - 6 об.
288
В «Автобиографии» Тарасова умолчала о том, что в 1913 г. за ней в
ссылку последовал Б.Ф. Тарасов (на момент написания документа политссыльный), поселившийся теперь в городе своего детства Красноярске. Он служил юрисконсультом на строительстве Минусинско-Ачинской железной дороге и являлся председателем Красноярского общества
взаимного кредита, не прекращая при этом партийной работы. В 1915
г. он участвовал в организации легальной эсеровской газеты «Отклики
Сибири», вошел в состав красноярской ячейки Сибирской группы ПСР,
вел пропаганду среди рабочих железнодорожных мастерских. Самой
Тарасовой бессрочное поселение по амнистии было заменено четырьмя
годами ссылки.
Обратимся теперь к другому документу из ЦА ФСБ, предоставленного в мое распоряжение внучкой О.П. Тарасовой19. В 1954 г. Ольга Петровна обращалась к генеральному прокурору Руденко в таких выражениях:
«Мне исполнилось 71 год. Молодые годы свои провела в царских
тюрьмах, ссылках, считая тогда, что и я вношу скромную долю в общее
дело борьбы за свободу, за счастье народа.
С 1902 г. по 1917 г. состояла членом партии соц.-рев. В 1902 г. была
арестована в Пензе за типографию, в которой работала – сослана в
Архангельскую губ., откуда бежала. В 1905 г. арестована в Курске за
распространение нелегальной литературы, освобождена в октябре того же года по амнистии. В 1907 г. судилась Петерб<ургским>
Воен<нным> Судом по процессу Бориса Никитенко – получила ссылку
на вечное поселение, которую отбывала в теперешнем Красноярском
крае. В 17-ом году была освобождена после Февральской революции в г.
Красноярске.
В 1918 г., разойдясь по многим тактическим вопросам с партией
соц.-рев., в которой оставался мой муж Б.Ф. Тарасов, не принимала решительно никакого участия в партийных делах».
В «Автобиографии» 1932 г. О.П. Тарасова указывала: «После 17го года работала в Городской Думе в Комитете Народного Образования
<…>, а затем занималась педагогической работой. С 1917 г. по 1921 г.
работала в Красноярске как преподавательница в школах I-ой, II-ой ступени, в школах по ликвидации безграм<отности>, в «Школе-коммуне
имени павших борцов революции»20.
Гласной в Красноярскую гордуму она была избрана по партийному
списку. Так ли быстро и категорически отошла Тарасова от ПСР, как она
19
В руках публикатора оказалась копия архивного документа без указания
номера дела в ЦА ФСБ.
20
Там же. Л. 6 об.
289
по понятным причинам пыталась представить в 1954 г.? По крайней мере,
в чекистском «Справочнике № 1 по антисоветским партиям» Секретного
отдела Секретно-оперативного управления ВЧК, изданном под грифом
«Сов. секретно», в разделе «Правые эс-эры» по Красноярской губернии
О.П. Тарасова была названа «очень влиятельной» и «активной»21.
Далее в «Автобиографии» Тарасова пишет: «В 1921 г. при содействии Ревкома <…> переехала в Читу к Б.Ф. Тарасову, который в это время состоял членом так называемого «Буферного правительства». <…> С
23-го года начала работать по статистике, <…> работала как председательница ячейки [общества] «Друг детей» при коллективе Чит<инского>
Окр<ужного> стат<истического> бюро. С 26-го года переехали с детьми
в Самарканд к родным (Б.Ф. Тарасов, мать, сестра, брат), все время служила в совет<ских> учрежд<ениях> <…> В Самарканде 3 ½ года работала в Окрстатбюро22, как заведующая секцией социальной статистики,
а поэтому много времени отнимали всякие переписи, обследования и
т.д. Другие годы в Самарканде работала в различных трестах, где вела
оперативную статистику, а следовательно приходилось работать сплошь
вечерами. <…> В мае 1931 г. в Самарканде совершенно неожиданно для
себя была арестована, просидела 8 мес. без предъявления обоснованных
обвинений, и, наконец, получила минус 12, выехала по литеру в Курск23,
откуда подала заявление в Москов<ское> ОГПУ с просьбой пересмотреть мое дело. В результате получила постановление Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 29/VII-32 г. о разрешении мне проживать по
всему Союзу ССР»24.
Сравним с текстом заявления на имя генерального прокурора Руденко: «Живя до конца 21-го года в Красноярске, затем до 27-го года в Чите
и до 30-го в Самарканде, ни разу не подвергалась никаким репрессиям.
Все это время работала в советских учреждениях. Родственную связь с
мужем в течение этих лет не теряла, переписываясь с ним, посылая посылки и при случае навещая.
После его нового ареста в г. Самарканде в 30-м году была арестована
и я. После чего, получив минус десять, отправлена на два года в г. Курск.
Из Курска я опротестовала свой арест и была полностью реабилитирована».
21
Погубернский список членов антисоветских партий, взятых на учет Органами ВЧК по 18 октября 1921 года. М.: типография ВЧК, 1921. С. 57.
22
Окружное статистическое бюро.
Однако, при всей правдивости сообщаемого Тарасовой, есть в первом тексте и доля сознательного лукавства. Она утверждала, что в 1926
г. переехала «с детьми в Самарканд». На самом деле туда из Читы с ней
отправилась лишь младшая дочь, школьница Вера, тогда как старшая
Екатерина в 1926 г. была уже вторично арестована и заработала новую
ссылку. Причем оба раза Катя Тарасова была арестована за «дело», о чем
чуть ниже. Другое замалчивание в «Автобиографии» касалось судьбы
мужа О.П. Тарасовой.
Она мельком упомянула про его участие в «буферном правительстве». В самом деле, в коалиционном правительстве Дальневосточной
республики он занимал пост министра земледелия. Однако, вскоре после
окончания Московского процесса над членами ЦК и активными членами
ПСР, Главная Политическая Охрана ДВР приступила к арестам эсеров
Забайкалья и Дальнего Востока, не взирая даже на их статус депутатов
Народного Собрания. Б.Ф. Тарасов был арестован в Чите 21 октября
1922 г., содержался в Иркутской, затем в Ярославской тюрьмах. 5 января
1923 г. он был приговорен к трем годам заключения, оказавшись сначала
в концлагере в бывшем Пертоминском монастыре, а затем в Соловецком концлагере. 51-летний Тарасов был чуть ли не самым старшим по
возрасту политзаключенным социалистом на Соловках в это время. Он
содержался сначала в Муксалминском скиту, а затем – в Савватиевском
скиту. Здесь он работал над рукописью воспоминаний о революционной
молодости, о Пензенской типографии. Неопубликованная рукопись этих
воспоминаний «НА ПЕРВЫХ ПОРАХ. Страничка из воспоминаний современников эпохи 1900-х годов. Первая нелегальная партийная типография социалистов-революционеров в Пензе в 1901-1902 гг.» хранится
в РГАЛИ25. После развоза социалистов и анархистов из Соловков Тарасов в 1925 г. был переведен в Верхнеуральский политизолятор, а оттуда
отправлен в ссылку в Каттакурган – небольшой город в семидесяти с
лишним километрах от Самарканда.
Что касается Екатерины Борисовны Тарасовой, то она в 15-летнем
возрасте была принята в Читинский Союз с.-р. молодежи. На закате своих дней она вспоминала: «Все партии работали легально. Мы, молодежь,
вечно крутились в клубе социалистов-революционеров. В кружке занимались политэкономией, историей социалистических учений.
В октябре 1922-го большинство читинских эсеров, среди них и мои
друзья, члены нашего Союза, были арестованы. Многие вместе с папой
попали, на Соловки. Я еще училась в школе, и меня не тронули. Вскоре
я уехала из Читы поступать в институт. В Петрограде оказалось несколь-
23
«Минус 12» – ограничение в проживании в названном количестве мест,
вид административной высылки; «литер» – здесь литерный билет.
24
290
ГАРФ. Ф. 533. Оп. 3. Д. 2900. Л. 6 об.
25
На титульной странице рукописи имеется штамп редакции журнала «Каторга и ссылка» о поступлении 23 апреля 1926 г.
291
ко бывших членов Союза эсеровской молодежи. В начале 1924-го мы
узнали о расстреле на Соловках группы эсеров, были потрясены этим и
решили выпустить листовку. Я написала черновик. Подписали просто –
«Группа социалистической молодежи». Нас выдал провокатор, и вскоре
вся компания была арестована. Так я попала в свою первую ссылку – в
Красноярск. Местом второй ссылки стал Оренбург»26.
На старости лет Е.Б. Тарасова оказалась не совсем точна. Листовка,
которую готовила она с друзьями, была все же посвящена не памяти погибших во время расстрела 19 декабря 1923 г., а памяти покончивших
с собой С.В. Морозова, одного из подсудимых на эсеровском процессе
1922 г., и члена Читинского Союза с.-р. молодежи Леонтия Петровича
Сандомира (1900-1923).27 Оказавшись выслана в Красноярск, она сразу
же вступила в контакт с другими политссыльными28 и местной молодежью. Итогом этого сближения стала попытка создания новой оппозиционной молодежной группы и расклейка листовок на ночных улицах,
следствием чего и стала очередная ссылка. Лишь после её отбытия Екатерина Борисовна воссоединилась с семьей в Самарканде, где судьба
свела её со ссыльным грузинским меньшевиком Александром (Сандро)
Михайловичем Мшвениеридзе (1898 – 1937?)29.
«Автобиография» 1932 г. обрывается на переезде О.П. Тарасовой
из Курска, где она трудилась статистиком Коноплевского совхозтреста
и даже была награждена званием ударника, в Москву. Поскольку постановлением ОСО при Коллегии ОГПУ от 29 июля 1932 г. ей было разрешено свободное проживание на территории СССР, она сочла себя
политически реабилитированной и подала заявление о вступлении в Общество бывших политкаторжан и ссыльно-поселенцев (далее ОПК). Рекомендации на вступление ей дали народоволец А.В. Прибылев, старая
революционерка М.О. Лебедева-Шебалина, её сопроцессницы по 1907 г.
А.С. Пигит и Е.А. Бибергаль, а также знакомая по красноярской ссылке
Н.Ф. Фомина-Казанская (все бывшие члены ПСР) и знавший ее по енисейской ссылке и эмиграции С.Н. Ряднов (член ВКП (б) ). Несмотря на
это Оргкомиссия отказала ей в приеме.
В заявлении на имя Генерального прокурора СССР Р.А. Руденко Тарасова писала: «Из Курска я поехала в Москву, где училась моя младшая
26
Лозунгу верна по-прежнему // http://socialist.memo.ru/books/html/leont07.
htm (Впервые опубликовано: «Московские новости». 25 марта 1990 г. № 12 (506)).
27
До этого принадлежал к Военно-социалистическому союзу в Иркутске,
участвовал в боях с большевиками в декабре 1917 г. и с колчаковцами на стороне
Политцентра.
28
Среди них были социал-демократы, левые эсеры и анархисты.
29
Среди них были социал-демократы, левые эсеры и анархисты.
292
дочь, и где начала хлопотать о вступлении в О<бщест>во политкаторжан. Остановиться мне было негде, и старые мои знакомые Шебалины Мар<ия> Осиповна и Мих<аил> Петр<ович> (тоже политкаторжане) устроили меня на квартиру к политкаторжанкам Орловой и
Светловой, с которыми до этих пор я не была знакома. В очень скором
времени, по неизвестным мне причинам, обе они были арестованы, а с
ними и я, как проживающая у них. Меня сослали на два года в Томск, где
я работала статистиком в Госбанке».
Из материала следственного дела, хранящегося в ЦА ФСБ, явствует,
что, приехав из Курска в Москву, Тарасова поселилась в Доме политкаторжан по Машкову переулку, в квартире, где проживали заведующая
музеем «Каторга и ссылка» В.Н. Светлова и член ОПК Л.Т. Орлова30. В
феврале 1933 г. в связи с масштабными арестами бывших левых и «правых» эсеров в Ленинграде, Москве и ряде других городов все трое были
арестованы31, причем Орлова покончила с собой в Бутырской тюрьме.
Тарасова и Светлова, а также бывший эсер И.В. Казанцев, обвинялись
в принадлежности к «контр-революционной группе», созданной активно сотрудничавшей с ОПК В.П. Колосовой (женой видного в прошлом
эсера и известного историка Е.Е. Колосова). Вера Светлова, в частности,
обвинялась в том, что на её квартире происходили «нелегальные сборища», где «обсуждались вопросы помощи заключенным и ссыльным эсерам». В камере Бутырской тюрьмы Тарасову повстречала Е.Л. Олицкая,
которой она показалась «старушкой». (Впоследствии Ольга Петровна
Тарасова переживет младшую её на 17 лет Екатерину Львовну Олицкую
на целых 16 лет!).
В итоге решением ОСО при Коллегии ОГПУ от 16 мая 1933 г. Тарасова и Светлова были приговорены к двум годам ссылки. Продолжу цитировать заявление на имя Руденко: «В 1935 г. я вернулась в Самарканд
к родным и поступила в Самар<кандское> обл<астное> статбюро.
В 1937 г., взяв отпуск, поехала навестить мужа в Алма-Ату, через несколько дней по переезде была вновь арестована. Следователь Васильев
вызвал меня всего один раз на допрос. Заполняя анкету и не предъявив
никаких конкретных обвинений, в полчаса закончил следствие32. Я ждала освобождения, но меня отправили в трудовые лагеря и уже на месте
30
В изданиях словаря членов Общества значится как Л.Т. Селина-ОрловаГройсман.
31
Ордер на арест О.П. Тарасовой по адресу: Машков пер., д. 15, кв. 132 от 14
февраля 1933 г. был подписан Председателем ОГПУ Г. Ягодой.
32
О скоротечности следствия и даже о снисходительно-добродушном отношении к ней следователя свидетельствовала в устной беседе также и Е.Б. Тарасова.
293
объявили приговор – 10 лет. Никакой вины я за собой не знала. Единственно, что мне могли ставить в вину, как я думала, так это, что я
не оставляла без поддержки мужа – отца моих детей, уже старого и
больного человека.
Из лагеря я просила о пересмотре дела, но в пересмотре мне было
отказано».
Будучи отправлена после ареста обратно в Самарканд, где также
была арестована её старшая дочь Екатерина, О.П. Тарасова действительно заочно оказалась осуждена в заседании Тройки при НКВД Узбекской
ССР 28 октября 1937 г. к заключению в ИТЛ сроком на десять лет, «считая срок с 19-го августа 1937 года». Она обвинялась в «том, что среди
окружающих систематически проводила провокационную к-р агитацию,
высказывала эсеровские взгляды и свое непримиримое враждебное отношение к Сов. власти».
Б.Ф. Тарасов после ареста в 1930 г. в Самарканде и следствия, проводившегося в Ташкентской тюрьме, в 1931-1932 гг. отбывал ссылку в г.
Мариинске и в с. Ильинском Колпашевского района Томской области, а
в 1933 г. ему было позволено воссоединиться с женой в Томске. Вместе
они вернулись в Самарканд, откуда в 1935 г. Тарасов был выслан в АлмаАту. После своего последнего ареста, случившегося почему-то позднее
жены 24 октября 1937 г., он был осужден Тройкой при НКВД Казахстанской ССР к расстрелу.
Заключение О.П. Тарасова отбыла «от звонка до звонка», освободившись из Севжердорлага в Коми АССР 19 августа 1947 г. В неволе ей
пригодилось давнишнее медицинское образование: в течение всех этих
лет она работала медсестрой в лагерных больницах. Еще больше «повезло» её дочери Екатерине Борисовне Тарасовой, осужденной с ней той
же Тройкой в один с ней день в Самарканде на аналогичный срок. В мае
1944 г. Е.Б. Тарасова освободилась из лагеря «по состоянию здоровья»
– была актирована в виду дистрофии. Спустя три с лишним года О.П.
Тарасова приехала на станцию Куропаткино Ташкентской железной дороги, где её дочь работала агрономом. Теперь у нее уже было двое детей.
Средства на жизнь Тарасова-старшая получала, по её словам, от младшей дочери – Веры Борисовны, работающей геологом.
«Все это было в прошлом. Мое горячее желание в глазах моих внуков
остаться честным советским гражданином, а поэтому убедительно
прошу ознакомиться с моим делом и снять с меня обвинение в контрреволюционной деятельности, к которой я по совести никогда не была
причастна. Утверждаю это честно, как старый человек, которому
уже нечего скрывать и лукавить», – подводила грустные итоги О.П. Тарасова в заявлении на имя Руденко в 1954 г.
294
«Я одна вырастила двух дочерей (первый и второй мужья погибли в
лагерях). Работала агрономом в Средней Азии, затем переехала в Новосибирск, работала экономистом. Жила как все...», – добавляла Е.Б. Тарасова в интервью в 1990 г.
Тем не менее, судьба уготовила Ольге Петровне пережить смерть
Сталина и хрущевскую Оттепель, и даже дожить до горбачевской Перестройки и рождении общества «Мемориал». Вспоминаю с улыбкой, как
она очень забавно грассировала, произнося название «Мемориал» на
французский манер.
Закончить хочу также цитатой из В.Т. Шаламова, из его «антиромана» «Вишера»: «Бесспорно, что против эсеров был направлен главный
удар самодержавия, и именно их боялся царизм больше всего. Свержение самодержавия 12 марта 1917 года было днем окончания вековой
борьбы русского общества с царизмом, с царем. Эта борьба потребовала
огромных сил от всех партий, от всех слоев общества, но прежде всего и
больше всего – от социалистов-революционеров… Несмотря на огромнейшие жертвы, история пошла по другому пути, и это было трагедией
политической партии. За трагедией партии пошла трагедия людей. Ни
в чем не повинных стариков, поседевших на царской каторге, хватали
снова, сажали в тюрьму, допрашивали, клеили провокационные «дела»
<…>».
295
В.Э.Семенова-Флюр (Шаскольская)
кандидат физ.-мат. наук, Университет Париж-3
«Новая Сорбонна», Франция
Родители моей мамы – социалисты-революционеры
Н.В. Брюллова-Шаскольская и П.Б. Шаскольский1
Сейчас жизнь и деятельность маминых родителей стали предметом
интереса и изучения, о них можно прочитать в различных изданиях и на
интернет-сайтах. Во времена моего детства (да и потом – вплоть до 90-х
годов) о них практически не было никаких упоминаний, нигде. И даже в
семье о них говорили мало, особенно при посторонних. Но мамину гордость за них и ее неутихающую боль я всегда чувствовала.
Однажды в детстве я спросила у мамы, помнит ли она революцию.
Мама ответила, что ей тогда не было и четырех лет, но кое-что она всетаки помнит. «Я с няней стояла у окна, – рассказала она. – Мы смотрели
на улицу, там шла демонстрация. И вдруг я увидела, что идет большая
колонна людей, а впереди – мой папа с красным флагом».
К тому времени я уже знала, что мамин отец, Петр Борисович Шаскольский, скончавшийся в 1918 году от «испанки», перед смертью был
вынужден скрываться от преследований, и поэтому его, уже тяжело
больного, перевозили с квартиры на квартиру. И это, возможно, ускорило его кончину. Я даже знала в Ленинграде человека, который, по словам
моей мамы, прятал и лечил ее отца.
Обо всем этом говорилось как-то глухо, редко, вскользь, а расспрашивать было не принято. И я все думала, никак не могла понять – от
кого же он прятался? В моей детской голове это не укладывалось. Мне
казалось: ведь если шел с красным флагом – значит, революционер. А раз
революция победила – зачем прятаться?
Мой дед Петр Борисович Шаскольский, петербургский историк-медиевист, с молодых лет был причастен к революционной деятельности.
Еще в 1905 году, будучи студентом Петербургского университета, он
предоставил свой домашний адрес (Петербург, Садовая ул., 24) для по1
Большое спасибо Е.В.Разамат-Шаскольской, Т.И.Шаскольской,
А.И.Шаскольскому и моей дочери Е.С. Гельвер за помощь и советы, полученные
от них в процессе написания этой статьи.
296
сылки писем Петербургскому комитету РСДРП2. В то время переписка
революционеров-подпольщиков была затруднена, и они усиленно искали надежные адреса для обмена корреспонденцией. На сегодняшний
день в переписке Ленина обнаружено два письма с адресом моего деда
Петра Борисовича (вероятно, их было больше, но другие, видимо, не сохранились), одно из них – Ленину в Женеву, второе – от Крупской из Женевы. Оба письма написаны весной 1905 года. Петру Борисовичу тогда
было всего 22 года.
Этот факт говорит о том, что в молодости мой дед оказывал Ленину
и социал-демократам содействие, интересовался ими. Но, как показывают другие источники, вскоре он изменил свое отношение к ним.
В 1907-1908 гг., уже будучи приват-доцентом Петербургского университета и преподавателем ряда других учебных заведений, Петр Борисович организовывал и вел политические кружки для учащихся. Вот как
вспоминает об этом Борис Соколов, один из его учеников в 5-й классической гимназии, впоследствии видный эсер: «Шаскольский, человек с прогрессивными, даже радикальными устремлениями, был, что называется,
«революционером-идеалистом». Демократические идеалы и принципы
для него были не просто политической системой. Это была религия.
