Телятникова О.Н. Кандидат филолологических наук, доцент, кафедра лингвистики и межкультурных коммуникаций,

Телятникова О.Н. ©
Кандидат филолологических наук, доцент, кафедра лингвистики и межкультурных
коммуникаций,
Самарский государственный институт культуры
ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫЕ СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ
КОНЦЕПТОСФЕРЫ В ПРОИЗВЕДЕНИ МЭРИЛИН РОБИНСОН “GILEAD”
Аннотация
В
статье
рассматриваются
стилистические
средства
репрезентации
эмоциональной концептосферы. Отмечается, что в художественном произведении для
придания образности и экспрессивности тексту автор отводит большую роль
изобразительным средствам языка, которые являются результатом осмысления человеком
разнообразных эмоций и чувств.
Ключевые слова: концепт, эмоции, стилистические средства, изобразительные средства
языка.
Keywords: concept, emotions, stylistic devices, figures of speech.
В современном языкознании одним из наиболее приоритетных направлений является
лингвистика эмоций и новое, активно развивающееся в ней направление – концептология
эмоций. В компетенцию данной дисциплины входит выявление специфики эмоциональных
концептов и их объективации в языковом сознании.
В данной статье нам хотелось бы сделать акцент на особенностях изображения
эмоциональной концептосферы в произведении Мэрилин Робинсон “Gilead”. Данный роман
– это размышление священника Джона Эймса из маленького городка Гилеад о религии, о
бытие, о человеческой жизни, о подлости и милосердии, о мыслях и чувствах людей.
Безусловно, все его рассуждения окрашены его собственными эмоциями и чувствами, он
анализирует и их в том числе. Перед нами не просто переживания, а именно их осмысление,
сопоставление, оценка, попытка описания и определения, то есть концептуализация в
полном смысле этого слова.
Очень красочно и наглядно автор показывает мир эмоций и чувств человека,
сравнивая его с пламенем горящей спички, где спичка – это чувствующее «я»:
…the loveliness is just in that presence, shaped around “I” like a flame on a wick,
emanating itself in a grief and guilt and joy and whatever else [1, P. 45].
Этот живописный образ возникает в сознании Джона Эймса, который большую часть
своей жизни был свидетелем душевных волнений своих прихожан, помогая им пережить и
осмыслить их по мере возможности.
В течение жизни мы набираемся опыта, и наши эмоциональные концепты меняются,
пополняясь новыми представлениями и переживаниями, изменяется и их иерархия в
структуре концептосферы. Так, например, Джон только в свои 67 лет впервые испытывает
страсть к женщине и осознает, что до этого момента он совершенно не понимал тех, кто,
обуреваемые страстью, приходили к нему исповедаться или попросить совета. Теперь же он
сам оказывается в состоянии, когда его чувства перестают подчиняться разуму, что
выражается путем сравнения с состоянием оторванности души от собственного тела:
That morning something began that felt to me as if my soul were being teased out of my
body… [1, P. 203].
Более того, весь накопленный им жизненный опыт оказывается только лишь
непригодной в такой ситуации шелухой, он чувствует себя совершенно выбитым из колеи:
©
Телятникова О.Н., 2015 г.
…that was the first time in my life I ever felt I could be snatched out of my character, my
calling, my reputation, as if they could just fall away like a dry husk [1, P. 205].
Эта буря чувств изображается автором путем сочетания метафоры (snatched out) и
сравнения (as if they could just fall away like a dry husk).
Примечательно, что Джона привлекло в этой женщине необычное выражение ее лица,
которое он ни у кого никогда не встречал. С одной стороны, это серьезность, которая
описывается неожиданным сравнением:
…there was a seriousness about her that seemed almost like a kind of anger [1, P. 21].
С другой стороны – гордость или удивление, изображенные посредством эпитетов,
сравните:
It’s a kind of furious pride, very passionate and stern [1, P. 4].
…there was just a look of stern amazement in her face… [1, P. 21].
Силу своего чувства Джон осознал, когда она не пришла в воскресенье в церковь,
чтобы, как обычно, послушать его проповедь. Целую неделю он провел в тоске, степень
которой автор показывает, сочетая приемы сравнения и гиперболы в одном изобразительном
средстве:
And I spent the week missing her as if she were the only friend I had ever had on earth [1,
P. 206].
Оглядываясь на свой возраст и положение в обществе, и понимая, что влюбился в
совершенно незнакомую молодую женщину буквально с первого взгляда, бедный священник
ощущает себя просто старым дураком, что передается также сравнением:
I felt like such a fool [1, P. 203].
К счастью, его чувства оказываются взаимными, и после долгого периода одиночества
Джон Эймс вновь обретает семью: не только жену, но и сына – чудо, на которое он и не мог
рассчитывать:
…you have been God’s grace to me, a miracle, something more than a miracle [1, P. 52].
Вполне логично, что автор прибегает здесь к такому тропу, как гипербола,
выражающему силу любви стареющего отца к маленькому сыну. Этот же прием
используется и для выражения самой глубокой – материнской любви:
…she loves you…to the marrow of your bones [1, P. 136].