Он верил, что если ввести для всех стран демократические законы,
то можно будет достичь вечного мира. Он считал, что любое ущемление человеческих прав – это оскорбление человеческого разума, потому
что, как он утверждал, демократические начала заложены в людях от
природы.
Что бы ни было темой его беседы – афинская демократия, французская революция, или американская конституция – он неизменно доказывал, что демократические свободы являются необходимым условием
экономического прогресса.
Он был доцентом-историком в Петербургском университете, а
также преподавал историю в нашей гимназии.
В его представлении, история человечества была непрекращающейся борьбой между демократическими идеалами и антидемократическими учениями и тенденциями. «Эта борьба будет продолжаться еще в
2
«Переписка В. И. Ленина и руководимых им учреждений РСДРП с партийными организациями. 1905-1907 гг., М., 1979, т.1, книга 2, стр. 213 и «Переписка
В. И. Ленина и руководимых им учреждений РСДРП с партийными организациями. 1905-1907 гг., М., 1982, т.2, книга 1, стр. 335. См. также опубликованную в
Интернете (http://www.hrono.ru/libris/lib_s/shifr00.html) книгу А.В. Синельникова «Шифры и революционеры России», Приложение 3 «Расшифровка ранее не
разобранных криптограмм», п.43. Пользуюсь случаем поблагодарить за помощь
А.В. Синельникова, а также Б.В. Королькова, разыскавшего эту публикацию и
обратившего мое внимание на нее.
297
течение многих веков, – предупреждал он нас. – Но не сомневайтесь,
друзья мои, в конце концов демократия победит».
Шаскольский был противником марксизма, он обсуждал с нами
работы Карла Маркса, читал нам страницы из «Капитала» и других
произведений этого немецкого экономиста. Будучи человеком непредубежденным, открытым для восприятия нового, он, тем не менее, был
весьма критичен по отношению к марксизму как к учению, отрицающему роль личности в социальном и экономическом прогрессе человечества.
В частности, он подвергал сокрушительной критике новую партию,
незадолго до того созданную Лениным. «Большевизм – это реакционное
направление, он отвергает все демократические принципы. Это старое
антидемократическое движение под новыми лозунгами», – говорил он и
советовал нам очень внимательно читать Ленина.
Резко критикуя марксизм, и особенно то, что он называл «ленинским варварским марксизмом», Шаскольский много рассказывал нам о
революционном движении в России. Он читал нам, страница за страницей, труды Лаврова, теоретика русского идеалистического революционного движения. «Оно русское, его создала и претворила в жизнь
русская интеллигенция», – говорил он.
Он подчеркивал, что Лавров, бывший в прежние времена профессором философии в Петербургском университете, обосновывал свою
политическую теорию присущим каждому человеку стремлением к индивидуальности.
– Индивидуальность каждого – в его плоти и крови, – говорил он. –
Весь прогресс человеческого рода, сама эволюция были вызваны стремлением к индивидуальности. Не признавать этого, как поступают
марксисты, отрицать хотя бы частично – это реакционное направление, которое рано или поздно провалится и потерпит крах.
Кто-то из нас спросил его, одобряет ли он терроризм, который в
партии эсеров считается допустимым.
– Нет, – ответил он резко. – Терроризм не ведет никуда, он ничего не
решает. Никогда не помог решить ни одной политической проблемы»3.
В своей книге Борис Соколов описывает свою встречу с Петром Борисовичем летом 1909 года:
«... в середине лета я, наконец, смог увидеться с ним в Павловске
– пригороде Петербурга. Мы нашли свободную скамейку на аллее, подальше от концертного зала4, где в это время шел концерт. Он сказал:
«Мы вычеркнули тебя из военной секции нашей партии. Не нужно тебе
работать в подполье. Оставайся членом партии и работай в студенческой организации, пока будешь учиться в университете». И добавил
с горечью: «Все равно, революция сейчас на спаде. Лучшие люди нашей
партии либо погибли, либо сосланы в Сибирь. Ты молод, ты войдешь в
следующее поколение революционеров».
Я сделал так, как он сказал»5.
Именно в этот год Петр Борисович сочетался браком с Надеждой
Владимировной Брюлловой (моей бабушкой). Так вот, значит, какие у
него были тогда настроения. Он думал, что революция произойдет не
скоро, и даже не очень надеялся дожить до нее.
С моей точки зрения, упоминание о Павловске и о концерте в Павловском парке – дополнительный аргумент в пользу того, что Соколов
хорошо запомнил обстоятельства этой встречи. В Павловске находилась
дача семьи Брюлловых6 – дом, построенный архитектором Александром
Брюлловым для своей семьи. А его сын Владимир (мой прадед, отец Надежды Владимировны) был одним из музыкантов оркестра, выступавшего в Павловском парке. Так что вполне логично, что в год своей свадьбы Петр Борисович находился там, где жила семья его жены.
Они сочетались браком в 1909 году в городе Штутгарте в Германии.
В июне 1910 года в Петербурге у них родился сын Валерий. В тот же
год Надежда Владимировна стала членом партии социалистов-революционеров (ПСР). У Петра Борисовича к тому моменту уже был за плечами немалый опыт революционной деятельности. Его партией в те годы
была партия трудовиков.
Таким образом, в течение 8 лет (с 1910 года до 1918) Петр Борисович
и Надежда Владимировна были членами разных партий.
В последующие 3 предвоенных года они оба много работали, преподавали, вели научные исследования, сотрудничали в нескольких петербургских научных и литературно-политических журналах, в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, и при этом значительную
часть времени провели за границей, куда Надежда Владимировна была
командирована для научной работы. В Европе они, в основном, жили в
Риме, где играли заметную роль в жизни русской эмигрантско-студенческой общины. В частности, они активно участвовали в организации
съезда «русских культурных и экономических организаций», который
состоялся в Риме в марте 1913 года и на котором Петр Борисович представлял Лекционный комитет Общества библиотеки им. Л.Н. Толстого,
созданного в то время в Риме русскими политэмигрантами. В их число
входили многие видные эсеры, жившие в то время в Риме. В рамках де-
3
Boris Sokoloff, «On the banks of the River Neva». Stockwell, 1973. стр.161164. Перевод с английского, здесь и далее – мой (В. Семенова-Флюр).
4
298
Имеется в виду знаменитый «воксал» в Павловском парке.
5
Boris Sokoloff, «On the banks of the River Neva». Stockwell, 1973, стр.177.
6
И даже местность вокруг этой дачи называлась в те годы «Брюлловкой».
299
ятельности этого Общества, Петр Борисович и Надежда Владимировна
регулярно читали лекции по истории и искусству, водили экскурсии для
студентов, приезжавших в Италию из Петербурга с профессором И.М.
Гревсом, учениками которого они оба были. Много лет спустя другой
ученик Гревса, известный историк-краевед Н.П. Анциферов, вспоминал об этом: «В Риме нас должна была встретить чета Шаскольских. По
древнему Риму нас должна была водить жена, по Риму Возрождения и
Барокко – муж... Жили они где-то в северной части Рима, близ МонтеПинчио. Это была очень несходная между собой, любящая пара. Он –
скромный, даже застенчивый, неуверенный в себе, весьма добропорядочный, идейный русский интеллигент. Она – горделивая блондинка с
рыжеватыми волосами, смелая, утвержденная в себе»7.
В декабре 1913 года в семье родилась дочь Марианна (моя мама).
К этому времени Надежда Владимировна успела подготовить диссертацию о римском анимизме, но, написанная по-немецки, она осталась неопубликованной, так как началась Первая мировая война. Супруги Шаскольские могли бы остаться в Европе, но они сразу же и решительно
вернулись в Россию. Как оказалось, навсегда...
В предреволюционные годы, проведенные в Петрограде, Петр Борисович и Надежда Владимировна, как всегда, занимались научной
работой, преподавали, писали и редактировали статьи для Нового энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, сотрудничали с рядом
прогрессивных и леволиберальных журналов («Северные записки»,
«Вестник Европы», «Современник» и других), вели экскурсионную работу в музеях Петербурга.
В течение этих лет Надежда Владимировна успешно сдала три цикла экзаменов на диплом 1-й степени в университете. Однако экзамен на
степень магистра она не сдала, и впоследствии говорила, что причин для
этого было две: во-первых, в Петрограде в то время не было этнографического факультета, а во-вторых, у нее совсем не было времени из-за той
массы общественной работы, которую она на себя взвалила.
В то же время произошло знакомство Надежды Владимировны
с Л.Я.Штернбергом, одним из последних ярких деятелей «Народной
воли», выдающимся этнографом и этнологом. Его ученицей, сотрудницей, последовательницей и другом она была потом в течение многих лет.
Помимо общественной работы, Петр Борисович и Надежда Владимировна все больше втягивались в политическую и партийную деятельность, специализируясь, в значительной степени, по национальному вопросу. В те годы этот вопрос в России стоял особенно остро в отношении
7
Анциферов Н. П. Из дум о былом: Воспоминания. – М.: Феникс: Культур­
ная инициатива, 1992. – Стр. 306-307.
300
еврейской национальности, и поэтому у четы Шаскольских, естественно,
возник интерес к этой теме, и они стали участвовать в работе еврейских
общественных организаций. На их квартире происходили заседания так
называемого «бюро Фридмана», выступавшего в защиту жертв еврейских погромов. В 1916 году Надежда Владимировна ездила в Полтаву
для организации выступлений против антисемитизма, была там арестована и заключена в тюрьму на 2 месяца.
В 1917 году, период между февральской революцией и октябрьским
переворотом прошел для супругов Шаскольских на эмоциональном
подъеме. Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что этот короткий отрезок времени был их «звездным часом». Они с увлечением занимались
партийной и политической работой.
Я иногда думаю: ведь они оба были историками, досконально знали
историю Французской революции, а также и других революций. Они не
могли не знать, что революция пожирает своих детей. И что революцию
делают одни, а плодами ее пользуются другие. Они наверняка помнили
все эти расхожие истины. Почему же их это не остановило?
Но тут же я вспоминаю конец 80-х годов и наше тогдашнее настроение, вспоминаю август 1991 года, и эйфорию, которая многих тогда охватила, в том числе и меня. Конечно, это сравнение условное. Но разве мы
не знали историю революций, и чем они кончаются? Знали, но почему-то
никто тогда об этом не думал. Все радовались, все загорелись, готовы
были куда-то бежать, что-то делать... Казалось, еще чуть-чуть, и наступит счастье. Почувствовать себя в своей стране человеком, от которого
что-то зависит, который реально может что-то изменить, чтобы поскорее
сбылись мечты – это дорогого стоит.
По-видимому, нечто похожее произошло и тогда, в 1917 году, даже с
самыми умными и прозорливыми.
Итак, мои дед и бабушка встретили февральскую революцию с воодушевлением. По-видимому, именно тогда моя мама, трехлетняя девочка, увидела из окна своего отца с красным флагом во главе колонны демонстрантов. К тому времени он уже был одним из лидеров трудовиков,
членом ЦК этой партии.
Петр Борисович отдал много сил подготовке к выборам в Учредительное собрание. Он принимал деятельное участие в работе по его созыву (и продолжал этим заниматься и после большевистского переворота), участвовал в разработке программных документов, читал лекции на
курсах, готовивших инструкторов и агитаторов для работы на выборах в
Учредительное собрание.
Кроме того, Петр Борисович работал во Временном правительстве
в качестве главы национального отдела Министерства внутренних дел.
301
В партии, совместно с Л.М. Брамсоном, Петр Борисович возглавил
группу так называемых «левых трудовиков», считавших, что социалисты должны войти в состав правительства с целью проведения реформ
(в отличие от них, «правые трудовики» считали такой шаг необходимым
для укрепления власти вообще).
В июне 1917 года трудовики слились с народными социалистами в
единую Трудовую народно-социалистическую партию (ТНСП). На учредительно-объединительном съезде ТНСП Петр Борисович был избран
членом её ЦК, выступив с докладом «По национальному вопросу».
Со своей стороны, Надежда Владимировна, ставшая к тому времени
видным деятелем ПСР, была в этой партии главным специалистом по
национальному вопросу. Она была представителем ПСР в бюро Совета
национально-социалистических партий, на съездах ПСР делала доклады
по национальной программе этой партии и опубликовала несколько брошюр на эту тему, в которых выступала не только как политик, но и как
ученый-этнолог.
В наши дни ее авторитет в науке признан учеными-специалистами,
считающими, что выдвинутое ею определение нации является «явно более этнологически-правильным, чем ленинско-сталинское, которое легло в основу советской национальной политики»8.
В тот год в одной из своих работ она писала: «Принадлежность к той
или иной нации определяется самим человеком. Никто не может быть
записан в списки нации на основании государственной, расовой принадлежности или происхождения своего»9. И в другой работе, более развернуто: «Нация – группа людей, объединенных общей исторической
судьбой, совокупностью ценностей, вместе, в поколениях предков, созданных и ныне вместе создаваемых, ценностей прошлого, вылившихся
в культуре и создавших культурную среду, как почву для новых возможностей и нового творчества, творчества политического, социального и
чисто культурного, научного, литературного, художественного. Большей
частью эта группа продолжает жить вместе, связанная общей историей
и общими задачами, теми днями, когда, по выражению Михайловского,
«всем хорошо» или «всем плохо»510.
Разделяя, как и Петр Борисович, взгляды народников – П. Лаврова и
Н. Михайловского, она настаивала на признании ценности человеческой
8
Кан С.А. «Н.В. Брюллова-Шаскольская – этнолог, эсер, человек эпохи». /
Этнографическое обозрение, № 2, 2008. С. 91.
9
Брюллова-Шаскольская Н.В. Национальный вопрос в России. Петроград,
1917. С. 13-14
10
Брюллова-Шаскольская Н.В. Партия социалистов-революционеров и национальный вопрос. Петроград, 1917. С. 9-10.
302
личности и безусловного к ней уважения, протестовала против попыток
«растворить личность в нации». Так же, как и Петр Борисович, отстаивала принципы самоопределения наций и федерализма.
Чем больше я читаю про них обоих, думаю и сопоставляю, тем отчетливее понимаю, что они, по существу, были единомышленниками, и
в науке и в политике. У них были общие взгляды, общая цель и общая
жизнь.
Они бы могли жить безбедно и без хлопот, но они хотели счастья
своей стране и без колебаний вступили на трудный и опасный путь революционной борьбы. Искренние и благородные люди, они были идеалистами и, конечно, не могли предугадать свое будущее.
По мнению специалистов, программа ПСР по национальному вопросу, в значительной степени сформированная на основе работ Надежды Владимировны, была в то время «наиболее прогрессивной из всех
программ российских политических партий в 1917 г.»11. Неудивительно,
что в дальнейшем большевики многое из нее позаимствовали – как мы
знаем, в основном на словах, и мы видели, к чему это привело. Все же
можно сказать, что идеи моих деда и бабушки продолжали жить и после
того, как их самих стерли – сначала с политической арены, а потом и из
жизни. Хотели стереть и память о них, но не сумели.
После октябрьского переворота их воодушевление сменилось разочарованием. Это хорошо видно в сохранившихся семейных письмах тех
лет. Изменилась политическая обстановка, в Петрограде было трудно,
голодно и неспокойно, а у них на руках было двое детей, и они ожидали
третьего. Тем не менее, они продолжали активную деятельность, считая
необходимым бороться за то, что считали важным. Как хорошо сформулировал впоследствии известный эсер Марк Вишняк, в тот момент
самым важным делом была непримиримая борьба «демократии под лозунгом «Вся власть Учредительному Собранию!» с так называемой диктатурой пролетариата под лозунгом «Вся власть Советам!»12. И для
этого они использовали все доступные средства.
Так, например, когда в декабре 1917 г. в петроградском «революционном трибунале» разбиралось дело члена ЦК ТНСП Л.М.Брамсона,
обвиняемого, в частности, в «дискредитации рабоче-крестьянского правительства» своими статьями в прессе, и партия народных социалистов
решила выступить в его защиту и использовать этот суд как трибуну для
осуждения большевиков, Петр Борисович выступал в суде в качестве
11
Кан С.А. «Н.В. Брюллова-Шаскольская – этнолог, эсер, человек эпохи». /
Этнографическое обозрение, № 2, 2008. С. 91.
12
Вишняк М.В. Дань прошлому. Нью-Йорк, 1954.
303
свидетеля, и речь его была направлена против большевистских Советов13.
Кроме того, Петр Борисович перешел в ПСР и стал членом государственно-правовой комиссии фракции ПСР в Учредительном собрании.
Одним из главных вопросов, рассматриваемых в этой комиссии, был
вопрос о федеративном устройстве российского государства, имевший
тогда первостепенную важность. Петр Борисович был назначен докладчиком по этому вопросу. Результатом работы комиссии стало подготовленное ко дню открытия Учредительного собрания «Постановление о
государственном устройстве России».
Марк Вишняк, бывший в ту пору председателем этой комиссии, впоследствии дал такую оценку этому документу: «Это «постановление»
– «Именем народов, государство Российское составляющих, Всеросийское Учредительное Собрание провозглашается Российской Демократической федеративной Республикой, объединяющей в неразрывном союзе
народы и области, в установленных федеральной конституцией пределах
суверенные», – явилось результатом долгих и больших трудов. На мой
взгляд, оно выдержало испытание временем и, кто знает, быть может,
сослужит службу и в будущем»14.
С тех пор прошло – подумать только! – почти сто лет, а проблемы все
те же самые, и звучат те же самые (или очень похожие) слова: союзный
договор, государственное устройство России, федерация, суверенитеты,
национальный вопрос...
Войдя в ноябре 1917 года в состав Всероссийского комитета спасения Родины и Революции (позднее преобразованного в Союз защиты
Учредительного собрания), Петр Борисович принимал активное участие
в его деятельности. Об одной его акции (которая, увы, не увенчалась
успехом), рассказал все тот же его бывший ученик Борис Соколов (в тот
момент он уже был членом Учредительного собрания):
«...Комитет был преобладающе интеллигентский. Объединял он
вокруг себя большую часть демократической интеллигенции и некоторые круги из либеральной буржуазии. Персонально входили в него эсеры (крайне правого толка), меньшевики-оборонцы, большую роль в нем
играли народные социалисты...
....деятельность этого комитета была весьма энергичной. Помимо
множества листовок и обращений, помимо пропаганды, порою недурно
поставленной, со стороны его были попытки проникнуть в рабочую и
солдатскую массу.
... Среди попыток, ... сделанных комитетом ради успешной защиты
Учредительного Собрания, было предпринятое им «собрание военных
дружин национальных меньшинств». Инициатором этого любопытного предприятия был член Комитета Петр Шаскольский, ныне погибший
в Совдепии. По его почину было созвано совещание, на котором я присутствовал представителем от эсеров и на которое были приглашены
ответственные лидеры национальных партий. ...
Шаскольский поставил вопрос весьма конкретно, ребром:
«Сколько вооруженных солдат может выставить каждая отдельная национальность для защиты Всероссийского Учредительного Собрания?»
Но такой простой подход к данному вопросу встретил решительную оппозицию со стороны большинства присутствующих. ...
... После заседания мы возвращались вместе с П. Шаскольским. Он
был грустен и молчалив. «Все надежды мною возлагались на инородцев.
Теперь эти надежды рухнули»15.
Его жена, Надежда Владимировна, тоже продолжала свою партийную деятельность и после октябрьского переворота. На съезде ПСР в
ноябре-декабре 1917 года она выступила с основным докладом по национальному вопросу, принимала участие в других партийных мероприятиях. До закрытия главной газеты ПСР летом 1918 года продолжала
регулярно публиковать в ней свои статьи, в основном по национальному
вопросу.
После раскола ПСР Надежда Владимировна возглавила Петроградский губком этой партии. Одновременно супруги Шаскольские продолжали заниматься просветительской деятельностью, выступали в дискуссиях и читая лекции, в частности, на курсах общества «Культура и
Свобода», которое в марте 1918 года организовал и возглавил Максим
Горький.
Эту деятельность они продолжали и после разгона Учредительного
собрания, отстаивая, как и прежде, свои принципы и свои взгляды по национальному вопросу, по государственному устройству страны, а также
по другим темам.
Казалось бы, документальных свидетельств об этом уже не осталось,
но все-таки кое-что иногда неожиданно обнаруживается. Вот, например,
в газете «Петроградский голос» от 7 июня 1918 года было опубликовано
следующее объявление: «7.06.1918 состоится лекция П.Б. Шаскольского «Федеративное устройство будущей России» (нач. 19.30) на выставке
13
Сыпченко А.В. Октябрь 1917 г. в судьбе умеренных неонародников.//
Вестник СамГУ, № 3 (29). С. 108.
14
304
Вишняк М.В. Дань прошлому. Нью-Йорк, 1954.
15
Соколов Б. Защита Всероссийского Учредительного собрания. // Архив
русской революции. Т. XIII. Берлин, 1924.
305
«Россия до войны и теперь» в Петроградском коммерческом училище
(Фонтанка, 62)»
Уже все рухнуло, грянул переворот, уже было разогнано Учредительное собрание, кругом все бурлило, началась гражданская война, репрессии и жестокости, а он продолжал верить в будущую демократическую
Россию и, как и прежде, пропагандировать и разъяснять принципы ее
устройства!
Для полноты картины надо добавить, что тогда же, в июне 1918 года
(через 2 дня после этой лекции) в семье Шаскольских родился третий
ребенок – дочь Тамара. Жизнь семьи стала еще более трудной.
В начале сентября большевики объявили о начале «Красного террора». В руководящих документах ЧК тех дней были прямо перечислены
категории лиц, подлежащих немедленному аресту и расстрелу. В их числе были правые эсеры и народные социалисты. Петру Борисовичу пришлось перейти на нелегальное положение.
Примерно в те же дни, в конце лета 1918 года до Петрограда докатилась волна эпидемического гриппа, или, как тогда говорили, « испанки»,
которая с начала года свирепствовала в Европе, унося миллионы жизней.
Петроградские врачи вначале были в растерянности – к ним поступали
пациенты с непонятным «лихорадочным» заболеванием, симптомы которого не были похожи ни на сыпной тиф, ни на крупозную пневмонию,
ни на обычный грипп. Заболевание было очень тяжелое, смертность
чрезвычайно высокая, даже при стационарном лечении.
Мой дед, заболевший «испанкой» в последние дни сентября, вообще
не мог обратиться в больницу, поскольку скрывался от преследований.
Через три дня, 1 октября, он умер. Ему было всего 35 лет.
Когда пишут о последних днях моего деда, часто ссылаются на некое частное письмо16, где говорится, что моя бабушка в эти дни его не
навещала. При этом не объясняют почему. Но ведь в том же письме говорится, что она вынуждена была так поступать, чтобы не навести на него
слежку! Один бог знает, чего ей это стоило – не ходить к нему.
К тому же не надо забывать, что в те дни за ней тоже следили, ей
грозила такая же опасность, что и ему: она тоже была «активным правым
эсером». Ей было даже труднее – ведь в то время она была кормящей ма16
Просто удивительно, как широко растиражировано это письмо по интернет-сайтам и печатным изданиям. А между тем, кто его видел, это письмо? И
вообще, оно существует? Подлинное оно или нет? И даже если да, то кто эти
посторонние люди, которые так беззастенчиво судачат о нашей семье? Письмо
это приведено А.И. Добкиным в аннотированном указателе к упомянутой выше
книге Н.П. Анциферова, причем сказано, что это личное письмо Н. Н. Платоновой
к В. С. Шамониной от 19 сентября (2 октября) 1918 г. из Петрограда, хранится оно в личном архиве Н. Н. Федоровой, и сообщено Ф. Ф. Перченком. Не многовато ли передаточных инстанций?
306
терью, с тремя детьми на руках и с опасениями за них. Это был тяжелый
момент.
Смерть Петра Борисовича для всей семьи была шоком. Никто не мог
и предположить, что молодой здоровый человек может вдруг так внезапно умереть.
В частном письме, которое я упомянула выше, говорится, что мой
дед Петр Борисович умер «в чужом доме». Это неправда, дом был не
чужой. И люди в нем жили далеко не чужие. О них я должна обязательно
рассказать.
Я уже говорила вначале, что еще в детстве познакомилась с человеком, который лечил и прятал моего деда. Его звали Сергей Иванович
Першин, и он был врач. А его жена Мария Романовна была няней моей
мамы, с самых ранних дней ее жизни. Это она стояла рядом с ней у
окна, когда мимо шли демонстранты во главе с Петром Борисовичем. С
ней были неразрывно связаны все мамины воспоминания первых лет ее
жизни. И всю жизнь супруги Першины были для моей мамы близкими
и родными людьми.
Когда мне было лет 5 или 6, и я впервые приехала с мамой в Ленинград, Першины встречали нас на перроне, и прямо с вокзала мы
поехали к ним. Мама мне сказала: «Знакомься, это бабушка Маруся и
дедушка Сережа», и всю неделю мы у них жили. С тех пор в картине
устройства мира, которая сложилась в моей голове, они занимали то
место, где должны были бы находиться мои родные бабушка и дедушка, если бы они были живы. Я конечно, знала, что формально Першины
нам не родственники. Но это ничего не меняло. У меня было твердое
ощущение, что в Ленинграде у меня есть бабушка и дедушка. Не так
уж мы часто виделись с ними, но всегда по-семейному, очень тепло и
сердечно.
Мария Романовна мне всегда очень нравилась. Большая умница, добрая и умелая, с замечательным чувством юмора. Она проработала много лет в Ленинграде патронажной сестрой, и когда шла по улице, многие
с ней здоровались.
В том далеком, недоброй памяти, сентябре 1918 года супруги Першины знали, что Петра Борисовича разыскивает ЧК, но тем не менее не
побоялись прятать его, больного, в своей квартире, ухаживать за ним и
лечить. Они жили тогда в Михайловском дворце – так называемом Инженерном замке. Почему так, я не знаю. В Инженерном замке находилось
военное инженерное училище, а Сергей Иванович был военным медиком. Думаю, что это как-то связано.
Сразу после октябрьского переворота, 29 октября 1917 года Инженерный замок был одним из центров антибольшевистского восстания
307
юнкеров17, и это восстание было жестко подавлено. После этого в здании
царило запустение, и поэтому в 1918 году остаться в нем незамеченным
было легче, чем где-либо еще.
Инженерный замок, как известно, находится на Садовой улице. Вот
так и получилось, что Петр Борисович умер неподалеку от дома, где он
жил в молодости. Того самого дома, адрес которого он когда-то великодушно предоставил для переписки Ленина с сообщниками. А теперь эти
(или не эти, а другие – какая разница!) сообщники Ленина преследовали
его, тяжелобольного, и не оставили ему шанса остаться живым.
После того как Петр Борисович на руках у Першиных умер, они
закутали его в одеяло, положили на носилки и, под видом больного,
вынесли из Инженерного замка и отнесли на квартиру Шаскольских в
Эртелевом переулке, где его мать и другие члены семьи смогли с ним
проститься.
Так не стало моего деда, посвятившего свою короткую жизнь борьбе
за демократию. Бабушка в свои 32 года осталась вдовой, и дальнейший
жизненный путь ей суждено было пройти без него.
В стихотворении, написанном ею в день его похорон, есть такие
строки:
...Последний день твой был строг и светел,
И солнце еще раз обняло землю,
И лик твой молча небу ответил:
«Я путь свой кончил и внемлю».
...И там же лег нерушимый камень
На то, что было моим любимым,
Зажегся над миром неведомый пламень,
Озарявший нас и незримый.
И люди молча стояли у тела,
Осеняясь лучами твоей души,
И все, что в тебе пылало и пело,
Зазвучало в ясной тиши.
Страстный твой подвиг, и смертная жертва,
И мир, омытый в твоей крови,
И кто-то светлый сказал над мертвым:
«Причаститесь здесь любви».
17
Кстати, любопытное совпадение: восстанием юнкеров руководил тот самый Комитет спасения Родины и Революции, членом которого (как считается, с
ноября 1917 года) был Петр Борисович.
308
Мама всегда как-то сторонилась Инженерного замка, не ходила туда
сама и нас, детей, никогда не водила. Говорила, что это мрачное и неприятное место. Мы думали – это она из-за Павла I. Оказалось, из-за отца.
Квартиры на третьем этаже Инженерного замка, в которой умер мой
дед, больше нет, она исчезла в результате перестроек внутренних помещений этого здания. Но на фасаде сохранились окна, за которыми она была.
Квартира в Эртелевом переулке, куда Петра Борисовича принесли
после смерти, существует и по сей день. Я хорошо ее помню, много раз
там бывала. При советской власти ее национализировали и «уплотнили»,
превратив в коммунальную, но Шаскольские (семья Павла Борисовича,
дедушкиного брата-близнеца) продолжали в ней жить, вшестером в двух
комнатах, до 70-х годов.
Помню, как-то раз в Ленинграде мы пошли на кладбище к деду.
Втроем – моя мама, Мария Романовна и я. Мне было тогда лет 11-12.
На могиле Петра Борисовича – строгое простое надгробие серого цвета.
Надпись: Петер Шаскольский (именно в таком написании – Петер, и без
отчества, это запомнилось с детства). И даты рождения и смерти. Больше
ничего. Кладбище выглядело довольно запущенным и безлюдным. Но
все же один какой-то служитель попался навстречу нам и нас окликнул:
«Эй, куда вы идете? На том участке только старые могилы. Туда уже
никто и не ходит». « А мы ходим» – твердо сказала Мария Романовна.
Служитель нам вслед проворчал, что скоро все эти могилы все равно
«перехоронят», имея в виду, что их снесут и на их месте будут снова
кого-то хоронить. Мария Романовна сказала, что этого нельзя допустить.
И потом, уже после того, как мы привели могилу в порядок, она дала мне
баночку с белой масляной краской и кисточку и попросила написать на
боковой стороне надгробия крупными буквами «Не трогать! Могила посещается» и поставить дату. Что я и сделала.
Не могу вспомнить, откуда она взяла эту баночку. Неужели с собой
принесла? Получается, что да. Там, на кладбище, ее неоткуда было взять.
Марии Романовны давно нет на свете, а могила моего деда цела до
сих пор. А где лежат останки нашей бабушки Надежды Владимировны –
этого, увы, не знает никто...
Уехав после смерти Петра Борисовича из Петербурга на Украину с
тремя детьми, Надежда Владимировна после долгих скитаний сумела
вернуться в свой родной город только в 1921 году. Вероятно, это ее и
«спасло», в какой-то мере: когда шли аресты по «делу эсеров», ее искали,
но не нашли. Однако в июле 1922 года ее все-таки нашли и арестовали.
Судебный процесс к тому времени уже закончился, поэтому ее судили
отдельно. В ее защиту выступили Л.Я. Штернберг и академик С.Ф. Ольденбург, а также представители мировой научной общественности, но
это не помогло. Все эти ходатайства были проигнорированы, и Надежду
309
Владимировну выслали в административном порядке в Среднюю Азию
на 3 года, с последующим поражением в правах.
Впоследствии срок ее ссылки был продлен, так что ей удалось вернуться в Ленинград лишь в 1929 году. Как оказалось, ненадолго...
В январе 1933 года Надежда Владимировна была вновь арестована
и обвинена во вредительской деятельности и агитации против советской
власти. Она пыталась отвести от себя нелепые обвинения и объясняла,
в чем она не согласна с политикой правящей партии. Неужели она надеялась, что до чекистов дойдут доводы разума и что логика может их убедить? Не думаю. Скорее всего, она все про них понимала, но все равно
не желала отречься хоть в чем-то от своих убеждений.
Ее письменные объяснения сохранились в следственном деле, вот
некоторые краткие выписки из них:
«– Коллективизация на практике приняла болезненные и вконец разорившие деревню формы (принудительные, жесточайшие, поголовное
раскулачивание).
– Неприемлема какая бы то ни было диктатура.
– Индустриализация в нашей стране необходима, но не такими невероятными темпами, при которых и страна, и промышленность несут
огромные жертвы.
– В культуре не должно быть диктаторского насаждения заданных
форм.
– Следует исходить из того, как развитие производственных сил отражается на живом носителе истории – человеческой личности.
– Формулировка «трудящиеся» включает не только индустриальный
пролетариат, но и крестьянство, и пролетариат умственного труда»18.
Доводы разума на чекистов не подействовали. По постановлению
Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 28 июня 1933 года Надежда
Владимировна была осуждена по печально знаменитым статьям 58-10 и
58-11 УК РСФСР и вновь выслана на 3 года в Ташкент.
Пока бабушка находилась в ленинградской тюрьме, моей маме иногда разрешали что-нибудь для нее принести. Однажды мама передала
букетик цветов, а потом ей вынесли листок бумаги, на котором были бабушкины стихи. Вот они:
Маленький букет лесных фиалок
Принесла ты мне в проклятый дом.
Трогательно ласков он и жалок
Пред глухим решетчатым окном.
В синих цветиках лесные хрусты,
В них земли горючая слеза,
Они смотрят глубоко и грустно,
Как твои любимые глаза.
Девочка моя, чтоб темный бой
Выдержать с ударами глухими,
Стала я стальной и ледяной.
Но перед фиалками твоими
В первый раз я плачу над собой.
В детстве эта история мне была неизвестна. Я только чувствовала,
что мама как-то особенно относится к фиалкам. Не понимала почему.
Помню, однажды летом на даче мама для чего-то попросила собрать букет цветов. «Мама, я знаю хорошую полянку с фиалками!» – воскликнула я. Мне было тогда лет 6. «О нет, пожалуйста, только не фиалки»
– грустно сказала мама.
Я никогда не видела Надежду Владимировну, родилась через 10 лет
после ее гибели, так же как и другая ее внучка – моя двоюродная сестра
Елена Разамат, дочь маминого старшего брата Валерия, которая в своей
замечательной книге «Разрешите объясниться»19, размышляя о нашей
бабушке, пишет:
«... <она не> занималась активной политикой после октябрьского
переворота, в чем обвиняли ее при трех арестах, и, конечно, была не
злостной вредительницей, а человеком с убеждениями. ... Она не могла
изменить самой себе, своим принципам. Она была и осталась человеком
внутренне свободным, «утвержденным в себе», как и в юности. Она не
позволяла унижений в свой адрес ...
...Беда была в том, что в октябре 1917 года сломалась вся жизнь,
в которой она выросла, но она сама внутренне не согнулась, а продолжала жить в той же системе координат, в какой сформировалась как
личность. В этом и было ее «преступление» – внутренне она не перековалась».
Не перековалась. И, действительно, не позволяла себя унижать. Когда в 1928 году в Ташкенте директор музея, где она тогда работала, выступил с рядом нелепых обвинений против нее и даже, желая выслужиться,
приплел к ним и политические мотивы, она не молчала в ответ, а возражала уверенно и спокойно, с большим достоинством. Она доказывала,
что все ее действия соответствовали уставу музея, согласно которому
она была обязана поступать именно так, как поступала. При этом она
18
Германов В.А. «И утерян алый след в сонных водах Зеравшана»: Этнограф
Надежда Брюллова-Шаскольская в Узбекистане и Туркменистане // История и
жизнь. Альманах. 2011. № 11.
310
19
К сожалению, эта книга пока не опубликована, привожу из нее цитаты по
разрешению автора.
311
говорила: «Коль скоро этот устав существует, его нужно либо соблюдать,
либо отменить».
Ну как тут не вспомнить диссидентов 70-х годов: «Соблюдайте вашу
конституцию!».
Мне не раз рассказывали, что, если Надежда Владимировна видела
несправедливость, то всегда вмешивалась, несмотря на свое бесправное,
по существу, положение ссыльной. А когда окружающие восхищались
ее стойкостью и принципиальностью, то она даже не очень понимала,
почему. Для нее такое поведение было естественным. Она просто не
представляла себе, как может быть иначе. В 1929 году, в одном частном
письме она писала:«Я иногда задаю себе вопрос: что же мы – ихтиозавры какие-то? Почему элементарная порядочность, которая для нас так же
сама собой разумеется, как «нетаскание платков из кармана», окружающим кажется непосильным геройством?20»
Ее ссылали подальше от столиц, в глухие далекие азиатские провинции, считая, по-видимому, что там ее интеллект неизбежно зачахнет, но
она была прирожденным ученым, этнологом и этнографом, и поэтому,
оказавшись рядом с незнакомыми ранее народами, она стала их изучать,
применяя оригинальные методы, со всей присущей ей энергией и исследовательским талантом.
Она и в этом победила, выиграла тот «темный бой с ударами глухими», о котором писала в своем стихотворении. Везде, куда бы ни забрасывала ее в те годы судьба – на Украину, в Среднюю Азию, на недолгое
время в Ленинград – она не прозябала, а жила напряженной интеллектуальной жизнью, продолжая интенсивно работать как ученый, исследователь, преподаватель, литератор и переводчик. Я почти не пишу здесь об
этой стороне ее жизни – краткую биографию легко найти в справочниках, а более подробное повествование заняло бы много страниц. Да и не
все мне известно, и я не специалист в тех областях науки, которыми она
занималась.
О научных работах Надежды Владимировны можно прочитать, например, в статье С.А. Кана в «Этнографическом обозрении»21, а также
в статье В.А. Германова в альманахе «История и жизнь»22. В этих статьях – обширные списки литературы. В перечисленных там публикациях
можно найти высокие оценки различных трудов и произведений моей
20
РГАЛИ. Ф. 391. On. 1. Ед. хр. 111. Л. 2.
21
Кан С.А. Н.В.Брюллова-Шаскольская - этнолог, эсер, человек эпохи // Этнографическое обозрение. 2008. № 2. С. 87-105.
22
Германов В.А. «И утерян алый след в сонных водах Зеравшана»: Этнограф
Надежда Брюллова-Шаскольская в Узбекистане и Туркменистане // История и
жизнь. Альманах. 2011. № 11.
312
бабушки, отзывы о проведенных ею работах, а также узнать о том, как
трудно ей приходилось, как ей буквально не давали работать. Многое из
написанного ею так и осталось неопубликованным, либо (что еще хуже)
было опубликовано под другими именами, когда ее уже не было в живых.
В своей вышеупомянутой статье В.А. Германов рассказывает:
«В начале 1936 года творческому коллективу историков Узбекистана... было поручено выпустить первый учебник по истории Узбекистана.
В его составлении ... принимала участие и Надежда Брюллова-Шаскольская. Ей, известному в среднеазиатских научных кругах учёному-этнографу, члену Среднеазиатского отдела Русского Географического общества, скомпрометировавшей себя перед режимом активным участием в
Партии социалистов-революционеров, было запрещено участвовать непосредственно в написании каких-либо глав, но поручалась забота о создании фундаментальной базы – поиск первоисточников. Никакая, естественно, интерпретация их, в силу её политической неблагонадёжности,
не допускалась. Этим должны были заняться историки-марксисты.
... Н.В. Брюлловой-Шаскольской было запрещено преподавать. Но
она всё равно пользовалась уважением всей университетской общественности, её знали как участницу этнографических и географических
экспедиций в самые отдалённые уголки Средней Азии, как знатока туркменской поэзии, специалиста по древнейшим формам семьи и брака у
туркмен».
Когда ей окончательно запретили преподавать историю и другие
общественные науки, она стала преподавать иностранные языки. В 70-х
годах в Ташкенте я встречала людей, которые живо помнили ее уроки.
Сейчас уже не осталось в живых никого из тех, кто знал ее лично. Но
я в своем детстве, юности, молодости еще многих из них застала, говорила с ними, слушала их беседы с мамой. Люди, знавшие мою бабушку,
вспоминали о ней с восхищением, а многие даже, я бы сказала – с восторгом. Рассказывали, как она помогала людям, как умела просто пригреть их своим душевным теплом, ободрить, дать нужный совет... Говорили, что она была удивительно интересной собеседницей, была широко
эрудирована, любила и знала поэзию, свободно владела многими языками – настолько, что даже писала на них стихи. Рассказывали о ней как
об обаятельной женщине, неизменно имеющей успех у мужчин. Георгий
Конради (бабушкин племянник, мой дядя), рассказывая о ней, любил повторять какую-то стихотворную строчку о «блеске ее ума и красоты»...
Несмотря ни на что, через много лет после ее гибели эти люди помнили ее и любили. Моя мама (и не только она) рассказывала, что у бабушки было много талантов, но один особенный – она умела дружить.
Везде, куда бы она ни попадала, вокруг нее образовывались компании, в
которых всегда было интересно, причем это могли быть как знаменитые
313
люди (бабушку связывала многолетняя дружба со многими известными
современниками), так и совсем неизвестные. Она умела быть сердечной
со всеми. Я помню, как приезжали иногда в Москву и всегда тепло встречались с мамой бывшие бабушкины квартирные хозяева, у которых она в
20-х годах в Ашхабаде снимала комнату.
Маргарита Зарудная-Фриман, дочь бабушкиной двоюродной сестры
Елены Брюлловой-Зарудной, пропавшая без вести (так считалось в семье) в 1921 году в возрасте 13 лет, а на самом деле вывезенная в США и
восстановившая связи с нашей семьей лишь через 80 (это не опечатка!)
с лишним лет, с детских лет на всю жизнь сохранила память о моей бабушке. В своих воспоминаниях она писала:
«У мамы была любимая двоюродная сестра Наденька... Блестящая
женщина и убежденная эсерка, Наденька, хоть и была моложе мамы на
три года, имела большое влияние и на маму, и на ее младшую сестру и
брата»23.
ее жизни не только не использовали, но варварски корежили, пока не
уничтожили ее саму.
24 апреля 1937 она была в третий раз арестована и постановлением
«тройки» НКВД от 26 сентября приговорена к расстрелу «за антисоветскую агитацию и пропаганду».
Приговор приведён в исполнение 9 октября 1937 года.
Так погибла замечательная русская интеллигентка, преданная идее,
образованнейший человек, большой ученый, наделенный многими талантами.