А также для выражения нежности любящей женщины:
…she said in a gentlest voice you could ever imagine [1, P. 50].
С помощью гиперболы писательница старается донести до читателя и силу чувства
любви, скорее даже любви-благодарности мальчика (Джона Эймса) к женщине, которая
приютила их с отцом в долгом и трудном пути и заботилась о них, как о своих
родственниках:
I loved her to the point of tears [1, P. 12].
В своих воспоминаниях Джон анализирует и свои чувства к отцу, когда он сам был
еще ребенком и любил его с чистой и непосредственной детской страстностью, которая
изображена посредством эпитетов:
I loved him with the strangest, most miserable passion… [1, P. 85].
Священник очень много размышляет о подчас очень сложных отношениях отцов и
сыновей, об их любви друг к другу, иногда совершенно незаслуженной с точки зрения
здравого смысла. Понимание сущности любви приходит к нему, только когда он сравнивает
ее с божественной любовью, для которой любой объект является достойным и
заслуживающим ее, для которой не нужны причины и которую он уподобляет проблеску
вечности в нашем временном существовании на Земле.
…it is only a glimpse or parable of an embracing, incomprehensible reality…it is the
eternal breaking in on the temporal [1, P. 238].
В данном отрывке автор использует сложную метафору, показывая возвышенность и
непреходящую ценность этого чувства.
На этом же приеме основано изображение чувства отчуждения между отцом и
сыном, когда взаимопонимание потеряно и не от кого ждать помощи:
“Does it seem right to you,” he said, “that there should be no common language between
us? That there should be no way to bring a drop of water to those of us who languish in the
flames…That between us and you there is a great gulf fixed? [1, P. 170].
Иногда бывает, что человек испытывает противоречивые чувства к одному и тому же
человеку, как, например, Джон к своему старшему брату:
I feel in some ways as if I hardly knew him, and in others as if I have been talking to him
my whole life [1, P. 24].
Смешанное чувство одновременно близости и отчуждения передается
противопоставлением двух сравнений в одном предложении.
Джон Эймс любит эту жизнь со всеми ее белыми и черными сторонами, он понимает,
что ему осталось недолго наслаждаться ею, поэтому восхищается даже таким простым
явлением, как капли дождя, осыпающиеся с листьев ветки дерева на смеющуюся девушку:
It was a beautiful thing to see, like something from a myth [1, P. 28].
Свое восхищение он передает сравнением со сценой из сказки.
Он испытывает умиротворение от тишины обычного воскресного утра, сравнивая это
чувство с ощущением в саду после дождя:
I have loved the peacefulness of an ordinary Sunday. It is like standing in a newly planted
garden after a warm rain [1, P. 20].
И не перестает удивляться этому миру, иногда подобно ребенку. В следующем
примере мы снова наблюдаем сравнение:
I feel sometimes as if I were a child who opens its eyes on the world once and sees amazing
things it will never know any names for… [1, P. 57].
Джону нравится наблюдать, как люди радуются и смех становится неудержимым:
It is an amazing thing to watch people laugh, the way it sort of takes them over…so that you
have to do it till you’re done, like crying in a way [1, P. 5].
Интересно, что эмоция радости, смех описываются путем сравнения с
противоположным
проявлением – плачем. То есть можно сказать, что даже
противоположные по значению эмоциональные концепты имеют сложные взаимосвязи
внутри единой концептосферы, пересекаясь и дополняя друг друга.
Джон с сожалением говорит, что будет скучать по этому бренному миру, и его тоска
характеризуется эпитетом:
…this poor perishable world, which I somehow cannot imagine not missing bitterly… [1, P.
53].
Герои романа также сочувствуют и сопереживают друг другу. Иногда сострадание,
жалость даже приобретают «вселенские» масштабы, как однажды у Джона в детстве, что
автору удается передать с помощью гиперболы:
I lay…feeling a pity that was far too deep to have any particular object. I pitied my
mother…the bats and the mice…the earth and the moon. I pitied the Lord [1, P. 110].
В заключение хотелось бы отметить, что ведущими изобразительными средствами
выражения эмоциональных концептов в произведении М. Робинсон являются сравнение и
метафора. При этом характерной особенностью авторского стиля мы считаем наслоение
тропов, позволяющее автору достигать максимальной экспрессивности при описании
эмоциональной концептосферы.
Интересно, что наибольшее разнообразие и число изобразительных средств
применяется автором для описания концепта «одиночество». Этот факт объясняется тем, что
чувство одиночества красной нитью проходит через большую часть жизни главного героя
произведения. В целом же, положительный и отрицательный спектры эмоций в
рассматриваемом произведении представлены примерно одинаковым числом тропов с
небольшим перевесом в сторону эмоций и чувств с отрицательным значением.
Литература
1.
Robinson, M. Gilead. – New York: Picador, 2004. – 247 p.