Когда я представляю себе день ее казни, я всегда думаю: а что чувствовала и о чем думала эта 51-летняя ЖЕНЩИНА, идущая на казнь?
Не могла же она не знать, куда ее ведут? Когда я представляю себя на ее
месте, у меня что-то внутри сжимается и падает в пустоту».
У меня тоже.
И не только на них. Как я уже сказала, людей, на которых бабушка
оказала влияние или произвела впечатление, мне встречалось в жизни
немало. А на самом деле, я думаю, их было гораздо больше.
А завершаются воспоминания Маргариты Зарудной-Фриман замечательными словами, сказанными о ее матери Елене Брюлловой-Зарудной,
погибшей от рук ЧК в Омске в 1921 году:
«Она не изменила себе и осталась человечной до конца...
Революции, войны, особенно гражданские, лишают людей человечности. Остаться человеком в таких условиях – это уже героизм».
Удивительно, как эти строчки перекликаются с письмом бабушки,
которое я выше цитировала – про порядочность и геройство. Просто как
будто про нее сказано.
Опанас Федоренко, близкий друг маминого брата Валерия, рассказывая мне о Надежде Владимировне, как-то раз сказал, что она, как комета, оставляла за собой яркий, неизгладимый след. И видно было, что
это не просто красивые слова – таково было его чувство.
Больно думать о том, сколько бы она могла еще сделать в жизни,
если бы...
В заключение приведу еще одну цитату из неопубликованной книги
Елены Разамат:
«У нее было другое предназначение: она была человеком с огромным творческим потенциалом, который на протяжении последних 20 лет
23
Зарудная-Фриман М. Мчались годы за годами: История одной семьи. М.,
2002. С. 17.
314
315
В.М. Рынков,
кандидат исторических наук, Институт истории
Сибирского отделения РАН, Новосибирск
Муниципальный социализм: элементы в теории и практике
на востоке России в годы Гражданской войны
Среди героев, о которых пойдет рассказ, много «мартовских» социалистов. Обычно так принято называть политиканствующих карьеристов.
На самом деле, в реалиях начала XX в. значительная часть российских интеллигентов воспитывалась на отрицании государственной бюрократии,
идеях тираноборчества, народолюбия, приоритета ценностей социальной
справедливости над прагматизмом. Но нормальный градус конформизма
делал из них людей, только сочувствующих социализму. В марте 1917 г.
они открыто стали заявлять о симпатиях к социалистическим идеям. Большинство из них и стали «мартовскими» эсерами или меньшевиками.
Период 1917 – начала 1918 г. богат возможностями проведения социалистических реформ как в масштабах страны, так и на местном уровне.
Приход к власти большевиков, растянувшийся с октября 1917 до весны
1918 г. прервал возможность реализации этих проектов. И только на территориях, вышедших из-под контроля большевиков в ходе Гражданской
войны, оставалась возможность продолжать реформы социалистического типа, хотя, конечно, не в полной мере. Можно отметить два основных
направления, по которым воплощались социал-реформаторские проекты
в антибольшевистском лагере. Во-первых, кооперативный социализм,
связанный с превращением кооперации в ведущую экономическую силу,
вытесняющую частный капитал из всех сфер хозяйственной деятельности. Во-вторых, проведение социальных реформ через органы местного
самоуправления, городского и земского. Именно этому последнему явлению и посвящена данная статья.
Для раскрытия темы в значительной мере придется говорить о практическом воплощении явления, которое принято в историографии с подачи
И.М. Майского называть «демократическая контрреволюция». Ее обычно
понимают в двух не исключающих друг друга смыслах. Во-первых, так
обозначают период в истории Гражданской войны, когда у власти находились правительства, состоявшие преимущественно из представителей
социалистических партий – эсеров и в небольшом числе – меньшевиков.
Во-вторых, это одно из течений антибольшевистского лагеря, в рамках
316
которого представители социалистических партий, в том числе и находившиеся в оппозиции к господствовавшим военным режимам, оставаясь
противниками большевизма, проявляли политическую активность. Наибольший интерес исследователей привлекала их нелегальная деятельность, связанная с попытками сыграть роль «третьей силы», противостоять военным диктатурам и инициировать создание политического режима,
альтернативного и им и большевизму. Но участники подпольной работы
не были практиками и, придя к власти, собирались реализовывать чужие
идеи. В этом и кроется причина обращения к опыту муниципальных реформ на востоке России в годы Гражданской войны.
Члены социалистических партий занимали лидирующие позиции в
высших органах власти и управления очень непродолжительное время. Западно-сибирский комиссариат существовал с 28 мая по 30 июня 1918 г.,
потом передал власть Временному Сибирскому правительству, в котором
влияние эсеров ослабевало, но было достаточно сильно до начала сентября
1918 г. Оплотом социалистических идей в Сибири стала Сибирская областная дума, вторая сессия которой продолжалась с 15 августа по 10 ноября
1918 г. Среди гласных думы преобладали социалисты и сочувствующие социалистическим идеям интеллигенты, а в думских комитетах готовились
проекты социальных реформ. Комитет членов Учредительного собрания
(Комуч) действовал с 8 июня по 23 сентября 1918 г. Причем к власти на востоке России пришли далеко не умеренные политики даже по меркам эсеровской партии. Так, Б.Д. Марков, М.Я. Линдберг, П.Я. Михайлов, В.О. Сидоров относились к левому крылу эсеровской партии. В Комуче лидерское
ядро (П.Д. Климушкин, В.К. Вольский, И.М. Брушвит) было представлено
тоже левыми флангом партии социалистов-революционеров, политическими максималистами, по выражению Д.Л. Шереметьевой1.
Но если предметом изучения является воплощение элементов социалистических идей в жизнь, то ограничиваться коротким промежутком времени нахождения социалистов у власти нецелесообразно, тем более, что
и проводить резкую грань связи с установлением так называемых военнодиктаторских режимов неправильно. Влияние социалистов после прихода
к власти адмирала А.В. Колчака не исчезло даже на правительственном
уровне. В земских и городских органах сторонники социалистических
преобразований сохраняли доминирующие позиции еще довольно долго:
в городских думах до перевыборов (продолжавшихся с осени 1918 г. до
весны 1919 г.) и в земствах на протяжении всего антибольшевистского этапа Гражданской войны.
1
Шереметьева Д.Л. Самарский комитет членов Всероссийского учредительного собрания: партийно-политическая характеристика // Политические системы
и режимы на востоке России в период революции и гражданской войны. Вып.2:
Сб науч. статей. Новосибирск, 2013. С. 25.
317
Пребывание социалистов у власти задало импульс для усиления
влияния идей демократизации и расширения полномочий местного самоуправлений. Принципиально важно, что в Сибири, например, в первый месяц после антибольшевистского переворота всю полноту власти и
управления на местах собирались передавать земствам и городским думам. Задача уполномоченных Западно-Сибирского комиссариата сводилась лишь к восстановлению их нормальной деятельности. Сами уполномоченные нужны были лишь на переходный период, чтобы передать
власть народным избранникам. Реализовывать на местах свою политику
правительственные структуры намеревались через органы самоуправления. Аппарат МВД на местах первоначально вообще не предусматривался. С приходом более умеренных социалистов Временного сибирского
правительства местные структуры МВД все же были восстановлены.
Но объем власти земств и городов мыслился как очень значительный. В
частности, была подготовлена нормативная база для передачи городам
и земствам целиком школьного дела, управления значительной частью
земельных ресурсов и многое другое. Комуч выстраивал свою политику
примерно на тех же основаниях. Уполномоченные в губерниях и уездах
существовали, но основной объем власти и управление значительными
ресурсами сосредотачивалось у земских и городских органов2.
Государственно-правовая доктрина «демократической контрреволюции» стала воплощением идей «муниципального социализма»3. Она никогда не была реализована комплексно, как задумывалась, как минимум
потому, что социалистам у власти судьба дала очень немного времени. И
еще по другой причине – оказалось, что вопросы распределения функций
между государственными органами и органами местного самоуправления
не урегулированы, правовая база для проведения муниципально-социалистических идей не подготовлена и требовалась дальнейшая ее разработка.
Эту проблему сторонникам муниципальных реформ пришлось очень
серьезно переосмысливать и адаптировать к реальностям 1918–1919 г.
Для решения этой задачи пришлось созвать несколько крупных форумов. 14–21 августа 1918 г. в Самаре собрался Чрезвычайный съезд земств
и городов Поволжья, Урала и Сибири. Собравшиеся оказались едины в
2
Собрание узаконений и распоряжений Временного Сибирского правительства (Омск). 1918. № 4. Ст. 41, 42; Вестник Комуча (Самара). 1918. 6, 11 авг. Приказы Комуча. Самара, 1918. С. 32–34, 53–56.
3
Оговоримся, что современники муниципалитетами называли органы городского самоуправления. Термин «муниципальный социализм» более позднего
происхождения» и в данной статье под ним подразумевается направление реформаторства, подразумевающее передачу земским и городским органам полномочий по распоряжению значительной частью государственной собственности и
рычагов регулирования хозяйственной деятельностью.
318
оценке земств и городских управ как самых представительных органов современной России, которые только и могут претендовать на выражение
мнения населения, а также на определение направления социальных реформ и их осуществления. Участники съезда дискутировали по многим
частным проблемам, наметили необходимость передачи в распоряжение
органов местного самоуправления проведения аграрной политики на местах, урегулирования рабочего вопроса, школьного и продовольственного
дела, сохранения под их контролем правоохранительных органов. Но в
ключевом вопросе они разбились на два лагеря. Одни полагали, что после революции и утверждения принципа народовластия существование
местных правительственных органов становится излишним и порождает
ненужное двоевластие. Другие считали, что возрастание значения органов самоуправления не устраняет необходимости в аппарате МВД4. После
эвакуации Самары претензии этого города на лидерство в выработке муниципально-социальных реформ оказалось сведено на нет, но идеи, сформулированные съездом, стали широко востребованными.
2–11 сентября 1918 г. в Томске проходил Всесибирский съезд органов местного самоуправления. Собравшиеся поддержали идею самарского съезда о ненужности представителей правительственной власти на
местах. Функции правительственных комиссаров с точки зрения участников, следовало передать председателям губернских и уездных земских
управ, причем мотивировалось это необходимостью укрепить власть
правительства5. Основным итогом съезда стало провозглашение нового объединения – Всесибирского союза земств и городов (Сибземгора).
На съезде был избран его Главный комитет. В последующие месяцы он
тщетно пытался добиться официального признания своего статуса, но
абсолютное большинство земств и городов вступили в члены Сибземгора. В частности, в марте 1919 г. организация насчитывала в своих рядах
9 губернских, 28 уездных земств, 18 городов.
18–26 января 1919 г. во Владивостоке собрался съезд, выступивший
от пяти областей Дальнего Востока (включая представителей от Забайкальской области). В заключение своей работы съезд сформировал новую структуру – Дальневосточный краевой союз земств и городов (Далькрайземгор) и избрал Комитет краевого объединения органов местного
самоуправления6.
4
ГАСО. Ф. 5. Оп. 9. Д. 1199, Л. 98–101; Вестник Комуча (Самара). 1918. 18
авг.; Волжский день (Самара).1918. 15, 2 авг. Матвеев М.Н. Земства Поволжья в
1917 – 1918 гг.: Дисс. Канд. ист. наук. Самара, 1995. С. 166, 170–171, 192–193.
5
Известия Всесибирского союза земств и городов («Сибземгора»). Томск,
1918. № 1. С. 11.
6
Земские известия (Владивосток). 1919. 29 января, 2, 5, 12 и 19 февраля.
319
Земские и городские думы были относительно самостоятельны в
выработке хозяйственных мероприятий. Законодательство (действовало
муниципальное законодательство Временного правительства) оставляло им широкое поле для маневра. Кроме того, оговорим особый случай
Приморского земства. С 31 июня до 21 сентября 1918 г. Приморская областная земская управа фактически действовала как региональный орган
исполнительной власти, самостоятельно принимая и пытаясь проводить
в жизнь решения по важнейшим вопросам экономической и социальной
жизни Приморья. В частности, ею в августе 1918 г. была проведена муниципализация бирж труда В продолжение этой темы совершенно уникальная концовка Гражданской войны на Дальнем Востоке. 21 января
1920 г. во Владивостоке был свергнут колчаковский генерал С.Н. Розанов, и к власти пришла вновь Приморская областная земская управа под
названием Временное правительство. Фактически у власти в регионе
оказались люди, возглавлявшие Далькрайземгор, социалисты, получившие на практике возможность в течение года реализовывать идеи социального реформирования через муниципалитеты.
Шанс для проведения социальных реформ существовал не только
во время пребывания у власти Директории, включавшей в свой состав
социалистов, но находившаяся у власти в Омске меньше двух недель.
В структуре всех правительств на востоке России было ведомство труда. Министерство труда Временного Сибирского, а затем и российского правительств в Сибири возглавлял Леонид Иванович Шумиловский,
бывший меньшевик, объявивший о выходе из партии в связи с принятием государственного поста. Руководящие должности в министерстве
и представительствах на местах занимали преимущественно служащие,
разделявшие социал-демократических убеждения, тесно связанные с органами местного самоуправления.
Именно в области решения рабочего вопроса удалось провести наибольшее число мероприятий. Во-первых, так называемые примирительные камеры. Демократия – это не только избрание власти населением, но
и наличие сложных многосторонних согласовательных процедур урегулирования конфликтов. Организация примирительных камер получила
широкое распространение еще в 1917 г. Городские управы и земства на
востоке России в антибольшевистский период продолжали поддерживать действовавшие и организовывать новые примирительные учреждения. Отличительной чертой их политики стал трехсторонний характер
таких учреждений, включавший представителей городских управ, профсоюзов и организаций работодателей. С практическим воплощением
мы встречаемся на Урале и в Сибири. На среднем Урале по отчетности,
предоставленной Министерству труда за 1918 г. примирительные камеры рассмотрели около 100 трудовых конфликтов, Челябинская Прими-
320
рительная камера, проведя 69 заседаний, рассмотрела на них 355 трудовых конфликтов. Причём в пользу рабочих вынесла 247 постановления,
в пользу предпринимателей – 61, и 47 не получили разрешения7. Менее
впечатляющие примеры в Сибири. Работа протекала с большими трудностями. Стороны конфликтов часто отказывались от участия в камерах8.
Министерство труда дважды – в августе 1918 г. и в начале лета
1919 г. – подавало в Совет министров законопроект о примирительных
камерах. Его концепция существенно отличалась от той, которую утвердили съезды органов местного самоуправления. Проект предполагал не
муниципальное, а государственное посредничество, но предусматривал
очень четкие правовые механизмы для повышения эффективности работы. В силу специфики ситуации Приморья в 1920 г., здесь реализовалась
некий средний вариант. Напомним, что в это время приморское земство
фактически стало правительством, поэтому разница между муниципальным и государственным посредничеством нивилировалась. С 13 февраля
1920 г. здесь стала функционировать областная палата труда из назначенных земствами и выбранных профсоюзами членов.
Второе направление деятельности муниципалитетов – борьба с безработицей. Для этой цели еще самарским съездом был намечен комплекс
мероприятий, включавших формирование сети муниципальных бирж
труда, программу межрегионального перераспределения рабочей силы,
организацию общественных работ9. Кстати, именно эту часть программы городские органы стремились выполнить наиболее последовательно,
но привлекательно задумки выглядели только на бумаге. На практике же
проявились слабые организаторские способности служащих городских
управ. В таких городах, как Челябинск, Владивосток, дело выливалось
в сложную бюрократическую процедуру организации общественных
работ, тратились большие по меркам городов средства, но практически
ничего не удалось осуществить. Успешных примеров борьбы с безработицей таким способом не известно.
Третьим направлением рабочей политики органов местного самоуправления стало приведение заработной платы в соответствие с прожиточным минимумом. В 1918 г. известно несколько попыток решить
вопрос на местном уровне, в том числе в Челябинске – довольно удачная.
7
Русская армия (Омск). 1919. 1 июня.
8
Рынков В.М. Социальная политика антибольшевистских режимов на востоке России (вторая половина 1918 – 1919 гг.) Новосибирск, 2008. С. 244–247.
9
Шереметьева Д.Л. Самарский комитет членов Всероссийского учредительного собрания: партийно-политическая характеристика // Политические системы
и режимы на востоке России в период революции и гражданской войны. Вып.2:
Сб науч. статей. Новосибирск, 2013. С. 25.
321
Здесь региональные власти, профсоюзы и предприниматели договорились о введении единых тарифов оплаты труда. С лета 1919 г. вопрос
активно обсуждался в Совете министров, но они не решились зафиксировать законодательно это положение. С 23 марта 1920 г. в Приморье был
введен закон о прожиточном минимуме. Вводилась строжайшая единая
тарификация оплаты труда с учетом профессии и квалификации работников. Следить за реализацией должна была Палата труда, в которой доминировали представители профсоюзов10.
В аграрном вопросе активность проявляли земства, которым по решениям, поддержанным самарским и сибирским съездами следовало
передать выработку и реализацию на местах принимаемых решений. На
практике реализовалась более скромная модель, прописанная в законодательстве Временного сибирского правительства, распространившаяся
с конца 1918 г. на все восточные регионы страны. Споры о захватах земельных угодий, кроме казенных, разрешали образованные земствами
комиссии, урегулирование остальных аграрных конфликтов попадало к
междуведомственным советам, исполнительный аппарат которых тоже
формировался в структуре земств. Практика показала, что программные
положения эсеров о защите трудового хозяйства в целом выполнялись.
Многие крупные предпринимательские хозяйства, разорённые в годы
революции и Гражданской войны, переходили не прежним владельцам,
а в распоряжение земств и становились основой для опытных или показательных предприятий. Земства нередко на свой страх и риск принимались корректировать сибирское/общероссийское аграрное законодательства, исходя из местных условий. Челябинская уездная земская
управа имела на этот счет собственную инструкцию, утвержденную 27
июля 1918 г. и не отмененную, несмотря на требования Временного Сибирского правительства, до конца года. Забайкальское земство ввело ряд
уточнений по разрешению межнациональных земельных конфликтов.
Приморское земство руководствовалось собственными нормативными
положениями на протяжении 1918 г. Все они указывали на несоответствие законоположений Временного Сибирского правительства постановлениям Временного правительства и Учредительного собрания, обладавших в их глазах большей легитимностью11.
10
Рынков В.М. Труд в «розовом» Приморье: государственное регулирование
и рыночная стихия // 1920 год в судьбах России и мира: апофеоз Гражданской
войны в России и ее воздействие на международные отношения: сборник материалов международной науч. конф. Архангельск, 2010. С. 156–158.
11
Назыров П.Ф. Аграрные отношения на Южном Урале в годы Гражданской
войны. Челябинск, 2009. С. 61–62; Рынков В.М. Аграрный вопрос и межнациональные отношения в Забайкалье в 1918–1919 гг. // Гуманитарные науки в Сибири. 2011. № 4. С. 43–44.
322
Аграрная политика Временного сибирского, а затем Российского
правительства имела точки соприкосновения с идеями муниципализации. В частности, законодательство Временного сибирского правительства предусмотрело передачу земствам инфраструктуры обслуживания
деревни (сеть медицинских, ветеринарных пунктов). Управление заселенными переселенческими участками переходило к земствам, распределение казенных земельных угодий тоже осуществлялось земствами.
Реализация этих предписаний пришлась уже на 1919 г. Ни одно из них
российское правительство не отменило. Таким образом, роль органов
местного самоуправления в регулировании аграрных процессов становилась ключевой.
Даже с колчаковским Министерством земледелия социалисты из
земств находили возможность конструктивно взаимодействовать. Земства были заняты разрешением земельных конфликтов, распределением
свободных сельскохозяйственных угодий, определением очагов распространения агрокультурных начинаний, принятием их в свое непосредственное управление. 17 февраля – 12 марта 1919 г. происходил съезд
руководителей земельных отделов губернских и областных земств при
Министерстве земледелия. Председательствовал на нем директор земельного отдела министерства Николай Николаевич Козьмин, известный
областник. На съезде земцы четко заявили социалистическую позицию,
критиковали министерство за стремление насаждать частное землевладение и принцип самоокупаемости при использовании казенных земельных угодий, за медлительность в передаче земствам предусмотренных
законом земель и учреждений12.
В нескольких ключевых сферах хозяйственной жизни на востоке
России нашли свое воплощение элементы муниципально-социалистической программы, что позволило смягчить остроту социальной напряжённости. Сделать это смогли не лидеры политических партий, а общественные деятели умеренно-социалистических взглядов, в большинстве
своем не придерживавшиеся строгой партийной дисциплины, а лишь
высказывавшие сочувствие к социализму. Если бы не такая позиция,
умение идти на компромиссы с властью, не было бы и года созидательной работы, ставшей возможной даже в колчаковском тылу. Однако преувеличивать ее результаты не следует. В силу недостатка практического
опыта, помноженного на ситуацию крайней политической нестабильности и экономического кризиса, далеко не все из предлагаемых так называемым «демократическим» лагерем преобразований могли быть успешно реализованы.
12
РГИА ДВ. Ф. Р-1002. Оп. 1. Д.274. Л. 1–37.
323
Л.Г. Прайсман,
PhD, историк, Израиль
Практика государственного строительства
и социальная политика Самарского Комуча в 1918 году
Большевистский переворот октября 1917 г. и последовавшие вслед
за ним: разгон Учредительного собрания, позорный Брестский мирный
договор, усиливающийся террор большевистских карательных органов,
полное расстройство экономической жизни страны, в первую очередь,
от стремительно осуществленной национализации без мало-мальски
подготовленного управленческого аппарата не парализовали желание
людей, совершивших Февральскую революцию вести борьбу с новой
диктатурой в левой оболочке, уничтожившей все завоевания февраля.
Эту борьбу возглавила партия социалистов-революционеров (ПСР),
победившая на выборах в Учредительное собрания (58% голосов).1 16
мая 1918 г. в Москве состоялся Восьмой совет ПСР, определивший: «...
основной задачей всей русской демократии... борьбу за восстановление
независимости России и возрождение ее государственно-национального
единства». Это можно осуществить только «единением всех творческих
сил страны». Основным препятствием для достижения этого Совет считал большевистскую власть, свержение которой «составляет очередную
и неотложную задачу всей демократии»2. После свержения большевистской диктатуры будет создана новая государственная система, основанная «на началах народоправства»3, понимаемое, как восстановление власти, истинного хозяина «земли русской» – Учредительного собрания».
Утром 8 июня 1918 г. сразу же после занятия Самары Пензенской
группой Чехословацкого корпуса на улицах развешивается приказ №1
«О принятии власти Комитетом членов Учредительного собрания»:
«Именем Учредительного Собрания большевистская власть в г. Самаре и в Самарской губ. объявляется низложенной. Все комиссары отрешаются от занимаемых ими должностей. Во всей полноте своих прав
1
Партия социалистов и революционеров. Документы и материалы//Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века. Т.3. Ч. 2. Октябрь 1917
г.- 1925 г. Москва.2000. С. 442.
2
3
324
восстанавливаются распущенные советской властью органы местного
самоуправления, Городские Думы и Земские Управы, коим предлагается
немедленно приступить к работе. Гражданская и военная власть в городе и губернии... переходит к комитету, состоящему из членов Учредительного Собрания, избранных от Самарской губернии на основании
всеобщего избирательного права и представителей от местных самоуправлений. Все органы, организации и лица обязаны ему подчиняться
беспрекословно».4 В приказе сообщалось о создании Народной армии,
провозглашались основные политические свободы: слово печати, собраний и митингов. Уничтожались политическая цензура и карательные
органы советской власти: «Комиссариат печати со всеми служащими
упраздняется… Революционный трибунал, как орган, не отвечающий
истинным народно-демократическим принципам, упраздняется и восстанавливается Окружной Народный суд»5. Распускались советы, но
чтобы полностью не отталкивать рабочих от новой власти, приказ провозглашал: «… срок и порядок новых выборов (в советы – Л. П.) будут
определены рабочей конференцией»6.
Хотя Комуч взял власть от имени Учредительного собрания, налицо
в Самаре 8 июня находилось только пять его депутатов: П. Д. Климушкин, И. М. Брушвит, Б. К. Фортунатов от Самарской губ.; В. К. Вольский
от Тверской губ., И. П. Нестеров от Минской губ. В дальнейшем число
членов Учредительного собрания на территории, подвластной Комучу
существенно возросло. 8 августа 1918 г. оно составляло 29 человек, 26
августа – 48, 5 сентября – 71, 30 – сентября 93.
Но 8 июня перед 5-ю депутатами стояла колоссальная задача восстановления разрушенного за первые послеоктябрьские месяцы государственного здания и всего хозяйственно-экономического уклада жизни
страны. Это нужно было сделать, ведя напряженную борьбу с все усиливающейся Красной армии, не имея уверенности, что Чехословацкий корпус
– основная сила антибольшевистских формирований на Востоке страны,
останется в России, а не отправится на поля сражений во Францию. Никаких готовых планов дальнейших действий не было. В 1919 г. член Комуча
М. А. Веденяпин писал: « Партия много уделяла в борьбе с большевиками
внимания на критику декретного творчества, но партией было очень мало
сделано для разработки своей конкретной творческой деятельности во
всех областях жизни. У нас даже не было определенного выработанного
отношения к декретам: уничтожаем ли мы их все, беря власть в свои руки,
или вносим в них только свои коррективы. Сложный и серьезный вопрос
4
ГА РФ. Ф. 1405. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.об.
Там же. С. 389.
5
Там же. Л. 2.
Там же. С.390.
6
Там же.
325
о хлебной монополии партией был лишь поднят, но не решен, также вопрос о национализации… о принципах организации армии, о финансовой
политике и т.п. На все это партия не дала точных указаний. Но все эти
вопросы встали перед нашими товарищами, и жизнь требовала немедленного ответа».7
Комуч в составе пяти человек представлял все ветви власти: законодательную, исполнительную и военную. В дальнейшем, по мере
возрастания объема работы, приезда в Самару большого числа членов
Учредительного собрания, значительного роста территории, контролируемой Комучем, система органов власти совершенствовалась и развивалась. Уже 8 июня было решено осуществить: «ведомственное разделение Комитета. Фортунатов был введен в Военный штаб». Впоследствии
создавались различные отделы, переименованные с середины августа
в ведомства, и руководство ими стало осуществлять т.н. правительство
– Совет управляющих ведомствами – высший исполнительный орган
власти Комуча. В августе-сентябре в состав Совета входили: Е. Ф. Роговский, председатель и управляющий ведомством государственной охраны; П. Г. Маслов (ведомство земледелия); В. И. Алмазов (ведомство
продовольствия); В. Н. Филипповский (ведомства торговли и промышленности); И. М. Майский (ведомство труда); Ф. Г. Белозеров (ведомство
почт и телеграфа); В. С. Абрамов (ведомство государственного имущества и контроля); Н. А. Галкин (военное ведомство); П. Д. Климушкин
(ведомство внутренних дел); М. А. Веденяпин (ведомство иностранных
дел); Е. Е. Лазарев (ведомство просвещения). В Совет управляющих вошел президиум Комуча, состоящий из председателя В. К. Вольского,
двух товарищей председателя: М. Я. Гендельмана и В. Г. Архангельского
и двух секретарей – Н. А. Шмелева и С. Н. Николаева.
Высшим законодательным органом власти Комуча с 8 июня по 3 октября 1918 г. являлся непосредственно Комитет членов Учредительного собрания. Законодательные акты и различные распоряжения Комитета имели
форму приказов. Вольский подчеркивал, что даже при дифференциации
органов власти «управлял Комитет и принципы каждого акта им устанавливались коллегиально. ...Коллегиальность пронизывала работу Комитета и
была его принципом как внутренним, так и ведомственным, была способом
избежать бюрократизма сверху донизу. Совещательные коллегии окружали
работу Комитета и давали ему силу, жизненность и людей. Комитет сохранял свое самодержавство, но осуществлял его наилучшим путем, никогда не
забывая своей демократической природы, своих демократических целей»8.
7
ГА РФ. Ф. 144. Оп. 1. Д. 21. Л. 3.
8 Судьба Учредительного собрания. Доклад председателя Комуча В. К.
Вольского// Исторический архив. М. 1993. №3. С. 125
326
Хотя деятели Комуча неоднократно подчеркивали, что они намерены
действовать решительно, даже жестоко, и что никакого возврата к беззубой политике Временного правительства, уступившей власть большевикам практически без выстрела, не будет, их представление о революции,
о ее основных движущих силах, характере и формах демократии, часто
давали о себе знать и приводили к тяжелым для власти Комуча последствиям. Так, распустив, созданный еще большевиками Самарский совет рабочих депутатов, 11 июня 1918 г. Комуч созвал в Самаре рабочую
конференцию. Несмотря на то, что на Конференции выделилось сильное пробольшевистское крыло, скрывавшееся под названием социалдемократов интернационалистов, выдвинувшее резолюцию о передаче
власти советам, Комуч одобрил решение конференции о созыве Совета
рабочих депутатов (СРД). 30 августа 1918 г. СРД собрался в новом составе и на первом же заседании принял большевистскую резолюцию о
власти, предложенную «партией беспартийных левых». Резолюция требовала: «Всеобщего вооружения рабочих... оставление всех декретов,
принятых Совнаркомом»9. Резолюция была принята в момент напряженной борьбы между Комучем и большевистским правительством, когда на
фронте ожесточение достигало такой силы, что пленных не брала ни та,
ни другая сторона. Но, несмотря на это, Комуч оставил резолюцию без
внимания. Стоит ли удивляться, что деятельность СРД, который даже не
считал нужным кое-как прикрыть свою большевистскую сущность, способствовала стремительному росту антикомучевских настроений среди
широких слоев буржуазии, офицерства, мещанства и интеллигенции.
Уже на 8-м совете ПСР экономическая политика Совнаркома была
подвергнута решительной критике. В докладе М. А. Лихача «О задачах
рабочей политики» говорилось: «Во-первых, национализация промышленности при данных условиях ни в коем случае не может повысить производительности труда... Во-вторых, рабочий контроль не увеличивает,
а уменьшает классовое сознание пролетариата (распыление рабочего
класса и уничтожения его единства, к чему с логической неизбежностью
приводит рабочий контроль)... не выдерживая, таким образом, никакой
критики с точки зрения теории социализма, рабочий контроль на практике, совокупно с другими мерами экономической и финансовой политики большевистской власти, привел стремительно демобилизовавшуюся
русскую промышленность к величайшему развалу и разгрому, а рабочий
класс к массовой безработице»10. Критикуя самым решительным образом социально-экономическую политику советской власти, как несущую стране катастрофу, эсеры вдруг довольно неожиданно вспомнили
9
Майский И. М. Демократическая контрреволюция. М.-Пг. 1923.С. 128.
10
Партия социалистов и революционеров. Документы и материалы С.387.
327
о чистоте социалистического учения и начали критиковать большевиков
именно с этой точки зрения. Эта противоречивость отчетливо сказалась
в хозяйственно-экономической деятельности Комуча.
С первых же часов установление своего господства Комуч проводил противоречивую политику при решении экономических и социальных вопросов. Его лидеры хотели, с одной стороны, привлечь буржуазию на свою сторону, подчеркивая, что основная цель новой власти в
сфере экономики: «полностью восстановить сломанные большевиками
капиталистические отношения»11, с другой стороны, стремились заручиться поддержкой широких слоев пролетариата. Вольский, выступая 11
июня на рабочей конференции, прямо заявил о том, что «буржуазного
правительства быть не может». Он писал в 1919 г. о политике Комуча:
«В отношении промышленности и торговли – государственное регулирование и контроль при сохранении права реквизиции и секвестра государственного и муниципального по принадлежности, содействие кооперации и муниципализации. Капиталистическая промышленность, таким
образом, не подвергалась всеобщему подавлению, а допускалось и, тем
самым, допускался основной закон – прибыль и свобода инициативы,
правда, в вышесказанных рамках. Разумеется, всякое покровительство
капиталу было исключено абсолютно. Ему было лишь представлено в
определенных пределах право борьбы в хозяйственной жизни за свое
существование».12
Для управления государством, создания армии, оказания финансовой помощи Чехословацкому корпусу нужны были колоссальные средства. Единственно, что большевики успели вывести из Самары при стремительном занятии города чехами, была почти вся наличность из банков.
Представители самарской буржуазии и купечества пошли навстречу
своим освободителям. Предприниматели и финансисты Самары, Симбирска и других городов Поволжья представили Комучу большие финансовые средства. Несмотря на колоссальные расходы в середине июля
в распоряжении Комуча оказалось около 33 млн. рублей13. Для оказания
помощи Комучу в проведении хозяйственной политики в середине июня
был созван Финансовый совет, в котором большинство мест занимали
представители крупной буржуазии. В Самаре были вновь открыты частные банки, но, несмотря на требования ряда членов Финансового совета,
чтобы владельцы банковских вкладов могли свободно ими распоряжаться, Комуч, фактически, дальше громкого провозглашения отмены запрета на банковские вклады не пошел. Он принял постановление: «В целях
11
12
13
328
предупреждения неизбежной вредной спекуляции свободное распоряжение процентными бумагами отсрочивается до открытия в Самаре фондовой биржи».14 За все время правления Комуча фондовая биржа в Самаре
так и не была открыта. Владельцы процентных бумаг могли получать по
ним ссуды: «… За недостатком денежных средств одновременные выдачи по этим ссудам временно ограничиваются размером прожиточного
минимума… 150 рублей в неделю»15. То есть, состоятельные люди должны были теперь вести полунищенское существование, которое, однако,
было лучше нищенского, которое они вели при большевиках. Подобная
двойственная политика в финансовой области вызывала недовольство
среднего класса, отталкивая его от Комуча. Ряд членов Финансового совета указывали на нелогичность подобной политики. 24 июня один из
руководителей совета Ершов заявил об удивлении тем фактом, что восстанавливаются текущие счета «но в то же время, выдача с них заблокирована. Указывает на отсутствие логики»16.
Декларативное объявление свободы частной собственности и отмены национализации, при почти полном отсутствии каких либо практических действий проведения этих решений в жизнь, продолжали оставаться ключевой линией политики Комуча. Даже те мероприятия советской
власти, которые часто носили откровенно издевательский характер и
были рассчитаны на создание для буржуазии, мещанства и интеллигенции невыносимых условий существования, отменялись Комучем далеко
не сразу и не в полном объеме. Уже 10 июня Комуч издал приказ №7:
«Мандаты на занятие квартир, выданные советскими властями, сохраняют свою силу. Поэтому, … насильственные выселения не должны иметь
место ни в коем случае. Квартальным советам предлагается немедленно
обследовать, насколько соответствовали, выданные из жилищного отдела мандаты на занятие квартиры или комнаты, действительной потребности занимающего».17 В итоге, только 29 июля Самарская городская
дума приняла постановление «О реквизированных советской властью
домах», согласно которому 70 наиболее крупных домов должны были
быть возвращены их прежним владельцам. Но это было только каплей
в море, в общем числе уплотненных квартир и домовладений в Самаре. Политика Комуча, направленная на привлечение рабочих на свою
14
Лапандин В. А. Эсеровские политико-государственные образования в России в годы гражданской войны. Комитет членов Всероссийского Учредительного
собрания (июнь 1918-январь 1919). Исторические источники. Самара. 2006. Т. 2.
С. 120.
ГА РФ Ф. 144. Оп. 1. Д. 21. Л. 2.
15
Там же.
Вольский В. К. Указ. соч. С. 126.
16
ГА РФ Ф. 4375. Оп. 1. Д. 10. Л.48.
Волжское слово. Самара. 15 июля 1918.
17
ГА РФ Ф. 1405. Оп. 1. Д. 1. Л. 3 об.
329
сторону закончилась провалом, хотя в ряде городов Поволжья рабочие
оказали чешским легионерам и отрядам Народной армии помощь в свержении большевистской власти. В городе Иващенкове (Чапаевск) рабочие
Оружейного Самарского Сергиевского завода вскоре после выступления
чехов подняли восстание, овладели городом с колоссальными военными
складами и изгнали красногвардейцев еще до прихода чехов. В Иващенкове началось создание первых отрядов Народной армии, состоящих из
рабочих. Народная армия пользовалась активной поддержкой сызраньских рабочих, отряды которых участвовали в боях за освобождение города.
Но, в целом, настроение рабочих Поволжья было неустойчивым и
вскоре после установления власти Комуча среди них стали расти большевистские настроения. Рабочие боялись усиления реакции, восстановления в том или ином виде порядков, существовавших до Февральской
революции. Пугали кровавые эксцессы на улицах Самары сразу же после освобождения города, аресты сочувствующих большевикам. На настроение рабочих влияло поддержка, оказанная большевикам меньшевистским руководством. Постановление ЦК РСДРП(м) «О самарском
правительстве» запрещало членам партии участвовать в работе этого правительства: «Отношение РСДРП к самарскому правительству, как к правительству, прибегающему в борьбе за демократический строй к помощи иностранных штыков, совершенно исключает возможность участия в
нем членов ЦК РСДРП».18 П.Д. Климушкин, выступая на съезде партии
социалистов-революционеров на территории Учредительного собрания,
был вынужден признать: «В борьбе за Учредительное собрание опорой
своей мы считаем крестьянство. Рабочие из строя вышли. Они плетутся
в хвосте движения и являются только свидетелями переворота...».19
После перехода Красной армии в общее наступление рабочие городов Поволжья стали активно выступать против власти Комуча. 2 сентября вспыхнуло восстание рабочих Порохового завода Казани. 1 октября
восстание подняли рабочие Иващенкова, пытавшиеся предотвратить демонтаж завода и эвакуацию его в Сибирь. Части Народной армии жестоко подавили восстание. Пробольшевистские настроения рабочих Поволжья были характерны для большинства рабочих страны, но не для всего
рабочего класса. Рабочие Урала и Прикамья относились к большевикам
с нескрываемой враждебностью. Особенно ярко это проявилось в ходе
самого крупного рабочего восстания в годы Гражданской войны – Ижевско-воткинского.
В стране, где крестьянство составляло подавляющее большинство
населения (3/4), а ПСР считалась партией российского крестьянства,
эсеры с полным основанием рассчитывали на его поддержку. В крестьянских поволжских губерниях эсеры одержали убедительную победу
на выборах в Учредительное собрание. Так, в Самарской губернии они
получили 690 341 голосов против 195 132 за большевиков20. Эйфория,
которую вызвал в деревне полностью заимствованный большевиками у
эсеров Декрет о земле, отменявший помещичью собственность на землю
без всякого выкупа и передававший помещичьи, монастырские и церковные земли со всем инвентарем и постройками в распоряжение волостных крестьянских комитетов и уездных крестьянских советов, несколько
поубавилась, когда выяснилось, что земель оказалось гораздо меньше,
чем ожидало крестьянство. Им было передано 21,12 млн. десятин пахотной земли. Средний надел одного крестьянского домохозяйства вырос с
1,9 десяти до 2,3 десятины, 53% крестьян вообще не получили землю21.
Тем не менее, зима и весна 1918 г. была, наверное, самым счастливым
временем для русской деревни. Земля перешла к крестьянам бесплатно
вместе со всем движимым и недвижимым имуществом. Ненависть к барам, которую крестьяне вынашивали столетиями, воплотилась в кровавых расправах. Совершавшие их не только не несли никакого наказания,
но и всячески поддерживались представителями власти. Не успевшая
окончательно утвердиться советская власть, не собирала налогов. Армия
была распущена, солдаты вернулись домой, а молодежь не призывалась
в армию. Мечта о черном переделе была воплощена в жизнь. Крестьяне
пытались осуществить утопию о жизни, независимой от городов и государства с их представителями и требованиями. «Крестьянские выступления переросли в войну общины с городом за право не платить налоги
и за избавление от вмешательства в свои дела».22 Общий хозяйственный
упадок и расстройство транспорта, наступившие в результате мировой
войны и большевистских экономических экспериментов резко ухудшили продовольственное положение в стране. Особенно страдали большие
города. Но большевики пытались не столько снабдить страну продовольствием, сколько воплотить в жизнь собственные утопии. Они ре20
18
Меньшевики в 1918 году//Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века. М. 1999 г. С. 624.
19
Цит. по Морозов К.Н. Судебный процесс социалистов-революционеров
и тюремное противостояние (1922-1926); этика и тактика противоборства. М.
2005. С. 406.
330
Radkey Oliver. The Election to the Russian Constituent Assembly of 1917.
Cambridge. 1950. P.77.
21
О земле. Сб. статей. М. 1921. Т. 1. С. 9.
22
Бухараев В. М., Люкшин Д. И. Крестьяне России в 1917 году Пиррова
победа «общинной революции»//1917 год в судьбах России и мира. Октябрьская
революция: от новых источников к новому осмыслению. М. 1998. С. 156.
331
шили «углубить» социальную революцию, обострить классовую борьбу
в деревне, что вело к уничтожению наиболее производительного деревенского населения. Была введена государственная хлебная монополия
и незыблемые твердые цены на продовольствие, запрещена продажа и
покупка сельскохозяйственных товаров. Главным принципом сельскохозяйственной политики стало классовое распределение продовольствия,
что обрекало на голодную смерть массу городского населения, не принадлежащую к пролетариату и партийно-советскому аппарату. В деревне
для осуществления советской политики создавались комитеты бедноты.
Из города в деревню были отправлены продовольственные отряды, состоявшие из рабочих и советских активистов. Продотряды отнимали у
богатых крестьян и середняков практически весь хлеб и другие продовольственные товары. Фактически деревне была объявлена гражданская
война. Недовольство крестьян подавлялось всеми способами, вплоть до
массовых расстрелов. Часто хлеб забирали с помощью артиллерии, что,
по-видимому, следует считать уникальным случаем в мировой практике.
На железнодорожных станциях и водных путях действовали заградительные отряды, отбиравшие все продовольствие как у крестьян, желавших его продать, так и у горожан, которые его покупали. Часто бойцы
продотрядов продавали отобранные продукты на глазах своих жертв. В
1918 г. было организовано 123 тыс. комбедов (в среднем по одному на
две деревни). Большевики успешно разжигали в деревне пламя гражданской войны.
Другим мероприятием советской власти, вызвавшим широкое недовольство всего сельского населения был указ ВЦИКа от 22 июня 1918 «О
призыве рабочих и не эксплуатирующих чужой труд крестьян в Красную
армию» в пятьдесят одном уезде Приволжского, Уральского и Западносибирского военных округов. Но результаты призыва оказались разочаровавшими. Планировалось призвать 275 тыс. человек, но на сборные
пункты явилось только 42 тыс.
При такой политике большевиков, носивший резко выраженный антикрестьянский характер, казалось, что Комуч под руководством эсеров
должен пользоваться полной поддержкой крестьянства. Первоначально
так и произошло. Крестьяне волжских губерний приветствовали Декларацию Комуча, о том, что «Земля бесповоротно перешла в народное
достояние и никаких попыток возврата в руки помещиков Комитет не
допустит»23. Комуч восстановил свободу торговли продовольственными
продуктами. Приказ Комуча №53 провозглашал: «Твердые цены на хлеб
отменяются»24. Крестьянство с энтузиазмом встретило восстановление
23
24
332
свободной торговли продовольственными продуктами. Как по мановению волшебной палочки рынки и магазины Самары и других волжских
городов стали казаться современникам продовольственным раем. Меньшевик И. М. Майский, попав в Самару 9 августа 1918 г. был настолько
поражен изобилием продуктов, что даже в книге, изданной в 1923 г. с
единственной целью – опорочить Комуч, не смог скрыть своего восторга: «После Москвы 1918 г. самарский рынок казался сказкой из «Тысячи и одной ночи», причем цены на продукты были, сравнительно, очень
умеренны»25.
Но как бы Комуч не старался проводить политику в интересах деревни, его лидеры хорошо понимали, что производителями хлеба в Поволжье были кулацкие и помещичьи хозяйства, а слабые и разрозненные
крестьянские хозяйства были не в состоянии предоставить нужное количество продовольствия. Поэтому приказ Комуча №24 от 22 июля 1918 г.
объявлял: «Право на снятие озимых посевов, произведенных в 1917 на
1918, как в трудовых, так и не трудовых хозяйствах, принадлежит тому,
кто их произвел», но «государство оставляет за собой преимущественное право приобретать этот хлеб»26. Этот указ усилил опасения крестьян,
что придется отвечать за все, что произошло при разделе помещичьих
земель в 1917-18 гг. Страх еще больше усиливало то обстоятельство,
что среди офицеров Народной армии крестьяне часто видели или своих
бывших помещиков или их сыновей. Многие офицеры Народной армии
ненавидели Комуч немногим меньше, чем большевиков и мечтали отомстить крестьянам за все, что пришлось пережить им и их близким. Ряд
сообщений из деревень указывает, что там часто, даже при власти Комуча происходили расправы, осуществленные офицерами Народной армии
над крестьянами.
Значительно ухудшил взаимоотношение Комуча и крестьян объявленный 30 июня 1918 г. призыв в Народную армию, вызвавший острое
недовольство в деревне. Для этого имелись различные причины. Крестьянское население уездов и волостей, находившихся вдали от крупных
городов, еще не успело остро почувствовать притеснения со стороны
советской власти. Только в прилегающих к крупным городам районах
крестьянство, пострадавшее от большевиков, по замечанию П. Д. Климушкина, «встретило Самарский переворот с большим сочувствием и
даже воодушевлением, выявив это во многих местах активно. Оно было
настроено антибольшевистски и готово было оказать нам всяческую помощь, включительно до вооруженной борьбы, но в массе крестьянство
устало от войны и не хотело участвовать ни в гражданской войне, ни в
Цит. по Лапандин В. А. Указ. соч. Т. 1. С. 131.
25
Майский И. М. Указ. соч. С. 32.
ГА РФ. Ф. 1405. Оп. 1. Д. 1. Л. 17 об.
26
Там же.
333
возобновлении войны с Германией»27. Американский историк С. П. Петров так описывал настроение крестьян: «Крестьянство подсознательно
также боялось, что Комуч примет сторону союзников и возобновит союз
с Германией, опять направит всех крестьянских новобранцев на германский фронт. Деревенские, зачастую, выступали за нейтралитет и окончание гражданской войны путем переговоров»28. Эти настроения крестьянства фактически привели к провалу призыва в Народную армию. П. Д.
Климушкин был вынужден это признать: «Призыв, конечно, не удался
и прошел не с тем успехом, на который мы рассчитывали, судя по энтузиазму, с которым было встречено падение большевиков. Призыв новобранцев в большинстве сел был встречен отрицательно, а в некоторых
местах... даже враждебно»29. Все авторы воспоминаний подчеркивали,
что даже в тех волостях, где крестьяне восторженно приветствовали
приход Народной армии и с оружием в руках участвовали в свержении
власти большевиков, они относились крайне отрицательно к призыву в
армию и участию в гражданской войне. Неудивительно, что при таком
«желании» воевать, при таком недоверии офицеров и солдат друг к другу, при отсутствии налаженной системы снабжения и воровства служб
тыла, как только началось общее наступление Красной армии 5 сентября
1918 г., большинство солдат Народной армии дезертировало.
Крестьянство Поволжья, как и большинство крестьянского населения России, вынужденно мирившееся с большевистской диктатурой в
надежде, что с окончанием гражданской войны, положение изменится.
Когда в 1921 г. они увидели, что их надежды не оправдались, крестьяне
ответили на это многочисленными восстаниями, в которых участвовали сотни тысяч людей. После поражения белых армий, восстания были
подавлены большевиками, действовавшими совершенно безжалостно и
даже использовавшими химическое оружие. Но советская власть была
вынуждена пойти на уступки и ввести НЭП.
В необыкновенно тяжелых условиях гражданской войны, отсутствием военной помощи, как со стороны союзников, так и Временного
Сибирского правительства, при активном недовольстве рабочих и пассивном отношении крестьян, с одной стороны, и все усиливающейся ненавистью со стороны крупной буржуазии и офицерских кругов, с другой,
Комуч старался проводить последовательно демократический курс, но
27
Климушкин П. Д. Борьба за демократию на Волге.//Кабытов П.С., Курсков
Н.А. Вторая русская революция: Борьба за демократию на Средней Волге в исследованиях, документах и материалах (1917-1918 гг.). Самара 2002. С. 230-231.
28
Петров С.П. Упущенные возможности. Гражданская война в Восточноевропейской части России и в Сибири 1918-1920 гг. М. 2006.
29
334
Климушкин П. Д. Указ. соч. С. 230-231.
при этом избежать ошибки Временного правительства и сохранить в своих руках всю полноту власти в центре и на местах. Искренняя преданность Комуча демократическим идеям и желание проводить их в жизнь,
часто вопреки мощному сопротивлению справа и слева ярко проявилось
в восстановлении деятельности органов местного самоуправления. Уже
в приказе №7 говорилось о необходимости восстановления деятельности городских дум и земских управ. Председатель Комуча Вольский писал: «Во внутренней политике на первом плане стояло восстановление и
развитие нового демократического местного самоуправления»30. Комуч
энергично восстановил деятельность городских дум и земств, занимавшихся городскими финансами и сбором городских и земских налогов,
деятельностью органов просвещения и здравоохранения, вопросами жилья, местной промышленности и торговли. Предполагалось передать в
ведение органов самоуправления вопросы охраны правопорядка. Но от
этой мысли отказались, как из-зв неэффективной деятельности восстанавливаемых городских дум, так и из-за того, что в условиях гражданской войны эти органы должны подчиняться центральной власти. «Была
совершенно исключена на время из ведения органов самоуправления
одна лишь функция, чисто административная и охранительная. Делая
это, Комитет исходил из того соображения, что в период гражданской
войны, когда органы власти должны быть чрезвычайно подвижными и
быстро действующими, и быстро выполняющими предписания свыше,
органы местного самоуправления не смогли бы выполнить этих функций. Для таких функций… они слишком неподвижны и громоздки»31.
Дума и земства получали большую финансовую помощь от Комуча. Им выдавали ссуды на самых выгодных условиях32. Нуждаясь, буквально, в каждой копейке Комуч давал своим органам самоуправления
крупные суммы. По свидетельству Климушкина: «Комитет выдал ссуды
только двум губерниям Самарской и Уфимской и частично Симбирской
свыше 10 млн. рублей. Для того времени и той территории, которую
занимал Комуч, это очень большая сумма»33. Органы местного самоуправления так и не смогли действовать эффективно. Во многом это
объяснялось полным разрушением городского хозяйства большевиками,
уничтожением ими административного аппарата из-за чего нельзя было
взимать земские городские сборы.
При всем искреннем стремлении к демократии члены Комуча хорошо понимали необходимость установления твердой власти на местах. Был
30
Вольский В. К. Указ. соч. С. 126.
31
Климушкин П. Д. Указ. соч. С. 221.
32
Там же.
33
Там же.
335
создан институт уездных и губернских уполномоченных, которым была
предоставлена фактически диктаторская власть в пределах своего района. В
приказе Комуча №50 уездным уполномоченным было представлено право
ареста «...лиц, деятельность которых представляется особенно угрожающей
национальной обороне и общественной безопасности»34, «не допускать и
закрывать всякие собрания и съезды... издавать для своего района обязательные постановления по предметам общественного благополучия, порядка и
безопасности …руководить и иметь ближайший надзор за действиями милиции, устраняя от должности всех чинов милиции, не соответствующих
своему назначению»35. 6 июля был издан приказ о губернских уполномоченных. Помимо всех вышеперечисленных прав уездных уполномоченных,
губернским предоставлялось право: «давать руководящие указания всем
органам местного управления, отстранять от должности всех лиц, служивших в административных и общественных учреждениях в случае явного
несоответствия их своему назначению… обращаться к содействию военной
власти для подавления беспорядков или в других случаях чрезвычайной
важности»36. Им также предоставлялось право «приостанавливать» постановления и распоряжения уездных уполномоченных в тех случаях, когда их
решения «будут противоречить одно другому или постановлениям и распоряжениям губернского уполномоченного»37.
Свою приверженность демократическим принципам Комуч доказал,
проведя выборы в органы городского самоуправления. Выборы проводились при соблюдении демократических свобод. В них могли участвовать самые различные партии и списки, за исключением большевиков и
крайних монархистов. Выборы показали как поразительное равнодушие
большинства избирателей к участию в голосовании, так и разочарование
большей части из них в партии, победившей на выборах в Учредительное собрание. В Самаре в выборах участвовало 36,5%, в Уфе – 12, 6%.
Победу на выборах в Самаре одержал социалистический блок, но эсеры
получили всего 19 мандатов, а их основные противники кадеты – 18. На
выборах в других городах, за исключением Оренбурга, социалисты потерпели поражение. На выборах в Симбирске эсеры получили 11 мест,
а Союз домовладельцев и торово-промышленников – 16. Наиболее сокрушительное поражение ожидало эсеров в Уфе, где выборы выиграл
список приходов, а эсеры оказались на 6-м месте38.
34
ГА РФ. Ф. 1405. Оп. 1. Д. 1. Л. 15.
35
Там же.
36
Там же. Л. 27.
37
Там же.
38
Цит. по Лапандин В. А. Указ. соч. Т. 2. С. 26.
336
На территории Комуча действовала свобода слова. Запрещались
только крайне монархические и большевистские издания. Эта свобода
соблюдалась и в тех случаях, когда кадетская пресса начала настоящую
травлю Комуча и его членов.
Лишь одна группа населения была полностью устранена от участия
в политической жизни – военнослужащие. Согласно решению Комуча,
солдаты и офицеры не принимали участие в муниципальных выборах,
им запрещалось вхождение в любые политические партии. Желание
руководителей Комуча поставить армию вне политики объяснялось, в
первую очередь, недавним историческим опытом. У всех перед глазами стояли картины 1917 г.: толпы пьяных, озверевших солдат, никого не
желавших слушать, кроме крайних демагогов, обещавших все и немедленно. Такого стремительного разложения армии Комуч хотел избежать
любой ценой. Поэтому создание армии было передано офицерам при
крайне слабом чисто символическом контроле Комуча.
Русская демократия в лице Комуча пыталась учесть уроки 1917 года.
Ряд рабочих выступлений против власти Комуча, частые случаи солдатских неповиновений подавлялись жестко, а иногда даже жестоко. Но
Комуч не мог подавлять народные выступления, действуя большевистскими методами. А созданная им охранная служба, под руководством
Е. Ф. Роговского «сто прапорщиков Роговского», как их презрительно
называли в Поволжье, была абсолютно беззубой и беспомощной организацией, не способной предотвратить ни большевистские выступления,
ни государственный переворот 19 ноября 1918 г.
Чудовищная внутренняя борьба на освобожденных от власти большевиков колоссальных просторах востока и центра России различных
политических партий и классов, противоречия между городом и деревней, желание русской деревни уклониться от любых государственных
обязанностей, уверенность многих представителей буржуазии, офицерства и интеллигенции, что все проблемы страны можно решить только с
помощью военной диктатуры, фанатичная преданность лидеров Комуча
социалистическим идеалам и боязнь в хоть чем-то задеть интересы рабочего класса, позволили большевистской диктатуре победить.
337
Андреа Паначчионе,
PhD, историк, Италия
Политическая культура меньшевиков
и ее неактуальность в современной России
Понятие «политическая культура» – более емкое, нежели «политическая теория» или «политическая идеология» – предполагает не только разделение подходов к достижению определенных целей и единство
взглядов на организацию общества, но и одинаковые позиции по целому
ряду вопросов: понятие об истории и о собственной роли в мировом пространстве, о поле своей деятельности и его границах, об обоснованности
и оправдании используемых средств. Речь идет о едином комплексе не
только идей, но и ценностей, представлений, общественных связей, личных знакомств, опыта и знаковой системы. В этом смысле концепция
политической культуры может определять некую целостность даже при
значительных различиях по политической линии. Думаю, что это как раз
и был случай меньшевиков.
В первом из серии вводных очерков, сопровождавших публикацию
документальных источников по меньшевизму начиная с 1917 года1, Леопольд Хеймсон указал основные составляющие элементы политической
культуры меньшевиков, которые были сформулированы в годы революции 1905 года. В дальнейшем они сохранятся и вновь окажутся актуальными в решающие моменты сложной и драматической истории. Однако,
в конечном итоге эти концепции лишатся объединяющей функции среди
участников, а затем и оставшихся в живых представителей этого движения:
– теория «тактики процесса», разработанная в противовес «тактике
плана», предложенной старой «Искрой». Эта теория предполагает способность встраивания в процесс трансформации общества, развивающегося по своим собственным законам, которые политика признает и использует, но не создает;
– культура общества в противоположность государственной культуре с последовательным отказом от понимания политики как стремление
к власти и исполнение полномочий, если они не обоснованы условиями
1
Меньшевизм и большевизм 1903-1917: формирование менталитетов и политической культуры в Меньшевики в 1917 году, 1, М., РОССПЭН, 1994.
338
социального развития. Из этого следует неприятие как идеи «революции
сверху», так и какого бы то ни было «социального заместительства» со
стороны политического субъекта во имя несуществующих или же неспособных к самостоятельным действиям социальных сил;
– вопрос, поставленный Аксельродом в его знаменитых статьях,
опубликованных в «Искре» в 1903-1904 гг.2, о трудностях самостоятельной политики пролетариата в российских условиях, где доминировала
«общая революционная тенденция», способная использовать пролетариат в собственных целях, не выражая при этом действительные задачи
этого класса.
– ориентирование на исторические интересы рабочего класса как
путеводную звезду даже тогда, когда он еще не играет ведущей роли в
обществе (оставаясь на этих позициях, меньшевики и в Советской России будут до последнего защищать самостоятельность рабочего класса);
– подчинение национальных принципов классовым;
– единство с европейским социалистическим движением как неизменное условие любого политического и социального прогресса в
России. По словам Хеймсона, «глубокий западнический характер»
российского социалистического движения позволял меньшевикам
«представлять русский вопрос в качестве важнейшего вопроса всего
социалистического движения». Человеческая составляющая играет значительную роль в связях с европейским социалистическим движением,
что выразилось в личных отношениях, засвидетельствованных в богатой переписке. Участники этих отношений – многочисленные представители меньшевизма, высшее руководство Социалистического Рабочего
Интернационала (СРИ) в лице Фридриха Адлера и Отто Бауэра, а также
наиболее яркий представитель и создатель марксистской традиции Карл
Каутский. Альберт Ненароков высказал собственное предположение о
возможности создания на основе этого документального материала коллективного портрета русских корреспондентов Каутского.
История меньшевизма в основном представляет собой сопоставление его политической культуры с российскими и европейскими событиями первой половины XX века. С 20-х годов прошлого века его история
концентрируется вокруг собственного гравитационного центра (руководящей группы и своего печатного органа, а также всего активного ядра
партии), расположенного за пределами России и со временем все более от нее удаляющегося. Этапы этого отдаления отмечены основными
центрами меньшевистской эмиграции от Берлина до Парижа (1933 г.) и
до Нью-Йорка (1940 г.). Являясь каждый раз результатом трагических
2
Объединение российской социал-демократии и ее задачи, «Искра»,
15.12.1903 и 15.1.1904
339
событий, перемещение центра свидетельствует как об отступлении от
истории, которая должна была разворачиваться «по Аксельроду», так и
о постепенном размывании перспективы «пути нормального политического развития» по примеру Западных стран, на который Россия должна была рано или поздно вернуться. Начиная как минимум с 30-х годов
западническое мышление меньшевиков направлено не на предложение
определенной модели, переживающей кризис в том числе и за пределами
СССР, а на осознание общности проблем, связывающих Европу и СССР
и имеющих решающее значение для переустройства последнего.
Проблемы международного социализма становятся средством для
возвращения России в Европу: история европейского рабочего движения
в межвоенный период (начиная с немецких событий, затронувших и резко изменивших социалистическую партию, прежде служившую образцом международного социализма) станет для меньшевиков в эмиграции,
а также для тех из них, кто остался в СССР – в тюрьмах, лагерях, ссылке
– неоспоримой и определяющей призмой (даже в условиях ее деформации и приобретения со временем все более разнородного характера),
сквозь которую они оценивали ситуацию в СССР и его развитие. В различные периоды об этом свидетельствуют голоса «из России»: письмо
брата Ю.О. Мартова, Ежова (С. О. Цедербаум), написанное в марте 1933
года о влиянии «немецкой катастрофы» на товарищей по ссылке3; письмо Бориса Бера (Гуревич) от 14 июля 1934 года о борьбе с фашизмом во
Франции и о международном значении единства пролетарского движения в этой борьбе4; «телеграмма из Казани», посланная тремя ссыльными меньшевиками (Бер, Ежов и их жена К.И. Захарова), в которой с энтузиазмом приветствуется «соглашение о единстве действий, заключенное
между социалистической и коммунистической партиями» (Меньшевики
в эмиграции, М. РОССПЭН, 2010, I, с. 636).
В частности, мы обязаны Андре Либиху5 восстановлением событий,
участников и связей внутри политической «семьи» меньшевиков. Ее независимое положение относительно других групп русской эмиграции,
которое Либих определил, следуя формулировке Петра Гарви, как «эмиграция в эмиграции», было результатом политических и идеологических
различий с другими движениями, но прежде всего отказом признать, в
отличие от других групп политической эмиграции, объединяющий элемент в национальной принадлежности. Именно интернационализм явля3
Мартов и его близкие. Сборник. Нью-Йорк, 1959, с. 69
4
Борис Бер – Письма в Archive on the History of Menshevism, Prof. Leopold
Haimson, Columbia University, New York.
5
Liebich A. From the Other Shore. Russian Social Democracy after 1921,
Cambridge etc., Harvard University Press, 1997.
340
ется отличительной чертой политической культуры меньшевизма, сформировавшейся еще до начала эмиграционного периода. Однако опыт
эмиграции оказал определенное воздействие на меньшевистский интернационализм, придав ему новые черты, которые, возвращаясь к противопоставлению, заключенному в названии очерка Хеймсона, мы можем
отнести прежде всего к области менталитета, а уже затем идеологии и
культуры. Действительный, конкретный, бытовой интернационализм в
интерпретации некоторых представителей меньшевизма (Войтинский
представляет наиболее яркий случай, но, конечно же, не единственный)
трансформируется в удивительную способность встраивания в политическую жизнь принимающих стран.
Принадлежность к миру международного социализма как к «новой
родине» и, начиная с 1923 года, участие в ее воссозданной единой организации СРИ6 означало прежде всего возвращение в условия, отличные
от исторических задач русской политической эмиграции, на которые указал Герцен в предисловии к С того берега: в возможности доносить «долгожданную» «свободную речь» до русской земли, и одновременно с этим
в необходимости «знакомить Европу с Русью»7. Социалистический вестник станет замыкающим звеном в цепи наиболее известных выходивших в эмиграции журналов (начиная с Колокола и заканчивая Вперед и
Искрой) и отражавших, как минимум в течение определенного периода,
желание и отчасти возможность воздействовать «издали» даже на само
советское руководство. Подобно тому, как в свое время Эдвард Карр писал о проникновении Колокола в высшие круги российского общества8,
мы можем выявить признаки влияния Социалистического вестника на
политическую и экономическую элиту нового режима. Лишь 30-е годы и
связанные с ними события неизбежно приведут к преобладанию второй
указанной выше задачи, то есть к распространению в среде европейского
социализма знаний и дискуссий о новой российской и советской действительности.
Попытка понять историю СССР на протяжении всех этапов его развития совпадет для находящихся в эмиграции меньшевиков с потерей
надежды на возвращение, с осознанием невозможности вернуться в уже
не существующую действительность. В самом же СССР деполитизация советского общества, конец диалектического развития и отсутствие
альтернатив в высших руководящих органах страны, обострение в 30-е
годы национального и националистического вопросов превратят кухни,
6
См.:Socialisti europei. Tra guerre, fascismi e altre catastrofi, Milano, Franco
Angeli, 2000.
7
Герцен А.И. Собрание сочинений в тридцати томах, т.6, М., 1955, с.17.
8
Studies in Revolution, London, Macmillan, 1950, p.67.
341
ссылки, лагеря и населенный бывшими заключенными мир прошлого в
исключительные пространства, где еще возможно будет встретить тех,
кто несет на себе отпечатки социалистической культуры и продолжает
рассуждать о судьбах страны. Среди этих людей займут свое место и последние выжившие меньшевики.
Эмигрантский опыт, приобретенный на Западе, окажется тяжелым
испытанием даже для самых прозападнических течений русского рабочего движения. Подобно Герцену и многим его предшественникам и
преемникам, меньшевикам также придется бороться на Западе с искушением превратиться в славянофилов. Стараясь не оказаться в обычном положении русского за границей, который «за неимением лучшего становится славянофилом9, они будут вынуждены примириться с тактическим
и конъюнктурным подходом европейского социалистического движения,
с произошедшем (революцией) и с целым рядом последующих событий
(диктатурой партии, гражданской войной, уничтожением политической
оппозиции и социальных врагов). Вне зависимости от существующих
различных точек зрения внутри меньшевистского движения его участники требовали вмешательства со стороны всего социалистического мира
во имя самого социализма. Тема «социалистического вмешательства» в
российские события как истинный интернационалистский долг социалистического движения занимает центральное место в деятельности
Аксельрода еще во время его пребывания в должности представителя
меньшевиков на международной арене10. Этот вопрос также затрагивается Мартовым в его призыве «к международному контролю европейского пролетариата над самой русской революцией», о чем он упоминает
в своем письме Аксельроду 17 октября 1920 года, и в его отказе от формулы, воспринятой многими западными социалистами: «В России это
годится, а у нас нет»11. В последующие годы меньшевики так и не смогут примириться с реальностью, в которой история взаимоотношений
Советского Союза и крупных партий СРИ будет постоянно диктоваться
национальными интересами последних, занимаемым ими положением
и их интересами во внутренней политике своих стран. Однако столкновение национальных интересов на мировой арене в межвоенный период
– и обусловленные этими интересами разрывы в том числе среди самих
меньшевиков, как это произошло в Грузии, – окажутся в целом труднейшим испытанием теории международного социализма.
9
В.Г. Белинский, Собрание Сочинений в трех томах, т.3, М., 1948, с. 652.
10
См.: А.П. Ненароков, Последняя эмиграция Павла Аксельрода, Москва,
AIRO – XX, 2001.
11
Ю.О. Мартов, Письма 1916-1922, Benson _ Vermont, Chalidze Publications,
1990, с. 75.
342
Социалистический интернационал как новая родина и как основная,
а затем и единственная сфера действий меньшевиков, способствовал их
вкладу в решение значительных политических вопросов, поставленных
перед социализмом в то время (отношения с коммунистическим движением, национальные проблемы на фоне международной ситуации, значение победы нацистов в Европе, единый и народный фронты, вопросы демократии и мира во второй половине 30-х годов) и предоставил
целый ряд возможностей для проявления политической активности, вобравшую в себя силы, сопоставимые с потраченными на анализ развития СССР. Эта политическая деятельность стала залогом дальнейшего
существования самой организации, даже если в конечном итоге ее развал оказался необратимым из-за внутренних противоречий. С этой точки
зрения СССР был частью более широкого спектра проблем, от эволюции
которых зависело его собственное развитие в подтверждение интернационалистской теории, которая продолжала связывать судьбы двух частей
европейского континента, западной и восточной.
Существуют общие причины, уходящие корнями в изменения глобального характера последних десятилетий, по которым та культура, которую я попытался описать, может оказаться чуждой как для России, так
и для Европы. Невозможно было вообразить, чтобы пребывающая в глубоком кризисе на всем Западе социалистическая культура возродилась в
пост-советской России, стране, семь десятилетий прожившей при «социализме», дискредитировавшем себя во всем мире. Однако существуют
некоторые особые условия в современной российской действительности, на русской почве, которые я хотел бы вкратце обозначить.
От этапа, на котором различные социалистические течения были
смешаны в единое целое и запрещены в порыве реакции на коммунизм,
идентифицировавшей с ним всю русскую революционную историю начиная с 1905 года (по этому поводу мне приходит на память, как непосредственно после неудавшегося государственного переворота в августе
1991 года Ельцин определил события 1905 года как «большевистскую
революцию»12, был совершен переход к официальному принятию государственного и националистического видения российской и советской
истории. Парадоксальным образом она может включать в сонм своих
положительный героев, заслуживших такое звание благодаря их вкладу в величие российского государства, в том числе и наиболее видных
деятелей коммунистического режима, начиная со Сталина. Однако это
видение (как и любой другой национализм, в том числе гражданский или
государственный) несовместимо с культурной традицией, подчеркиваю12
73-86.
Цит. по С. Тютюкину, Россия, 1905, «Свободная мысль», N. 5, 1995, с.
343
щей независимое положение общества и социальных конфликтов. Оно
также несовместимо на мой взгляд и с лишенным мифа Запада течением,
развивающим теорию общности судеб России и Европы на пути поисков
ответов на новые глобальные вызовы, в том числе и на основе вековых
связей между соответствующими социальными движениями. Однако
даже если в России все еще и существует перспектива возвращения к
культурной традиции социализма, ей придется считаться с доминирующей современной идеологией, с официальным климатом и с трудностями освобождения от наследия и призраков империи.
Перевод Ольги Дубровиной
А.В. Антошин,
доктор исторических наук, Уральский федеральный университет,
Екатеринбург
«Последний из меньшевиков» и перестройка М. С. Горбачева:
Б. М. Сапир о трансформации советского общества
во второй половине 1980-х гг.
Борис Моисеевич Сапир, о котором рассказывается в этой статье –
человек уникальной судьбы1. Он во многих отношениях оказался одним
из последних меньшевиков. Едва ли не последним ему удалось вырваться из Советского Союза за границу – уже в 1926 г., когда за плечами
Бориса были Бутырка, Рязанская тюрьма, Соловки, высылка в Курскую
губернию, ссылки в Кеми и Кургане. И он же последним из членов Заграничной делегации РСДРП ушел из жизни, в 1989 г. Только ему одному
из старых деятелей меньшевистской эмиграции довелось увидеть – хотя
бы по телевизору – начало краха коммунистического режима и первые
результаты «перестройки» М. С. Горбачева. Как он воспринимал эти
процессы? Каково было отношение старого меньшевика к тому времени,
когда в Советском Союзе все чаще стали говорить о социал-демократии,
когда возникало ощущение, что некоторые ее идеи берутся на вооружение руководством КПСС?
Я давно думал написать об этом. Впервые эта тема заинтересовала меня почти 10 лет назад, когда к нам в Екатеринбург приехал один
из ведущих исследователей меньшевизма Владимир Николаевич Бровкин – человек, который лично знал и Б. М. Сапира, и Л. Пийстрака, и
ряд других людей из «меньшевистского круга». Однажды он рассказал
мне, как в 1988 г. пришел к Б. М. Сапиру и застал того за просмотром
заседания XIX Всесоюзной конференции КПСС. На лице у Бориса Моисеевича была улыбка: «Идеи меньшевиков побеждают, – по воспоми1
Различные аспекты политической деятельности Б. М. Сапира в России и
эмиграции нашли отражение в ряде работ. См., напр.: The Mensheviks: From the
Revolution of 1917 to the Second World War. Edited by Leopold Haimson. Chicago,
1974; Liebich A. From the Other Shore: Russian Social-democracy after 1921.
Cambridge, Mas., 1997; Меньшевики в 1922 – 1924 гг. / Отв. ред. З. Галили, А. Ненароков. М., 2004; Меньшевики в эмиграции. Протоколы Заграничной делегации
РСДРП. / Отв. ред. А. Либих, А. Ненароков. М., 2010. Т. 1-2 и др.
344
345
наниям Бровкина, воскликнул Сапир. – Как жаль, что Мартов до этого
не дожил…». «Он умирал счастливым человеком», – сказал мне тогда о
Сапире Владимир Николаевич Бровкин.
В 2011 г. мне довелось работать с документами знаменитой архивной
коллекции Б. М. Сапира, хранящейся в Бахметевском архиве Колумбийского университета (Нью-Йорк, США). Конечно, я с особым волнением
читал материалы, посвященные последним годам жизни этого человека. Листая его переписку второй половины 1980-х гг., я чувствовал, как
передо мной открывается картина, которая во многом отличалась от образа, навеянного давней беседой с В. Н. Бровкиным.
Сам момент прихода к власти в СССР М. С. Горбачева в 1985 г. не
нашел отражения в известных нам письмах Б. М. Сапира. Очевидно, старый меньшевик, как и многие другие эмигранты, весной 1985 г. не мог
предположить того, какое огромное значение это событие будет иметь
для развития СССР. Тогда он, видимо, полагал, что речь идет об очередной смене советского руководителя, что стало слишком частым после
смерти Л. И. Брежнева. Так же думали и его корреспонденты. В качестве
примера можно привести высказывание Б. Вайля, который в марте 1985
г. писал Б. М. Сапиру: «Включив однажды в гостиничном номере телевизор, я узнал о смерти Черненко и о назначении Горбачева. Слушал комментарии английских советологов, в которых для меня не было ничего
нового. Никто ведь не знает толком, что такое Горбачев. И чего можно
ждать от него? Я не думаю, что можно ожидать чего-нибудь хорошего.
Экономические реформы? Но какие могут быть реформы без структурных изменений?»2.
Та политика, которую проводил в первый год своего правления
М. С. Горбачев, не могла существенно изменить позицию антикоммунистической эмиграции. Стратегия «ускорения», курс на развитие машиностроения – все это не меняло характера существовавшей в СССР
политической системы. А в то, что возможное формирование в СССР
постиндустриального (информационного) общества неизбежно вызовет
глубокую трансформацию социально-политической сферы, Б. М. Сапир
не верил. Ему представлялось, что в этом вопросе западные политологи выдают желаемое за действительное. Об этом он прямо писал М. Я.
Геллеру летом 1985 г.: «Я, в отличие от Вас, пессимист. Вы не доказали,
по-моему, что переход от индустриального общества к информативному (так в тексте – прим. А. В. Антошина) погубит советскую систему…
Вы недооцениваете способность советской системы переварить на свой
лад технологические достижения». «В технику я не верю, – заканчи-
вал Б. М. Сапир анализ факторов, способных разрушить советский режим, – скорее, в обострение национального вопроса внутри страны и в
сателлитах»3.
Однако, уже к лету 1986 г. атмосфера в Советском Союзе стала постепенно меняться. Начало «гласности» вскоре привело к появлению на
страницах советской прессы тех произведений, которые никогда бы не
увидели свет в брежневские времена. Обратил на это внимание и Б. М.
Сапир. В августе 1986 г. он указывал в письме Т. Осоргиной-Бакуниной:
«Как и во времена Хрущева, «Правда» полна всяческих разоблачений и
нововведений. Но роман «Плаха» Айтматова выделяется и на этом фоне.
Не только тем, что слово «Бог» напечатано с прописной буквы, но и содержанием – о наркоманах. Доказательством того, что Айтматов зарвался, является тот факт, что следующая книга «Нового мира» вышла без
обещанного продолжения…». Впрочем, уже через месяц, в письме от 4
сентября, Б. М. Сапир признал, что несколько поторопился с выводами:
продолжение «Плахи» вышло не в июльском, а в августовском номере
«Нового мира». Но, даже «Плаха» не заставила старого меньшевика отказаться от его пессимистичной оценки перспектив «перестройки» М. С.
Горбачева. Он прямо указывал: «Больших перемен в области внутренней
политики я не жду»4.
То, что он не верит в подлинные перемены в СССР, Б. М. Сапир подчеркивал и в начале следующего, 1987-го, года в письме сыну известного
меньшевика Ю. Гарви: «Горбачев не намерен ликвидировать господство
своей партии», – полагал он. Однако тут же указывал, что в борьбе со
своими противниками «внутри диктатуры» советский лидер может допустить «далеко идущие поблажки». «Я не буду удивлен, – заметил старый меньшевик, – если он обнародует амнистию в роде той, которую
даровал Ярузельский»5.
И прогноз Б. М. Сапира начал сбываться. Впрочем, горбачевская
«амнистия» 1987 г. была подвергнута им резкой критике. В одном из
писем он указывал: «Удивляет меня, отчего пресса на Западе не разоблачает «амнистию» Горбачева. Ведь освобождаемые, за исключением
Сахарова и еще двух человек, должны просить о помиловании…Какая
же это амнистия!»6.
3
Там же. Box 8. Folder “Ossorgine-Bakounina T.” Б. Сапир – Т. ОсоргинойБакуниной. 07.08.1986.
5
2
Baкhmeteff Archive Research (BAR). Boris Sapir collection. Box 10. Folder
“Vail B”. Б. Вайль – Б. Сапиру. 24.03.1985.
346
Там же. Box 5. Folder “Heller M.” Б. Сапир – М. Я. Геллеру. 18.06.1985.
Там же. Box 4. Folder “Garvi G.” Б. Сапир – Ю.Гарви. 04.01.1987.
6
Там же. Box 7. Folder “Mishkinsky M.”. Б. Сапир – М. Мишкинскому.
11.03.1987.
347
Вообще, Б. М. Сапир весьма противоречиво относился к позиции Запада в отношении горбачевских реформ. С одной стороны, ему, как и
многим другим антикоммунистам, не нравился тот восторг, с которым
имя М. С. Горбачева было встречено во многих странах. С другой стороны, старый меньшевик полагал, что с точки зрения интересов Запада
целесообразным было идти на переговоры с Советским Союзом по вопросам ограничения и сокращения вооружений. «Неужели администрация Рейгана превосходит по своей некомпетентности администрацию
Картера? – задавал он риторический вопрос. – Учтите настроение т.н.
союзников Америки в Европе. Принципиальный отказ от переговоров с
Советской Россией только поможет Горбачеву оторвать Европу от США.
Да и по существу такой отказ ни к чему толковому не приведет. Надо
только, чтобы соглашение было разумно сформулировано. Неужели мы
на это не способны? Я мало разбираюсь в технических вопросах, связанных с разоружением, ракетами и т.д. Все же смею думать, что специалисты в состоянии оградить интересы демократических стран»7.
К концу 1987 г. «гласность» уже весьма далеко зашла в Советском
Союзе. Однако, Б. М. Сапиру представлялось, что только разоблачать
действия властей совершенно недостаточно. Оппозиции, подчеркивал
он, необходимо иметь позитивную платформу. Весьма критически, например, он относился к знаменитому изданию С. И. Григорьянца. Накануне нового 1988 г. Б. М. Сапир указывал в письме Т. Осоргиной-Бакуниной: «Я прочитал довольно внимательно все семь номеров «Гласности»
и немного разочарован. Поймите меня правильно. Я под большим впечатлением, что подобная литература печатается и распространяется. Но
это все мелкие уколы: кого-то арестовали, кого-то избили и т.п. Я же ищу
политического смысла, политического кредо оппозиции…Какая политическая линия у Григорьянца, редактора «Гласности», на что он ориентируется, мне не ясно»8.
Однако, особое отторжение вызывали у старого меньшевика те
многочисленные разоблачения «сталинизма», которыми была полна советская пресса тех лет. Б. М. Сапир полагал, что необходимо смотреть
на проблему гораздо глубже. Дело было не в личности И. В. Сталина,
а в характере существовавшего в СССР политического режима. Что же
касается Сталина, то Б. М. Сапир неоднократно брал его под защиту в
письмах тех лет. Так, Т. Осоргиной-Бакуниной в январе 1988 г. он прямо
писал: «Все эти порицатели и обвинители Сталина, особенно в лагере
господствующей олигархии, не хотят усвоить, что Сталин был тот, кто
7
8
Там же. Folder “Raeff M.” Б. Сапир – М. Раеву. 23.03.1987.
Там же. Box 8. Folder “Ossorgine-Bakounina T.” Б. Сапир – Т. ОсоргинойБакуниной. 30.12.1987.
348
своей политикой спас коммунизм, находившийся на краю пропасти в результате нэпа»9.
1988-й во многом стал переломным годом «перестройки». XIX Всесоюзная конференция КПСС инициировала знаменитую реформу политической системы – «передачу власти от партии к Советам». Как далеко
могли зайти преобразования в СССР? Б. М. Сапир в тот момент затруднялся ответить на этот вопрос Еще весной 1988 г. он отмечал в письме М.
Раеву: «Там продолжается своего рода хаос, вызываемый «гласностью»
и «перестройкой». В этом хаосе многое еще возможно»10. К осени ситуация в стране продолжала оставаться противоречивой. С одной стороны, указывал Б, М. Сапир, Горбачев добился успеха – «освободился» от
ряда противников в аппарате. Однако Борис Моисеевич по-прежнему не
верил в наличие у М. С. Горбачева серьезного реформаторского потенциала. Все настойчивее старый меньшевик высказывает мысль: коммунистический лидер не заинтересован в подлинном реформировании советского общества. «Мне кажется, – пишет Борис Моисеевич в октябре
1988 г., – что наступит момент, когда сам Горбачев скажет – так продолжаться не может, мы идем ко дну. Удастся ли ему или кому-нибудь иному,
кто займет его место, остановить поток, трудно сказать».
Впрочем, пессимизм Б. М. Сапира в оценке перспектив горбачевских
реформ не отменял признания им большого значения этой эпохи. Той же
осенью 1988 г. он указывал в письме Е. Г. Бальзамо – внучке меньшевички Р. Л. Эльман: «Достаточно того, что в печати появляются откровения,
о которых прежде не смели мечтать. Я уже не говорю о целой массе изданий, организаций и т.п., буквально затопляющих страну. Соответствует ли это желаниям Горбачева, сомневаюсь. Удержится ли это, известно
одному лишь Господу Богу. Так или иначе, новые явления наносят удар
самим основам диктатуры коммунистической партии и имеют, в конечном счете, положительное значение. Высмеивать их по меньшей мере не
разумно…»11.
Далеко не все то новое, что появлялось в СССР в годы «перестройки», радовало старого меньшевика. Чрезвычайно беспокоил его всплеск
в Советском Союзе националистических настроений. Еще в августе
1988 г. он указывал в письме М. Раеву: «Шовинистические и антисемитские ноты начинают все явственнее звучать в хоре гласности. Боюсь, что
на этих позициях будут окапываться противники распада России. А такая ситуация назревает – Прибалтика, Армения, Грузия и другие части
федерации. А Украина и мусульманские области маячат в ближайшем
9
Там же. Б. Сапир – Т. Осоргиной-Бакуниной. 18.01.1988.
10
Там же. Folder “Raeff M.” Б. Сапир – М. Раеву. 11.04.1988
11
Там же. Box 2. Folder “Balzamo”. Б. Сапир – Е. Г. Бальзамо. 19.10.1988.
349
будущем»12. О том, что его «удручает» деятельность «Памяти», Б. М. Сапир указывал и в письме А. и Л. Гордонам13.
К концу 1988 г., по мнению Б. М. Сапира, «хаос», вызванный «новшествами» Горбачева, начал исчезать. «Гласность» ввели в определенные
рамки: «Заранее знаешь, где разоблачитель остановится»14, – иронически
заметил в одном из писем старый меньшевик. В целом, как представлялось
Б. М. Сапиру, Горбачев начинал «определять границы своих новшеств». А
уже в январе 1989 г. Б. М. Сапир заявил, что М. С. Горбачев начал «подтягивать вожжи», проводя репрессии против оппозиции. Вот здесь и вспомнился Борису Моисеевичу Ю. О. Мартов. Можно ли сказать, что Горбачев
реализовывал меньшевистские идеи? Ответ старого меньшевика был категоричным: «До Мартова еще очень далеко, если вообще когда-либо дойдет…Отказа от ленинского наследства не приходится ожидать. Наоборот,
это наследство их последний оплот и они за него держатся»15.
Особое впечатление произвели на Б. М. Сапира выборы на Первый
съезд народных депутатов весной 1989 г. «Дошло ли до Вас выступление
Ельцина, который, вопреки воле Горбачева и прочих нотаблей большевистской партии, добивается избрания в т.н. парламент?», – спрашивал он
Т. Осоргину-Бакунину. Сам факт этого, подчеркивал старый меньшевик,
говорил о совершенно новой ситуации в СССР. И тут же пояснял, что дело
не в том, он поверил М. С. Горбачеву: «Я имею в виду не «перестройку»,
к шансам которой я отношусь весьма скептически, а ту перемену, которая
совершилась в результате «гласности», вероятно, вопреки воле инициаторов последней. Это ведь начало конца. Конца еще не видать и его придется ждать еще не малое время. Но то, что всплыло наружу и расширяется
с каждым днем, наносит смертельные удары режиму, выросшему из октябрьского переворота…Теперь они же собственными руками ликвидировали почти все то, во что они верили. Ведь нет больше неприкосновенной
истории ВКП (б) и вместо истории Советской России – одни белые пятна.
Буквально не на что опереться…А какие они Иваны, не помнящие родства! Мне подчас обидно за Сталина. Ведь он спас большевиков, когда нэп
угрожал их существованию. Он ценой жизни миллионов крестьян купил
несколько десятилетий господства своей партии…А теперь неблагодарные потомки опрокидывают на «вождя народов» потоки грязи»16.
Последние месяцы жизни Б. М. Сапира…Как он оценивал ситуацию
в СССР к концу 1989 г.? Старый меньшевик, как и многие представители
демократической оппозиции в СССР, полагал: «Горбачев должен показать, как говорит Сахаров, с кем он, с «перестройкой» или с «номенклатурой». Пока что он топчется на одном месте, а события нарастают»17.
Следует отметить, что Б. М. Сапир следил в те дни за деятельностью
оппозиции в СССР. Осенью 1989 г. его навестил активист московского «Мемориала» и привез ему экземпляры «Свободного слова» (орган
Демократического Союза) и анархо-синдикалистскую «Общину». «Община» на пишущей машинке, а «Свободное слово» напечатано понастоящему, но напечатано отвратительно – трудно читать, – указывал Б.
М. Сапир. – А читать стоит. Судя по информации этих изданий, в России
движение низов глубже и интенсивнее, чем я думал»18.
Последние письма старого меньшевика, написанные незадолго до
смерти, в начале декабря 1989 г., были посвящены одному вопросу –
возможности мирной эволюции советского режима. «Нам в прошлом
казалось, – писал он М. Раеву 3 декабря 1989 г., – что эволюция тоталитарного режима вещь невозможная. Но то, что происходит на наших
глазах в Восточной Европе, включая Россию, позволяет усомниться в
правильности такой точки зрения… Я только что узнал по радио, что
группа наших парламентариев, включая Сахарова, призвала к всеобщей
забастовке с требованием выкинуть из Конституции пункт о руководящей роли коммунистической партии. Прогноз революция – эволюция
чрезвычайно зависит от результатов этой акции»19. В написанном в тот
же день последнем письме Т. Осоргиной-Бакуниной Б. М. Сапир также
допускал возможность ликвидировать существовавший в Советском Союзе коммунистический режим без революционных потрясений20.
Увидеть своими глазами крушение этого режима Борису Моисеевичу не довелось. Но до последнего момента своей жизни «последний из
меньшевиков» пристально вглядывался в то, что происходит на давно
покинутой им Родине, пытаясь понять, к чему может привести «перестройка» М. С. Горбачева.
12
Там же. Box 8. Folder “Raeff M.” Б. Сапир – М. Раеву. 14.08.1988.
17
13
Там же. Box 4. Folder “Gordon family”. Б. Сапир – А. и Л. Гордонам. 10.10.
18
1988.
14
Там же. Box 8. Folder “Raeff M.” Б. Сапир – М. Раеву. 07.11.1988.
15
Там же. Б. Сапир – М. Мишкинскому. 03.01.1989.
16
Там же. Б. Сапир – Т. Осоргиной-Бакуниной. 20.03.1989.
350
Там же. Б. Сапир – Т. Осоргиной-Бакуниной. 09.11.1989.
Там же. Box 8. Folder “Ossorgine-Bakounina T.” Б. Сапир – Т. ОсоргинойБакуниной. 23.10.1989.
19
Там же. Folder “Raeff M.” Б. Сапир – М. Раеву. 03.12.1989.
20
Там же. Folder “Ossorgine-Bakounina T.” Б. Сапир – Т. Осоргиной-Бакуниной. 03.12.1989.
351
А.В. Гусев,
кандидат исторических наук, МГУ им. М.В. Ломоносова
Эволюция идей демократического социализма в ХХ веке
Понятие «демократический социализм» стало широко употребляться сначала в Германии, а затем и в других странах, с 1920-х годов, после
того, как произошел раскол социалистического движения, связанный с
образованием коммунистических партий. Данный термин применительно к идейно-политической доктрине социал-демократии родился именно
как противопоставление авторитарному, диктаторскому социализму российских большевиков и их зарубежных единомышленников1. При этом
и демократические, и авторитарные социалисты являлись преемниками
определенных традиций, изначально существовавших в социалистической идеологии и общественно-политическом движении. Эти две традиции можно определить, используя выражение американского исследователя-марксиста Х. Дрейпера, как «две души социализма»: «социализм
сверху» и «социализм снизу»2.
Авторитарное течение в социализме, предполагавшее введение социалистического строя сверху, правящей революционной элитой, имело глубокие исторические корни, ранний («утопический») социализм
XIX века носил по преимуществу авторитарный характер. Однако такие
крупные социалистические объединения, как I и II Интернационалы, все
же стояли в целом на демократических позициях, и партии, выступавшие за социализм, неслучайно стали называть социал-демократическими. Их концепция перехода к социализму не подразумевала упразднения
демократических прав и свобод.
Вместе с тем в иерархии их приоритетов демократия занимала подчиненное положение. Главным же считалось обобществление экономики,
ликвидация частной собственности на средства производства и товарного
производства. Это обобществление, упразднив деление общества на антагонистические классы, должно было решить все проблемы, в том числе политические. Но вопросы о формах и методах экономической социализации,
о принципах управления обобществленной экономикой, о соотношении
1
Майер Т. Демократический социализм – социальная демократия. М., 1993.
С. 9, 59.
2
352
Draper H. Socialism from Bellow. New Jersey – London, 1992. Pp. 2-3.
социализации и огосударствления оставались по большей части неразработанными. В то же время ряд авторитетных социалистов считал вполне
допустимым пожертвовать ради торжества социально-экономических целей социализма некоторыми демократическими ценностями. Показательны, например, рассуждения Г.В. Плеханова на II съезде РСДРП о том, что
«успех революции – высший закон», который может оправдать игнорирование результатов народного волеизъявления, а также поддержка им высказанного другим делегатом съезда тезиса: «все демократические принципы
должны быть подчинены исключительно выгодам нашей партии»3.
Как вспоминал позднее социал-демократ Ю. Денике, в социалистических партиях в начале ХХ века «было довольно распространено
пренебрежение к «формальной» или «буржуазной» демократии»4. В
программах обеих главных социалистических партий России – социалдемократов и социалистов-революционеров – присутствовали пункты
об установлении революционной диктатуры для содействия переходу
к социализму5. Хотя эти программные установки могли пониматься поразному и сами по себе не свидетельствовали о стремлении партий к
созданию авторитарных режимов, использование ими элементов якобинской терминологии симптоматично.
Опыт коммунистической диктатуры и бюрократического огосударствления экономики в Советской России заставил социалистов заново осмыслить ряд важных положений своей программы. Уже в 1920-е
годы европейские социал-демократы начинают переосмысливать саму
концепцию социализма, выдвигая в ее центр идею демократии. Приоритетное значение демократии утверждается в двух аспектах:
Во-первых, подчеркивается самостоятельная ценность политической демократии, включающей всю совокупность гражданских и политических прав и свобод человека. Она мыслится не только как предпосылка социализма, но и как его неотъемлемая составная часть.
Во-вторых, ключевое для социализма понятие обобществления начинает интерпретироваться как экономическая демократия, т.е. распространение демократических принципов на сферу хозяйства. Формируется концепция, которую уже упоминавшийся Ю. Денике удачно назвал
идеей «интегральной демократии», охватывающей все сферы жизни
общества.
3
182.
Второй съезд РСДРП. Июль–август 1903 года. Протоколы. М., 1959. С. 181-
4
Денике Ю. Социализм как интегральная демократия // Социалистический
вестник. 1956, № 2-3. С. 37.
5
Политические партии и движения России. Документы и материалы. Том 1.
Дооктябрьский период. Кн. 2. М., 2001. С. 25, 169-170.
353
После второй мировой войны эта концепция легла в основу Декларации принципов восстановленного Социалистического Интернационала,
принятой на его Франкфуртском конгрессе в 1951 году.
Цель социализма определяется в ней как формирование общества
свободных и равных людей, где ликвидирована зависимость трудящихся от меньшинства, распоряжающегося средствами производства. При
этом, в отличие от прежних социалистических программ, особо подчеркивается роль свободы: «Без свободы не может быть социализма. К социализму можно прийти только через демократию. Демократия может
полностью реализоваться только при социализме»6.
В разделе «Политическая демократия» изложены необходимые политические условия движения к социализму, соответствующие принципам
Всеобщей декларации прав человека. Таким образом, демократический
социализм признает, что без институтов так называемой формальной демократии общественный прогресс невозможен.
Но этих институтов для реального освобождения человечества недостаточно. Необходимо также установить «демократический контроль
над экономикой», то есть «заменить капитализм системой, при которой
общественные интересы преобладают над интересами частной прибыли».
Содержание этого тезиса раскрывается в разделе «Экономическая
демократия». Социальный строй «экономической демократии» должен позволить работникам и гражданам участвовать в принятии экономических решений. Это возможно путем перехода в общественную
собственность крупных концернов, создания муниципальных и региональных предприятий, поощрения производственной и потребительской
кооперации. Но управление общественными предприятиями не должно
концентрироваться лишь в руках государственных органов, что чревато
развитием бюрократии. В управлении ими предполагается участие самоуправляемых организаций трудящихся и потребителей. Им же отводится
важная роль в планировании развития экономики – процессе, который
должен носить демократический и по возможности децентрализованный
характер7.
Эти основные принципы демократического социализма были подтверждены и в новой, ныне действующей Декларации принципов Социн6
Aims and Tasks of Democratic Socialism. Declaration of the Socialist
International adopted at its First Congress held in Frankfort-on-Main on 30 June-3 July
1951. – [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.socialistinternational.
org/viewArticle.cfm?ArticleID=39&&ArticlePageID=12&ModuleID=11,
свободный. – Загл. с экрана.
7
354
Там же.
терна, принятой на его Стокгольмском конгрессе в 1989 году. В ней снова
подчеркнута фундаментальная значимость прав и свобод человека, институтов политической демократии и вновь имеется развернутый раздел
об экономической демократии. Демократический социализм определяется как международное движение за свободу, социальную справедливость
и солидарность, «последовательный процесс социальной и экономической демократизации, роста социальной справедливости». Говорится, что
демократические социалисты продолжают выступать за социализацию,
общественную собственность в рамках смешанной экономики. Среди
средств осуществления социального контроля над экономикой названы:
национализация (там, где это действительно необходимо), общественный
надзор над инвестициями, участие работников в принятии решений на
уровне предприятий и компаний. Вступление мира в эпоху глобализации,
формирования единого мирового экономического пространства нашло
отражение в пунктах Декларации, посвященных демократизации институтов мировой экономики и финансовой системы, введению общественного контроля над транснациональными корпорациями8.
Но возникает закономерный вопрос: насколько все эти принципы
реализовывались и реализуются в практике социалистических и социалдемократических партий – членских организаций Социнтерна, которых
в настоящее время насчитывается 154?
В послевоенный период, 40-60-е гг. ХХ в., социал-демократические
партии сыграли ключевую роль в формировании так называемых «государств всеобщего благосостояния» в европейских странах, обеспечивших их населению довольно высокие стандарты здравоохранения,
образования, социального обеспечения, высокий уровень занятости, расширение политических, социальных и культурных прав. В ряде стран,
как, например, в Великобритании, прошла частичная национализация
промышленности, были введены механизмы государственного регулирования экономики. В этом смысле можно сказать, что шаги в направлении практического осуществления программы демократического
социализма были сделаны, и это позволило авторам Франкфуртской
декларации утверждать: «В некоторых странах уже заложен фундамент
социализма»9.
8
Declaration of Principles. Adopted by the XVIII Congress, Stockholm, June
1989 – [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.socialistinternational.
org/viewArticle.cfm?ArticleID=31, свободный. – Загл. с экрана.
9
Aims and Tasks of Democratic Socialism. Разумеется, здесь имелись в виду
демократические страны Европы, а не тоталитарные государства «советского
блока». Последние характеризовались во Франкфуртской декларации как «новые
классовые общества», основанные на подавлении свободы, социальном неравенстве, господстве милитаристской бюрократии и террористической полиции.
355
Однако все эти мероприятия не привели к преодолению капитализма, замене его новым, демократически-социалистическим строем. А с
конца 70-х гг., когда стали быстро развиваться процессы глобализации,
началась так называемая «неолиберальная революция», означавшая постепенный демонтаж «государств всеобщего благосостояния», который
продолжается повсюду до сих пор. В этих условиях социал-демократия
оказалась неспособна стать центром массового движения за альтернативную модель общественного устройства, за воплощение в жизнь деклараций Социалистического Интернационала.
Таков результат начавшегося со второй половины 50-х гг. в национальных социал-демократических партиях процесса идеологической
эрозии, размывания демократически-социалистической идентичности.
Он был связан с распространившимся представлением, что формирующееся «государство всеобщего благосостояния», то есть реформированная капиталистическая система, регулируемая кейнсианскими методами,
– это и есть достигнутая цель демократического социализма. А значит,
больше никаких радикальных общественных трансформаций не нужно,
необходимо лишь дальнейшее совершенствование и развитие «капитализма с человеческим лицом». В результате социал-демократические
партии шаг за шагом утрачивали видение демократического социализма как иного, нового общественного устройства и перспектив перехода
к нему. «Социализм» начал интерпретироваться, главным образом, как
моральная идея, своего рода аналог кантовского этического императива
или принципов христианской этики. Особенно отчетливо проявилось это
в Социал-демократической партии Германии, принявшей в 1959 году на
съезде в Бад-Годесберге новую «Годесбергскую программу», в которой
цель преодоления капитализма исчезла, а демократический социализм
представал в виде набора абстрактных ценностей свободы, справедливости, солидарности. Теоретик СДПГ Томас Майер назвал подобный
релятивизм «твердостью в отношении к принципам, прагматизмом в отношении к институтам»10. На рубеже ХХ-ХХI веков этот «прагматизм»
зашел настолько далеко, что лидер СДПГ Г. Шредер заявил, что никакой особой социал-демократической экономической политики вообще
быть не может, возможна лишь более или менее «современная» политика11. В последней, ныне действующей «Гамбургской программе» СДПГ,
принятой в 2007 г., от идей экономической демократии Франкфуртской
декларации Социнтерна 1951 года практически ничего не осталось, сохранилось лишь упоминание о «соучастии» работников в делах пред10
11
Майер Т. Демократический социализм – социальная демократия. С. 28.
Он же. Трансформация социал-демократии. Партия на пути в XXI век. М.,
2000. С. 206-207.
356
приятий – пункт, не имеющий специфически социалистического содержания и соответствующий, скорее, либеральной программе «народного
капитализма»12.
В этой ситуации защита принципов демократического социализма
все больше переходит к непартийным политическим структурам – группам вокруг периодических изданий, просветительским и исследовательским центрам, радикальным течениям как внутри социал-демократии,
так и имеющим иное происхождение (еврокоммунистическое, троцкистское, синдикалистское). Немецкий философ Ю. Хабермас назвал
эти силы «некоммунистическими левыми, для которых социализм значит больше, чем просто социальная политика государства»13. Именно
они разрабатывают сегодня концепции демократического планирования
экономики и «социализированного рынка», создания общественных инвестиционных фондов, социального контроля над капиталовложениями,
представительства работников и граждан в советах директоров корпораций и т.п. Особенность их подхода – его глобальный масштаб: в условиях
глобализации регулирование экономики и ее постепенная социализация
требуют координации во всемирном масштабе, невозможность «социализма в одной стране» сознается сегодня отчетливее, чем когда-либо
прежде. Мировой экономический кризис повышает шансы этих течений
на превращение в реальную политическую силу. И именно с их развитием связано, по-видимому, будущее демократического социализма.
12
Hamburg Programme. Principal guidelines of the Social Democratic Party
of Germany. Adopted at the Federal Party Conference of the SPD in Hamburg on
October 28, 2007. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.spd.de/
linkableblob/5056/data/hamburger_programm_englisch.pdf, свободный. – Загл. С
экрана
13
Habermas J. What Does Socialism Mean Today? The Revolutions of
Recuperation and the Need for New Thinking// After the Fall. The Failure of
Communism and the Future of Socialism. Ed. By R. Blackburn. London – New York,
1991. P. 36.
357
Содержание
Предисловие
3
Приветствие Фонда Розы Люксембург участникам конференции (К. Морозов)
10
П. Кудюкин. Демократический социализм, реформа и революция 12
А. Ненароков. Взгляды А.Н. Потресова на демократию и социализм 21
С. Тютюкин. Ю.О. Мартов как один из идеологов демократического социализма в России
28
К. Морозов. «Партия трагической судьбы»:
вклад партии социалистов-революционеров в концепцию
демократического социализма и ее место в истории России
37
М. Леонов. Социальная доктрина эсеров
56
А. Сыпченко. Социальная концепция народных социалистов
в контексте идей западноевропейского
демократического социализма
74
Г. Мокшин. Обоснование В. П. Воронцовым демократического
варианта построения социализма в России
81
А. Морозова. «Социализм – не только будущее, но и настоящее»:
А.А. Богданов об условиях, предпосылках и сущности социализма 92
Л. Хефнер. «Товарищи» или «наши друго-враги»? Аграрный вопрос,
терроризм и взаимоотношения партии социалистов-революционеров
с немецкой и российской социал-демократическими партиями
в 1902-1914 гг.
101
Э. Кадиков. Аграрный вопрос в России в начале XX века:
взгляд социалистов-революционеров
117
О. Коновалова. В.М. Чернов о советской системе,
демократии и социализме
128
М. Соколов. Проблемы демократии и социализма в ташкентской
платформе ПСР 1930 г.
141
Е. Фролова. Демократический социализм иллюзия или реальность?
Особое мнение эсера Ивана Калюжного 157
Г. Митрулявичюс. Об отношении социализма и большевизма: взгляд лидера и идеолога исторической литовской
социал-демократии Стяпонаса Кайриса
166
В. Дамье. Демократический социализм и анархизм:
Сходство и различия
179
С. Сайтанов. Тенденции демократического социализма
в анархо-реформистских взглядах П. А. Кропоткина
188
И. Кукушкина. Красная Вена: теория и практика
австрийского демократического социализма
194
Б. Колоницкий. Образы А.Ф.Керенского в газете «Дело народа»
(март-октябрь 1917 года)
202
А. Суслов. Эволюция образа российских социалистов
в историческом сознании советского общества
222
Л. Протасов. «Лица необщим выраженьем»
(социопортрет провинциального социалиста)
231
М. Янсен. Борис Сапир: российский социалист
и историк российского революционного социализма 241
А. Сосинский. Мой дед эсер В.М.Чернов
(по семейным и личным воспоминаниям) 256
Т. Семенова. Мой дед – эсер В.Н. Рихтер (20.07.1880 – 6.11.1932) 264
Л. Касаткин. Мои родители Л.Л. Касаткин
и М.Г. Касаткина-Опескина
274
Я. Леонтьев. Последние из эсеров.
К 130-летию со дня рождения О.П. Тарасовой
281
В. Семенова (Шаскольская). Родители моей мамы – социалистыреволюционеры Н.В. Брюллова-Шаскольская и П.Б. Шаскольский
296
В. Рынков. Муниципальный социализм: элементы в теории и практике
на востоке России в годы Гражданской войны
316
Л. Прайсман. Практика государственного строительства и социальная
политика Самарского Комуча в 1918 году
324
А. Паначчионе. Политическая культура меньшевиков
и ее неактуальность в современной России
338
А. Антошин. «Последний из меньшевиков»
и перестройка М. С. Горбачева: Б. М. Сапир о трансформации
советского общества во второй половине 1980-х гг.
345
А. Гусев. Эволюция идей демократического социализма в ХХ веке 352
Судьбы демократического социализма в России
Сборник материалов конференции
Подписано в печать 10.08.2014
Формат 60 х 90 /16
Усл. печ. л. 22,5
Заказ № 597
Издательство им. Сабашниковых
119270, Москва, Фрунзенская набережная, 38/1
www.sabashnikov.ru